Это было уму непостижимо, удивительней удивительного. Владлена Сергеевна и Лизочка шли по городу, битком набитому фашистскими солдатами, и никто их не хватал, не останавливал. А ведь стоило полюбопытствовать и приоткрыть хотя бы дубовые листья с их корзинок, и сразу бы выяснилось, что грибницы они липовые. Не разбираясь в грибах, набрали каких попало.
Фашистские солдаты и офицеры шли по улицам веселые, довольные. Они приветливо смотрели на спутниц. Уж не в белых ли платьях тут дело? Кто-то даже подыграл Ладе вслед на губной гармошке:
— Давай, давай, Катюша! Пляши давай!
На встречном грузовике, полном солдат, слышались шутки, песни.
Грохотавший по булыжникам танк неожиданно остановился возле оробевших спутниц. Из люка выскочил танкист, веселый, кудрявый, голубоглазый. Вложил в руки Лизочки большущую куклу с фарфоровым личиком, отдал честь Владлене Сергеевне и, прыгнув в танк, умчался.
Кукла была прехорошенькая. Лизочка так и пошла с ней на руках, позабыв на дороге корзинку с сыроежками. Теперь при виде Владлены Сергеевны и ее любимицы с куклой на руках встречные еще больше улыбались — кто весело, кто грустно. Но никто грубого слова не сказал, не то чтобы хватать, тащить, бить, пытать…
Вожатая шла, не веря своим глазам. На лице Лизочки блуждала растерянная улыбка. Она устала.
— Потерпи, — шептала ей Владлена Сергеевна, — вот найдем кого-нибудь из своих, все будет хорошо.
Но пока никто не встречался. Над зданием райкома развевался фашистский флаг с паучьей свастикой, вокруг гремели мотоциклисты. До больницы было еще далеко.
Так и шла Лада по городу об руку с девочкой, обнимающей куклу, не в силах ни остановиться, ни побежать, ни заговорить с кем-либо.
Ей уже противны стали эти самодовольные лица завоевателей, упоенных своими успехами. Было легче, если бы они были злы, грубы, как подобает гитлеровским солдафонам.
Уж скорее бы найти доктора Соколовского — и прочь отсюда.
Вся беда, что Владлена Сергеевна забыла, где точно помещается районная больница, а спросить было некого. На улицах — только солдаты, солдаты, солдаты…
Наконец встретилась старушка возле забора.
— Бабушка, — остановила ее девушка, — скажите, как пройти в больницу?
Старуха только махнула рукой в сторону и торопливо закрестилась.
В конце концов вышли к разрушенному дому, на воротах которого красовалась половина оторванной вывески. И первым, кого встретили, был кучер Митрофан, выезжавший из ворот на водовозной бочке.
Вначале он испугался, потом удивился, потом обрадовался. И, захлестнув вожжи за какой-то столб, быстро, с оглядкой провел нежданных гостей к себе в полуподвал. Дверь отворила старуха с торчащим изо рта железным зубом.
— Вот и гостеньки к нам, маменька, гостеньки дорогие! — зашептал кучер, торопясь закрыть дверь. — Деточки-цветочечки из бывшего лагеря!
На столе кипел самовар, старуха только что налила себе чашку чаю. Виднелись консервные банки, куски хлеба и даже кусок белой булки.
После чашки чаю Владлена Сергеевна немного пришла в себя. Лизочку же сразу разморило после еды, и она мгновенно заснула на плюшевом диване в обнимку с куклой.
— Ну и пусть спит, — сказал Митрофан, — тут дела такие, что лучше без детей.
— Мы к доктору Соколовскому, — начала Владлена Сергеевна, но старик остановил ее странным жестом, проведя рукой по шее:
— За укрывание советских раненых комиссаров…
— Царство ему небесное, — перекрестила железный зуб старуха.
— А вы что же, как же, от своих, что ли, откололись? Где ваши деточки-семицветочки, красные галстучки?
Владлена Сергеевна промолчала. Ей не понравилось, что на стене в этом полуподвале висит новенький портрет русского царя Николая второго!
— Приходится, приходится, — заметив ее взгляд, заторопился пояснить Митрофан, — они это любят, приверженность к старым порядкам… А ты что же, девонька, от эшелона отстала? Своих ищешь? — И, не дождавшись ответа, зашептал: — Если хочешь чего узнать, что да как, беги, востроногая, на другой конец города к Егорычу, к дружку моему по рыбалке. Он много ребят на своем катере вывез, а в последнем рейсе чуть к немцам не попал. Затопил где-то свою посудину, да так ловко… днем с огнем не найдешь. И отсиживается в своей хате… От всех затаился, старый морской волк… Ну, а тебе, может, и откроется…
Оставив сладко спящую Лизочку на попечение кучера и его матери, вожатая поспешила к Егорычу.
Теперь она чувствовала себя уверенней: фашисты явно не обращали никакого внимания на местных жителей, а ей — девушке в белом платье — тем более они не страшны. Хуже другое — гибель доктора Соколовского. Что же делать? Может быть, Егорыч ей поможет найти кого-нибудь из уцелевших врачей. Как хорошо, что она встретила Митрофана, теперь у них с Лизочкой есть уже пристанище.
Так она шла, не обращая внимания на любезности встречных солдат и офицеров. И вдруг…
У нее в глазах потемнело: несколько здоровенных фашистских солдат избивали русского мальчишку. И как гнусно. Они пинали носками сапог, перебрасывались им как мячом. А он не плакал, не кричал, закрывая только руками живот да пряча лицо от ударов. Из носу текла кровь, вихрастая рыжая головенка моталась из стороны в сторону. Что это? Да это, кажется, Варвель!
— Как вы смеете, негодяи, бить… ребенка! Гнусные типы, фашисты, гитлеровцы проклятые! — не помня себя, Владлена Сергеевна расталкивала толстых, неподатливых вояк, пытаясь выхватить у них жертву.
И это ей удалось. Гитлеровцы были так ошеломлены нападением девушки в странном белом наряде, что на миг выпустили мальчишку — и он тут же исчез. Выругавшись, солдаты схватили его заступницу и поволокли в комендатуру.
Тут бы Владлене Сергеевне опомниться, притвориться как-нибудь, сказать, будто заступилась за братишку, что ли. Не тут-то было. У нее словно что-то помутилось от всего пережитого, от накопленных обид, от того, что с утра была голодна, и оттого, что первое, увиденное в комендатуре, был портрет Гитлера. Она закричала в лицо удивленным фашистским офицерам:
— Скоты и подлецы вы и ваш этот фюрер! Пришли непрошеные и наших детей бьете? Вот постойте, загрохочут наши танки, загудят советские самолеты — от вас мокрое место останется!
И на вопросы белобрысого немца в пенсне, обратившегося к ней вежливо, внятно по-русски, Владлена Сергеевна лишь кричала:
— Избивайте, пытайте, ничего не добьетесь. Ничего я вам не скажу!
А ее и не стали спрашивать. Взяли под руки и увели куда-то по ступенькам вниз…
Лишь очутившись в темном подвале, Владлена Сергеевна поняла ужас своего положения. Тут же вспомнила о Лизочке. «Бедная, бедная, что я наделала, что же будет с ней?» — сокрушалась бывшая вожатая.
В подвале она оказалась не одна — на сырой соломе копошились, стонали, вздыхали какие-то люди. Ее стали расспрашивать. Владлена Сергеевна молчала. Забившись в угол, вся дрожа, она просидела так целую ночь.
Наутро вызвали на допрос. Она приготовилась к пыткам, к боли, вся собралась, подтянулась — пусть видят фашисты, как стойки русские девушки, да еще ленинградки…
Но… ей помогли умыться и привести себя в порядок. Белобрысый немец в пенсне предложил чашку душистого кофе: «Битте, фрейлейн, пионерфюрерин!»
Переводчик улыбнулся. Ей показалось, будто она ослышалась.
— Нам известно, что вы детский руководитель, как это по-русски, вожатая! О, это хорошо! Наш фюрер обожает детей, — указал жестом на портрет Гитлера переводчик, и тут Владлена Сергеевна разглядела, что вокруг этого двуногого волка на портрете действительно теснится кучка детишек.
Владлена Сергеевна, не притронувшись к кофе, молча обдумывала, откуда известно немцам, кто она такая? Вошел толстый начальственный немец и, слегка кивнув, сразу приступил к делу:
— Итак, фрейлейн, вы есть вожак, то есть руководитель, детской коммунистической группы, да? — сказал толстый по-русски. — Молчание — согласие… Так это? И вверенные вам дети имеют бедствие жить в диком лесу и кушать, что попадет с неба… да?
«Какой ужас, неужели Лизочка рассказала им?» — Владлена Сергеевна невольно села.
— Итак, мы предлагаем вам ехать на Царь-хутор и везти детей сюда. По приказу фюрера германское командование эвакуирует всех детей, потерявших родителей, в места, отдаленные от военных действий… В том числе и пионеров, как они называются. Детям обеспечивается нормальное питание. Жизнь в условиях культуры. Доставить их в эти условия есть ваш долг.
Владлена Сергеевна молчала.
— Мы дадим вам транспорт по воде… Солдат также. Возможно, там есть беглые красноармейцы или партизаны… которые могут чинить препятствие…
И тут Владлене Сергеевне показалось, будто в голосе самоуверенного фашиста что-то дрогнуло.
— Там много наших солдат! Там много партизан! Они перебьют вас, только суньтесь в лес! — закричала она. В отчаянии она бросилась к столу, пытаясь вытащить пистолет из расстегнутой кобуры.
Но получила такой жестокий удар чуть ниже затылка, что рухнула на пол, словно ей отрубили голову. Это любезный беленький немец в пенсне так умело ударил ее ребром ладони по шее.