Однажды Адриатическое море устало: ему надоели толпы отдыхающих по всему побережью от Венеции до Отранто. И кроме того, оно обижалось, что его совсем не уважают, — бросают в воду всякий мусор и даже мочатся.
— Торчишь тут в такую жару, — возмутилось море, — работаешь день и ночь, и вот благодарность! Ну погодите у меня! Завтра же беру отпуск, тогда посмотрим, как вы без меня отдохнете.
Оно решило провести отпуск в горах и, не откладывая, глубокой ночью двинулось в путь.
На следующее утро все владельцы пансионатов, гостиниц, магазинов, ресторанов, платных пляжей чуть не умерли от инфаркта.
— Мы разорены! — в отчаянии вопили они. — Море исчезло, теперь все отдыхающие разбегутся.
На это и рассчитывало разгневанное море.
Однако никогда еще на побережье не было столько народу. Люди ехали со всех концов Италии, даже из-за границы, чтобы посмотреть на сухое морское дно. Чего они там только не увидели! Старые башмаки, водоросли, залежи соли, чудесные раковины, не говоря уже о затонувших лодках и кораблях, среди которых попадались даже такие древние, как римские триремы и венецианские галеры. Началась настоящая охота за сокровищами: кто-то искал золотые цепочки, кольца, браслеты, потерянные купающимися, кто-то — античные амфоры, старинные якоря.
С бывшего берега тысячи машин съезжали в бывшее море, чтобы обследовать бывшее морское дно. Если ехать прямо, никуда не сворачивая, можно попасть в Югославию, где много красивых городов. И вот уже началось проектирование гостиниц и станций обслуживания; у кого-то даже возникла идея для удобства туристов, направляющихся в Югославию, построить автостраду и железную дорогу.
Между тем Адриатическое море, отдыхая в Альпах, очень сердилось, что никто о нем не вспоминает.
— Раз так, — решило оно наконец, — я возвращаюсь!
Но была и другая причина. Наверху оказалось очень неудобно. Трудно удержаться на горах, если ты — жидкость. К тому же близилась осень, море боялось замерзнуть, превратиться в гигантский ледник и застрять в Альпах до следующего лета. И тогда оно начало потихоньку спускаться по горным потокам и рекам, пока не вернулось на прежнее место.
Однажды июньской ночью дежурный полицейский Сальво Финетти, римлянин в седьмом поколении, обходя по долгу службы старый район Трастевере, вышел на одноименный бульвар и встретил Эйфелеву башню.
— Прошу прощения, — вежливо поклонившись, обратилась к нему башня, — не скажете, как добраться до Пьяцца дель Пополо?
— Вы на машине?
— Нет.
— Тогда переходите мост и идите прямо до перекрестка, там свернете налево и попадете на площадь Венеции: вы ее сразу узнаете по огромному белому памятнику. Потом увидите длинную прямую улицу, она называется Корсо, пройдете ее до конца — и вы на Пьяцца дель Пополо.
— Благодарю вас, вы очень любезны.
— Не за что. Всего доброго.
Узнав дорогу, Эйфелева башня легко нашла Пьяцца дель Пополо и осторожно, стараясь не задеть стоящий там египетский обелиск, который даже не доходил ей до нижнего этажа, устроилась в самом центре площади.
Утром столики двух кафе под открытым небом заняли римляне — любители понежиться на солнышке за чашечкой кофе.
— По-моему, — сказал один, — тут что-то изменилось.
Всем известно, римляне никогда ничему не удивляются.
Если помните, дежурный полицейский совсем не удивился, встретив Эйфелеву башню. Это и понятно — за свою почти трехтысячелетнюю историю римляне чего только не повидали! Но в то утро на Пьяцца дель Пополо и впрямь что-то изменилось.
— Вот и я говорю, — отозвался другой, — сегодня их больше обычного.
В самом деле, возбужденные толпы туристов сбежались на Пьяцца дель Пополо посмотреть Эйфелеву башню. Но римляне, привыкшие испокон веков к нашествиям иноземцев, не обращают на туристов почти никакого внимания. В лучшем случае замечают хорошеньких девушек.
— Э, гляди-ка, а вон та блондиночка ничего.
Между тем мэр Парижа слал своему римскому коллеге телеграмму за телеграммой, требуя вернуть Эйфелеву башню. Но когда муниципалитет через своего специального уполномоченного запросил башню о ее планах, та и слушать не захотела о возвращении домой: свои каникулы она намерена провести в Риме.
Чтобы уладить это дело, мэр итальянской столицы решил в порядке обмена отправить в Париж Колизей — разумеется, с котами вместе. Это решение вызвало бурю протестов — правда, исключительно среди туристов, которые приезжают в Рим специально, чтобы полюбоваться древним амфитеатром; сами римляне и не заметили исчезновения Колизея. Всем известно: римляне очень гордятся своими достопримечательностями, но никогда их не посещают.
Каникулы кончились, и Эйфелева башня возвратилась в Париж, а Колизей вернули в Рим. Как вы догадались, римляне об этом и не подозревают. Им даже неизвестно, что колизейские коты успели выучить в Париже французский и теперь, встречая туристов из Франции, мяукают по-французски в расчете заработать что-нибудь вкусненькое.
Она забавлялась. Преследовала старушку, которая поднималась по лестнице, приставала к мальчишке, гонявшему мяч, без зазрения совести мучила носильщиков, грузчиков, рабочих и многих других людей, занятых тяжелым трудом. Все начинали тяжело дышать, задыхаться и вынуждены были останавливаться, чтобы перевести дух.
Одним словом, это была очень злая одышка.
Как-то раз она увидела человека в майке, трусах и кроссовках, который бежал по улице.
— Сейчас я им займусь, — сказала одышка. — Мне ничего не стоит с ним справиться, хоть он и спортсмен.
Она пристроилась рядом с бегущим, не сомневаясь, что тот очень скоро начнет задыхаться и остановится.
Но человек бежал спокойно.
Наверно, он бегун на средние дистанции, подумала одышка. Самое большее — на тысячу пятьсот метров. Но теперь столько ему не пробежать.
Человек, однако, пробежал больше и не собирался останавливаться.
— Похоже, он все-таки стайер и бегает на пять или десять тысяч метров. Только он выдохнется задолго до финиша — вот смеху будет!
Десять тысяч позади, но не тут-то было, человек не остановился. Черт возьми, вот это выносливость! Чтобы не отстать, одышка собрала все свои силы — никогда еще ей не приходилось так тяжело.
Пятнадцать, двадцать, двадцать пять километров! Человек по-прежнему дышал ровно — в отличие от одышки, которая пыхтела как паровоз.
— Сейчас остановится… Не выдержит… Свалится…
Тридцать километров! Одышка хватала ртом воздух, у нее началась одышка, ей казалось, она вот-вот задохнется.
— Ни за что не сдамся… Он должен остановиться… У него уже нет сил…
Тридцать три километра! Одышка чувствовала, что умирает, а тот все бежал и бежал.
— Хватит… Стой… Не могу больше… — умоляла она. — Сейчас лопну…
Сорок километров! И тут одышке пришел конец: она в самом деле лопнула.
Ей просто не повезло: она не знала, что этот человек — олимпийский чемпион по марафонскому бегу, а марафонская дистанция — сорок два километра сто девяносто пять метров.
У каждого человека есть имя. Он получает его при крещении и не расстается с ним всю жизнь. Это как цвет глаз, который нельзя поменять, или родимое пятно, которое ничем не снимешь. Допустим, тебя назвали Джованни, Марко или Анной, значит, так и будешь всю жизнь Джованни, Марко или Анной. Но разве справедливо, когда человеку дают имя, даже не посоветовавшись с ним, а он потом всю жизнь его носи? Не знаю, как вы, а один мой знакомый считал это несправедливым и каждый день менял имя, выбирая, с его точки зрения, самое подходящее.
Проснувшись утром, он решал, что сегодня будет Антонио; на следующий день он уже был Франко; когда в небе сияло лучистое солнце, он называл себя Лучетто; когда сердился — Серджо; когда ему хотелось спать — Спанио, и так что ни день — новое имя.
Некоторые могут подумать: эта неразбериха с именами доставляла ему, наверное, много хлопот. Ведь люди не знали, как его сегодня называть. А вот и знали! Он писал имя на карточке, карточку прикалывал к рубашке, и всем было все ясно.
Если полицейский спрашивал у него документы, он спокойно предъявлял свое удостоверение личности, где черным по белому было написано: «Без определенного имени», так что не придерешься.
И почту он получал без задержки, хотя на конверте иногда были очень странные надписи, как, например: «Молодому человеку, которого 27 ноября звали Франко». Но поскольку в городе он был один-единственный без определенного имени, почтальон сразу же догадывался, кому вручить письмо.
Одним словом, неудобств никаких, а преимуществ масса, и главное — в любой день, назвавшись новым именем, можно начать новую жизнь.
Он так любил свой зонт, что никогда не выходил без него из дома и раскрывал над головой даже в солнечные дни. А что тут удивительного? Зонт ведь был необыкновенный и защищал от всего: от палящих лучей, от ветра, от града, от цветочных горшков, падающих с балкона, и даже, в случае необходимости, от пуль. Короче говоря, это был самый прочный, самый непробиваемый зонт на свете, зонт, который ничего не боялся.
Нет, кое-чего он все-таки боялся. И обнаружилось это в один ненастный день, когда хозяин вышел на улицу без плаща — ведь у него с собой был зонт! Но едва первые капли дождя забарабанили по зонту, тот начал чихать, закрываясь при каждом «апчхи!».
— Бессовестный! — кричал он на хозяина. — Хочешь меня простудить? Хочешь, чтобы я схватил бронхит или — чего доброго — воспаление легких?
Оказалось, зонт боится воды. Чтобы не промокнуть, он решительно закрылся, и открыть его хозяину уже не удалось.
Не трудно себе представить, в каком виде владелец зонта вернулся домой. И все-таки он по-прежнему никуда без него не выходил. Только теперь не забывал надеть плащ. Стоило начаться дождю, хозяин первым делом закрывал зонт и прятал под плащ.
— Что поделаешь, — успокаивал он себя, — у всех есть недостатки, даже у зонтов.
— Зрение отличное! — подтвердил врач во время медицинского осмотра в школе. — Десять из десяти возможных.
Благодаря такому зрению она раньше всех на остановке могла разобрать номер приближающегося автобуса, единственная в классе умела читать книгу на расстоянии двух метров и невооруженным глазом видела микроскопических букашек на лепестках цветов.
Разумеется, она очень гордилась своим зрением и проверяла его без конца! Дома, оторвавшись от книжки с картинками, она поднимала глаза и устремляла взгляд в окно. Она видела последние дома на окраине города, за домами — поля, за полями — цепочку холмов и даже каждый из них в отдельности. Но перед холмами взгляд останавливался — дальше они его не пускали.
— Жаль, что вокруг столько холмов, — сокрушалась она, — не то бы я увидела Рим, Сицилию, а может, даже Африку.
Однажды, путешествуя с родителями, она попала на огромную равнину.
— Наконец-то я проверю границу своего зрения, — сказала она.
Взгляд отправился в путь через поля и луга, миновал одну деревню, другую, пересек реку — никогда еще он не забирался в такую даль! Все вперед и вперед, снова деревня, снова поля, но вот взгляд достиг горизонта и остановился.
— Дальше, дальше! — требовала она, широко открывая глаза и напрягая зрение.
— Прости, — ответил ей взгляд, — дальше не могу.
— Ну пожалуйста, попробуй! Там впереди Флоренция, мне так хочется ее увидеть!
— Глупенькая, — сказал взгляд, — разве ты не знаешь, что Земля круглая, а я могу перемещаться только по прямой?
И тогда девочка с необыкновенным зрением поняла: надо довольствоваться тем, что видишь по эту сторону горизонта.
Никогда еще газета не пользовалась таким спросом — ведь она единственная во всем мире печатала отчет о завтрашних событиях, то есть о тех, что произойдут день спустя после ее выхода. Как это возможно? Дело в том, что в газете сотрудничал самый известный и самый информированный журналист страны. Он обладал исключительной способностью жить на день вперед, обгоняя всех во времени, и потому знал, какие завтра предстоят события, что скажет министр и где произойдет землетрясение. Чтобы не допустить его сотрудничества с другими газетами, ему платили немыслимое жалованье. Он запирался у себя в кабинете, часа за два отстукивал на машинке завтрашние новости и передавал материал из рук в руки главному редактору, а тот незамедлительно отправлял его в печать.
Однажды среди его сообщений оказалось следующее: «Завтра с известным журналистом Доменико Питти, — (так его звали), — случится несчастье: он поскользнется, ударится головой и получит серьезную черепную травму».
На следующий день, несмотря на все предосторожности, он действительно поскользнулся и повредил голову.
Главный редактор тотчас поместил его в очень дорогую клинику. Пролежав несколько недель, он поправился и вернулся в редакцию. Как обычно, два часа постучал на машинке и вручил материал главному. Тот прочел и ахнул: это были вчерашние новости, уже опубликованные во всех газетах. Травма потрясла Доменико Питти, и он стал жить вчерашним, а не завтрашним, днем. Главный устроил его в еще более дорогую клинику, созвал консилиум самых известных профессоров, но все напрасно — уникальный дар не восстанавливался. Поскольку теперь журналист не годился даже для самой рядовой редакционной текучки, главный его уволил.
Всеми забытый, Доменико Питти влачил жалкое существование.
Однажды он шел купить себе булочку, и ему на голову упала черепица. Когда он очнулся, то, несмотря на пробитую голову, завопил от радости, ибо понял, что снова перенесся в завтрашний день, стало быть, опять сможет предвосхищать события.
В полной уверенности, что его возьмут на прежнее место, он помчался в редакцию, мечтая о новом триумфе. Однако насладиться им журналисту не пришлось. Как пример информации о завтрашних событиях он напечатал следующее: «Завтра журналист Доменико Питти, широко известный несколько лет назад, скончается от последствий травмы, полученной в результате падения ему на голову черепицы».
Информация соответствовала действительности: на следующий день он в самом деле умер; и все газеты написали в некрологах, что он был самый великий, но и самый невезучий из всех когда-либо живших на Земле газетчиков.
Неизвестно как, но ему это удавалось. В возрасте четырех лет, страстно мечтая о школе, он перескочил через два года и пошел в первый класс.
— Ох, как тянется время! Целый месяц до дня рождения… — И пропускал месяц, чтобы поскорее получить подарки.
Он проскакивал годы, чтобы скорее догнать старших мальчишек, стать таким же высоким и сильным и никого не бояться.
Рос он не по дням, а по часам. В четырнадцать лет, чтоб его пускали в кино на «Детям до восемнадцати…», он решил пропустить еще четыре года. На бывших сверстников он смотрел свысока: они еще дети, а у него уже борода и мощные бицепсы.
На работе из желания больше получать он сделал себя тридцатилетним и получил надбавку за стаж. Потом сорокалетним — чтобы его повысили в должности. По этой системе он без труда в кратчайший срок достиг вершин карьеры. Устав от работы, перескочил в шестьдесят пять и вышел на пенсию. Но теперь он больше не сокращает время, напротив — дорожит каждой минутой. Постарев, одряхлев, он то и дело глядит на часы.
— Не спешите! — умоляет он их, поглаживая циферблат. — Пожалуйста, не спешите!
Он слышит неумолимое «тик-так, тик-так» и вздрагивает. Тик — секунда прошла, так — о боже, еще одна пролетела!
— Помедленней, прошу вас, часы, я не хочу умирать! Ах я горемычный, как же быстро летит время!
Некий генерал совершил государственный переворот, взял власть в свои руки и с того дня сам всем командовал. Ввел жесточайшую диктатуру: кроме власти захватил еще и время, которое использовал самым беспощадным образом.
Чтобы заставить людей без передышки работать, он вычеркнул из календаря все выходные и праздники: с пятницы все перескакивали прямо в понедельник. Даже ночь он урезал на три часа — пусть меньше спят и больше работают. Отпуска запретил, каникулы — зимние и летние — отменил, у мальчишек отнял лучшие годы жизни — с четырнадцати до двадцати одного года: кончат среднюю школу — и сразу на военную службу.
Правда, в тюрьму он не сажал. Но вовсе не потому, что в нем теплилось какое-то милосердие, просто он изобрел более страшное наказание: скажем, вместо того, чтобы присудить двадцать лет тюрьмы, человеку урезали двадцать лет жизни. К примеру, если обвиняемому сорок, он по приговору мгновенно превращался в шестидесятилетнего старика.
Не в силах больше переносить такую жестокость, народ восстал. Генерала низложили и предали суду за его преступления.
Судили его все граждане, собравшись на центральной площади. Единогласно решили в последний раз воспользоваться установленными им законами — применить их к самому диктатору. Ему дали — вернее, урезали — самый большой срок — тридцать лет, а поскольку жить ему оставалось тридцать лет и тридцать минут, то в его распоряжении было теперь всего полчаса.
Как только эти полчаса начали истекать, генерал бросился на колени, моля о пощаде. И по мере того, как продвигались стрелки часов на городской башне, он все отчаяннее плакал и просил прощения. Многие, памятуя причиненное им зло, оставались непоколебимыми, другие, видя такие страдания, смягчились.
— По-настоящему справедливое государственное устройство должно быть милосердным, — утверждали они.
— Милосердия заслуживает не каждый, — возражали другие.
На двадцать девятой минуте, учитывая разногласия, решили проголосовать: то ли оставить приговор в силе, то ли отменить. Голосование было открытое.
А вы за что бы подняли руку? У вас всего минута на размышление.
Как хорошо, в сущности, что время являет собой нечто загадочное, незримое, неосязаемое и его нельзя ни собрать, наподобие урожая, ни, скажем, приобрести. Короче говоря, время ни на что не похоже: его не рассмотришь под микроскопом, не измеришь линейкой, не изобразишь на холсте. Это столь таинственная штука, что ее даже не удается снять в кино или показать по телевидению. В лучшем случае о времени можно сочинять сказки, и кое-кто из сказочников изображает его дряхлым старикашкой с длинной белой бородой и песочными часами в руках. Но все это чушь, ведь время даже представить себе нельзя. Ну и слава богу! Подумайте, сколько осложнений бы возникло, если б его можно было увидеть и потрогать, то есть будь оно чем-то вещественным.
Прежде всего его необходимо было бы классифицировать, так как оно очень многообразно: есть, скажем, хорошее и плохое время, то есть счастливые и горестные минуты. А в какой цвет было бы окрашено счастливое время? В желтый, красный или розовый в голубую полоску? А несчастливое? В серый, фиолетовый или черный? А поскольку время не стоит на месте, то как бы оно перемещалось в материальном-то обличье? Ползло, катилось, летело? И какой звук издавало бы при этом? Ведь все, что движется — опадающий лист, муха или ветер, — непременно издает какой-нибудь звук. Время, наверно, посвистывало бы тоненько-тоненько…
А с какой скоростью оно бы перемещалось? Очевидно, у него должно быть несколько скоростей? Заметьте: счастливые минуты летят быстро, а унылые словно вовсе не движутся. Так сколько же скоростей было бы у него? И как измерять эти скорости, ведь пока никто еще не изобрел спидометра для времени. Если бы оно было вещественным, значит, имело бы вес, как имеют его бабочка, песчинка, пушинка. Вообразите, как измучились бы ученые, пытаясь его взвесить, — ясное дело, с обычными весами тут делать нечего, даже с прецизионными.
Если бы время было вещественным, возникла бы проблема, куда его складывать и как хранить. Каждому хотелось бы иметь личный запас, это уж точно; богачи как пить дать нахапали бы себе побольше на черном рынке. Чтобы оно не исчезло из оборота, государству пришлось бы время от времени выпускать новое время. А следовательно, потребовались бы колоссальные склады: шутка ли — разместить бесконечность!
И как его хранить, чтобы не испортилось? В холодильнике, под нафталином или в спирту?
Пришлось бы хранить и древнее время — эпохи египетских фараонов, пирамид и Римской империи. За столько-то веков его уж наверняка подъела бы моль, и кто знает, сколько стоит его отреставрировать?
Будь оно вещественно, что помешало бы спекулировать временем, особенно старикам, у которых его в избытке? А как определить цену дню или часу? На засыпку вопрос, верно? А еще транспортировка: как его грузить — в баллоны, в короба, в бочки?
Пока что мы с вами приняли во внимание только прошедшее и настоящее время. А будущее? Если бы оно было вещественным, то откуда бы поступало? Где бы его можно было получить: на вокзале, в аэропорту? И сколько платить таможенной пошлины?
Видите, как все сложно! Радуйтесь, что мы не можем представить себе время, и не будем больше говорить об этом!
Он был самым известным переводчиком в городе. Хотя не синхронил на конференциях, не переводил речей зарубежных министров и бизнесменов, не сопровождал высокопоставленных туристов. Он не мог всего этого делать, потому что знал один-единственный язык, на котором к тому же никто из людей не говорит, — язык муравьев.
Во всем мире только он понимал этот язык, и потому на него, разумеется, был большой спрос. Если в квартире заводились муравьи, за ним немедленно посылали, и, пошептав им что-то вроде «тип-чип-чилип», он уговаривал их переселиться из дома в близлежащий садик. Мирмекологи — ученые, занимающиеся этими насекомыми, — очень его ценили: ну еще бы, не заманчиво ли получить из первых рук сведения о быте и нравах муравьев!
Богатый и всеми уважаемый, он тем не менее считался человеком со странностями. Когда его спрашивали, как ему удалось освоить этот язык, он лишь неопределенно пожимал плечами:
— Ну-у… Ммм…
— Вы окончили университет за границей?
— Ммм…
— Вы изучали язык по древним манускриптам или по лингафонному курсу?
— Ну-у…
Да, поистине странный тип: он ни с кем не дружил, не посещал салоны и клубы, стоило ему закончить работу, он тут же спешил домой, где жил один и никогда никого не принимал.
По счастливой случайности я раскрыл его тайну. И эта случайность не что иное, как отверстие, которое я обнаружил в стене его дома и сквозь которое можно было подглядывать.
Вот знаменитый переводчик возвращается домой. Крепко-накрепко запирает двери и ставни, включает свет.
— Чао, Агата! — говорит он вполголоса.
К кому это он обращается, в доме же никого нет.
— Иди сюда, Агата! — зовет он, глядя на пол.
Маленькая черная точка движется ему навстречу. Он бережно устанавливает на полу миниатюрные стол и стул, на стол ставит малюсенькую тарелочку, а перед ней — уж совсем крохотный микрофон.
Муравьишка усаживается, он в изобилии кормит свою Агату ее любимыми лакомствами: хлебными катышками, крупинками сахарного песка, семенами растений.
Агата ест, затем строго спрашивает в микрофон:
— Так, что было задано на сегодня? Стихи выучил?
— Конечно, Агата.
— Читай!
Он начинает старательно декламировать на муравьином языке:
— Трип-крим-ли-ли…
— Работай больше над произношением, — перебивает Агата. — Вот послушай… — И сама читает ему некоторые фразы. — Повтори!
Он повторяет.
Совершенно ясно, что это она, Агата, научила его муравьиному языку. Но как муравью удалось выучить наш?! Этого я до сих пор не разгадал.
Был на свете поезд, который ходил по пути из одного рельса. Когда прокладывали этот путь, на второй рельс не хватило средств, а может, их неразумно потратили или еще того хуже.
Сам себе купить второй рельс поезд не мог, вот и приходилось как-то приспосабливаться. Но это нелегкая задача — мчаться по одному рельсу на правых колесах, а левые держать на весу. Особенно тяжко бывало на стоянках: разогнавшись, он еще мог, подобно велосипеду, удерживать равновесие, но без движения, чтобы устоять, от него требовалась поистине акробатическая ловкость.
Пассажиры, конечно, тоже испытывали неудобства: съезжали с сидений на одну сторону вагона, валились друг на друга, но ничего не поделаешь, надо привыкать, ведь билеты на этот дефективный поезд вдвое дешевле.
А вот машинист, учитывая трудные условия работы, получал ежемесячную надбавку и мог позволить лишний бифштекс для своих детишек. Причем страдал он не потому, что водил поезд наперекосяк, а от последствий этого. В самом деле, после того как целый день занимался эквилибристикой, он уже не мог, пересаживаясь в автомобиль и отправляясь домой, ехать, как все, на четырех колесах. Дома он не сидел нормально на стуле, а удерживался в равновесии на двух ножках, и в довершение всего жена не желала спать на наклонной кровати и перебралась на диван.
Ничего удивительного, что он все время жаловался на жизнь:
— Не могу так больше, подам заявление, пусть переводят на другой поезд. Честное слово, уйду!
Но никуда он, конечно, не уйдет. Ни за что на свете не променяет свой перекошенный поезд ни на какой другой. Нет, вы не подумайте — не из-за надбавки. Просто он привязан к своему увечному поезду, словно к больному ребенку.
Жил да был один человек, который выбрал себе ремесло не просто странное, но, прямо скажем, недостойное: он занимался изготовлением фальшивых денег, иначе говоря, был фальшивомонетчиком.
Если б этот одаренный и работоспособный человек честно трудился, то непременно бы разбогател, но поскольку он жил нечестным трудом…
— …то попал в тюрьму, — скажете вы.
А вот и нет: далеко не всегда те, кто живут нечестным трудом, попадают в тюрьму.
Так как же сложилась судьба этого фальшивомонетчика?
Прежде чем узнать, к чему он пришел, посмотрим, с чего он начал.
Решив подделывать купюры по 10000 лир, он сперва тщательно подготовился. Снял просторное подвальное помещение, чтобы работать в спокойной обстановке и не бросаться в глаза полиции. Приобрел все необходимое, чтобы отгравировать изображение банкнота, печатный станок и резальную машину, достал отличные литографские краски, специальную бумагу и прочее. На расходы не скупился: оборудование было первосортное, на что полностью ушли его наличные сбережения, а сверх того он подписал еще кучу векселей.
Словом, организовал все наилучшим образом и стал печатать банкноты.
Как уже упоминалось, он был большой умелец, и по завершении работы в подвале скопились горы банкнотов по 10000 лир, как две капли воды похожих на настоящие. Правда, в результате всех затрат каждая купюра обошлась ему в 10 250 лир. При виде новеньких хрустящих бумажек он потирал руки:
— Никому и в голову не придет, что они фальшивые, то-то я разбогатею!
Но почему-то не разбогател, а, наоборот, разорился. Стал еще беднее, чем прежде. Вот к чему приводит стремление наживаться нечестным путем.
Цены безудержно росли, в магазины страшно было войти. Каждый день хозяйкам приходилось от чего-нибудь отказываться, главным образом — от мяса.
Народ роптал, и телевидение решило обсудить эту проблему за «круглым столом». Речь, безусловно, шла не о накрытом столе, а о дискуссионном, к тому же он был квадратным и за него посадили эксперта и двух домохозяек.
— Цены на некоторые продукты растут, — начал эксперт, — но, в сущности, это не так уж страшно. Научно доказано, что человек чувствует себя лучше, когда потребляет простую, всем доступную пищу. Как специалист могу сказать: очень полезно есть треску. Она питательна, легко усваивается и не требует больших расходов. Содержащийся в ней фосфор стимулирует мозговую деятельность. Кормите детей треской, и они вырастут не только здоровыми, но и умными.
— Но… — попыталась вставить слово одна из домохозяек.
— Да что вы можете возразить?! Разве у вас есть медицинское или экономическое образование? Я же эксперт, где вам со мной спорить?
— А если мои дети не любят треску, они любят бифштексы, а бифштексы нам не по карману…
— Так ведь это же благо! Бифштексы плохо перевариваются, вызывают кариес и повышают содержание мочевой кислоты в организме. Знаете, что такое мочевая кислота? Предвестник опаснейших заболеваний. Вы хотите, чтоб ваши дети болели? Кстати, мою точку зрения разделяют крупнейшие американские, немецкие и японские специалисты.
— Но богатые едят бифштексы…
— Нашли на кого равняться! Да знаете ли вы, что они самые несчастные люди на свете? Неужели вы бы согласились взвалить на свои плечи заботы о налогах, забастовках, огромных затратах, на которые приходится идти богачам? К примеру, если кто-то из них обзаведется яхтой, то потом уже просто обязан менять ее на другую, большую, чтоб не ударить в грязь лицом перед коллегами… Если у него двухэтажная вилла, ему ничего не остается, как приобретать трехэтажную. А реклама?.. Ведь они вынуждены финансировать даже футбольные и баскетбольные команды — представляете, во что обходятся нынче игроки?! А вы помимо всего этого еще хотите подорвать свое здоровье бифштексами?
— Нет, нет, — испуганно залепетала домохозяйка.
— Поверьте мне, вам повезло в жизни, так что покупайте треску. — И он повернулся к другой синьоре, которая до сих пор не проронила ни слова. — Убежден, что вы тоже согласны со мной.
Вторая домохозяйка вместо ответа пропела:
Ох, цветочек, мой цветочек,
пахнешь слишком сладко.
Кто эксперту деньги платит —
угадай загадку!
Народ у телеэкранов дружно зааплодировал, и не только потому, что у домохозяйки оказался прекрасный голос, но и оттого, что все угадали ее загадку.
Вне всяких сомнений, он был самым крупным антиизобретателем в нашем веке или даже в истории человечества по той простой причине, что являлся единственным в своем роде. У него была на этот счет целая теория.
— Изобретатели все уже изобрели, выполнили свою задачу и больше никому не нужны. Не верите? Ну пораскиньте мозгами: что еще можно изобрести? Все уже внедрено, сконструировано и запроектировано. Стало быть, нам остаются только антиизобретения. Тысячелетиями ученые изобретали без особого труда, — саркастически замечал он. — А вот попробуйте-ка заняться антиизобретательством: тут уже нужна культура, специальная подготовка, нестандартное мышление… и главное — фантазия!
Чего-чего, а этого у него было хоть отбавляй, фантазия поистине безудержная. Список его антиизобретений бесконечен, назовем лишь некоторые, наугад.
Антисамолет (никаких аварий, стопроцентная гарантия) — самолет, который не летает, а перемещается по земле, множество модификаций, самая совершенная модель — без крыльев, не мешает уличному движению, пилотировать эту машину можно при наличии обычных водительских прав.
Антилампа — без нити накаливания, не требует проводов, выключателя и — что очень важно — не расходует электроэнергию, ибо снабжена вмонтированной свечой, зажигаемой от обычной спички (обеспечивает романтическую атмосферу для «ужина при свете антилампы»).
Антигазовая плита — не допускает утечки газа, работает на угле.
Антимотоцикл — устойчивая машина на четырех колесах; самая экономичная модификация — без мотора, с педалями.
Антитрехколесный велосипед — на двух колесах, рекомендуется детям для освоения езды на двухколесном велосипеде; а также антидвухколесный велосипед — на трех колесах, для малышей, которые еще не освоили двухколесный.
Антиавтомобиль — двухколесная машина мощностью в две лошадиные силы во плоти и крови, исключает загрязнение окружающей среды выхлопными газами, обеспечивает полную экономию бензина и умеренный расход сена.
Антителега — без лошадей, исключает расход сена, множество модификаций, в том числе модель «люкс» с двигателем внутреннего сгорания и покрышками.
Короче, благодаря неистощимой фантазии он каждый день добавлял в список новое антиизобретение.
Однако его антиизобретения спросом не пользовались: никто о них и слышать не желал.
Но такого гения, как он, это не обескураживало.
— Люди начисто лишены фантазии, — говорил он. — Ретрограды и конформисты, естественно, предпочитают моим гениальным антиизобретениям устаревшие, тривиальные схемы.
Правда, по ночам он не спал, его мучил вопрос: «Интересно, я с моими антиизобретениями войду в историю или в антиисторию?»
Вам приходилось обжигаться такими коварными блюдами, как треска в кляре или суп? На вид они чуть теплые, даже не дымятся, а возьмешь в рот ложку там или кусочек — так обожжет язык, что сразу выплюнешь. В связи с этим у владельца одного шикарного ресторана возникла гениальная идея. Он придумал должность дегустатора.
Меню таких ресторанов, как правило, завершается каким-нибудь экстравагантным фирменным блюдом, к примеру: «Десерт домашний пальчики-оближешь» или «Кофе вырви-глаз, крепость 95°». Меню этого ресторана, напротив, начиналось строкой: «Дегустатор — 10000 лир».
Захочет клиент — пожалуйста, в его распоряжении дегустатор. Высокий, смуглый, тощий, словно годами не ел, он становится за спиной, и стоит клиенту к нему обратиться: «Попробуй, не горячее ли», он скромно протягивает ложку или вилку и пробует. Лицо его искажается, он краснеет, словно его живьем жгут на костре, и с трудом выдавливает из себя: «Горячее». Но никогда не выплюнет, даже если у супа или мяса температура кипящей смолы.
Находка привлекла в ресторан множество клиентов. Люди приходили специально ради дегустатора. Богачи, как известно, любят поразвлечься. Они заказывали бульон прямо с огня и требовали: «Пробуй!» А дегустатор подчинялся. Клиенты хохотали до упаду, глядя, как он обжигается.
Ресторан процветал, но и дегустатор внакладе не оставался: богачи — это также общеизвестно, — если их развлечь, на чаевые не скупятся. Но фортуна изменчива. Владелец конкурирующего ресторана, которому грозило разорение, раскопал и растрезвонил повсюду, что дегустатор не кто иной, как индийский факир, пожиратель огня, его страдания — одно притворство, для него ложка кипящего супа — пустяк, все равно что кусочек льда.
Богатые клиенты были разочарованы и перестали посещать этот ресторан.
Сколько людей курит? Не счесть, почти все. А ведь научно доказано, что «курить — здоровью вредить». Многочисленные кампании против курения, которые проводят в самых цивилизованных странах, не дают почти никакого результата. Люди хотя и озабочены своим здоровьем, но курить не бросают.
И вот одному отчаявшемуся безработному пришла в голову мысль. Он отправился к мэру и предложил совершенно необычную кампанию против курения. Мэр поддержал идею и объявил об этом гражданам.
Успех превзошел все ожидания: курильщики по-прежнему покупали сигареты, но, едва кто-то из них закуривал, вводилась в действие необычная кампания. Безработный правильно рассчитал, что уж коль ты прикурил сигарету, то откажешься от нее, только если кто-то другой выкурит ее вместо тебя и убедительно продемонстрирует, насколько это вредно для здоровья. Такую функцию и взял на себя этот безработный. Итак, захотелось кому-то покурить, он зовет Курильщика-за-других и передает ему зажженную сигарету, а тот немедленно ее выкуривает. Если к его услугам прибегала компания, игравшая в карты или обсуждавшая деловые проблемы, ему случалось курить одновременно по пять, а то и по шесть сигарет. Люди смотрели на него, и никто из них не испытывал желания сделать хотя бы одну затяжку. Не удивляйтесь — от непрерывного курения зубы и пальцы у безработного пожелтели, кожа сморщилась, его мучили приступы кашля и головные боли. Все наглядно видели вред никотина и в то же время на себе ощущали благотворное воздействие воздержания: бросившие курить поправлялись, укрепляли нервную систему и к тому же у них больше не пахло так дурно изо рта.
А состояние Курильщика-за-других день ото дня ухудшалось: он уже находился между жизнью и смертью. Спасся он чудом, только благодаря тому, что окружающие излечились от вредной привычки и перестали нуждаться в его услугах. Но, сохранив жизнь, он опять стал безработным.
Тогда он задумал новую кампанию — антиалкогольную, — и мэр безоговорочно ее поддержал. Так безработный стал с утра до ночи хлестать вина и ликеры за своих сограждан. Вскоре, чтоб не нажить цирроз печени, все бросили и пить, однако на сей раз хроника умалчивает о том, что сталось с беднягой безработным.
ОЧЕНЬ ДЕШЕВО — ЦВЕТНОЙ ТЕЛЕВИЗОР! Художник, временно находящийся в стесненных обстоятельствах, предлагает услуги на дому: раскрашивание черно-белых телепередач за умеренную плату.
Предлагает свои услуги специалист по получению оплеух. Каждая полученная за вас оплеуха — 10000 лир.
Больная желтухой, не утратившая способности густо краснеть, предлагает свои услуги в качестве светофора. Зеленый цвет исключается.
Безработный ищет любую работу, желательно пенсионера.
Генерал в отставке, кавалер многих орденов, дает уроки стратегии детям из благородных семей, играющим в оловянных солдатиков или в электронные игры. Претензии скромные. Гарантия полной конспирации.
У-у-у. Чистокуовный маукиз ставит ауистокуатическое пуоизношение с мягким «эу». Номеу телефона 37141.
Интересная женщина (высшее образование, десятилетний стаж работы в офисе) ищет хорошо оплачиваемое место безработной.
Б-Б-Б-Б-БИЗНЕС!!! Неимущие, хотите разбогатеть? Специалист по финансовым операциям готов поделиться гениальными идеями в области предпринимательства. Обращаться, имея значительный капитал для вклада.
Вам жмут новые ботинки? Бывший скороход разносит их для вас. Ежедневное мытье ног гарантируется. Оплата по тарифу: 100 метров — 300 лир.
Обладатель крепких зубов предлагает свои услуги в качестве сторожевого пса на роскошной старинной вилле. Вы сэкономите: на мясо не претендую, только на спагетти. И еще на цепь.
Против комаров и мух предлагаем блестящих стрелков из пистолета, завербованных на Дальнем Западе. Ликвидация в течение нескольких минут.
Отчаявшимся родителям предлагаю мальчика для битья. Претензии скромные. Возвратить в целости, годного к употреблению.
Опиши, что интересного с тобой случилось в воскресенье.
За весь день с ним не произошло ничего достойного упоминания, и он написал:
Сочинение
Ничего.
В понедельник утром он сдал работу, а учительница сказала:
— Неужели за весь день не было ничего интересного? Он подумал: нет, пожалуй, ничего.
— А ты припомни получше, прямо с утра начинай.
— Умылся.
— Нет, ты интересные события вспоминай.
— Позавтракал.
— Тебе это кажется важным?
— Утром ходил с бабушкой в церковь. Потом обедал.
— А после обеда?
— Поспал немного, потом смотрел телевизор.
— Что-нибудь интересное показывали?
— Нет, скучища.
— Ну хорошо, ты напрягись, вспомни, что еще ты делал?
— Смотрел, как родители играют в карты с друзьями, мне велели сидеть тихо, и я чуть не умер со скуки. Вот видите, госпожа учительница, вчера ничего со мной такого не случилось.
— Так не бывает. Ты просто ненаблюдателен.
Он заметил, что учительница начинает сердиться, и сказал:
— Вообще-то если подумать, кое-что было.
— Что?
— Эскадрилья самолетов чуть не спикировала на наш дом, и пилоты помахали мне рукой.
— Ну вот, это и опиши!
Он написал.
— Так, теперь еще что-нибудь вспомни.
Ну, раз вранье ее вполне устраивает, то надо совсем немного, чтобы ей угодить.
— Потом я высунулся из окна и заметил четырех бандитов в масках, они грабили банк напротив нашего дома. Я сразу позвонил в полицию, полицейские примчались…
— И что дальше?
— Началась перестрелка, мама кричала, бабушка упала в обморок… К тому же началось землетрясение, и я изо всех сил подпер стену, чтоб не рухнула.
— Молодец, обо всем этом и напиши.
Он написал. Учительница поставила ему хорошую оценку.
С того дня он начал писать в сочинениях ложь.
То, что объясняли ей в школе, она складывала в дальний ящик своей памяти и не вспоминала больше. Так было в начальных классах, и в старших тоже. Когда она выросла и закончила учебу, оказалось, что в дальнем ящике только пыль и труха.
Ничего она не знала и ничего не умела.
— Это все школа, — негодовала она, — меня не научили там самому главному.
— Чему же?
— Что нельзя складывать знания в дальний ящик.
До сих пор на крыше господствовал он, громоотвод.
— Эй, ты кто такая? — спросил он, глядя свысока на странную конструкцию, установленную рядом с ним.
— Я — чудо техники, запатентованная антенна, — ответила она. — Принимаю телевизионные программы.
Нашла чем хвастаться! Велика важность — телевизионные программы принимать! Попробовала бы глотать молнии! И он живо поставил ее на место:
— Подумаешь, я тоже смогу.
И в самом деле, стоило ему немножко потренироваться, как у него получилось.
— Пустяки! — сказал он. — Совсем не трудно!
Но, принимая передачи — тележурналы, обозрения, спектакли, — он так вошел во вкус, что уже не мог оторваться от этого занятия. А о своих обязанностях забыл. Однажды вечером разразилась гроза, но он в это время смотрел предпоследнюю серию детектива и не заметил, как сверкнула молния.
Радуясь, что путь свободен, молния проникла в дом и порезвилась на славу.
Жильцы, видя, что громоотвод не действует, решили его заменить. Пришел рабочий, снял громоотвод, и бедняга оказался на свалке, в металлоломе.
— Какое невезение! — сетовал громоотвод. — Хоть бы установили вертикально, а то валяюсь без пользы среди сломанных машин и железок…
Какой позор, какой бесславный конец блестящей карьеры! Но, по правде говоря, он совсем забыл о молниях, его огорчало другое:
— Как же теперь быть с последней серией? Так я и не узнаю, кто убийца.
Он был отличным пародистом. Его концерты на телевидении пользовались огромным успехом.
Он пародировал президента Республики, главу правительства, политических деятелей, певцов, известных актеров.
Он так точно умел передавать мимику, голос, что зрители сразу угадывали, кого он изображает:
— Это министр иностранных дел!
— А это актер Помпонацци!
Но заключительный номер приводил всех в недоумение: никто не мог угадать, что это за персонаж.
— Чья же это кретинская рожа? И надо придумать такой дурацкий текст!
Никто не понимал, что он говорит от себя, что это пародия на самого пародиста.
— Хватит тебе таращиться до одури в телевизор! Лучше почитай!
Ребята решительно не понимали, почему родителей и учителей так раздражает телевизор.
А те не унимались:
— Портишь глаза, забиваешь голову всякой ерундой! А книги приносят пользу, воспитывают!
— Вот меня в детстве не оторвать было от книжки. Я их просто глотал.
Разумеется, это они заливали, но взрослые, как известно, считают себя вправе приврать, если «ложь во спасение».
Словом, в этой стране творилось то же самое, что и везде, где есть телевизор. И творилось до тех пор, пока некто — из взрослых, конечно, — не придумал одну штуку. Этот дяденька был убежден, что дети обязаны любить книги, но, чтобы они их любили и покупали — в этом была суть идеи, — надо предложить им нечто бесспорно захватывающее.
И ему это удалось. Его книжную продукцию ребята и в самом деле начали глотать. В стране возникло повальное увлечение книгами.
Если до сих пор родители покупали книги и навязывали их детям («Читай, болван! Может, ума наберешься!»), то теперь их стали покупать сами дети. Они не только тратили на книги все свои сбережения, но и без конца клянчили у родителей. Некоторые покупали и заглатывали по две-три книги в день. Причем без разбору — неважно, кто автор, какой жанр, какая тематика. К примеру, нарасхват шла тяжеловесная — на триста двенадцать страниц — поэма о жесткокрылых насекомых. Ее тираж побил все рекорды, ведь она была первой книгой, удовлетворявшей любым запросам: каждая страница, подобно некоторым сортам мороженого, имела смешанный вкус — фисташек с кремом, фундука с ментолом и так далее; а верхом изысканности были страницы, сочетавшие в себе вкус шоколада, лимона и жасмина. В общем, обнаружив такие качества книг, дети сделались настоящими их пожирателями: кто вгрызался в них целиком, кто скатывал из страниц шарики, а кто жевал главу за главой.
Книги были не только вкусны, но и питательны, легко усваивались, и дети росли на них здоровыми, крепкими, жизнерадостными. Короче говоря, польза от книг была очевидна.
Но, как всегда, стоит детям найти себе что-то по вкусу, как взрослые начинают волноваться. Сначала они ворчали, потом перешли к нотациям и в конце концов перестали давать деньги.
— Не надо злоупотреблять! Ты слишком много читаешь! Посмотри лучше телевизор!
Они договорились до того, что начали внушать своим детям:
— Разве ты не знаешь, что книги вредны для здоровья? Это, разумеется, тоже была «ложь во спасение».
В зоопарке одни звери метались из угла в угол, принюхивались, искали, как бы улизнуть, и даже пытались перегрызть железные прутья клетки. Другие, напротив, хирели, теряли аппетит, линяли, забивались в угол и лежали там без движения. Запертые в клетках, они тосковали по свободе, но у одних тоска эта выливалась в яростный протест, а у других оборачивалась полнейшей апатией: они предпочитали умереть, чем жить в неволе.
Директору зоопарка больно было смотреть на муки своих питомцев, и он нашел выход из положения. Что, освободил их? — спросите вы. Нет, он установил в каждой клетке телевизор, по которому передавали программы, снятые специально для животных.
С этого момента жизнь зоопарка кардинально изменилась. Звери перестали жаловаться и протестовать. Они увлеклись телевизором. Им демонстрировали документальные фильмы о саванне, джунглях, пустынях, девственных лесах, то есть об их родине, и все как будто обрели второе дыхание. Естественно, восприятие было неоднозначно: антилопы, косули, зебры, серны считали ролики о львах фильмами ужасов, а для львов фильмы об антилопах, косулях, зебрах, сернах служили как бы аперитивом. Короче говоря, звери проводили целый день у экрана и смотрели все программы подряд.
Но директор на этом не успокоился: он придумал серию фильмов, которая снискала еще больший успех. Одни названия чего стоили: «Как забодать охотника», «Как я загрыз дрессировщика», «Великая любовь нильского крокодила» и тому подобное. Съемки были настолько захватывающими, что звери забывали обо всем на свете, вживались в образы героев, плакали и аплодировали. Чтобы довести свою идею до совершенства, директор выпустил новый сериал под названием «Как прекрасна жизнь в клетке!». Животным внушали, что жить в зоопарке — большое преимущество: полезно для здоровья и есть гарантия безопасности и независимости.
Просмотрев сериал, звери расчувствовались.
— До чего же нам повезло, что мы живем в зоопарке!.. — говорили они.
Жил на свете четырехцилиндровый автомобиль, не слишком большой, не слишком маленький, голубоватого цвета, как сотни других. Необыкновенной у него была лишь выхлопная труба в форме фанфары. Вместо удушливых выхлопных газов оттуда вырывались окутанные ароматом ментола мелодии, эстрадные песенки, симфоническая музыка — словом, репертуар на все случаи жизни.
Гудки на улицах города запрещены, а этот автомобиль предупреждал прохожих о своем приближении звуками симфонии Бетховена. Перед школой из выхлопной трубы несся тревожный сигнал горна, чтобы ребята осторожнее переходили улицу. Если на дороге образовывалась пробка, автомобиль успокаивал расходившиеся нервы водителей ангельским пением. Регулировщика на перекрестке он приветствовал такой зажигательной самбой, что тому ничего не оставалось, как пуститься в пляс. А собираясь идти на обгон, возвещал об этом маршем берсальеров.
На редкость воспитанный автомобиль! Правда, тоже не без изъяна: засыпая на стоянке, он похрапывал и выводил рулады совсем как тромбон.
Лозунг для новой рекламной кампании телефонная фирма долго и тщательно обдумывала. Наконец фраза замелькала в газетах, на плакатах и была встречена всеобщим энтузиазмом. «Осчастливьте человека телефонным звонком!» — великолепная находка, благодаря ей многие установили у себя аппараты именно этой фирмы, аппараты нежнорозового цвета, радующих глаз очертаний и к тому же отличающиеся техническим совершенством, что для любого механизма означает прежде всего серьезное и ответственное отношение к своим обязанностям. Однако руководство фирмы не приняло этого в расчет, для него фраза «Осчастливьте человека телефонным звонком!» была всего лишь рекламным трюком, приманкой, на которую должны были клюнуть покупатели, ведь те, кто занимаются рекламой, никогда сами не верят в то, что пропагандируют.
Но на этот раз лозунгу поверили не только покупатели. В силу своего серьезного и ответственного характера ее поняли буквально и телефонные аппараты.
Никогда они не работали так плохо. И не потому, что были неисправны, как думали все, просто они проводили в жизнь лозунг и категорически отказывались огорчать абонентов. Стоило кому-нибудь завести по телефону неприятный разговор, трак! — и аппарат отключался. Благодаря телефону плохие вести: сообщения о болезнях, несчастьях, гнусные сплетни, злословие, оскорбления — не доходили. Аппараты же, установленные в похоронных бюро, пожарной охране, налоговом управлении, отделах уголовной хроники, и вовсе не работали. Посыпались жалобы, и, поскольку, несмотря на все старания фирмы, телефоны продолжали работать плохо, абоненты стали отказываться от ее услуг. Руководство не могло понять, в чем дело. Административный совет день и ночь обсуждал эту проблему:
— А не сочинить ли другой рекламный лозунг?
— Да разве в этом дело?! Лозунг отличный! Тут явно технические неполадки…
— Что вы, аппараты безукоризненны, наши специалисты не обнаружили ни одной поломки.
— Однако же телефоны работают плохо, значит, есть какой-то дефект! Необходимо обнаружить его любой ценой, не то мы обанкротимся!
И обанкротились.
В одном городе заметили, что строгий запрет на преступления не очень-то действует. Как и повсеместно, закон гласил: «Красть запрещено», «Граждане обязаны платить налоги» и т. д. Но граждане продолжали красть и уклоняться от уплаты налогов, чтобы не сказать большего.
Тогда знаменитый психолог изучил ситуацию и предложил на рассмотрение городских властей свой проект. По мнению психолога, законы оказываются неэффективны именно в силу того, что сформулированы они в стиле приказа, запрета, угрозы. А положительные результаты могло дать только предельно вежливое обращение с гражданами.
Проект был принят; законы теперь сочиняли поэты и писатели.
Статья I. Граждан просят по возможности не брать без разрешения чужих вещей, то есть не совершать того, что, грубо выражаясь, именуется воровством.
Статья II. Гражданам советуют без малейшего принуждения платить государственные налоги.
И так далее.
Изменили даже обращение к пассажирам в автобусе: «Если вас не затруднит, пройдите, пожалуйста, вперед, чтобы освободить место гражданам, которые тоже хотели бы войти в автобус!»
Отныне вся жизнь города строилась на основе любезности и предупредительности. Как и ожидал психолог, результат оказался ошеломляющим. Думаете, преступления прекратились? Ничего подобного, их по-прежнему совершали, и в очень большом количестве, но в такой приятной, культурной форме, что любо-дорого.
Пример. Вооруженные бандиты в масках врываются в банк и выхватывают пистолеты.
— Глубокоуважаемые синьоры, прошу минуточку внимания, — звучит нежный, как флейта, голос злоумышленника. — Ради бога, не пугайтесь, извините за резкость выражений, в вашем банке происходит ограбление с самыми дружескими намерениями. Не откажите в любезности передать нам деньги из кассы.
Как не удовлетворить такую вежливую просьбу? Кассир выполняет ее незамедлительно и с поклоном.
На следующий день газеты и телевидение распространяют заявление полиции: «Синьоры, ограбившие вчера банк, вас сердечно просят отдаться в руки правосудия. Если вас не затруднит и вы не связаны другими обязательствами, загляните в квестуру ровно в пять часов. Комиссар сочтет за честь угостить вас чаем с пирожными». И, чтоб не показаться неучтивыми, бандиты являются в назначенный час в квестуру и тут же идут под суд.
— Господин судья, — говорит адвокат, — я от души прошу вас не наказывать моих подзащитных, ибо по отношению к ним это было бы крайне нелюбезно.
После такой речи у судьи рука не поднимается вынести обвинительный приговор. Он безоговорочно оправдывает бандитов и приглашает их к себе на ужин.
Жители города очень довольны. Кому вздумается украсть — крадет, но, как и предполагал психолог, вежливость снимает все проблемы.
В другом городе, принимая во внимание, что суровые законы и приказы не останавливают злоумышленников, и основываясь на опыте, изложенном в предыдущем рассказе, обратились к еще более знаменитому психологу. И он пришел к выводу, весьма отличному от вывода своего коллеги.
— Люди, — заявил ученый, — совершают преступления и злонамеренные поступки оттого, что испытывают острую потребность нарушать законы. А те, кто этого не делают, просто подавляют движения своей души. Думаю, мы должны не только понять эту потребность, но и удовлетворить ее.
Фактически его метод сводился к тому, чтобы дать возможность не только преступникам и правонарушителям, но и всем благонамеренным гражданам испытать острое, волнующее ощущение при нарушении закона, причем это не должно грозить нежелательными последствиями.
Решить эту проблему гениальный психолог также предлагал путем соответствующего изменения законов. И вскоре новый свод был обнародован.
Статья I. Каждый гражданин, проходящий мимо банка, обязан взломать кассу и совершить ограбление.
Статья II. Закон предписывает всем разряжать оружие, выпуская полную обойму в любого неприятного человека.
Статья III. Образцовым гражданином считается любой уклоняющийся от уплаты государственных налогов. Своевременная выплата налогов уголовно наказуема.
И тому подобное.
Как только новые законы вступили в силу, жизнь в городе стала сущим раем: никогда еще люди не испытывали такого морального удовлетворения.
— Чихал я на эти законы — взял и уплатил все налоги до последнего.
— А я опять нынче преступление совершил — ни одного банка не ограбил.
— Нашел чем хвастаться! Вот я — это да: сегодня целых семь человек не убил!
Короче говоря, все наконец-то удовлетворили свою потребность безнаказанно нарушать законы и к тому же гордились своей находчивостью, стойкостью, ловкостью. Словом, все шло как по маслу.
Но вдруг попал в тот город бандит из-за границы и, не ведая о новых законах, вышел на дело. Ворвался в банк с пистолетом и крикнул:
— Ни с места! Ограбление!
Служащие и клиенты поглядели на него с нескрываемым презрением.
— Слизняк! — сказал кто-то. — Закон нарушать кишка тонка?
— Срам! — пристыдил его кассир. — Я бы давил таких трусов. На, держи, выполняй свой долг. — И брезгливо протянул деньги.
Озадаченный бандит поспешно скрылся, а когда вскоре услыхал по радио: «Приказ по поводу сегодняшнего ограбления банка. Всем полицейским строжайше соблюдать закон, любыми силами не арестовывать преступника!», у него совсем голова кругом пошла.
Но, наконец познакомившись с уголовным кодексом и обнаружив, что граждане обязаны грабить банки, обязаны не арестовывать виновных, обязаны принимать краденые купюры на законном основании, ни в коем случае не заявляя в полицию, бандит воспрянул духом.
«В какую чудесную страну я попал!» — сказал он себе и преспокойно отправился тратить награбленные деньги.
Через несколько минут ему надели наручники и привели в суд. Естественно, он тут же сослался на закон.
— Господин судья, — запротестовал он, — это несправедливо, вы нарушаете городское законодательство!
Откуда было знать бедняге, что самым большим удовольствием горожан именно и было нарушать закон? Что в этом городе все его нарушают: и те, кто не должны были заявлять в полицию на предъявителя ворованных купюр, и полицейские, которым было запрещено арестовывать преступника, и судья, который не должен был его осуждать.
При въезде в этот город — по-моему, он называется Эдинбург — находится памятник, перед которым останавливается каждый туристический автобус и экскурсовод сообщает:
— Здесь, дамы и господа, вы можете полюбоваться уникальным, единственным в своем роде памятником…
Подходит другой автобус, и повторяется та же самая фраза:
— Здесь, дамы и господа, вы можете полюбоваться уникальным, единственным в своем роде памятником…
Короче говоря, нет такого автобуса, который не остановился бы перед этим памятником, нет экскурсовода, который не объявил бы о нем, и нет туристов, которые не сфотографировались бы на фоне единственного в мире памятника и не растрогались бы до слез.
Зрелище это собирает огромные толпы. А между тем монумент крайне прост: мраморная колонна высотой примерно два метра и на ней — небольшая скульптура, изображающая — кого бы вы думали? — собаку. Сидит мраморная собака с тоскливой мордой, и каждый экскурсовод объясняет:
— …посвящен собаке, которая после смерти хозяина четырнадцать лет не отходила от его могилы, пока сама не умерла. Перед нами возвышенный пример любви и самопожертвования!
Эти слова никого не оставляют равнодушным.
— Какая преданность! Какое самоотречение! Вот если бы и моя собака…
Туристы фотографируются у памятника, утирая слезы, садятся в автобус, а тем временем подъезжает следующий — в общем, сплошной поток растроганных туристов. Людской поток — собак там не бывает. В целом мире ни одна особь этой породы не пользуется таким признанием, но собаки этого города, который, по-моему, называется Эдинбург, не удостаивают памятник даже взглядом. Только ночью, бывает, кто-нибудь из них приближается к колонне и поднимает заднюю лапу.
— Дура! — обращается этот пес к статуе. — Какой пример щенкам подаешь! Вместо того чтоб четырнадцать лет убиваться о хозяине, радовалась бы лучше свободе.
Промышленность была на крутом подъеме, специалисты назвали это явление «бум», и это действительно был бум, мощный, как канонада.
Фабрики выпускали несметное количество кофеварок, у каждого в доме было по меньшей мере три — на одну, на две и на шесть чашек. Производилась масса холодильников и стиральных машин, и потребители, подхлестнутые рекламой, считали своим долгом приобрести хотя бы по одной штуке. Магазины были завалены телевизорами, и каждый гражданин пусть в кредит, но покупал один с экраном в полметра и один переносной. С конвейера сходили автомобили, и все, подписывая векселя, хватали — уж один-то обязательно. Наступил момент, когда промышленность уже не знала, что бы ей такое еще произвести. Как выражаются эксперты, назревал кризис.
Хозяева предприятий собрались обсудить сложившуюся ситуацию.
— Бум должен продолжаться, иначе не получим прибыль.
— Чтобы получить прибыль, надо продавать…
— …и сокращать расходы. Подумайте, сколько мы тратим на зарплату рабочим и служащим!
Один промышленник поднял руку.
— У меня мысль. Уволим рабочих и сэкономим на зарплате. Сконструируем роботы, и они будут трудиться бесплатно.
— Прекрасно! — одобрили все.
Промышленность начала выпускать безукоризненных роботов, живая рабочая сила больше не требовалась.
Вскоре предприниматели собрались снова.
— Теперь буму зеленая улица.
— В самом деле, производи все что душе угодно.
— Но кто будет покупать? Рабочие и служащие не зарабатывают, значит, у них нет денег.
Один промышленник поднял руку.
— У меня мысль. Создадим роботов, которые будут покупать все, что мы производим.
— Правильно! — поддержали все.
И действительно: если кроме бесплатной рабочей силы появятся еще и роботы-потребители, скупающие все товары подряд, даже ненужные, тогда можно будет производить и продавать до бесконечности.
Запустили в производство роботов-потребителей, и начался супербум. Чего только не производили: металлическую траву, двухэтажные автомобили, куски хрустального неба, консервные банки с искусственным мясом, бутылки с туманом, — и все шло нарасхват.
Бум в этой стране продолжается до сих пор, он все набирает силу, ведь там живут теперь одни роботы. Роботы-эксперты металлическим голосом постоянно твердят:
— Такого бума не было во веки веков!
После минутного замешательства все академики в один голос возмутились: да как он посмел, новоиспеченный профессор, юнец, только-только принятый в Академию, произнести подобную ересь?
Ему первый раз предоставили слово на этой высокой кафедре, и он высказался так:
— Глубокоуважаемые коллеги, я против науки…
Не только в Академии, но и во всей стране ничего подобного еще не слыхали: в этом высокоразвитом, технически организованном и экономически запрограммированном обществе все граждане обладали безупречной научной подготовкой.
Во всех сферах царила автоматизация. В каждом доме обязательно имелись посудомойка, автоматическая кухарка, машина для выполнения домашних заданий, пылесос и электронный мозг. Нажимаешь кнопку — и он выдает тебе комплексную программу воскресного отдыха, в том числе наиболее удобный маршрут и встречающиеся по пути достопримечательности; или, скажем, засосало у тебя под ложечкой, нажимай другую кнопку, и сразу узнаешь, какой бутерброд тебе лучше съесть — с ветчиной, сыром или колбасой. Электронный мозг подскажет, какой фильм больше соответствует твоему сегодняшнему настроению. Если у тебя возникнет сомнение, куда свернуть на перекрестке, — пожалуйста, на каждом углу кабина общественного электронного мозга на случай затруднения: он мгновенно тебя направит куда надо, и мало того — определит, чего тебе в данный момент больше хочется — потанцевать, навестить приятеля или, к примеру, отправиться в игровой зал. Игровых залов множество, и в них широчайший ассортимент электронных аппаратов: одни развивают интеллект, другие выявляют и корректируют твои склонности…
Пользоваться электронным мозгом обучают с самого раннего возраста, поэтому дети всегда знают, какой гимнастический комплекс выполнять для укрепления бицепсов или икроножных мышц и какие игры тренируют способность научно прогнозировать исход спортивных матчей. Нет девушки, которая не выяснила бы у электронно-вычислительной машины, какими качествами должен обладать ее избранник.
Из жизни людей были полностью исключены импровизация и случайность, научно-технический уровень страны был так высок, что граждане по праву считали себя авангардом человечества. Можете себе представить, какой скандал вызвала такая фраза в стенах Академии наук. Ученые мужи пришли в крайнее негодование.
— Он не в своем уме! Как он смеет? Вон его, вон!
Президент с трудом восстановил тишину.
— Коллега, — сказал он сурово, — извольте объясниться.
Юный профессор несколько раз открыл рот, но не вымолвил ни слова. Было ясно: на душе у него такое накипело, в голове был такой вихрь мыслей, что выразить это ему трудно. Красный от напряжения, он наконец излил все в одной фразе:
— А как же быть с фантазией?..
В зале воцарилась гробовая тишина.
После продолжительного, тягостного молчания президент, сраженный таким открытием, едва слышно прошептал:
— Уважаемые коллеги, я полагаю, необходимо коренным образом пересмотреть всю систему нашей научной организации.