Ничего не зная об этих событиях, Владлена Сергеевна томилась в фашистском застенке. Прошла ночь, другая, она не помнила, сколько их прошло, казалось — вечность. Вожатая лежала в углу подвала, ко всему безучастная, не прося ни есть, ни пить. По каменным стенкам стекала вода, и заключенные, чтобы утолить жажду, лизали стены.
Сквозь вздохи и стоны, сквозь бормотанья избитых людей до Владлены Сергеевны дошло, что это камера смертников. Отсюда — только на расстрел. Здесь не дают ни хлеба, ни воды. Зачем тратить продукты на обреченных?
Слышно было, как часовые наигрывают на губных гармошках, хохочут. Для них те, что в подвале, уже не люди…
Решив, что отсюда живой не выйти, Владлена Сергеевна уже обрекла себя на смерть и, отстранившись от всех, ушла в воспоминания. Она вспоминала всю свою недолгую жизнь, мысленно прощаясь с дорогими и близкими.
Перед ней возникали то милые лица любимых «братцев-кроликов», послушных Светлан и Игорьков. То строй оборванных мальчишек и девчонок на лесном хуторе, смело глядящий в небо и поющий гордую песнь про «Варяга».
Почему она раньше так не любила этих трудных, сложных, не похожих на других мальчиков? Помнится, в детдоме девочки были отделены от мальчиков. Все злое, все нехорошее шло именно от мальчишек. Девочки были смирные, послушные, аккуратные.
Когда она стала сама вожатой, ей хотелось больше опираться на девочек, она не могла преодолеть в себе страх и недоверие к мальчишкам. И если брала их себе, то только смирных, послушных, похожих на девочек.
Ведь точно так же делала ее воспитательница, которая так ловко выдвинулась, отчислив непослушных и создав идеальный детдом… Не то же ли самое собиралась сделать и Владлена Сергеевна на последнем совете дружины?..
Трудно представить, что бы она делала в лесу, оставшись одна с «братцами-кроликами», без Морячка, Яши-бродяши…
Зачем она преследовала тружениц лесных сестер?
А Зиночка… Далась же эта ее корзиночка! Ну, пусть вязала бы себе, что хотелось, так нет…
Какие пустяки все это, какие формальности…
«Ах, если бы выйти отсюда! Остаться в живых. Теперь-то я знаю, на кого опереться, с кем совет держать, с кем дела делать! А какого мнения останется обо мне Володя…» И если его схватят, не предательницей ли сочтет ее? От этой мысли стало нестерпимо больно. Владлена Сергеевна упала на сырой пол и заплакала.
Не все люди так смирялись перед смертью. Одни пытались выломать железную решетку окна, другие — сделать подкоп. Многие, уходя на смерть, завещали оставшимся держаться не сдаваясь. Иные громко выкрикивали, кто их предал, и называли имена изменников.
Однажды в подвал бросили какого-то человека, который сразу закричал:
— Граждане, советские люди, запомните, доктора Соколовского выдал Митрофан! Кучер Митрофан Царев, затаившийся кулак… оборотень!
И замолк.
Владлена Сергеевна бросилась к нему, собрав последние силы. Не может быть, чтобы кучер… Но в голосе неизвестного почудилось что-то знакомое. Она приблизилась вплотную, стала ощупывать лицо, грудь.
Под рукой пошевелились жесткие усы.
— Митрофан и меня сгубил… Проговорился я ему про катер… А место, глубину, на которой я его укрыл под волнами, чтобы гадам не доставалось, не сказал… Нет, нет… Пусть поищут… Матрос своему флагу не предатель!
— Егорыч?!
Владлена Сергеевна хотела помочь ему, поговорить, может быть, он ошибся все же… Но тут раздался грохот запоров, скрип железной двери и нерусский голос закричал по-русски:
— Мужчины, выходи!
Мужчины вышли и вынесли с собой Егорыча.
В застенке остались одни женщины.
Наступила гнетущая тишина.
В подвале было полутемно. Лишь чуть пробивался свет в зарешеченное окно с мутными стеклами.
И вдруг — дзинь! Посыпались осколки стекла. Заключенные насторожились. Подсадили друг друга, и кто-то, заглянув в окошко, разочарованно произнес:
— Мальчишка из рогатки.
Но вожатая встрепенулась, словно услышала пароль в слове «мальчишка». И поторопилась подняться к разбитому окошку. Вдохнула глоток свежего воздуха. Всмотрелась. Увидела пустынный двор, окруженный высокой кирпичной стеной, крыши каких-то сараев. И на одной из крыш — мальчишку. Босоногий, вихрастый, он, не обращая ни на кого внимания, пулял из рогатки по воробьям.
«Что ему фашисты, что ему заключенные… у него свои дела, — горестно подумалось ей, — а ведь, наверное, пионером был совсем недавно».
Мальчишка обернулся. Знакомое лицо. Да это Варвель! И он узнал вожатую, на лице его блеснула улыбка.
— Варвель! — крикнула она осекшимся голосом. Она хотела сказать ему, что кучер Митрофан предатель, что в руках его Лизочка, у которой он все может выпытать.
Но мальчишка сделал знак, чтобы она замолчала, и прицелился прямо в нее из рогатки, быстро достав из кармана не то камешек, не то пульку.
Она едва успела отстраниться, как в разбитое окошко влетел восковой шарик. Вожатая подхватила его. По старой привычке покатала на ладони, вспомнив, как такими шариками озорные мальчишки стреляли из окон своих спален к девочкам, посылая им записочки. Сколько она их переловила… Сколько за эти штучки прорабатывала…
Машинально размяв шарик, вожатая обнаружила крошечную бумажку и на ней одно слово: «Соглашайтесь».
С кем соглашаться? На что соглашаться? Кто это советует? Чей это приказ? Весточка от своих? Не успела она собраться с мыслями, как тот же нечеловеческий голос выкликнул:
— Эй, кто там пионерская вожатая, выходи!
И она снова очутилась в кабинете фашистского начальника перед портретом Гитлера. Он принял ее вежливо, даже не напомнил о первой встрече. А тот самый беленький немчик в очках, что так жестоко ударил ладонью по шее, с улыбкой проговорил:
— Вы очень правдивы, фрейлейн. Вы правильно говорили, предупреждая нас об опасности, о том, что лес наполнен партизанами и красноармейцами… И больше того, они здесь, рядом. И так дерзки, что сегодня ночью напали на конвой и освободили большевиков, которых везли на уничтожение…
Владлена Сергеевна не поверила своим ушам. А немец продолжал:
— О, я это проверил своими глазами, сколько в хуторе партизан. Вот значок этой проверки, отметка, — и он показал на лоб, заклеенный пластырем. — Хорошо, что я не поторопился сойти с катера на эту коварную землю… Могло быть хуже… Ваше предупреждение меня спасло… Спасибо, фрейлейн.
Его шеф был немногословен. Растворив окно, он указал на площадь, где виднелась виселица и на ней повешенный.
— Это тот самый негодяй, что клеветал на вас. Он завел наших солдат под пули партизан, за что и казнен! — И, помолчав, коротко произнес: — Мы предлагаем вам честное сотрудничество.
Владлена Сергеевна вся собралась, чтобы не сорваться, не дать ему пощечины. «Соглашайся, соглашайся», — билось у нее в мозгу единственное слово, долетевшее с воли весточкой от своих.
А переводчик тем временем разъяснял:
— Вверенные вам дети, к сожалению, попали в руки партизан… Но много еще других детей рассеяно по деревням, по отдельным семьям. Вам предстоит всех их собрать и препроводить в село Бутенево. Для них жилье предусмотрено в доме помещика фон Бутенопа на всем готовом… Там дети будут жить до особых распоряжений… Германское командование надеется, что вы выполните свою благородную миссию, как подобает честному человеку…
— Да, я выполню свою миссию, — произнесла вожатая одними губами, — я согласна.
А в душе ее поднялась буря, сердце громко забилось, и перед глазами встали лица любимых ребят.
«Вот она, спасительная веревка, брошенная мне на дно пропасти неизвестными, но своими людьми. Я должна доказать, на что я способна, я многое поняла теперь! Мы еще увидимся, ребята!» Ей страстно захотелось увидеть Варвеля и сказать ему, как она в нем ошибалась! Теперь уже она постарается не ошибаться — от малейшей ошибки в таком деле, на которое она идет, зависит не только ее, но и многих других судьба.
«Постойте, ребята, я докажу вам, мои орлята, что могу быть настоящей вожатой!»
— А что же дальше? — спросил я Цыганкова. — Что с этими искателями сбитых самолетов? Что с их вожатой? И как вам удалось выбраться оттуда?
— Очень просто, наши спасители пограничники опять же выручили. Подбили фашистский связной самолет, вернее, подстрелили летчика, но он в агонии сумел все же посадить машину целенькой. Они ее замаскировали, пригодится… Вот я и вывез на ней раненых в бою у хутора пограничников и полковое знамя, которое они несли с собой. Ну и ребят, конечно. Вылетал я на советском «ястребке», а вернулся на фашистском «аисте»… Так уж мне не везет!
— Ну, а что с ребятами все-таки? Где они? Что вы знаете о судьбе Владлены Сергеевны?
— Лада? — Но тут Цыганков осекся. — Это военная тайна. — И забрал у меня тетрадку. — Не вздумайте в газеты тиснуть хоть заметочку… Наши связи с партизанами оглашению не подлежат. Сами знаете — по одной ниточке опытные разведчики могут весь клубок размотать!
— Но живы ли они хотя бы?
— Сегодня живы, завтра нет, война дело такое, — уклончиво отвечал летчик, — вот Варвель, уж такой отчаянный мальчишка был, таким ловким связным работал, а все же попался… И не удалось выручить, угнан в Германию.
Больше ничего не стал мне рассказывать любящий пошутить и побалагурить Володя. Замкнулся. А меня уже звали на другой фронт.
Вот какая история произошла под Старой Руссой, на новгородской земле, между Полистью и Ловатью-рекой.