Искры

Глава 7. Ева

Градусы – В городе N

– Мама? – зову я, открыв глаза.

Меня кто-то тормошит. Это не она. Кто-то другой. Космонавт? Или инопланетянин. Иначе почему он в шлеме и этой странной штуке на лице?

– Все в порядке, я – пожарный, – говорит он.

– А где мама?

Незнакомец берет меня на руки и куда-то несет. Мне так страшно, что не получается пошевелиться. Дышать все труднее. Где я? Что происходит? Мама обещала, что утром мы пойдем в зоопарк. Уже утро? Нет, утром не бывает так темно. Я крепко сжимаю в руках плюшевого мишку. Мама обязательно найдется. Не бывает такого, чтобы мамы просто исчезали.

– Эй, бро, – шепчет кто-то.

Я резко дергаюсь всем телом и просыпаюсь.

– Ты, кажется, плакала во сне, – говорит Илья.

– Что? Я даже не спала, – уверяю я, потирая глаза. Пытаюсь понять, где нахожусь. – Я что, лежала на твоем ушибленном плече?

– Да все в порядке, – улыбается он и морщится, двинув затекшим плечом.

– Прости. Сама не поняла, как уснула. – Я оглядываю приемный покой больницы. Все наши ребята в сборе, никто не уехал. Кто-то спит, другие разговаривают или заняты телефонами. В единственное окно на этаже пробивается свет. – Что, уже утро?

– Шестой час.

– Не было новостей? – спрашиваю я, хмурясь.

– Нет, – качает головой Илья. – Но я уверен, что все будет хорошо. Тёма – сильный парень. К тому же я торчу ему десять косарей до зарплаты, а долги он никому не прощает.

Я улыбаюсь. У меня слезы накатываются на глаза.

– Поспи еще, – предлагает он, – или съезди домой, прими душ, переоденься.

– От меня что, так сильно воняет? – спрашиваю я, принюхиваясь к своей одежде.

– От нас всех такой духан стоит, что посторонние в приемном не задерживаются, – говорит Илюха, усмехнувшись.

И он прав. На всех ребятах все еще грязные полукомбезы и боевки, пропахшие дымом, промокшие от воды и щедро присыпанные сверху грязью. А еще мы чумазые. Даже думать не хочу, как я сейчас выгляжу. Это не имеет абсолютно никакого значения в такой момент, когда жизнь нашего боевого товарища висит на волоске.

– Я никуда не поеду, пока мне не скажут, что Артём будет жить, – тихо, почти жалобно выдавливаю я. – На его месте мог быть любой из нас, – с силой стискиваю руку Ильи. – Обломки упали туда, где секунду назад проходила я. Если бы мы только двигались быстрее…

– Ну, перестань, – он обнимает меня и прижимает к груди.

– Кажется, я слышу голос Бати, – пищу я, размазывая слезы по лицу.

– Да, Петрович приехал несколько часов назад.

– Что? – Я выпрямляюсь. – Он реально здесь?

– Разговаривает с начальником в коридоре.

– Боже, – смахиваю слезы с лица, шмыгаю носом. – Он не должен видеть меня в таком состоянии!

– Батя уже видел тебя спящей, велел мне следить, чтобы никто тебя не потревожил. А еще он привез парням перекусить и поговорил с врачами, – Илья многозначительно двигает бровями, – не только об Артёме. Заставил врача, который тебя осматривал, чуть ли не поклясться, что с тобой все в порядке и никаких травм нет.

– Узнаю его.

– Он и каждого из нас спросил о самочувствии. Пока не убедился, что у меня просто ушиб, не отстал.

– Мне нужно спрятаться, иначе придется клясться, что у меня точно ничего не болит, – стону я, предвкушая встречу и разговор с отцом. – А потом он начнет уговаривать меня перейти в диспетчеры и миллион раз повторит, что предупреждал и был прав!

– Думаю, любой отец хотел бы, чтобы его дочь занималась чем-то, что не подвергало бы ее жизнь опасности, – пожимает плечами Илья. – Так что его можно понять.

– А как насчет того, чтобы дочь была счастлива? – спрашиваю я, лихорадочно приглаживая ладонями волосы. – Может, я не самый выдающийся пожарный, но временами у меня получается быть полезной.

– Временами? Брось. – Илья сжимает мою ладонь в своей руке. – Все видят, как ты стараешься. И все знают, что ты выкладываешься по полной. На каждом выезде. Ты ничуть не хуже любого из нас. Ты занимаешь свое место в расчете по праву. И это ты сегодня спасла Тёму, вытащив его из-под завала. Все это знают.

Мой желудок скручивает в узел от страха.

– Что, если все это напрасно? Что, если травмы слишком…

– Ты сделала все, что от тебя зависело, – заверяет он. – Теперь все в руках врачей.

– Мне страшно, – шепчу я так тихо, чтобы никто не услышал.

– Мне тоже, – едва слышно признается Илья.

– Тащить манекен не то же самое, что тащить человека, – говорю я, всхлипнув. – Мужчину. Я… не знаю, откуда у меня взялись силы.

– Адреналин, – понимающе кивает он.

– Я все время прокручиваю в памяти свои действия. Вдруг можно было избежать этого? Вдруг можно было сделать больше… лучше…

– Нет, не копайся в себе. Никто не сомневается в тебе, Ева.

– Эй, боец, – перед нами вырастает фигура моего отца. – Ну, как, держишься?

Я поднимаюсь с кресла и обнимаю его, сдерживаясь из последних сил, чтобы не разрыдаться. Обмякаю в его объятиях, превращаясь в маленькую беззащитную девочку, которой нужно, чтобы ее погладили по спине и пожалели. Но только на мгновение, затем собираю волю в кулак, делаю глубокий вдох и отстраняюсь. Кто бы только знал, как я благодарна Петровичу за то, что в этот тяжелый момент он не сюсюкает со мной при всех, не зовет Пуговкой или Принцессой и не вытирает пальцем слезы, дрожащие в уголках моих глаз.

– Нормально, – хрипло говорю я, выбираясь из его объятий. Папин внимательный взгляд из-под бровей выдает волнение. Мне хочется извиниться за то, что заставила его переживать, но сейчас не та ситуация, в которой следует показывать слабость. – Как ты узнал?

– Мне сообщили.

– Кто?

– Старые связи, – отмахивается Батя.

– Необязательно было приезжать, со мной все хорошо, – уверяю я. – Видишь?

– Мне что, уже и беспокоиться за тебя нельзя?

– Мог просто позвонить, – вздыхаю я. Даже если Петрович не сюсюкает, этот диалог у всех на виду все равно выставляет меня слабой папиной дочуркой.

– За ребят я тоже беспокоился, – взмахивает руками отец.

– А я ушиб плечо, – вклинивается в разговор Илья.

– Сейчас Батя подует на ранку, и все пройдет, – насмешливо бросаю я.

Не знаю, что на меня нашло. Наверное, этот день меня доконал. Или я просто устала от того, что все мои сослуживцы в полнейшем восторге от отца, заглядывают ему в рот и готовы есть у него с руки. А мне от него не добиться и крошечной похвалы. Даже если совершу подвиг, получу чертову медаль и добьюсь признания всех старших товарищей, он не признает, что я достойна этой работы! Ар-р-ргх! Как бесит!

– Прости, – сокрушенно выдыхаю я, мотнув головой после паузы, вызванной моей резкой фразой. – Тяжелый был день. Я… – До боли сдавливаю пальцами виски. Пытаюсь решить, что делать. Не могу больше оставаться на месте: – Мне нужно умыться.

И ухожу в уборную, не дождавшись от них комментариев.

В туалете я просто рыдаю у зеркала. Слезы текут ручьем. Может, я действительно слабая? Может, эта работа не для меня? Ощущение такое, будто вся тяжесть мира сейчас лежит на моих плечах. Мне так плохо, что кажется, будто сейчас вытошнит. Наклоняюсь, зачерпываю ледяную воду, умываю лицо. Горячие слезы смешиваются с прохладой, и уже неясно, что именно обжигает щеки.

– Это мужской, – вдруг раздается голос за спиной.

Я выпрямляюсь. Вижу в отражении Царева. Лев выходит из кабинки и идет мыть руки к соседней раковине.

– Я по привычке, – говорю, всхлипнув.

Смотрю на себя в отражении. Глаза красные, веки припухли. Теперь для всех будет очевидно, что я рыдала. Умываюсь еще раз, но это не помогает прийти в себя. Истерика как будто в самом разгаре.

– Иди сюда, – говорит Лев. Разворачивает меня к себе и крепко прижимает к груди. – Поплачь.

Это простое действие срабатывает, словно спусковой крючок, и вместе с новым потоком слез из меня потоком выходят накопившиеся эмоции. Эти объятия словно вскрывают какой-то нарыв. Меня трясет, как в истерике. А, может, это она и есть.

– Я не могу, – пищу я, хотя уже и так плачу.

– Можешь. Ничего плохого в этом нет. Я тоже много раз плакал.

– Неправда.

Такие, как Царев, не плачут. Горы из стали. Непробиваемые, мощные и надежные.

– Каждый раз.

– Нет.

– Да серьезно, – хрипло говорит он.

– Но тогда все поймут, что я слабая.

– Слезы не означают, что ты слаб, – успокаивающе звучит его низкий голос. – Они означают, что ты живой. И что чувствуешь. – Лев хлопает меня по спине. – Никто из наших не осудит за слезы. Тем более тебя, Ева. Тебя все обожают.

– Но я хочу быть сильной, – пищу я, дрожа в его руках.

– Ты и так сильнее всех, кого я знаю. Вся часть гордится тем, что ты с нами. И Артём будет жить только потому, что ты была рядом в нужный момент.

– Я буду приносить ему чертову колу каждую смену, буду делиться всеми вкусняшками, только бы он жил! – причитаю я, продолжая орошать пропахшую дымом одежду старшего пожарного, и рыдаю все сильнее. – Я обещаю, что перестану обзывать его одноклеточным, только пусть Артём выживет! Пожалуйста!

Царев смеется, и я вместе с ним. Смеюсь и рыдаю.

– Конечно, выживет. Артём сильный. Помнишь, как в прошлом году он кубарем скатился с лестницы? Ни одной царапины! А как ударился башкой на тренировке и упал без сознания? У него даже сотрясения не нашли! Непробиваемый!

Мы вспоминаем все больше историй, и я постепенно успокаиваюсь. Отпускаю Льва и снова умываюсь перед зеркалом.

– Нужно думать о хорошем и верить, – говорит он, подав мне бумажное полотенце.

– Ты прав, – соглашаюсь я, промокнув им опухшее от слез лицо.

Плевать, пусть все видят. Я не железный дровосек, я – девчонка. Но такая девчонка, каких еще поискать.

Когда мы возвращаемся в зал ожидания приемного отделения, Батя протягивает мне кружку с чем-то горячим:

– Твой любимый мятный чай.

– Где ты его достал? – удивленно спрашиваю я и дрожащими пальцами беру кружку.

Мы отходим к окну.

– Специально для тебя заварил, – отвечает он с теплотой в голосе, – и принес.

– Почему тогда твои фанаты пьют дешевый кофе из автомата? – интересуюсь я, оглядев зевающих сослуживцев.

– Потому что этот чай только для моей дочери. – Отец кладет ладонь на мое плечо. Она горячая и тяжелая. – И я знаю, что он всегда тебя успокаивает.

– Спасибо, пап, – произношу я, устало улыбнувшись.

И вижу, как меняется его лицо. Как дергается кадык, как напряженно сжимаются губы и наполняются блестящей влагой глаза. Наверное, это первый раз, когда я так называю Петровича, глядя в глаза.

Сложно поверить, но мне понадобилось пятнадцать лет, чтобы произнести это слово, не отводя от Петровича взгляда. Бывали разные моменты. Я звала его «вы», чуть позже «ты», потом дядей Сашей или Батей. Всячески избегала этого сложного, почти сакрального «папа», и вот оно вдруг так легко и просто вырвалось из меня. И теперь у меня не получается понять, расстроило его это или сделало счастливым. Я так сильно волнуюсь, что внутри, переворачивая все мои органы, разливается какое-то странное, обволакивающее и окрыляющее тепло. Не знаю, что это, но определенно сильная штука. Может, отец и не в восторге, что я пошла по его стопам, но он точно за меня переживал.

– Доктор идет, – вдруг восклицает кто-то.

Мы все оборачиваемся, как по команде. К нам подходит врач. По выражению его лица не понять, с хорошими новостями он явился, или наоборот. У меня от волнения сдавливает грудь.

– Операция прошла успешно, – наконец сообщает он, и все выдыхают. – Пациент был введен в искусственную кому, он все еще в тяжелом состоянии, но стабилен. Теперь остается только ждать, когда к нему вернется сознание. Прогноз осторожно благоприятный.

– Когда можно будет его увидеть? – задает вопрос Илья.

– Первыми допустят родственников, когда они приедут. Нам сообщили, что они уже в пути, – врач смотрит на часы, – остальные желающие могут приходить не раньше послезавтра, вопрос посещения будет решаться по состоянию здоровья пациента. А сейчас прошу меня простить.

Все присутствующие задают еще какие-то вопросы, доктор отвечает и затем удаляется, а я словно погружаюсь в вакуум. Жив. Очнется. Все будет хорошо.

– Ева, ты можешь взять столько дней отпуска, сколько понадобится, – как сквозь вату до меня доносится голос начальника. – Тебе нужно отдохнуть и восстановиться.

Я с трудом фокусирую на нем взгляд.

– Нет, – мотаю головой из стороны в сторону так резко, словно от этого зависит моя жизнь. – Нет, Рустам Айдарович, я выйду в следующую смену, ладно? Если хотите, схожу к Вере. Столько сеансов, сколько нужно. Только не отстраняйте, я дома сойду с ума.

Он шумно выдыхает и смотрит на Батю. Словно тот до сих пор все решает за меня. Отец кивает.

– Как знаешь, – говорит мне начальник.

– Спасибо.

– Ты – молодец, – произносит он, коротко коснувшись моего плеча, и отходит в сторону, чтобы поговорить с остальными.

– Я отвезу тебя домой, – произносит отец, забирая с кресла мою боевку. – В усадьбу.

– Не сейчас, – прошу я, мотнув головой. – Отвези меня в квартиру, мне нужно побыть одной.

– Ева, – очевидно, собирается настаивать он.

– В квартиру, – повторяю я. – Мне нужно выспаться.

– Я бы позаботился…

– Знаю, – заверяю, выразительно взглянув ему в глаза. – Знаю. Приеду как-нибудь на выходных, а сейчас мне нужно к себе.

– Хорошо, – вздыхает отец. – Но он скучает по тебе.

Я закусываю губу, поняв, о ком говорит отец. Меня захлестывает чувство вины.

– А меня подвезете? – направляется за нами Илюха.

И как я могла забыть, что мы теперь соседи?

– Как плечо? Тебе дали обезболивающее? – тут же переключается на него Батя.

– Целую горсть таблеток, – хвастается тот. – Нужно будет еще сходить к врачу на неделе.

Я плетусь за ними по коридору, жалея, что нам не дали зайти в реанимацию, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на Артёма. Ну, ничего. Главное, что операция позади и прогноз благоприятный. Позвоню завтра – точнее, уже сегодня, и спрошу, как у него дела. Жаль, телефон остался в части. Или в машине. Где он вообще?

* * *

Я подрываюсь с кровати, будто от удара током. Пара секунд у меня уходит, чтобы понять, кто я, где нахожусь и какое сейчас время суток. Не уверена, что я права насчет последнего, но за окном светло, а значит, еще не вечер. Сколько мне удалось поспать? И почему пробуждение вышло таким резким?

Громкий стук в дверь звучит вместо ответа. Кто-то так настойчиво барабанит, что, уверена, этот грохот перебудил уже и чертей в аду.

– Иду, – хрипло говорю я. Но стук продолжается, отдаваясь тысячами молоточков у меня в висках. Поэтому приходится крикнуть громче: – Да иду я уже!

Обычно мой день начинается с пробежки, но сегодня я еле передвигаю ноги. Вчера удавалось продержаться на остатке сил, а сегодня мышцы сковало болью, и надо признать, что я вряд ли бы покинула постель, если бы не этот настойчивый стук в дверь.

– Да какого… – чуть не выругалась я, повернув замок, но, когда дверь открылась, на пороге возникли мои подруги Даша, Лера и Саша с ребенком на руках, желание злиться отпало само собой. – Что вы тут делаете?

– Ты не отвечаешь на звонки! – восклицает Лера, протискиваясь внутрь. – Что нам оставалось делать?

Она коротко обнимает меня, скидывает ботинки и проходит дальше.

– Телефон остался в части, – объясняю я, обнимая Дашу, входящую следом. – Привет.

– Знаем! – кричит Лера уже из гостиной. – Мы забрали и привезли его тебе!

– Привет, – говорю я, умиляясь младенцу в руках Саши. Девочка в розовом утепленном конверте и шапочке с ушками походит на медвежонка. Она так сладко надувает губки во сне, что я ловлю себя на мысли о том, что мне впервые нравится чей-то чужой малыш. Такого со мной прежде не бывало. Обычно я побаивалась детей, словно они были существами с другой планеты. – Какой милый ребенок! – восклицаю я искренне (и шепотом, чтобы ее не разбудить).

– Да, – соглашается Сашка, заходя в прихожую. – Мы даже подумываем ее оставить.

У меня уходит пара секунд на то, чтобы сообразить, что это шутка. Когда я расплываюсь в улыбке, она сует мне в руки сопящий комочек.

– Подержи, пожалуйста. Иначе мне никак не снять обувь.

– Ну, и дыра! – орет Лера из гостиной, ничуть не боясь никого разбудить. – Как ты тут живешь вообще? У бомжей на вокзале уютнее!

– Вы еще у Илюхи не были, – отвечаю я тихо, – вот где настоящий бомжатник.

– Не переживай, – говорит Сашка, повесив пальто на крючок в коридоре. – У нас дома два подростка: Гриня и его верный пес, так что я усыпляю дочку под шум телевизора, лай и звуки компьютерных игр.

– И получается?

– Еще как. В идеальной тишине она вздрагивала бы от каждого звука, а так ее даже выстрелом из пушки не разбудишь, – подруга наклоняется ко мне и целует в щеку: – Рада тебя видеть.

– Я тоже, – отвечаю я, готовясь отдать ей малышку обратно, но Саша разворачивается и уходит в гостиную, где уже гремит старый телевизор, включенный Лерой. – А… – я замираю с ребенком на руках.

– Теперь это твоя проблема, – хихикает Даша и тоже удаляется в комнату.

Что ж, ладно. Иду за ними следом.

– Ужасно выглядишь, – замечает Лера, бросив на меня короткий взгляд.

– Ну, спасибо, – выдавливаю я. – Такой уже вчера был день. И ночь.

– Да, – соглашается она, – вы заставили нас понервничать. Кирилл даже не объяснил, что все настолько серьезно: я узнала по факту, когда он утром вернулся домой. Иначе бы приехала поддержать тебя в больницу. – Подруга крутится возле дивана, не решаясь присесть: – Я даже не знаю, куда приткнуть зад, чтобы не замарать юбку!

– Да он чистый, просто старенький, – оправдываюсь я. – Вообще, это хорошая и ухоженная квартирка, просто нужно немного прибраться. Сейчас я позвоню в больницу, узнаю, как там Тёма, а потом сделаю уборку и соберу разбросанные вещи.

– Знаешь, если их не раскидывать, то не придется и собирать, – говорит Балабося, поморщившись, и опускается на диван. – А насчет Артёма не переживай, Соло звонил полчаса назад, пока все по-прежнему.

– Может, к нему уже пускают? Где мой телефон?

– Держи. – Она швыряет мой сотовый на пуфик. – Не пускают к нему, мы тоже уже спросили. Пока он в интенсивной, к нему допускают только родных. Мать с отцом уже в больнице, так что ты можешь заняться собой, а мы обедом. В твоем холодильнике же есть продукты?

Я оглядываю подруг.

– Не-а. Ну, может, яйца… и там… ну… хлеб, остаток курицы.

– Отлично, Дашка что-нибудь сварганит! – радостно потирает руки Лера. – Главное, а это две бутылки красного игристого, мы принесли с собой. – Она взмахивает рукой в нетерпеливом жесте: – Давай, бросай Валерку на диван, и отправляйся в душ, ты похожа на пугало!

– Не понимаю, почему мы все тебя терпим, – вздыхаю я. – Ты просто невыносима. У тебя… язык без костей!

– Потому что я – душа этой компании! – ржет Лерка. – Ладно, бросай уже беби и вали в душ!

Я поворачиваюсь к Саше.

– Она имеет в виду, аккуратно положи на диван мою дочь, и можешь отправляться в ванную, – улыбается Золотова. – А мы пока приберем тут.

– Тебе никогда не хотелось ей врезать?

– Постоянно хочется, но я сдерживаюсь. Надеюсь, смирение добавляет очков к моей карме.

– А что не так? – всплескивает руками Балабося. – У тебя реальный бардак!

– Просто я привыкла вешать на работе одежду так, чтобы можно было ее надеть за несколько секунд! – оправдываюсь я, укладывая ребенка на диван. Малышка сладко спит, причмокивая во сне. – А здесь приходится все аккуратно складывать, потому что платяного шкафа нет. И времени иногда нет. И вообще – я еще не обжилась!

– Вот поэтому у тебя нет парня, – поучительно изрекает она.

– И как это связано? – выпрямляюсь я.

– У тебя ни на что нет времени, кроме работы!

– Может, меня это устраивает?

– Мы должны устроить ей свидание! – озаряет ее. – Девочки, есть кандидаты на примете?

– Саш, малышку нужно, наверное, раздеть? – спрашиваю я, решая игнорировать Леркин приступ острого желания вмешаться в чужую личную жизнь. – Дома жарко, вспотеет.

– Просто расстегнем, – отвечает Саша с улыбкой. Наклоняется и с ловкостью опытного сапера медленно тянет вниз молнию на комбинезоне маленькой Лерочки, а затем отгибает его края в стороны. – Нам важнее, чтобы она подольше поспала и проснулась довольной.

– Иди, спокойно прими душ, – говорит мне Даша, положив ладонь на плечо. – Мы здесь для того, чтобы поддержать тебя в непростой момент. Помочь расслабиться, отдохнуть. Накормить и напоить тебя.

– Говори за себя! – ржет Балабося, доставая телефон. – Лично я уже регистрирую ее в приложении для знакомств!

– Только попробуй, – предупреждаю я. – Только придурков с этих приложений мне не хватало.

– Нормальные там тоже попадаются, – уверенно заявляет Лера. – Я почти уверена.

– Неправда, – кидает на нее разочарованный взгляд Даша. – Эти приложения – настоящее собрание фриков всех мастей. Чтобы найти там принца, нужно перецеловать кучу лягушек. У меня так и не хватило терпения!

– Всего одна попытка! – предлагает Лера. – Коллективно голосуем за понравившийся вариант, и если Ева его одобряет, она идет на свидание.

– Я не давала согласия, – напоминаю я, удаляясь в ванную.

– Нормальные девушки должны время от времени ходить на свидания, чтобы развеяться!

– Я не собираюсь ходить на свидания, чтобы числиться нормальной! – кричу перед тем, как скрыться за дверью.

Сняв одежду, я встаю под прохладные струи воды. Капли бьют по коже, и мышцы отвечают ноющим покалыванием. Выкручиваю ручку холодной воды, чтобы сделать напор сильнее. Холодный поток обжигает тело, обрушивается на него водопадом, заставляет сердце биться быстрее. Я делаю жадные вдохи и прерывисто выдыхаю. Терплю. И напряжение постепенно уходит.

Из ванной я возвращаюсь уже другим человеком. Мои мысли все еще крутятся вокруг вчерашнего происшествия, но общее состояние намного лучше.

– Я нашла в кладовке пятнадцать метров пузырчатой пленки, – сообщает Лера. – Умоляю, скажи, что ты не планируешь чье-то убийство.

У меня не получается удержаться от улыбки.

– Если не будешь пытаться устроить мою личную жизнь, обещаю раскрыть тебе секрет, для чего мне эта пленка.

– Значит, мы так и не узнаем, – говорит она, подав мне бокал холодного игристого.

– Никакого секрета нет, я расстилаю ее и хожу по ней босиком. Или ложусь и лопаю пальцами пузырьки. Это расслабляет. – Я опускаю взгляд на бокал. – Эй, а не рано? Я еще даже не завтракала.

– Это мешает тебе принять обезболивающее? – подмигивает Лера.

Мы заходим в гостиную, и я невольно распахиваю глаза. Девочки навели полный порядок.

– Вау! Здесь не было так чисто с тех пор, как я въехала!

– Охотно верю, – говорит Балабося, хмыкнув.

– Ничего, что мы накрыли здесь на журнальном столике? – спрашивает Саша, вытирая пыль с подоконника, на котором я так люблю сидеть вечерами и смотреть на город. – На кухне мало места, да и не хочется перекладывать малышку, она все еще так сладко спит.

– Конечно, – отвечаю я, усаживаясь на диван рядом со спящим младенцем. Убираю полотенце, и мокрые волосы рассыпаются по плечам, приятно холодя спину. – Если постараемся не ржать, то не разбудим.

– Скажи это Балабосе.

– Ничего не могу обещать, – хрюкает со смеху Лера, устраиваясь на полу рядом с журнальным столиком. – У меня проблемы с самоконтролем.

Пока она разливает игристое по бокалам, Даша ставит на столик закуски. Бутерброды, канапе, фаршированные яйца, салатик.

– Когда ты успела все это сделать?

– Кое-что принесла с собой, – подмигивает она.

– Девочки, вы чудо! Люблю вас!

Мы чокаемся бокалами и посылаем друг другу воздушные поцелуи. Сашина дочурка от этого звука дергается во сне, но мать кладет ей на грудь свою ладонь и осторожно похлопывает, и та спит дальше.

– Фух, – облегченно выдыхаю я.

– Кажется, я уже становлюсь профессионалом, – хихикает Саша.

– Вряд ли смогу так же, – шепчет Лера. – У тебя талант свыше, ты – прирожденная мать.

– Глупости. Я тоже переживала. Но когда рождается ребенок, все получается само собой.

– Для начала потренируюсь быть крестной мамой, – отмахивается Балабося. – Это не так сложно. Нужно только баловать крестницу и позволять ей делать все, что запрещают родители.

– Пожалуй, я уже передумала просить тебя быть крестной, – морщит нос Саша.

– До крестин еще неделя, – хохочет Балабося. – Я знаю несколько полузаконных способов заставить тебя поменять решение!

– Для начала смейся потише, чтобы Лерочка перестала вздрагивать, – просит Саша, закатив глаза.

– Мне кажется, она похожа на тебя, – говорю я ей, рассматривая круглое личико младенца.

– Ты поменяешь мнение, когда она проснется, – уверяет Золотова. – У нее Лёвины глаза и его серьезный, строгий взгляд. Просто представь: маленький человечек с мудрым взглядом взрослого, я каждый день умиляюсь!

– Давайте же, выпьем, – шепотом предлагает Даша. – За детей!

– Материнство – это тяжело, – признается Саша, чокаясь с нами, – но это не сравнимое ни с чем счастье. Знаете, какой в нем единственный минус?

– Какой?

– Вода в моем бокале! – тихо смеется она. – Мечтаю о хорошем вине, но приходится терпеть. Нужно выкормить малышку грудным молоком, хотя бы до года, а там будет видно.

– Заметили? – спрашиваю я, подняв вверх палец.

– Что?

– Как изменились темы наших разговоров за год. От сплетен о горячих мужиках до грудного вскармливания!

– Ну, так все нашли себе по мужику, – разводит руками Даша. – Ну, кроме Евы.

– Меня эта тема не парит, – признаюсь я, мотнув головой. – Честно. Я делаю карьеру, и это сейчас важнее всего.

– Кстати о карьере! – оживляется Лера. Садится удобнее, поджимает под себя ноги. – Нужно добавить в твой профиль запись о том, что ты пожарный.

– Боже, так ты не шутила про приложение для знакомств? – сокрушаюсь я.

– Нет. – Она достает свой телефон, заходит в приложение. – И, кстати, твою анкету уже лайкнули двенадцать раз.

– Ты же не будешь ни с кем переписываться от моего имени?

– Не-е-е-ет, – заверяет Лера. Звучит как стопроцентное «да». – Так. Профессия.

– Не пиши! – едва не подскакиваю я на месте. – Если кто-то из наших парней говорит, что он пожарный, все девки тут же тают! Но если я говорю, что я огнеборец, мужики разбегаются. Проверено не раз.

– Хм. А ты права, – задумчиво говорит она. – У каждого второго куча комплексов по поводу того, что женщина круче него или больше зарабатывает. Настоящий мужик – вымирающий вид.

– Да, ну, неправда, – не соглашаюсь я. – Вот у нас в части, вам ли не знать, все парни достойные.

– Так в чем проблема? – уставляется на меня Даша. – Неужели тебе никто не нравится? Что насчет близнецов?

– Да они мне как братья! – Я лихорадочно отмахиваюсь. – Нет. Не-е-е-т! Вы чего? Я в таком ракурсе ни на кого из своих сослуживцев не смотрю!

– Может, в этом дело? Ты им тоже типа как брат, – предполагает Саша. – Забываешь о своей женственности, о том, что ты нежная, хрупкая. Каждый день вынуждена доказывать, что сделана из стали…

– Да я женственная! Вообще! – вспыхиваю я. – Все остальное время, кроме работы. У меня даже платья есть! И… и туфли на каблуке! Я даже волосы распускаю… иногда. И…

– На самом деле, проверенные источники утверждают, что Ева нравится многим ребятам в части, – прерывает меня Лера. – И многие оказывали ей знаки внимания. Но безуспешно.

– Кто? – таращусь на нее я.

– Проверенные источники – это Соло? – хихикает Саша. – Вот же сплетник!

– Многие, – напевно произносит Балабося. – Почти все свободные парни.

– Да обо мне в части вообще все заботятся, – растерянно говорю я. – Чай, кофе наливают, угощают едой, которую принесли, помогают сумку донести, хоть я и сопротивляюсь. Это элементарная забота, я ж в коллективе единственная девушка – если не считать кабинетных: диспетчеров, бухгалтеров и психологиню. Кого ты имеешь в виду?

– Неважно, – загадочно мурлычет Балабося. – Ведь есть еще Мистер Икс, о котором нам Ева почему-то не рассказывала. Недавно он всплыл в разговоре, и я так удивилась, что впервые слышу его имя.

– Что? Чего? Ты о ком? – оживились девочки.

Я шумно выдохнула, избегая их взглядов.

– Есть парень, о котором она нам не говорила! – разоблачительным тоном восклицает Лера, и малышка от резкого звука опять дергается во сне. Саше приходится ее погладить, чтобы она не проснулась. – И он теперь работает в семнадцатой пожарной части! – добавляет шепотом Балабося, чтобы меня добить.

– Блин, да эта история и яйца выеденного не стоит, клянусь, – говорю я, изображая отвращение. – Он даже не Мистер Икс, а так – Мистер Хэ, не более.

– О ком она? – нетерпеливо интересуется Саша.

– Сразу видно, у кого мужик не из болтливых, – с укором произношу я. Значит, можно быть уверенной, что и о моей истерике в туалете Лев никому не расскажет. – Лера, очевидно, имеет в виду Данилу. Он служил под руководством моего отца в семьдесят первой. Это было давно, я тогда еще школу заканчивала, – я допиваю игристое залпом и ставлю бокал на столик. – Он мне нравился, но между нами ничего не было. А сейчас он работает дознавателем, и его офис переехал в семнадцатую.

– Почему ты держала это в секрете? – удивляется Даша.

– Нет никакого секрета, – честно говорю я и пожимаю плечами. – Просто он ничего для меня не значит, вот и не рассказывала. Обычная юношеская влюбленность, с кем не бывает? У него наверняка было столько девушек, что не было нужды обращать внимание на влюбленную в него старшеклассницу. Не знаю. И знать не хочу – это все в прошлом! Не о чем говорить!

– Как его фамилия? – спрашивает Лера. – Найду его в соцсетях.

– Адамов, – брякаю я и тут же спохватываюсь. – Эй, не надо его искать! Я согласна на свидание с незнакомцем из приложения, только давайте оставим в покое Адамова!

У меня при упоминании его имени в желудке словно граблями кто-то перебирает – все ходуном ходит.

– Адамов? – уточняет Даша. – То есть… Адамов и Ева?

– Ой, вот только не надо, ладно! – умоляю я, роняя лицо в ладони. – Не ищите в этом знаков свыше.

– О! Мой бог! – взвизгивает Балабося, вцепившись в свой телефон.

– Что там? – интересуется Даша.

– Извини! – шепотом бросает Лера в сторону Саши, вынужденной опять кружить над младенцем, встрепенувшимся от очередного Леркиного вскрика. Она встает и начинает носиться по комнате, тряся мобильным так, будто тот раскалился докрасна. – И это «не о чем говорить»? – спрашивает она у меня. – Вольская, ты обалдела? Не о чем говорить?!

– Да что там? Покажи мне тоже, – бросается к ней Даша. И когда ей удается взглянуть на экран, она бросает на меня такой пронзительный взгляд, что мои щеки заливает жаром. – Ева! Серьезно?!

– Я тоже умираю от любопытства, девочки! – пищит Саша.

– Я сама уже умираю, – вздыхаю я. – Что там такого на этом фото?

– Я не нашла его в соцсетях, поэтому погуглила вместе с должностью, и вот какое фото висит на сайте министерства, – торжественно объявляет Лерка и разворачивает к нам экран своего мобильного.

– И что тут такого? – дрожащим голосом говорю я, лишь мазнув по снимку, на котором Адамов в форме и выглядит таким сексуальным, что хочется крикнуть: «Заберите все мои деньги и дайте его трахнуть!» – Он тут просто моложе и неплохо выглядит. А сейчас у него стремная борода и глупая прическа, не на что смотреть.

Жар в этот момент уже пожирает мои уши и сушит горло.

– Ты тоже это видишь? – спрашивает Лера Сашу.

– Возможно, я ослепла, – тихо отвечает та и сглатывает.

– Ну, хорош ведь?

– Не то слово.

– Да прекратите! – бросаю я.

– Она точно врет нам, что безразлична к нему, – заключает Лера. – Давай-ка, не держи нас за дурочек, дорогуша. – А это уже мне: – Рассказывай, что у тебя было с этим красавчиком и почему ты его не хочешь, когда все вокруг хотят?

– Вы просто прикалываетесь, – отмахиваюсь я.

– Нет, он роскошный, – с придыханием говорит Дашка. – Серьезно. Эти сексуально растрепанные каштановые… или темно-русые? Короче, эти волосы… эта волевая челюсть, эти голубые глаза с поволокой…

– Как у акулы, – раздраженно бросаю я.

– Ты знаешь, какие глаза у акул? – прищуривается она.

– Светло-зеленые, вообще-то, – поправляюсь я. – Не у акул. У него.

– О-о-о-о! – дружно стонут они.

– Она знает, какие у него глаза, – мечтательно пищит Даша.

– Попалась, – хищно улыбается Лера. – Попалась, Вольская, ты от него без ума!

– Вот и нет. Неправда, – трясу головой я.

– Так что у вас там стряслось? В прошлом?

– Ничего. Я тогда влюбилась и… ну… слегка помешалась на нем. Мне казалось, что я нравлюсь ему, думала, если быть активнее, получится его завоевать. Но, знаете, эта тема актуальна только для любовных романов. В жизни мужчины не ценят того, что само пришло в руки. Им нужно завоевывать женщин.

– Так дай ему поохотиться! – восклицает Балабося. – В чем проблема? Между вами, по-любому, остались искры!

– Их и не было. Нет, – решительно отметаю я любые возможности того, что мы с Адамовым в принципе когда-то могли быть или будем вместе. – Да он меня и не интересует. Серьезно.

– Так мы и поверили.

– К тому же он ужасен. Шовинист до мозга костей! У него этот старомодный, стремный подход: женщина должна то и се, и ее место на кухне. – Я бросаю на Дашу извиняющийся взгляд: все-таки у нее свое кафе, и она проводит на кухне немало времени. – В общем, характерами мы точно не сойдемся. А я не в том возрасте, чтобы что-то доказывать мужчинам. Не нравится, знаешь, где дверь! Вот такой у меня сейчас подход.

– Почему-то я думаю, что ты лукавишь, – улыбается Саша.

– Лер, давай сюда свое приложение. Выбирай любого, и я пойду с ним на свидание. Все, что угодно, только не Адамов.

– Ну, хорошо. – Она что-то ищет, затем показывает мне мобильный: – Как тебе?

На экране вполне симпатичный парень с кудряшками. Немного женственный, но на фото он с гитарой. Значит, музыкант. Я подхожу, чтобы рассмотреть его получше.

– В его взгляде есть что-то гипнотическое, – говорит Лера.

– Легкое косоглазие? – смеюсь я.

– Ты обещала не придираться.

– Разве?

– А как тебе этот?

На этот раз на снимке брюнет.

– Уже лучше, – киваю я.

– Отлично. Напишу ему, что завтра вы встречаетесь в Дашином кафе.

– Завтра? Мне нужно… нужно… Точно! Нужно позвонить в больницу, узнать насчет Артёма.

– Тогда, может, послезавтра?

Я бросаюсь к телефону, который до сих пор валяется на пуфике. Звук отключен, так что первое, что бросается в глаза, это миллион пропущенных на дисплее.

– Наш котенок проснулся, – говорит Саша.

Девчонки склоняются над младенцем и начинают ворковать, а я пролистываю список пропущенных, пока не дохожу до последнего.

Неизвестный номер

Привет, это Данила. Все еще

на объекте. Надеюсь, у тебя

и твоих ребят все хорошо

Мои тело и мозг реагируют на это сообщение как-то странно. Под грудной клеткой разливается что-то теплое, голова кружится, по спине проносятся мурашки, и мне хочется улыбаться.

«Да что с тобой не так, Вольская?» – злюсь я сама на себя.

И сохраняю его номер в телефоне как «Придурок».