Иоанна I

Глава XVI. Королева и Папа

Так начался период наибольшего влияния Иоанны, когда Неаполитанское королевство поднялось до того положения, которое оно занимало в ранние, благополучные годы правления короля Роберта.

Хотя решение Урбана было объявлено летом 1366 года, переезд Святого престола был отложен по ряду причин на девять месяцев. Несмотря на усилия кардинала Альборноса, папские владения еще не были полностью умиротворены. Преступная деятельность вольных компаний, особенно наемников Джона Хоквуда, угрожала правлению Церкви и ставила под сомнение безопасность переезда папского двора в Рим. Кроме того, вызывало опасение плачевное состояния самого святого города. "Более шестидесяти бурных лет здесь не было ни придворной жизни, ни достойных упоминания паломников, ни великих религиозных праздников, ни обычных источников римского процветания. Дворяне сторонились мрачного города, наемники разграбили его, и даже священники бежали, оставив заброшенными свои монастыри и приходы"[294]. Урбану сообщили, что самые известные и важные здания, включая собор Святого Петра и Латеранскую базилику, находятся в полуразрушенном состоянии, а папские дворцы совершенно непригодны для проживания. Наконец, против переезда выступила французская корона и кардиналы. Шесть десятилетий пребывания в Авиньоне привели к тому, что в Священной коллегии преобладали французы. Только трое из двадцати кардиналов при Урбане были итальянцами по происхождению; Альборнос был испанцем; остальные все были французами. Эти шестнадцать кардиналов не хотели отказываться от своих огромных, великолепных дворцов, превосходных вин и умеренного климата Прованса, чтобы поселиться в полуразрушенном, кишащим опасностями городе, климат которого был столь же нездоровым, как и его жители, и где они даже не могли объясняться на родном языке.

Но Урбан стойко противостоял всем препятствиям и возражениям. Порядок в Риме была восстановлен 18 сентября 1366 года, когда Неаполитанское королевство объединилось с Флоренцией, Пизой и Сиеной в лигу и обязалось отправить в город 650 конных латников и 650 пеших солдат, чтобы противостоять вольным компаниям и обеспечить защиту папского двора. Аналогичным образом армия архитекторов, каменщиков и плотников прибыла в Рим, чтобы вернуть городу былую славу. Только на ремонт папского дворца Урбан потратил 15.569 флоринов. Для перевозки огромных богатств и материальных ценностей, накопленных папским двором, был собран флот из шестидесяти галер, предоставленных Неаполем, Венецией, Генуей и Пизой. Одному кардиналу потребовалось место на кораблях для перевозки своей конюшни, состоящей из более чем двухсот лошадей, и винного запаса из около шестидесяти пяти бочек вина, чтобы обеспечить себя на первые месяцы после переезда.

Противодействие переезду со стороны короля Франции было весьма значительным, но Урбан снова одержал верх. Король Иоанн II Добрый умер в 1364 году, и ему наследовал его старший сын Карл V. Отчаявшись удержать папство, Карл отправил в Авиньон делегацию из самых ученых клириков и знатных дворян, вооруженных схоластическими аргументами, опровергающими решение о переезде. В одну из речей, произнесенных французскими послами, был включен вымышленный разговор между королем и Папой. "Господи, куда ты идешь? — спросил сын [Карл]". "В Рим, — ответил отец [Урбан]". "Там ты будешь распят, — ответил сын"[295], — зловеще закончил посол, тем самым вкратце изложив мнение большинства кардиналов. Действительно, 6 мая 1367 года, когда все было окончательно готово и галеры ждали в Марселе, кардиналы отказались взойти на корабли и были принуждены к отплытию только тогда, когда Урбан, на месте возвел одного из подчиненных в кардиналы и заверил остальных, "что он запросто может произвести других кардиналов"[296]. Но даже после такой наглядной демонстрации власти в тот день с Урбаном отправились только пять членов Священной коллегии, а когда флот наконец отчалил, "подобно плавучему городу"[297], раздались крики и стоны подавленных кардиналов, которые отчетливо были слышны жителям Марселя: "О, нечестивый Папа! О, неразумный отец! Куда он тащит своих сыновей?"[298].

К 1 июня Урбан высадился в Пизе, а 9 июня вошел в Витербо, где его ждал новый великий сенешаль Иоанны Никколо Спинелли, а также другие высокопоставленные члены ее двора и войска, присланные королевой для его защиты. Здесь папский двор обосновался на жаркие летние месяцы, а Спинелли и неаполитанские солдаты отличились тем, что 5 сентября подавили восстание против Папы. Наконец, 16 октября 1367 года Урбан выполнил свое обещание, триумфально въехав в Рим, хотя и в сопровождении значительного военного эскорта. Неаполитанская делегация в этой процессии занимала почетное место.

В марте следующего года Иоанна, окруженная свитой, состоящей из знатных баронов, и сопровождаемая процессией роскошно одетых приближенных, нанесла государственный визит в Рим. Папа встретил королеву на окраине города, и они вместе поехали в центр, где ее, на ступенях немного отреставрированного собора Святого Петра, официально приветствовали кардиналы, а затем повели слушать мессу. 17 марта, в четвертое воскресенье Великого поста, в знак особой благосклонности Урбан преподнес Иоанне Золотую розу — весьма необычный жест, вызвавший пересуды. "Некоторые кардиналы после этого протестовали, говоря, что эта желанная честь никогда прежде не оказывалась женщине. Находчивый понтифик ответил: "Никто из вас также никогда не видел аббата Святого Виктора [бывшая должность Урбана] на кафедре Святого Петра"[299]. Вручение этого знака отличия, должно быть, доставило королеве глубокое удовлетворение, ведь даже ее дед, король Роберт Мудрый, так и не получил Золотую розу.

Однако триумфы Иоанны никогда не были полными. Как раз перед тем, как королева преклонила колени перед Папой, чтобы получить его благословение, пришло известие, что ее муж, Хайме Майоркский, был захвачен в сражении и удерживается в плену для получения выкупа.

За два года отсутствия Хайме, странствия привели его сначала в Авиньон, а затем в Гасконь, в поисках союзника, готового помочь ему в кампании, против короля Арагона, за возвращение Майорки. Не найдя такового, Хайме оказался втянут в совершенно несвязанный с его делом конфликт: борьбу за корону Кастилии.

Война за Кастилию берет свое начало в любовных похождениях ее бывшего государя Альфонсо XI. Альфонсо был женат на Марии Португальской, от которой у него был сын Педро. Выполнив свой супружеский долг и обеспечив королевству наследника, Альфонсо, который, похоже, не был очарован своей женой, взял в любовницы другую женщину, Леонору де Гусман. Леонора родила Альфонсу нескольких сыновей, старшим из которых был Энрике, которого благоразумно называли бастардом. В этом не было ничего необычного, кроме того, что Альфонсо так благоволил к своим внебрачным детям, что Мария чувствовала себя униженной. Чтобы успокоить уязвленные чувства матери, первым поступком Педро, вступившего на трон после смерти отца, было убийство Леоноры и изгнание Энрике, что принесло новому королю прозвище Жестокий.

Энрике бежал во Францию, где нашел могущественного союзника в лице Карла V. Педро Жестокий был приверженцем Эдуарда III и если бы Карл посадил Энрике на трон Кастилии, Англия потеряла бы (а Франция приобрела) ценного союзника. Хотя Франция якобы находилась в мире с Англией с момента заключения договора в Бретиньи в 1360 году, Карл был готов досаждать англичанам в других местах. Король Франции познакомил Энрике со своим лучшим военачальником Бертраном дю Гекленом, который собрал армию в несколько тысяч человек, перенаправив силы тех вольных компаний, которые еще не покинули Францию и не отправились в Италию. Вместе с Энрике Бертран, в 1366 году, вторгся в Кастилию и успешно сместил Педро Жестокого с трона. "Кажется практически несомненным, что армия из вольных компаний под командованием дю Геклена, была частью блестящей французской стратегии, разработанной Карлом V, чтобы ударить по англичанам с тыла"[300].

Ударившись в бега, Педро вспомнил о своем английском союзнике и объявился в Бордо, где сын Эдуарда III, Черный принц, теперь уже герцог Аквитании, содержал великолепный двор. Изгнанный король Кастилии попросил о помощи, предложив оплатить все расходы и щедро вознаградить своего союзника. Педро привез с собой все сокровища, какие только мог, и не преминул упомянуть, что в Кастилии есть еще много чего, но на его кораблях не хватило места, чтобы все это перевезти. "Мой дорогой кузен [Эдуард], пока хватит моего золота, серебра и драгоценностей, которые я привез с собой из Испании, но которые в тридцать раз меньше того, что там осталось и я готов разделить их между твоими людьми"[301], — заявил Педро. Заинтересованный Черный принц, созвал военный Совет, на котором присутствовал и Карл Злой, король Наварры. Участие Карла было необходимо, поскольку Наварра контролировала перевал через Пиренеи между Испанией и Францией. "Все они, и король Наваррский в том числе, согласились помочь королю Педро вернуть Испанию; поскольку он так смиренно просил их, он заслуживал помощи; в этом они были единодушны"[302], — сообщает хронист Герольд Чандоса.

В эту заваруху и влез муж Иоанны. "В это время мессир Хайме, король Майорки, приехал навестить принца [Эдуарда] в городе Бордо и попросить его о помощи, чтобы отобрать свои владения у короля Арагона, который изгнал его из них и предал смерти его отца"[303], — пишет хронист Жан Фруассар. Вместо этого Черный принц привлек Хайме к участию в кастильской кампании, заявив: "Сир король… я обещаю Вам, что по возвращении из Испании мы обязуемся восстановить Вас на вашем троне Майорки либо путем переговоров, либо силой оружия". Обнадеженный тем, что нашел такого сильного союзника, Хайме согласился присоединиться к экспедиции и сражаться вместе с Черным принцем на стороне короля Педро. В качестве особого знака благосклонности перед самым отъездом Хайме был выбран крестным отцом второго сына Эдуарда, Ричарда, родившегося в праздник Богоявления, 6 января 1367 года. Это был "День трех королей"[304]. Много говорилось о том, что по чудесному стечению обстоятельств в день рождения ребенка в Бордо находились сразу три короля: Педро, король Кастилии, Карл Злой, король Наварры, и Хайме IV, король Майорки. Это напомнило всем о библейской легенде о трех волхвах посетивших младенца Иисуса, однако только один из собравшихся трех государей мог похвастаться тем, что в это время фактически владел своим королевством.

Черный принц и его союзники собрали огромную армию в 30.000 человек и отправились в Испанию в День святого Валентина 1367 года. Стоимость содержания такого количества людей и припасов превышала стоимость сокровищ, которые Педро привез с собой, поэтому Эдуард выделил деньги на экспедицию, которые в итоге составили около 2.700.000 флоринов. Энрике был предупрежден о приближении врага, и хотя его военачальники советовали избегать полевого сражения с такой крупной армией и вместо этого предлагали просто отрезать Эдуарда от поставок продовольствия, "чтобы уморить их голодом, не нанося ни одного удара"[305], новый король, движимый рыцарскими представлениями о войне, в которых честь ценилась превыше всего, упрямо настаивал на решающей битве. В результате две армии сошлись в битве при Нахере, состоявшейся 3 апреля 1367 года. Хайме Майоркский возглавлял отряд, который располагался "на небольшом холме слева"[306] от Черного принца. Армия Энрике уступала противнику по численности, и Эдуард со своими лучниками, вооруженными длинными луками, одержал довольно легкую победу. Энрике бежал с поля боя, а Педро был восстановлен на кастильском троне. "Мой дорогой кузен, я должен поблагодарить Вас, ибо сегодня Вы сделали для меня так много, что я никогда не смогу отплатить за это при жизни"[307], — сказал Педро Эдуарду, когда все закончилось. Это оказалось очень точной оценкой ситуации, поскольку восстановленный король Кастилии впоследствии отказался от выплаты огромной суммы денег, которую он задолжал принцу.

Но хотя битва была выиграна, война вскоре была проиграна. Эдуард, у которого были свои представления о рыцарской чести, настоял на том, чтобы Педро помиловал большинство пленных и назначил за них выкуп, на что новый король Кастилии, хоть и неохотно, согласился. Дю Геклен, который избежал смерти в бою, но попал в плен, добился свободы благодаря своему высокомерию. "Во Франции говорят, — заявил дю Геклен принцу Эдуарду, — что Вы так сильно боитесь меня, что не решаетесь освободить". "Что! Сэр Бертран, — ответил принц, — вы воображаете, что мы держим Вас в плену из страха перед вашей доблестью? Клянусь Святым Георгием, это не так; ибо, мой дорогой сэр, если вы заплатите 100.000 франков, то сразу же будете свободны"[308]. Карл V немедленно выделил деньги на выкуп, и Бертран дю Геклен, чрезвычайно способный полководец, через месяц оказался на свободе.

Однако настоящей проблемой для принца Эдуарда стал Педро Жестокий. Восстановленный на троне король вскоре после битвы при Нахере отправился в Севилью, пообещав вернуться с достаточным количеством денег, чтобы отплатить Черному принцу и его армии за их службу. Но он так и не вернулся. Эдуард ждал шесть месяцев, "и его армия терпела большие лишения, голод и жажду из-за отсутствия вина и хлеба"[309],— сообщает Герольд Чандоса. Вместе с голодом пришли болезни. Разумеется, Хайме Майоркский с его хрупким здоровьем заболел одним из первых. Когда стало ясно, что Педро не выполнит своих обязательств, Эдуард приказал вывести армию из Испании "и все приготовились к отъезду, кроме короля Майорки, который был так болен, что его нельзя было взять с собой"[310], — рассказывает Фруассар. В результате, когда Энрике и дю Геклен, перегруппировав силы, снова вторглись в Испанию осенью 1367 года, незадачливый Хайме, оставленный в городе Вальядолид, был легко захвачен в плен и удерживался для получения выкупа.

Педро Жестокий попытался сопротивляться, но, лишившись поддержки Эдуарда, его войска потерпели сокрушительное поражение. В конце концов он был захвачен дю Гекленом и передан на попечение своего единокровного брата. Милостивое внимание, проявленное новым королем Кастилии к Хайме Майоркскому, не распространилось на его собственного родственника. Вечером 22 марта 1369 года безоружный Педро был зверски заколот группой людей во главе с Энрике, чьи представления о рыцарской чести явно изменились после предыдущего поражения.

Черный принц также пострадал в результате этого приключения. Погрязший в долгах, он был вынужден повысить налоги на своих подданных в Гаскони, и его правление быстро стало очень непопулярным среди покоренной французской знати. Хуже того, во время пребывания в Испании Эдуард, очевидно, стал жертвой той же болезни, которая поразила Хайме Майоркского, а после возвращения в Бордо недомогание лишь усилилось. К следующему году Черный принц был настолько болен, что уже не мог сесть на коня.

Таким образом, Иоанна была вынуждена изыскать большую сумму денег из своих и без того скудных ресурсов, чтобы освободить мужа, с которым ей совсем недавно удалось с облегчением расстаться. Урбан, хорошо знакомый с самыми интимными подробностями третьего брака Иоанны, был настолько обеспокоен тем, что королева может вообще отказаться помочь Хайме, что счел нужным написать ей письмо, призывая ее с предоставить необходимую сумму. "Хотя мы и верим, не сомневаясь в этом, что Вы приложите все свои заботы и попечения к его освобождению, — писал Папа 30 января 1368 года, как только стало известно о пленении короля Майорки, — мы призываем Ваше Величество проявить настойчивость и уделить все свое внимание сбору выкупа или любым другим средствам освобождения Вашего мужа"[312]. Иоанна осознавала свою ответственность перед супругом и, в сотрудничестве с сестрой Хайме, маркизой Монферратской, в конце концов договорилась с Энрике. Затребованный выкуп — 60.000 золотых испанских дублонов — был настолько значительным, что единственным средством его получения было прекращение королевой выплат жалованья своему правительству в Провансе на год, что не без оснований вызвало недовольство местных чиновников. "Выкуп, который заплатили эти две дамы [Иоанна и сестра Хайме], был столь велик, что король Энрике остался доволен", — заключает Фруассар[313]. Хайме перевели на попечение его союзника Карла Злого, чтобы держать его подальше от короля Арагона. К 1369 году Хайме вернулся в Неаполь, и успел к торжественной церемонии освящения церкви монастыря Сан-Мартино, который Иоанна достроила в память о своем отце.

Вопрос о выкупе мужа был не единственной проблемой, с которой Иоанна столкнулась в то время. Не меньшее беспокойство у королевы вызывало отсутствие наследника. Неопределенность в вопросе наследования Неаполитанской короны была слишком заманчивой, чтобы спровоцировать вмешательство извне. К 1368 году наиболее серьезная угроза исходила и из той части Европы, которую она больше всего хотела бы забыть — Венгрии.

Прошло восемнадцать лет с тех пор, как король Венгрии, потерпевший неудачу в завоевании Неаполя, отказался от своих наследственных прав и покинул королевство, как казалось, навсегда. За это время авторитет короля Людовика серьезно возрос. Его собственный народ прозвал его Великим за то, что он, благодаря агрессивной внешней политике, превратил Венгрию в значительную региональную державу. Людовик счел мирное правление слишком примитивным для себя занятием и предпочитал воевать, "поскольку желательна не сама королевская власть, а слава, которая к ней прилагается"[314], как сообщал один из клириков короля, хорошо его знавший. Но, несмотря на приобретенную славу, природа (или, что более вероятно, генетическая наследственность Анжуйской династии) была против него, так что, по иронии судьбы, он столкнулся с той же проблемой, что и Иоанна, так как в сорок два года, в том же возрасте, что и королева, король Венгрии был все еще бездетен. Кризис наследования трона в Венгрии очень напоминал Неаполитанский: как и у Иоанны, ближайшей родственницей Людовика Великого была девочка, его племянница Елизавета, дочь его младшего брата Стефана, который умер в 1354 году.

Венгерский король не хотел оставлять королевство женщине, но и не желал отказываться от своей анжуйской родни. В поисках кандидата, который отвечал бы обоим этим требованиям, он нашел только одного — Карл Дураццо, сына Людовика Дураццо, маленького мальчик, который впервые попал ко двору Иоанны в качестве заложника за хорошее поведение своего отца и который впоследствии был возведен королевой в принцы после того, как его отец Людовик Дураццо, в 1362 году, был убит Робертом и Филиппом Тарентскими.

Намереваясь утвердить наследование трона, пока он еще находился на пике своего могущества, Людовик Великий пригласил Карла Дураццо в Венгрию, чтобы поближе узнать юного родственника, а Карл мог познакомиться с обычаями королевства. Приглашение было принято, и Карла привезли к венгерскому двору, возможно, уже в 1364 году, когда ему было всего семь лет. С этого момента Карл был более или менее усыновлен человеком, который держал в тюрьме его отца и приказал казнить его дядю. Хотя официальной церемонии или объявления не было, подразумевалось, что мальчик когда-нибудь унаследует венгерский трон. И, судя по последующим событиям, большая часть венгерской знати и сам Карл в это верили. Поддерживая эти надежды, король проявлял всяческое внимание к Карлу, воспитывал его в великолепии и роскоши и организовал для мальчика очень престижную помолвку с дочерью императора Священной Римской империи. Однако помолвка была расторгнута, когда король Венгрии резко разорвал отношения со своим союзником. Среди прочих политических и стратегических причин разрыва с императором, было объявлено что тот оскорбил мать Людовика, вдовствующую королеву Елизавету, "дерзкими словами"[315]. В поисках другой подходящей для Карла невесты, Людовик и Елизавета вспомнили о Неаполе. В одно мгновение возродилась старая идея объединить два королевства посредством брака следующего поколения, и Людовик предложил помолвку между Карлом Дураццо и его кузиной, Маргаритой, младшей из дочерей Марии и единственной племянницей Иоанны, которая все еще не была замужем.

Несмотря на симпатии к Карлу, этот брак явно не был тем, который королева Неаполя желала для Маргариты или для королевства. Иоанну особенно беспокоил король Венгрии и влияние, которое Людовик имел на Карла. Королева упиралась, требуя, чтобы Людовик Великий дал гарантии, что не будет использовать брак как предлог для вмешательства в дела Неаполитанского королевства. Король Венгрии согласился на это условие, но Иоанна все равно упиралась, поэтому он снова обратился к Папе. Урбан V высказался в пользу брака. Вольные компании, нанятые правителем Милана, вновь угрожали папским владениям, и Урбан надеялся побудить короля Венгрии, предложившего отправить войска для борьбы на стороне Церкви, выполнить свое обещание. 15 июня 1369 года Урбан издал буллу, одобряющую брак который считался кровосмесительным, поскольку будущие супруги находились в довольно близком родстве.

Несмотря на многочисленные опасения Иоанны, одобрение Урбана имело для нее большой вес, и она неохотно но согласилась на этот брак, хотя вряд ли, за исключением, возможно, Климента VI, она сделала бы это для любого другого Папы. 24 января 1370 года, Карл Дураццо, которому было всего тринадцать лет, вернулся в Неаполь в сопровождении изысканного эскорта из венгерской знати и во время пышной церемонии, устроенной Иоанной в королевском замке Капуано, сочетался браком с двадцатидвухлетней Маргаритой Дураццо. Похоже, самого Карла не смущала разница в возрасте между ним и его невестой. Когда спустя некоторое время он покинул Неаполь, чтобы вернуться в Венгрию (король Людовик и вдовствующая королева Елизавета усвоили прошлый урок, и категорически не желали, чтобы жених оставался в Италии и подвергался риску нового покушения), Маргарита была уже беременна. Молодая жена осталась в Неаполе и родила девочку, окрещенную Марией. К сожалению, ребенок умер вскоре после рождения и был похоронен в церкви Санта-Кьяра. Пережив эту тяжелую утрату, Маргарита была вынуждена оставить родственников и друзей в Неаполе, чтобы занять место рядом со своим мужем при королевском дворе в Вишеграде, под покровительством и благосклонной заботой человека, приказавшего убить ее отца, которого она никогда не видела.

Но традиции и права наследования трона так же подвержены превратностям судьбы, как и любая другая политическая система. Не успел свершиться брак Карла и Маргариты, как жена венгерского короля, которая за семнадцать лет брака так и не смогла зачать ребенка, вдруг быстро одну за другой произвела на свет трех дочерей: Екатерину, родившуюся в 1370 году, Марию, в 1371 году, и Ядвигу, в 1374 году.

Престиж Иоанны и, соответственно, ее королевства продолжал расти. В 1369 году королева принимала византийского императора Иоанна V Палеолога, который прибыл в Рим, чтобы уладить раскол в христианском мире между Востоком и Западом в обмен на обещание Урбана предоставить деньги и войска для борьбы с растущей угрозой Константинополю со стороны турок. Иоанну Палеологу так понравилось пребывание в Кастель-Нуово, что он нанес королеве повторный визит и перед свадьбой Карла Дураццо предложил содействовать союзу между Византийской империей и Неаполитанским королевством, женив своего сына на Маргарите, но Иоанна дипломатично отклонила это предложение. Кроме того, в мае 1370 года, после свадьбы Карла и Маргариты, в Неаполитанском королевстве на праздник Пятидесятницы состоялось собрание генерального капитула миноритов. Около восьмисот францисканцев съехались в столицу, чтобы обсудить в церкви Сан-Лоренцо насущные вопросы своего ордена и воспользоваться гостеприимством Иоанны. "Мадам королева устроила в их честь самый великолепный пир в Кастель-Нуово, на который все монахи отправились торжественной процессией"[316], — сообщает один из хронистов. Подобные зрелища, так напоминающие о знаменитом правлении Роберта Мудрого, показывают, насколько Неаполитанское королевство вернуло себе былой блеск при Иоанне.

Но в Риме ситуация была гораздо более шаткой. При всей своей первоначальной радости по поводу возвращения Папы, местное население вскоре разочаровалось в Урбане V, заподозрив, что он отдает предпочтение французам, а не итальянцам. Это подозрение подтвердилось в сентябре 1368 года, когда Папа возвел в кардиналы шесть французов и только одного римлянина. Итальянцы ненавидели французов, которых они считали надменными и лживыми, а французы в ответ презирали итальянцев, которых они считали грубыми варварами. Особенно итальянцев раздражала кадровая политика Урбана, который ставил французских кардиналов и членов их свит на руководящие посты. В 1369 году эта политика спровоцировала восстание. Жители Перуджи подняли бунт против власти Церкви и изгнали француза, недавно назначенного в город папским легатом. Когда Урбан собрал армию, чтобы восстановить свою власть в городе, Бернабо Висконти, ухватившийся за возможность досадить папству в Италии, вступил в конфликт, отправив Джона Хоквуда и его Белую компанию из 2.000 латников сражаться на стороне перуджийцев. Две армии столкнулись за городом в июне 1369 года. Папские войска добились успеха и даже захватили в плен самого Хоквуда, но успех был недолгим. Через два месяца Хоквуд был освобожден. Воссоединившись со своими людьми и решив отомстить, английский наемник напал на папские резиденции в Монтефиасконе и Витербо, куда Урбан удалился в на период летней жары. Банда наемников пронеслась по селам и деревням, грабя и убивая, поджигая поля и виноградники и даже обстреляла папскую резиденцию. Еще более тревожным с точки зрения Урбана было то, что большинство жителей Рима активно выступали на стороне перуджийцев.

Напуганный, измученный и отчаянно тоскующий по миру и цивилизованности Авиньона, больной Урбан капитулировал. Сославшись в качестве предлога на возобновление военных действий между Англией и Францией, Папа стал строить планы по возвращению в Авиньон. Римляне слишком поздно поняли свою ошибку и отправили посольство в Витербо, чтобы умолять Папу остаться, но, к большому облегчению французских кардиналов, Урбан отказался. В булле, изданной 26 июня 1370 года, Урбан, под видом похвалы народу Рима, косвенно упомянул о враждебности населения к Святому престолу и намекнул на необходимость поддерживать дух сотрудничества, "если мы или наши преемники по уважительным причинам решим вернуться в Рим, нас не остановят никакие неприятности, которые могут там существовать"[317].

Иоанна, откликнувшаяся на призыв Папы и предоставившая войска в армию, которую Урбан отправил против Хоквуда и Перуджи в 1369 году, осталась верна Папе, хотя и сожалела о его решении покинуть Рим. Вместе с королями Франции и Арагона она, 5 сентября 1370 года, предоставила тридцать четыре галеры, необходимые для вывоза папского двора из Италии. Чтобы обеспечить сохранение близких отношений с Папой, Иоанна назначила Никколо Спинелли, который также был в хороших отношениях с папским двором, сенешалем Прованса и наделила его полномочиями, превосходящими полномочия его предшественника, чтобы он мог действовать как ее представитель в Авиньоне. Три недели спустя, 27 сентября, к радости горожан, предвкушавших возрождение богатства и престижа после возвращения Урбана, папский двор торжественной процессией въехал в Авиньон и вновь разместился в великолепных дворцах, пустовавших последние три года.

К сожалению, Урбану было отпущено не так много времени, чтобы насладиться успокаивающей атмосферой Авиньона, которой он так жаждал. Эксперимент по возвращению в Рим заметно сказался на здоровье Папы. Перед самым отплытием папского двора Бригитта Шведская предсказала, что Урбан умрет, если покинет Италию. И ее прогноз полностью подтвердился, когда 19 декабря Папа скончался.

Реакция на смерть понтифика в гвельфской Италии, где большинство людей чувствовали себя обманутыми возвращением Папы в Авиньон, была резкой. Петрарка был одним из самых язвительных критиков. "Папу Урбана причислили бы к самым почетным людям, если бы, после смерти, его останки поместили перед алтарем собора Святого Петра и если бы он со спокойной совестью почил там, призвав Бога и весь мир в свидетели того, что если какой-нибудь Папа оставит это место, то виноват будет не он, а тот кто заставлял его это сделать", — язвительно пишет поэт[318]. Однако эта новость стала ударом для Иоанны, которая искренне оплакивала кончину Урбана. О том, что ее привязанность была взаимной, свидетельствует официальное письмо, направленное Священной коллегией королеве с известием о смерти Папы. "Понтифик питал искреннюю любовь к Вашей Светлости", — отметили кардиналы[319].

Святой престол, решив пресечь любую возможность повторения ошибочной римской авантюры, позаботился о том, чтобы избрать преемником Урбана сравнительно молодого француза, Пьера Роже де Бофора, принявшего имя Григорий XI. Но после того, как Урбан V на короткое время возродил среди итальянцев желание видеть Папу в Риме, оно упорно не желало угасать. Между Францией и Италией вспыхнула ожесточенная борьба за контроль над папством, которая закончится расколом, оказавшимся для Европы не менее разрушительным, чем опустошительная Столетняя война. На пути этой жестокой политической бури набиравшей силу и зловеще несшейся вперед, оказалась Иоанна и ее многострадальное королевство.