А что же было на старом хуторе?
В лесном лагере? Как жили там ребята без вожатой?
Цыганков очень огорчился, когда прочел записку Владлены Сергеевны и все ее инструкции.
— Ах, Лада, Лада, неладно это все вышло. Нельзя так с ребятами, как с малыми детьми. Пионеры уже не дети!
И он, позвав ребят, стал обсуждать с ними, как теперь быть. По первому порыву хотели послать вдогонку Торопку с Яшей. Потом решили подождать денек-другой, глядишь — благополучно вернутся.
А пока что Цыганков взял на себя обязанности вожатого. С трудом выбрался он из помещения и доковылял до линейки. Но порядок есть порядок. Отряд должен жить по всем правилам.
И вот стоит вожатый-летчик, держась за палку, с лицом, обезображенным ожогами, и принимает рапорт председателя совета отряда.
— Лесной пионерский отряд, ровняйсь! Смирно!
Торжественно, хорошо на сердце, радостно.
Вспоминается летчику, как сам не так давно был таким же мальчишкой. И вот так же стоял при подъеме флага красного, готовый к борьбе и подвигам.
Всплывает в памяти вожатый, старший товарищ, веселый и смелый, с душой, распахнутой навстречу ребячьим порывам. Как же любили его! Как вместе играли в войну, понаделав всякого самодельного оружия. Ребята в огонь и в воду за него были готовы.
Вот и сейчас — какая у ребят потребность в такой любви взрослого друга! Он ничего еще не сделал для них, свалился с неба, мешок с костями. Только заботы им да хлопоты. А смотрят так, что чувствуешь — готовы свои руки и ноги отдать, лишь бы он снова стал летать на своем «ястребке»…
Вот ведь в какую историю попали: одни, без взрослых живут в диком лесу — и ничего. Живы! И не в игрушки играют, а с настоящим оружием бегают к вражеским самолетам.
Еще не вставая с постели, Цыганков подумал, что надо организовать лагерь по-военному.
После исчезновения вожатой на другой же день, приняв рапорт и отдав команду поднять флаг, приказал:
— На следующую линейку, завтра в семь ноль-ноль, явиться всем с имеющимся оружием. У кого нет, стать отдельно.
Ох, посмотрела бы на эту картину Владлена Сергеевна — не только сорванцы и заводилы, но и ее смирные «братцы-кролики» на этом смотру ощетинились, как ежики, оружием!
Чего-чего здесь только не было! Пистолеты, автоматы, кортики, тесаки, карабины, ракетницы. Больше всего ракетниц. Игорьки держали их важно, как самое грозное оружие.
Девчонки и те встали в строй. У лесных сестер были офицерские кортики, которыми они отлично срезали грибы. А у запасливой Зиночки лежал в корзиночке маленький браунинг, подаренный за перешивку мундиров ребятам.
Когда Цыганков увидел на правом фланге команду искателей сбитых самолетов в рогатых немецких касках, он чуть не расхохотался. Но быстро спохватился — еще обидишь смехом — и стал всерьез проверять оружие.
«Ах, Лада, Лада, не всегда спасительно „запретить“, — думал он. — Ножик и вилка в неумелых руках тоже опасное оружие!»
Теперь главное заключалось в том, чтобы научить ребят обращаться с оружием. И Цыганков принялся за нелегкую работу.
Во-первых, он заставил все патроны сдать в общий склад, в цейхгауз. И запретил выдавать кому бы то ни было, пока не сдан зачет по сборке, разборке, смазке и чистке.
Старый хутор объявил лесной крепостью. Выставил вокруг дозоры. И с помощью Морячка и Марата начал обучать стрельбе.
Каждый чувствовал: это не игра, в любой момент могут. появиться фашисты, прочесывающие леса вокруг Старой Руссы. От небольшого отряда немцев они должны отбиться.
Все ребята были заняты увлекательным делом по горло. Вместе с Торопкой собирали приемник-передатчик из кучи разбитых раций, притащенных аварийной командой.
Летчик заставил ребят еще раз облазить все обломки. (Новые самолеты что-то не падали и реже стали летать над хутором.) И вот целая куча проволочек, катушек, коробок и всяких деталей на полу избушки. Одну рацию в конце концов собрать удалось.
Однажды ребята приволокли, подложив срубленные березки, совершенно исправный турельный пулемет, снятый с бомбардировщика. И ленту патронов к нему.
Это уже серьезное дело. Решили прикрыть им самый опасный подход к хутору — со стороны реки.
План обороны своей лесной крепости обсуждали на военном совете отряда. Чертили на карте, размеряли, расставляли огневые точки, нарисовали подробную карту местности. «Вот посмотрела бы Лада! Вот увидела бы она, на что способны ребята, которых она все еще считает детьми», — думал Цыганков.
Так пролетал день за днем. За всеми этими хлопотами лейтенант стал быстрей набирать сил и поправляться, даже без хлеба и соли.
В это утро в дупле, как в бочке, сидели впередсмотрящими Яша-бродяша и Толик-кролик. А лесные сестры чуть свет отправились по грибы.
И вот с лесной опушки, на которой нашли целые высыпки только что проклюнувшихся белых и целые тучи опят, они вдруг увидели катер, плывущий вверх по реке. Низкосидящий, широкий, пятнистый, как лягушка.
Бросив грибы, сестры бросились в лагерь. Не успели они добежать до избы, как сороки и вороны уже подняли на весь лес тревогу, завидев с высоких ветвей чужих. Тут же и впередсмотрящие дали сигнал.
— Приготовиться к обороне! — приказал Цыганков.
— Все по боевым местам! — скомандовал Морячок.
Удобен для обороны был Царев хутор. При впадении речонки образовался открытый мысок, его можно из пулемета как веником обметать! Дальше начинался небольшой кочкарник, в котором так удобно маскировались мины затяжного действия.
А затем шел крутой подъем на песчаный холм. И выше — гряда могучих старых ветел с дуплами, в которых отлично можно спрятаться.
Особенно хорош огромный выворотень. Поваленная бурей сосна. Готовый блиндаж, да и только, замаскированный самой природой. Сквозь торчащие веером корни можно вести огонь, как через амбразуры.
А над безымянной речонкой еще одна чудесная позиция — огромный пень спиленного когда-то дерева. Внутри он весь прогнил, — а по краям цел. Стоило выгрести из него труху, вот тебе и позиция для турельной установки! Сектор обстрела прекрасный, можно и высадившихся на мыске встретить кинжальным огнем. И тем, кто начнет подниматься по холму на хутор, дать прикурить с фланга!
Цыганков шел медленно, опираясь на крепкое плечо Марата, и проверял, все ли готово к возможной встрече врага. Левая нога его была еще в лубках и волочилась тяжело, как гиря. Да и левая рука, хотя и разбинтованная, слушалась еще плохо.
Он был в своем кожаном реглане, крепко подпоясан ремнем. В кобуре пистолет. На голове шлем.
Боевой Морячок, вооруженный автоматом, отправлен с диверсионной отвлекающей группой ракетчиков на тот берег. Неповоротливый увалень Толик посажен в яму под выворотень вместе с ловким Яшей. Здоровяку приказано швырять под гору гранаты. А Яше — командовать, когда нужно кидать, когда отступать в лес…
— Ну, как у вас тут?
— Порядок, — взволнованно отзывается Яша, показывая на кучу гранат с деревянными ручками. И Толик лишь кивает головой.
— Без моего сигнала не начинать. Как дам трассирующими вдоль холма, так и вы бросайте.
Лейтенант проходит дальше и спускается к турельной установке, а его подручный Марат начинает проверять, в порядке ли ленты.
— В случае отхода — беги в лес и отводи ребят подальше, — говорит Цыганков.
— А вы?
— С моей ногой не побегаешь, а вот уплыть я смогу. Реглан прочь, а сам нырну в речонку… Выплыву, присоединюсь… Ну, это, если они нас того… Но я надеюсь, верх будет наш. Потому что за нас внезапность! — приободрил товарища Цыганков. И, заслышав стук лодочного мотора, поднял вверх палец. — Внимание, вот они!
Катер пристал, к удобному для высадки мыску. Подводили его медленно, приглушив мотор и промеряя дно шестами. Затем на берег выскочил проводник и уложил спущенный с борта трап. И по нему стали выходить фашистские солдаты. Все это четко, аккуратно.
Капитан катера разглядывал местность в бинокль. Пехотный офицер отдавал негромкие команды.
Впереди шел проводник — усатый, бородатый, улыбающийся. Хорошо, что пошел пряменько, по чуть заметной тропинке. В конце она была заминирована.
Фашисты потянулись за ним гуськом, сжимая автоматы и настороженно слушая тишину. Какая прекрасная цель! Цыганков стиснул зубы и кивнул подручному. Марат потянул за проволоку, и маскирующие пулемет кусты повалились.
Цыганков прицелился и нажал на гашетки.
Какое это прекрасное чувство, когда руки твои сжимают гашетки пулемета и он бьется, как живое существо, выбрасывая в лицо врагам потоки пуль! И ты видишь, что враги падают, враги устилают своими трупами твою родную землю, которую ты защищаешь!
И повсюду, куда только ни кинешь взгляд, из лесу, взвиваясь между деревьев, летят ракеты. Зеленые, красные, белые… Поди знай, что пускают их, перебегая между деревьями, девчонки и мальчишки, одни визжа от удовольствия, другие от страха.
Ракеты, означающие известные врагу условные сигналы, всегда вызывают чувство какой-то неведомой опасности…
Но торжествовать еще рано. Вот германские солдаты рассыпаются в цепь. Бросаются в стороны, чтобы обойти пулемет.
— Форвертс! Файер! — звучат команды.
Но их заглушают взрывы. Один, другой, третий. К небу летят комья земли, каски, сапоги. Солдаты нарвались на минное поле.
Но все же прорвались через него! И быстро, сноровисто, перебежками обходят пулемет, обнаружив, что он здесь единственный.
Толик принялся швырять гранаты, куда ему было приказано, но они, не достигая цели, рвались в одном месте. Опытные германские солдаты только посмеивались.
Цыганков послал последнюю длинную очередь вслед прорвавшимся фашистам и отер проступивший пот — все. Окружают. Кажется, скоро не останется и пути к отходу.
— Беги! Марат! Всем отход!
Ребята медленно стали отходить.
Цыганков оставался один. Усмехнувшись, он сказал себе:
— Хорошо бы умереть в компании с фрицами, пусть только поближе подойдут.
Но о нем словно забыли, стрельба раздалась далеко, где-то уже по ту сторону лагеря.
Цыганков стал осторожно выползать, сжимая в руке гранату, чтобы уничтожить еще хоть одного врага…
И вдруг до него донеслось: «Ур-ра!» Хрипло, нестройно, немногоголосно родное русское «ура!».
Не ослышался ли? Может быть, это кажется? Откуда здесь наши? Неужели спасенье?