Искры

Глава 9. Ева

Александра Кузнецова – Молчи и обнимай меня крепче

– Эй, ты не холодильником своим хлопаешь! – возмущается Илюха, когда я плюхаюсь на пассажирское сиденье его старого кроссовера. – Поосторожнее!

– Твоей тачке сто лет в обед, что ей будет? – ворчу я, пытаясь пристегнуться.

Дергаю, дергаю чертов ремень, но тот все никак не поддается.

– Случилось что? – интересуется он, когда у меня все-таки получается пристегнуться, и я откидываюсь на спинку сиденья, выдохнув через нос почти с таким звуком, с которым обычно закипает чайник.

– Ничего, – рычу я, сжимая пальцы в кулаки. – Говорила же, что это идиотская затея – идти к Адамову! Он полный профан! Дубина! Бесчувственная сволочь!

– Можно как-то… поподробнее? – просит Илья, трогая машину с места. – Что там между вами произошло?

– Ничего, говорю же! Просто он не хочет делать свою работу. Совсем. Сидит там… с похмелья! Явно после бурной ночи. И плевать он хотел на то, что в городе орудует пироман и пожар в торговом центре может быть его рук делом!

– Он знает, что Артём в реанимации?

– Да. Но на такую мелочь, как сострадание, Адамов не тратит силы. – Я ударяю ногой в пол машины. – Бесполезный идиот. Козлина! Я этого так не оставлю, разберусь во всем сама!

– Для начала успокойся, – предлагает друг.

– Если меня еще хоть кто-нибудь сегодня попросит успокоиться, то я… я… за себя не отвечаю!

– Моя машина все равно тут ни при чем, – тихо говорит Илья.

– Я убью его, – шепчу я, представляя, как мои пальцы смыкаются на шее Данилы Адамова. – Ненавижу… – И мысленно сдавливаю его шею до предела. Снова и снова.

Но ярость утихает, едва мы оказываемся в больнице.

– Пришел в себя час назад, – сообщает нам мать Артёма, встретив в холле. – Не успели еще никому сообщить. Сначала врачи над ним колдовали, затем разрешили нам войти.

– И как он?

– Разговаривает, улыбается, – говорит она, и ее глаза заволакивает слезами.

– Слава богу, – шепчу я, обняв ее.

– Он так еще слаб, – всхлипывает женщина.

– Ничего, Артём сильный. Он обязательно справится.

– Врач сказал, на восстановление уйдут недели.

– Все будет хорошо, – говорю я, поглаживая ее по спине. – Обязательно будет хорошо.

Еще бы найти виновных.

– Нам можно будет к нему зайти? Хотя бы на минуточку? – спрашивает Илья.

– Да, – кивает она. – Можете побыть с ним хоть до окончания времени для посещений – до девяти часов. Тёма будет рад вас видеть.

Мы идем в палату. У меня бешено колотится сердце. Открывается дверь, и я вижу Артёма – совсем не такого, каким запомнила. Он бледный, изможденный, с синяками на лице, ранами, ссадинами, его голова забинтована. Но это, черт подери, он – наш Тёма. И, увидев нас, он улыбается.

– Кто эти люди? – притворяется Артём, когда мы подходим ближе.

Но свет в глазах и улыбка его выдают. Мы быстро здороваемся с его отцом, обнимаем сестру и наконец-то приближаемся вплотную к кровати.

– Привет, дурила, – говорит он, когда Илья сжимает его ладонь для рукопожатия. – Как ты?

– Да получше тебя, – во весь рот улыбается Илюха и наклоняется, чтобы его обнять. – Опять ты вляпался без меня, договаривались же – если куролесить, то вместе!

Он выпрямляется, и я вижу, что в его глазах стоят слезы при виде друга на больничной койке. Я, как по команде, тоже начинаю плакать.

– Вольская, ты распустила волосы, – улыбается Артём. – Ну, иди сюда, плакса, обниму тебя.

Обнимет, как же. У него даже нет сил на это.

– Я честно не собиралась плакать, – пищу я, усаживаясь на край кровати и наклоняясь к нему.

Зарываюсь носом в его шею, пропахшую медикаментами, и чувствую, как мое тело дрожит от нахлынувших эмоций.

– Ну, прекрати, бро, ты же мужик, – смеется он, целуя меня в щеку. – Мне сказали, ты откопала меня в том аду быстрее, чем поисково-спасательная собака, и еще тащила на себе, пока нас не нашли остальные.

– Я так рада, что ты жив, – всхлипываю я, щедро орошая его больничную пижаму слезами.

Ну, все. Теперь все знают, что я сентиментальная тряпка.

Еще около двух часов мы болтаем с Артёмом и его семьей и смеемся над дурацкими шутками, пока не приходит доктор и не просит нас покинуть палату.

– Может, по пивку? – предлагаю я.

– Давай, – соглашается Илья.

Мы берем выпивку, едем домой (благо, наши квартиры на одной лестничной площадке), заваливаемся к нему домой и устраиваемся у телевизора, вытянув ноги.

– Что насчет Адамова? – спрашивает он, глотнув пива.

– Я планирую сама разобраться с делом, – отвечаю, откупорив свою бутылку и сделав глоток прямо из горлышка.

– Я не про дело, а про Данилу.

– А что с ним?

– Он тебе небезразличен?

– Мне на него плевать.

– Но ты бы трахнула его, – не спрашивает, а утверждает Илья.

– Но я бы его трахнула, – подтверждаю я. – Только секс, не более.

– Может, нам с тобой… ну… тоже что-то вроде этого… – бормочет он, с трудом подбирая слова.

– Нет! – говорю я, повернувшись к нему. – Боже, Илья! Мы с тобой не можем испортить такую дружбу каким-то неуклюжим одноразовым сексом!

– Или классным, – пожимает друг плечами, глядя на меня. – Прикольным, страстным, дружеским сексом.

– Исключено, – серьезно говорю я, и меня пробирает смех.

– Ты права, – тоже смеется он. – Забудь, что я это предлагал.

– Уже забыла, – я отворачиваюсь к телевизору.

– Но если вдруг…

– Даже не думай.

– А если отращу сексуальную щетину, как у Адамова?

– Пошел ты! – хохочу я, запуская в Илью подушкой.

И мы ржем до тех пор, пока из глаз не начинают течь слезы. Вообще, я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, но наши отношения это что-то потрясающее, как ни крути.

* * *

На следующее утро я нахожу в себе силы на пробежку. Пару раз неуклюже поскальзываюсь на обледенелой дорожке в парке и чуть не теряю равновесие. Вхожу в Дашино кафе потная, с болью в лодыжке и раскрасневшимся от утреннего морозного воздуха лицом. Еще рано, поэтому внутри тихо, всего пара посетителей завтракают в эркере у окна, остальные лишь забегают перехватить стакан кофе и тут же уносятся прочь, чтобы не опоздать в свои офисы.

Я быстро обнимаю Леру, которая трудится за стойкой, и протискиваюсь мимо нее на кухню. Застаю там Дашу, вынимающую ароматные горячие круассаны из печи.

– Привет, веснушка! – приветствую ее ласковым прозвищем, которое придумал ей Никита. Однажды услышав его, мы теперь все так периодически зовем Дашу.

– Привет, – обнимает она меня и тут же возвращается к выпечке. С утра большой наплыв людей, поэтому некогда рассиживаться, нужно успевать всех обслужить. – Наливай себе кофе.

– Здесь нет подходящей тары, – стону я, оглядывая кухню, – мне нужно целое ведро!

– Что, не выспалась?

– Засиделись вчера с Илюхой, – признаюсь я.

– Если бы не его увлечение психологиней, я бы посоветовала вам съехаться, – хихикает Даша. – Заодно сэкономили бы на аренде.

– Ты тоже знаешь про Верочку?

– Никита сказал, что Илья единственный, кто отказывается ходить к ней на сессии, а он тот еще любитель поболтать, так что она ему точно нравится.

– Точно, – соглашаюсь я. – Со мной он не затыкается! А когда Вера приходит в столовую, он сидит и молчит, будто воды в рот набрал.

– Верный признак! – кивает Даша, выкладывая выпечку на поднос.

– Как дела вообще? – спрашиваю я.

– Отлично. Но устаю. С трудом нашли двух официанток, сейчас обе на испытательном сроке, так я не скажу, что прям довольна. А кондитера, чтобы немного разгрузить кухню, найти еще сложнее. Держать кафе не так романтично, как посещать, но я совру, если скажу, что недовольна. В целом не на что жаловаться. Хочешь поработать у нас в свои выходные?

– О… я даже не знаю, – теряюсь я. – Надо подумать.

– Как там твой Данила? – спрашивает Лера, врываясь на кухню, чтобы забрать круассаны.

– А кто это? – усмехаюсь я, наливая себе кофе.

– А-ха-ха! – хохочет она, шлепая меня по заднице свободной рукой, и удаляется обратно в зал.

– Кстати, да. Что насчет Адамова? – подхватывает тему Даша.

– Да пошел он! – морщусь я, хлебнув горячего кофе. Блин, обожгла язык. – Адамов – придурок. И явно не справляется со своими обязанностями: до сих пор ничего не ясно по поводу причин возгорания в торговом центре. Даже говорить об этом человеке не хочу. Заберу машину из сервиса, навещу Артёмку и на обратном пути хочу заехать на место пожара, осмотреть все сама. Кстати, – я поворачиваюсь к Даше, которая смотрит на меня так, будто ни единому слову не поверила, – можно я возьму сапоги Никиты? Помнишь те, что с металлическими набойками? Здоровенные такие.

– Конечно, – кивает она. – А ты не боишься? Там наверняка небезопасно. Вдруг опять что-нибудь обрушится?

– Не переживай, я знаю, что делаю. Для меня сейчас главное – докопаться до истины.

– А как ты туда войдешь? Там по-любому все огорожено и находится под охраной, – тревожно морщит лоб подруга.

– Вижу цель, не вижу препятствий, – говорю я и подмигиваю ей.

– Будь осторожна, – качает головой она.

* * *

Проникнуть на территорию сгоревшего и полуразрушенного торгового центра в не самом благополучном районе города действительно оказалось не самым сложным делом. Территорию огородили, все входы в здание опечатали, но никакой охраны никто не выставил, так что можно было входить через любую дверь. Я выбрала ту, что ближе к парковке, на которой я бросила свою машину. Надела сапоги, куртку, взяла фонарик и приступила к делу.

Чем больше пожаров ты тушишь, тем чаще задумываешься о том, с чего они начинаются и по каким причинам. Это не простое любопытство: когда ты видишь урон, который наносит огонь, ты естественным образом хочешь выяснить, кто несет за него ответственность. Видишь в квартире выгоревший дотла диван – понимаешь, что он загорелся первым, или находишь расплавленную мусорную корзину и догадываешься, что кто-то швырнул в нее окурок. Но бывают случаи и сложнее: когда пламя уничтожает практически все на своем пути. И решать такие загадки – целое искусство, требующее особых навыков и знаний. Подобное не всем по плечу. Как оказалось, Данила тоже не из тех, кто относится серьезно к своим обязанностям.

Обычно мы уезжаем, закончив работу, и нам не докладывают о причинах возгорания или, например, о том, что будет дальше с пострадавшими – выжили ли они, оправились ли от горя. Но тут дело особенное. Оно для меня личное, ведь пострадал мой друг. У меня просто нет права оставить все как есть и забить. Мне нужно во всем разобраться.

Я присвистываю, оказавшись внутри. Луч фонаря скользит по закопченным стенам, по обугленным скелетам помещений и обломкам мебели, а в нос бьет запах гари, сырости и химии. Внутри будто бомба взорвалась – все раскурочено, разорвано на куски, расплавлено огнем и разбросано по полу. Видно, что завалы частично разобраны, иначе совсем некуда было бы ступить, но все равно это место больше напоминает поле боя, чем торговый центр.

Я продвигаюсь медленно, разглядываю каждую деталь. Пытаюсь понять, где мы находились, когда произошли первые обрушения. Ищу места наиболее сильного горения, чтобы понять, откуда начал распространяться огонь, но не нахожу. Все будто горело равномерно. И чем глубже я забираюсь, тем больше запутываюсь и больше версий строю. Не так-то просто обследовать такую большую территорию, когда на каждый квадратный метр вокруг себя расходуешь приличное количество времени. Ну и ну, мне бы еще две пары глаз, и дело пошло бы быстрее.

– А-апчхи! – чихаю я.

Еще бы, тут такая пылища! В носу опять щекочет, и я чихаю снова. Затем наклоняюсь, чтобы рассмотреть осколки стеклянной перегородки, рассыпанной внизу.

– Какого черта, Вольская?! – гремит у меня над головой в этот момент, и от испуга я вздрагиваю и чуть не валюсь с ног, потеряв равновесие.

– Господи! – восклицаю я, наведя фонарь на обладателя этого зычного баса. Адамов. Мой худший кошмар. И он определенно не рад меня видеть. – Ты? Я чуть копыта не откинула, зачем так орать?

– Что ты делаешь на охраняемом объекте, на котором еще не завершены следственные действия? – резко спрашивает Данила и отодвигает руку, в которой я держу фонарь. – И хватит светить мне в лицо.

– Эй, а можно повежливее? – возмущаюсь я, возвращая луч фонаря на его наглую физиономию. – Я вообще-то тут работаю!

– Серьезно? И кем? Убираешь территорию?

– Я ищу улики, – гордо отвечаю я.

Но мой ответ лишь смешит его.

– Решила поиграть в детектива? – Он прихватывает меня за рукав и грубо тянет в сторону выхода. – Боже, ты ничуть не повзрослела!

– Значит, я все еще не в твоем вкусе! А ну, убери лапы! – вырываюсь я.

Адамов, похоже, не на шутку распсиховался. Он резко разворачивает меня к себе и, нависнув надо мной, будто туча, цедит сквозь зубы прямо в лицо:

– Тебе нельзя здесь находиться.

Я чувствую мятный аромат его дыхания. Его губы находятся прямо напротив моих губ. По моему телу немедленно проходит ледяная волна, в которой смешались страх и возбуждение.

– Кто сказал? – выдыхаю я, пытаясь подавить испуг и выглядеть неустрашимой.

– Да хотя бы табличка при входе! «Посторонним вход воспрещен» – что тут непонятного? – злобно произносит Адамов.

– Ты знаешь, зачем я здесь. К чему эти нотации? – Мой голос звучит уже не так уверенно, как полминуты назад.

Лучи наших фонарей смотрят в пол, а мы ищем друг друга взглядами в полной темноте. Это так… пугающе интимно, что у меня во рту пересыхает и язык прилипает к небу.

– Здесь. Опасно, – говорит он мне в лицо, четко проговаривая слова. – Тебе нечего здесь делать.

– Мне нужны ответы, – объясняю я, отходя от него на шаг, и поднимаю фонарик так, чтобы его луч светил в стену, создавая отсветы вокруг наших лиц.

– Ты получишь их, обещаю, – заверяет Данила, не сводя с меня хмурого взгляда.

– Когда?

– Я предоставлю руководству отчет и перешлю тебе копию, – обещает он таким тоном, будто уговаривает ребенка. – Хотя, напоминаю, совсем не обязан этого делать.

– Отчет, в котором ни слова о поджоге? Что ты там напишешь? Нарушены правила эксплуатации приборов? Надеюсь, остальные участники следственной группы компетентнее тебя.

– Тебе не угодить, – вздыхает Адамов. – Даже не представляю, что тебя может осчастливить! Если я дам клятву на Библии, что действовал профессионально, подойдет?

– Твоя смерть меня осчастливила бы, – рычу я. – Или если б ты отошел и не мешал мне осматривать место пожара!

– Это уже слишком, – хрипло произносит он.

– Это я еще сама вежливость.

– Да неужели?

– Вот только не делай такое лицо, будто только что прошел осмотр простаты, – усмехаюсь я. – Неужели никто до меня не сомневался в твоей компетентности? Или в министерстве настолько большой дефицит кадров, что они берут всех? Ай-яй-яй!

– Только давай без пассивной агрессии, – просит Данила.

– А активную можно? – спрашиваю я. – Может, тогда ты начнешь делать свою работу? В этом пожаре пострадал мой друг. Он мог умереть! И я не успокоюсь, пока не найду виновных.

– И здесь наши желания совпадают. – Он замолкает, оценивая мою реакцию. – Я серьезно. Если ты отодвинешь в сторону эмоции и постараешься мыслить здраво, ты поймешь, что мы оба хотим одного и того же – найти того, по чьей вине пострадал твой друг.

– Я мыслю здраво.

– Отлично, – Данила подходит ко мне вплотную. «Боже, какой же он высокий и сильный». Он немного наклоняется, чтобы пристально взглянуть мне прямо в глаза, и кладет руки на мои плечи. «О нет, не делай так! Меня от твоих прикосновений бьет током». – Тогда услышь меня. Я найду виновных, неважно, поджог это или нет.

– Почему ты отвергаешь версию с поджогом? – тихо спрашиваю я. – В районе каждые три дня что-то горит, и почерк подозрительно схожий.

Меня колотит так, будто я чертов флажок на ветру.

– Поджоги происходят по многим причинам, – терпеливо объясняет Адамов. – Кто-то пытается замести следы хищений, другие скрыть свой теневой бизнес и незаконное производство и оборот товаров, третьи – ради аферы со страховкой. Вариантов много. Но следов поджога здесь я не нашел.

– Так ищи! – вспыхиваю я.

Он закатывает глаза. Делает медленный вдох и шумно выдыхает.

– Ты невыносима. – Его голос откалывает кусочки от неловкой тишины, внезапно повисшей между нами после моего очередного выпада в его адрес. – Потому что никогда не дослушиваешь.

– Было бы, что дослушивать.

– Вот. Я именно об этом. Невыносима.

– А ты…

– Помолчи хоть раз! – рявкает Данила, заставляя меня заткнуться.

Я сглатываю. Таращусь на него в изумлении.

– Я нашел кое-что другое, – спокойным, ласковым голосом, словно и не орал за секунду до этого, объясняет он. – Все экспертизы в работе, но я уверен в этой версии на сто процентов. И если успокоишься и будешь лапочкой, то поделюсь этой информацией с тобой.

– Лапочкой? – ехидно улыбаюсь я. – Ой, ну, хорошо. Давай, делись своей гениальной версией.

– Идем. – Данила берет меня за руку и ведет за собой, подсвечивая пол фонариком.

Я в таком потрясении от этого прикосновения, что не сопротивляюсь. Та, прежняя, безответно влюбленная в него девчонка внутри меня тает от счастья. Семь лет назад она убила бы за возможность держать его за руку. Образно выражаясь. Идти с Данилой за руку было тогда моей недосягаемой мечтой, а сейчас я легко могу его соблазнить и получить сразу все его тело в свое пользование.

Но не хочу. Он… он мне противен! И даже больше – я его ненавижу. Да, именно так. Нельзя забывать, что Адамов – мой враг. И в нем нет тех достоинств, которые я приписывала ему в прошлом, слепо поддавшись чувствам.

– Что ты там бормочешь? – спрашивает он.

– Что? – Неужели у меня хватило ума сказать это вслух. – Ничего, я молчала.

– Смотри под ноги, тут легко запнуться, упасть и свернуть шею. А еще много острых предметов.

– Ай! – Едва не падаю я, но Адамов ловко поддерживает меня за талию в последний момент. – Спасибо, – выдавливаю я.

– О, вот. Здесь есть, могу показать. – Данила отпускает мою руку. Мы останавливаемся у полуразрушенной стены, и он подхватывает сверху пальцами какой-то истлевший обрывок провода. – Полюбуйся.

И я любуюсь. Вот же дура. Замираю в опасной близости от его лица и скольжу взглядом по щетине на его щеках – она немного отросла и стала гуще. Полноценная борода. И подлецу Адамову она к лицу. Я представляю, как проведу по ней пальцами, как коснусь губами его мягких мужественных губ…

– Видишь?

– А? – Я трясу головой, пытаясь отогнать наваждение.

– Провод.

– Ага, – вглядываюсь я.

– Разве не очаровательно?

– Да, если ты фанат уродливых оплавленных проводов.

– Боже, ты что, совсем ни в чем не разбираешься? – фыркает он со смехом. – И еще пришла сюда строить из себя Шерлока!

– Да о чем ты, блин? – злюсь я.

– По документам строительная компания, которая проводила тут реконструкцию, заменила всю старую электрику на новую. Но только посмотри на это. – Адамов сует мне под нос злосчастный обрывок. – Они должны были использовать провод с сечением 2,5. А здесь 1,2 квадратных миллиметра. А то и 1 миллиметр вовсе.

– Ох ты ж! – восклицаю я, словно все поняла.

– Такой служит гораздо меньше и не рассчитан на большие нагрузки. Слишком большая нагрузка электроприборов на провод могла спровоцировать перегрузку и привести к пожару. Так и произошло. – Он направляет луч фонаря вверх. – Как я сегодня выяснил, все провода, кабели и электроматериалы были более низкого качества, чем заявлено в проектной документации. Жадность – вот из-за чего все.

– На этом разве можно хорошо заработать?

– Еще как. Представь, сколько проводов тянется внутри стен таких торговых центров. Если взять деньги за новую электрику, а оставить старую, то можно положить в карман хорошую сумму.

– Но разве их не проверяют?

– Сейчас это практически не контролируется. Бизнес освободили от частых проверок пожарной безопасности, и вот результат.

– Не могу поверить, – говорю я дрожащим голосом.

– Также в здании отсутствовали система вытяжной вентиляции и противопожарные преграды. Сама знаешь, в помещении без перегородок огонь распространяется очень быстро, ведь его ничто не сдерживает. – Он вздыхает, затем поворачивается ко мне: – Пожарной сигнализацией здание тоже оснащено не было.

– Я в шоке.

– И я мог бы посоветовать твоему другу подать в суд на компанию застройщика, но, увы, судя по документам, которые мне прислали утром, ООО СК «Светлая сторона» сейчас находится в стадии банкротства.

– Черт, – сокрушенно выдыхаю я.

– Как только будут заключения из лаборатории, я сообщу.

– Так, значит, ты уверен, что это не поджог?

– Никаких подтверждений этой версии мы не нашли.

– Ни одного?

– Нет, – Данила разводит руками. – Надеюсь, моего слова тебе достаточно, и ты перестанешь шнырять в потемках с фонариком и поедешь домой?

– Мысленно я почти сделала карьеру великого сыщика, – разочарованно признаюсь ему я.

– Ты была близка, – заверяет он. – Честно. Но как же мне приятно быть правым – никогда не надоест.

– Думаешь, это смешно? – толкаю его в плечо.

– Думаю, да, – отвечает Адамов, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

– Иди ты, – еще раз отталкиваю я его. И вдруг справа от меня что-то громко стукает и шуршит. – Аа-а-а! Крыса! – визжу я, отпрыгивая.

И вжимаюсь в грудь Данилы от страха.

– Просто кусок штукатурки отвалился, – тихо говорит он, наведя луч фонарика на кучу обугленного мусора.

– Да? – недоверчиво переспрашиваю я, косясь в сторону звука.

– Да, – уверяет Адамов, – точно.

Я неохотно отлипаю от его груди и боязливо оглядываюсь по сторонам. Луч фонарика, дрожащего в моей руке, как безумный скачет по стенам.

– Ты боишься крыс? – спрашивает он.

На этот раз без усмешки.

– Нет, я вообще ничего не боюсь, – храбрюсь я. Затем наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть то, что выхватил из темноты луч моего фонарика. – Композитные панели?

– Ага, самые дешевые.

– И почему я не удивлена? – произношу я устало. – Они действительно неплохо нажились на ремонте здания.

– Тут ты в точку, мисс Марпл.

Я рассматриваю пятно, оставшееся от расплавившегося утеплителя. В композитной панели меж двух слоев алюминия находится композитный слой, представляющий наибольшую опасность при пожаре. Пластик и пленка низкого качества хорошо горят и выделяют едкий дым. Г4 – самая высокая группа горючести. Большое выделение тепла и токсичных продуктов при горении. Практически приговор тем, кто находится в здании и не смог вовремя выбраться.

– Может, нам узнать поподробнее о фирме, которая занималась реконструкцией торгового центра? – предлагаю я, задумчиво разглядывая остальной мусор.

– Так и сделаю. Обещаю, – заверяет Данила. – А ты поедешь домой и займешься своими делами.

– Ты что, меня выпроваживаешь? – возмущенно спрашиваю я, когда он начинает подталкивать меня к выходу.

– Тебе здесь не место, Ева.

– Ох, началось… – медленно закипаю я. – А где мне еще не место? В части?

– Обещай, что больше не будешь соваться в это дело? – просит он, когда мы уже оказываемся у выхода.

– Ты знаешь, что этого не будет, – отвечаю я, упрямо скрестив руки на груди.

Данила открывает дверь, и свет ударяет мне в глаза, вынуждая прищуриться.

– Я хочу делать свою работу, не отвлекаясь на путающихся под ногами юных сыщиц, – насмешливо заявляет он. – В качестве жеста доброй воли буду держать в курсе. И, если появятся какие-то новости, сообщу.

Адамов буквально выталкивает меня наружу.

– Как щедро! – фыркаю я, бросая на него прощальный, полный негодования взгляд.

Да что он о себе возомнил?

– Удачи тебе в мире мужчин! – говорит он с улыбкой, перед тем как захлопнуть дверь.

– Удача мне не понадобится. Я профессионал, – устало произношу я, но эти слова тонут в шуме вечернего города.