Искры

Глава 19. Ева

SEREBRO – Сломана

Это была одна из тех ночей, что высасывает из тебя все силы. Я сажусь на кровати и пытаюсь отдышаться. В горле как будто саднит от дыма. Прошло столько лет, а картина того пожара все еще пугает так сильно, словно мне до сих пор восемь. Откашлявшись, я встаю.

И почему мне никогда не снится то время, когда я училась в выпускном классе? Прибегала к отцу в часть после уроков, оставляла портфель в его кабинете и шла в столовую, где подолгу засиживалась с чашкой какао в надежде столкнуться с Адамовым. Он был для глупой девчонки словно светом в окне. Я восхищалась каждой его чертой и умирала от восторга, когда слышала тембр его голоса – низкий, терпкий, как горький шоколад, слегка бурлящий на букве «р»: мне хотелось положить ладонь на его кадык и чувствовать вибрации, когда он произносит эту букву.

Все остальные Даниилы были Данилами: двойная «и» проглатывалась при произношении, Адамова же все вокруг звали исключительно Данилой. Совсем как Данилу Багрова из фильма «Брат», обе части которого Батя засмотрел уже до дыр, – каждый раз, когда их повторяли, он и мои братья собирались у телевизора. За годы юношества я невольно выучила все фразы и каждый поворот сюжета, а фильм стал родным, как и семья приемного отца. Но после знакомства с Адамовым я вдруг поняла, что они очень похожи с киношным Данилой: решимостью, силой, несгибаемостью характера и тихим, сдержанным обаянием.

А еще тягой к справедливости и не совсем этичными или законными методами, которыми они ее добивались. Адамов с регулярностью идиота нарушал приказы Бати на службе, но каждый раз делал это, чтобы, рискнув собой, спасти пострадавших. За что неминуемо получал отповедь и выговор, а потом Батя оттаивал, и все возвращалось на круги своя.

Данила был моим чертовым героем, несгораемым суперменом, укрощающим огонь, но больше всего я любила наши случайные встречи в части и странные разговоры ни о чем – лишь бы побыть вместе подольше.

Учеба, музыка, погода – мы говорили обо всем, и вряд ли бы кто-то заподозрил в нашем общении какой-то глубокий подтекст. Но то, как он смотрел на меня, как нечаянно касался коленом во время разговора, как заботливо подливал какао в мою кружку, – черт подери, я знала, что Данила неравнодушен ко мне. Мы даже не целовались, но я уже ощущала нас парой. И это было моей ошибкой.

Как и ночь в отеле, от которой я до сих пор не могу отойти. Зачем-то перебираю в памяти ощущения, проверяю мобильный – вдруг он написал еще что-то, волнуюсь из-за того, что сегодня мы увидимся впервые после близости и посмотрим друг другу в глаза. Девчонка из прошлого, что внутри меня, боится снова увидеть безразличие в его глазах, ведь это в прямом смысле мой страшный сон. Мне никогда не снятся наши долгие беседы, в каждом сне я вижу лишь тот момент, как смотрю из окна долбаной гостиницы на пустую улицу и жду, что Данила придет. И он никогда не приходит.

– Я удалил волосы, – сообщает Илья, когда я сажусь к нему в машину.

– Чего?

– Там, – заговорщическим тоном произносит он, когда машина выезжает с парковки. – Начисто. Так что я полностью готов к съемке.

– Боже, – морщусь я. – Вас разденут всего лишь по пояс, дубина!

– Знаю, но так я чувствую себя увереннее. Понимаешь? Внутренняя сила, энергия, заряженность на успех! – Илюха напрягает руки и демонстрирует свои бицепсы, хотя через куртку все равно их не видно.

– Ты пожалеешь на первом же выезде, когда вспотеешь, натрешь там все и зачешешься.

– Я намазал заживляющим кремом с пантенолом, – хвастается он.

– А я только что позавтракала. Давай закроем тему? – стону я.

Но уже через пять минут его прорывает:

– Так когда мне доставят удочку? Кинешь код для получения?

– Не понимаю, о чем ты, – цежу я сквозь зубы и отворачиваюсь к окну, чтобы Илья не разглядел признаков вранья в моем лице.

– Все ты понимаешь, коза! – бьет он ладонью по рулю. – Я видел, как ты возвращалась домой вчера утром на такси!

– И что?

– Ты переспала с ним! Гони мою удочку!

– О, преступление раскрыто. Поздравляю, лейтенант Коломбо. – Я поворачиваюсь к нему и злобно морщу лоб. – Мы всю ночь сидели в засаде и выслеживали злодеев, ясно? Я весь зад себе отморозила, но у следствия теперь есть неопровержимые доказательства того, что те торгуют краденым. И это только начало большого пути в поисках виновных в пожаре в торговом центре!

– Тебе даже полиграф не поверит, – усмехается Илюха. – Не то что я!

– Я – кремень. Так что не видать тебе удочку, как своих ушей. – Я показываю ему язык. – Ну, либо купи ее себе сам. На гонорар с фотосессии.

– Вот уж нет, для меня это теперь дело принципа! А что, за съемку дадут денег?

– Прикинь.

– Откуда знаешь?

– А меня тоже будут снимать, – хвастаюсь я. – Царев настоял, и организаторы согласились. Пойду тринадцатым месяцем.

– Супер! – Он поднимает большой палец вверх и вдруг задумывается. – Получается, ты тоже будешь топлесс?

– Щас! Ты что, совсем?

– Тогда на что смотреть? Так неинтересно.

– Смотри на то, что побрил себе! – отмахиваюсь я.

– Не завидуй!

– Фу, извращенец!

– Ты права, там уже чешется.

– Замолчи!

– Нет, реально зудит.

– Останови, я пойду пешком!

И мы хохочем – до слез и соплей. И все мое утреннее напряжение как рукой снимает.

– Я все равно не верю, что у вас с Лопатой ничего не было, – говорит Илюха после паузы, когда мы наконец успокаиваемся.

– Да ради бога, – отвечаю с ухмылкой.

* * *

– Можно тебя на секундочку?

Ох ты ж! Адамов ловит меня прямо на парковке у части, когда я выбираюсь из машины Ильи. Я вижу его стоящим метрах в двадцати от нас, и мое сердце сжимается. Волосы взъерошены, куртка нараспашку, под мышкой папка с бумагами. Он кажется невыспавшимся и таким… родным. Первое инстинктивное желание – пригладить его прическу руками, поправить воротник рубашки, запахнуть куртку и поцеловать в губы, но я почти сразу беру себя в руки.

Делаю выдох, собираюсь с мыслями, и словно дьявол переключает невидимый рубильник во мне.

– А, привет.

Как хорошо, что меня сегодня подвозит Илюха. Адамов должен понимать, что у меня могут быть и другие мужчины, и я на нем не зацикливаюсь. А то, что было в отеле… Черт, оно остается в отеле!

– Ты была права, – говорит Данила, направляясь ко мне.

– «Ты права»? Что? – шепчет Илья, щелкнув кнопкой сигнализации на машине. – Ты прикрутила к его яйцам оголенные провода?

Я пихаю в его бедро.

– Насчет чего? – спрашиваю, когда Адамов подходит к нам.

Мне становится тяжелее дышать в его присутствии.

– Поговорим наедине? – Данила бросает на Илью недоверчивый и ревнивый взгляд.

– Хорошо, – я хитро улыбаюсь другу. – Илюша, я тебя догоню.

– Как скажешь, – отвечает парень, кивнув.

Больше всего он не любит, когда его зовут Илюшей, но мне очень хотелось поддеть Адамова.

– Почему ты не ответила на мое сообщение? – спрашивает Данила, едва Илья отходит от нас.

– На которое? – задумываюсь я. – А-а, на то… А нужно было ответить?

– Пф, ладно, проехали. Что у тебя с этим парнем?

Ух, его глаза мечут молнии. Мне это нравится.

– Так в чем я права? – спрашиваю, игнорируя его вопрос.

– Ева, – он выглядит уязвленным.

– Да, дорогой?

– Давай положим конец этим играм? Поговорим как взрослые люди.

– О работе, надеюсь? – с улыбкой интересуюсь я.

– О нас.

Данила шумно выдыхает, морозный мартовский воздух превращает его выдох в пар.

– Нет никаких нас, Адамов. Мы просто переспали.

– Ты нарисовала помадой сердечко на зеркале в ванной, – напоминает он.

Вот черт. Да, было дело. Расчувствовалась. Не могла уйти, не оставив хоть какого-нибудь послания.

– А ты принял его близко к сердцу? Бедный. Я просто не успела протрезветь. Не думала, что ты такой романтик.

– Ева, что я должен сделать, чтобы ты поверила мне? – Данила берет меня за руку.

И я озираюсь, как вор, чтобы не смотреть ему в глаза.

– Не поднимай больше эту тему, ладно? – осторожно вынимаю ладонь из его руки. Теперь пальцы холодит от мороза. Я прячу руки в карманы: – Так о чем ты хотел поговорить? Есть новости по делу?

Его зрачки темнеют, теперь он похож на грозовую тучу. Видимо, мой отказ обсуждать наши взаимоотношения действительно его ранил.

– Да. Похоже, придется самим наведаться в «Солнечную деревню», – сухо говорит Данила, глядя куда-то в сторону через мое плечо. – Если ты после смены свободна, то завтра сразу и съездим.

– Хорошо, – растерянно отвечаю я.

Мне не нравится, когда Адамов не смотрит мне в глаза. Кажется, я реально его расстроила.

– Тогда договорились, – бросает он и уходит.

Я успокаиваю себя мыслью, что все делаю правильно.

Ну, правильно же?

Вот дерьмо…

* * *

– А если поступит вызов? – волнуется Инга, обходя площадку, которую готовят к фотосессии.

– Придется остановить съемку, – объясняет Рустам Айдарович. – Ребята вернутся с выезда, и можно будет продолжить.

– Серьезно?

– Да ладно, шучу, – говорит он, улыбнувшись одними уголками губ. – У нас достаточно людей для выезда. Ребята в вашем распоряжении на три часа.

– Ох, спасибо. – Она кладет ладонь на грудь в знак признательности и кивает. А когда начальник удаляется, Инга орет на реквизиторов. – Вы что там, уснули?! Живее тащите свет! Мы отстаем от графика! А где живность?

– Уже здесь, – отвечает ее ассистентка.

– Тут девушка не хочет наносить макияж, – жалуется на меня визажист.

Я устало вздыхаю.

– В чем проблема? – подходит к нам Инга.

Мы за ширмой у зеркала. Меня одели как хренову Лару Крофт, и я не сопротивлялась, даже полслова не сказала. Черт с ними, сфотографируюсь в облегающей майке. Но рисовать у себя на лице не дам.

– Можно мне просто тон, контуринг и подкрасить реснички? – обращаюсь я к Инге. – А то она хочет сделать из меня артистку кабаре!

– Конечно, – понимающе кивает журналистка и переводит взгляд на визажиста. – Лилечка, давай поестественнее в этот раз, хорошо? Пусть будет неброско, внешность у девушки и так достаточно яркая.

– Без проблем, – отвечает та, как будто не препиралась со мной пять минут назад.

– Спасибо, – бурчу я.

– Тогда продолжим, – склоняется надо мной с кистью Лилечка.

Только в отражении зеркала у меня получается наблюдать за тем, как гараж пожарной части превращается в площадку для съемок. Возле одной из машин участники съемочной команды размещают кучу световых приборов, настраивают их, пробуют разные ракурсы. Там же, неподалеку, собираются люди с переносками для животных. Судя по звукам, в контейнерах кошки. Хм, это будет интересно. Особенно если какой-нибудь перепуганный котяра вцепится в одного из наших ребят.

– Только посмотри, – раздается голос за спиной.

Я обращаю взгляд на отражение в зеркале. Это Илюха. Голый по пояс и… блестящий.

– Круто, да? – довольно лыбится он, демонстрируя в зеркале мне свои бицепсы.

– Что это? – спрашиваю я. – Чем тебя намазали?

– Это я сам, – радостно отвечает Илья. – Взял твое масло для тела, которым ты мажешься после душа. Видел, так бодибилдеры делают. И только глянь, как смотрится! А?

Он кружится, изображая характерные движения накачанных спортсменов, и Лилечка заезжает мне кистью в рот, задержав на нем восторженный взгляд.

– Ай! – вскрикиваю я.

– Ой, простите, – говорит она и закусывает губу.

– Все, достаточно, – прошу я, вставая. – Больше ничего не нужно, – поворачиваюсь к Илье. – Ты что, вылил на себя всю бутылку?

– Только половину, – отвечает он.

– Не вздумай лезть на пожарный столб, – замечаю я, цокнув языком. – Иначе переломаешь себе все. И хорошенько отмойся после съемки, иначе вспыхнешь, как факел на выезде.

– Серьезно?

– Нет, блин, шучу!

– Ну а как вообще? – Илюха опять крутится, демонстрируя фигуру.

– Красотун, – показываю ему палец вверх.

Вот же дите малое.

– Привет, ребят, – подходит к нам Вера.

Илья тут же замирает, выпучивает на нее глаза.

– Привет, – говорю я.

– Как дела? Что-то известно насчет пиромана? – Она поворачивается к Илюхе. – Ой, – скользит взглядом по его груди, – ух, ты.

– Привет, – выдавливает тот, краснея.

– Илья, да ты… подготовился, – замечает Вера.

– О да, – подтверждаю я. – Он очень серьезно подготовился.

И жестами за ее спиной показываю ему ниже пояса, а затем большой палец вверх.

– Да я… Да вовсе и… – завис Илюха.

– Ты тоже красотка, – поворачивается ко мне Вера.

– Спасибо, – киваю я. – Насчет пиромана пока глухо.

– Ясно, – улыбается она, затем стеснительно косится на Илью, – надеюсь, скоро его поймают.

– Ага.

– Удачной вам съемки, – говорит Вера. – Побегу работать, у меня сегодня обычный рабочий день, – она еще раз проходится взглядом по масляному телу моего сослуживца, – к сожалению…

– Счастливо! – бросает он ей вдогонку, когда девушка уже сворачивает в коридор.

– Хорошо, что ты не бросился ее обнимать, – замечаю я с усмешкой. – С таким количеством масла Вера соскользнула бы прямо в космос!

– Боже, Илюха! – восклицает Никита, подходя к нам.

– Круто, да? – оживляется Илья и начинает демонстрировать бицепсы.

– Ты блестишь, как кусок сала!

– Да пошел ты.

– Или как…

– Дай-ка мне тебя обнять, – прыгает на него Илья.

– Только не… О-о-о-о! – стонет Никита.

Они толкаются, дерутся в шутку и хохочут, а я застываю, увидев Адамова, пересекающего площадку в одном полукомбезе со спущенными лямками.

О нет. На это невозможно смотреть. Я чувствовала его роскошное тело под своими пальцами той ночью в отеле, но видеть эту красоту средь бела дня, да еще в свете софитов, это… то еще испытание.

Брюки от полукомбеза сидят на его талии низко, демонстрируя косые мышцы живота. Под загорелой кожей при каждом движении перекатываются твердые, как сталь, мускулы. Адамов идет, ухмыляясь. И походка у него такая, будто его просто распирает от самодовольства. Сукин сын знает, что он хорош, и тащится от реакции немногочисленных девиц, участвующих в организации съемки.

Может, хватит? Ненароком доведешь одну из своих поклонниц до сердечного приступа!

Или этот козел испытывает меня на прочность? Так это бесполезно. Я совершенно равнодушна к увиденному… Абсолютно…

Вот только бы отвести глаза от этого идеального тела и перестать фиксировать каждую его деталь в собственной памяти. И как бы не простонать от возбуждения, наблюдая за тем, как он принимает мужественную позу, готовясь к съемке. Я жадно скольжу взглядом по его гладкой, будто выточенной из камня, груди и громко сглатываю.

Мне нельзя испытывать такие эмоции по отношению к мужчине, который разбил мое сердце в прошлом, но я буквально схожу с ума. Меня клинит. Мое тело воспламеняется изнутри и, кажется, вот-вот взорвется.

«Да приди ты уже в себя!» – орет внутренний голос.

И я отворачиваюсь к зеркалу как раз в тот момент, когда Адамову дают в руки бело-серого котика с большими грустными глазами. Маленький пушистик только подчеркивает его силу и размер… Боже, зачем я вспомнила про размер?

– Мне нравится ее высокий хвост, но заплетите его в косу, – отдает указания стилисту по прическам Инга, проходя мимо меня.

– Хорошо, сейчас! – бросается ко мне девушка-стилист. Усаживает меня на стул. – Вам плохо?

– Нет.

– Здесь действительно как будто душновато.

– Этот слишком блестит! – слышится голос Инги. Вот и Илье досталось. – Протрите его полотенцем!

У меня уходит минут пятнадцать, чтобы продышаться. Все это время я стараюсь не смотреть на площадку и вокруг себя – вообще в любое место, где могу натолкнуться взглядом на Адамова. А потом меня приглашают на площадку.

– А можно мне другую? – прошу я, когда нам подносят сфинкса. И перехожу на шепот: – Лысая киска больше подойдет Илье. Он их фанат. – Затем иду к девушке, у которой на коленях царственно развалился огромный темно-серый мейн-кун. Взгляд у него воинственный и раздраженный одновременно: – А вот этот – вылитая я.

– Только он тяжелый, – с улыбкой замечает девушка, – десять килограммов.

– Всего-то? – тяну руки я.

– Ух какой! – восхищенно и слегка настороженно замечает фотограф, увидев меня с этим здоровяком на руках. – Грозный какой.

– Ну, что вы, Пушок – настоящий душка, – говорит хозяйка кота, встав у него за спиной. – Только с виду серьезный.

– Уже мурлычет, – подтверждаю я, прижимая кота к груди.

– Отлично, – восклицает фотограф, сделав несколько снимков. – А ты можешь сделать такое же лицо, как у него?

– Такое? – спрашиваю я, демонстрируя уверенность, силу и чувство собственного превосходства.

– Огонь! – вскрикивает он.

– У нас так лучше не говорить, – смеюсь я.

– Пожар! – говорит фотограф. – А, ой! Понял. – Он смеется и снова наводит на нас камеру. – Кайф! Молодцы! А теперь улыбайся. Больше нежности! Да, вот так! Прижми котика к щеке!

Я полностью расслабляюсь и отдаюсь процессу. Руки действительно ощущают солидный вес котика, но для пожарной, привыкшей таскать на себе тяжелое оборудование, это как легкая разминка. Я улыбаюсь под вспышками, целую Пушка, чешу ему за ушком и… вдруг сталкиваюсь взглядом с Адамовым.

Он улыбается.

Что за ерунда? Его как будто расколдовали: он никогда столько не улыбался в жизни, сколько за последние дни.

– Ева! – кричит кто-то справа от него. Узнаю в силуэте актера Дубровского. Он вскидывает вверх руки, показывая мне большие пальцы. – Давай-давай! Красотка!

И я игриво посылаю ему воздушный поцелуй. Прямо на глазах у Адамова и всей нашей части.

Ну, а что? Пусть побесится. Или мне надо было все семь лет сидеть и верно ждать его у окна?

Но Даниле уже не до меня: на нем едва ли не виснет рыжеволосая бестия Инга. Она что-то говорит, вцепившись в его локоть. Затем громко смеется и снова льнет к нему. Эта девушка так активна, она умудряется совершать несколько движений в секунду. Не удивлюсь, если Адамов даже не заметит, как Инга лизнет его в грудь или просунет руку ему в штаны.

Он должен избавиться от нее. Оттолкнуть. Мазнуть по ней равнодушным взглядом и отвернуться. «Ну, же, Данила! Почему ты позволяешь ей трогать тебя?»

Я неотрывно слежу за их общением, позабыв, что нужно позировать фотографу. Мне до смерти хочется покончить со съемкой, подойти к этой наглой девице и приказать ей убрать руки от этого мужчины. У меня будто пожар разгорается внутри от желания оттаскать ее за волосы. Я хочу, чтобы Адамов немедленно отшил ее, но вместо этого он… улыбается.

Что? Нет. «Ты не можешь дарить ей свои улыбки, парень!»

Он так редко это делает, и при этом обретает такой обаятельный мальчишеский вид, что это не должно становиться достоянием общественности. Никто не должен знать, что ты так умеешь! Эти улыбки предназначаются только мне… Эй!

Но Данила кивает Инге и позволяет ей увести себя с площадки.

Мне кажется, будто я задыхаюсь.

Остановите кто-нибудь их!

– Вижу, вы оба устали, – говорит фотограф. – Все, отпускаю вас. Это была отличная съемка!

Я передаю котика хозяйке и спешу к зеркалу, чтобы снять этот долбаный слой тона толщиной в палец.

– Ну, как? – спрашивает Илюха, подойдя ко мне.

– Отлично, – бросаю я, не глядя на него.

– Я что-то волнуюсь, – признается он.

– Да забей, это всего лишь съемка.

– Ты чего такая злая?

– Я? Да я, мать ее, добрая фея! – рычу я, пытаясь отыскать на столике хоть что-то похожее на средство для снятия макияжа.

– А где Адамов? – оглядывается по сторонам Илья, каким-то невообразимым образом связав в голове мое настроение с Данилой.

– Я порезала его на мелкие кусочки и спрятала в морозилке, – отвечаю ему.

Илюхины глаза лезут на лоб.

– Понял, больше не пристаю.