Скажу несколько слов об армянском католикосе Нерсесе, родом на Тайк’а, из села под названием Ишханк’. Он в молодости воспитывался в Греческой земле, изучил ромейский язык и словесность и, вступив на военное поприще, странствовал по разным странам в качестве воина. Он был убежденным приверженцем Халкедонского собора и послания Льва, но никому не открывал эту нечестивую тайну, пока не достиг сана епископа и не был затем призван на патриарший престол. Он был человек добродетельного поведения, соблюдал посты и молитвы, но в сердце своем таил горький яд, стремился склонить армян к принятию Халкедонского собора, но не осмеливался обнаружить это намерение, доколе не прибыл царь Константин и не остановился в доме котоликоса. Тогда, в воскресный день, в церкви св. Григора был провозглашен Халкедонский собор. Обедню отслужил ромейский иерей на ромейском языке, и приобщились царь и католикос и все епископы, иные добровольно, другие поневоле Таким образом католикос расшатал истинную веру св. Григора, которую твердо блюли в святой церкви все католикосы, начиная со св. Григора и до сего дня. Он помутил воду святых, чистых и прозрачных источников. Он это давно имел в виду, но до того дня не дерзал приводить в исполнение. Теперь же, воспользовавшись (удобным) временем, исполнил свое намерение, стал предавать епископов одного за другим и устрашал их так, что все под страхом смерти исполнили приказ о причащении, тем более что уже не было в живых тех блаженных, которые были более тверды (в вере).
Однако, один епископ изобличил его перед царем, и он принужден был замолкнуть. Ибо задолго до этого он и все епископы составили постановление (с изложением веры), в котором предали анафеме Халкедонский собор и послание Льва, и отвергали приобщение с ромеями, запечатали перстнями католикоса, всех епископов и всех князей, и передали ему, чтобы он хранил его в церкви[200]. В этот же день, когда была отслужена обедня и все епископы причастились, вышеупомянутый епископ не причастился, а сошел с амвона и скрылся в толпе.
После причащения, когда царь вошел в комнату, к нему подошли католикос и ромейские иереи и донесли на этого епископа, говори: «Он не сел на престол, не причастился вместе с нами, почел нас с вами недостойными, а сошел с амвона и скрылся в толпе». Царь возмутился, приказал двум, чтобы его схватили и привели к нему в комнату.
Царь задал ему вопрос: «Ты священник?» Епископ ответил: «Да, по милости бога и вашей славы». Отвечает царь: «А ты что такое; я - твой царь, этот - твой католикос и наш отец, а ты не считаешь достойным приобщиться вместе с тобой ни меня, ни его?». Епископ говорит: «Я человек грешный и недостойный; я не достоин приобщаться с вами; но если бы бог удостоил, то я счел бы, что, приобщаясь с вами, приобщаюсь с Христом, от его трапезы, из его рук». Царь говорит: «Оставь это и скажи мне: католикос ли он армян, или нет?». Епископ говорит: «Также как св. Григор». Говорит царь: «Признаешь ли его за католикоса». Отвечает: «Да». Спрашивает царь: «Приобщишься ли с ним?» Отвечает: «Также как со св. Григором». Царь говорит: «А зачем ты не приобщился сегодня?». Оп ответил: «Благодетельный государь! Когда нам приходилось видеть вас нарисованным на стенах, дрожь овладевала нами. Каково же теперь, когда встречаемся с вами лицом к лицу и говорим уста в уста? Мы люди несведущие, невежественные, на знаем языков и словесности; мы должны сперва учиться, чтоб постичь; но кто смеет противиться вашему благодетельному повелению? В этой стране предписания всякого рода исходили отсюда, от него (католикоса). Четыре года тому назад он созвал собор и пригласил сюда всех епископов, составили изложение веры, сам первый запечатал его свопы перстнем, потом нашими и всех князей перстнями. То писание теперь при нем, прикажите принести и посмотрите». Тот промолчал и ни слова не вымолвил. Понял царь его коварство и долго порицал его на своем языке. Затем царь приказал епископу пойти и приобщиться с католикосом. Епископ, исполнив приказание царя, сказал: «Да благословит бог навеки ваше благодетельное и боголюбивое царство, властвующее над всеми морями и сушей с великой победой». И царь тоже благословил епископа, говоря: «Да благословит тебя бог, ибо ты поступил так, как достойно твоей мудрости, и я благодарен[201]».
Между тем из Константинополя сильно торопили царя, чтобы он по возможности скорее воротился туда. И он поспешно ушел. Он назначил правителем Армении некоего Мариана, ему же дал начальство над армянским войском этой стороны.
Когда царь Константин ушел из Двина, вместе с ним ушел и католикос; он отправился в Тайк’ и остался там, и не вернулся на свое место, ибо князь Рштунийский и другие бывшие с ним князья сильно были разгневаны на него. А Т’еодорос, Рштунийский владетель, со своим зятем Амазаспом, владетелем Мамиконянским, засел в засаду на острове Аг’т’амаре. Он попросил у исмаильтян войско; они прислали ему на помощь 7000 человек. Он их расположил в Аг’иовите и Бзнуник’е, а сам пошел к ним и остался среди них.
Когда прошли зимние дни, при наступлении великой пасхи ромеи убежали в Тайге’. Их оттуда выбили, и они не могли найти пристанища и бегством достигли почти до берега моря. (Войска Т’еодороса) опустошили всю страну, взяли город Трапезунт, вывезли оттуда добычу и очень много пленных.
После этого Т’еодорос, Рштунийский владетель, отправился в Дамаск, к Моавии, властителю исмаильтян, и поднес ему большие дары. И властитель исмаильтян дал ему золотые и золототканные одеяния и такое же полотнище[202]. Он передал в его управление Армению, Иверию, Аг’ванию и Сюнию до Кавказа и до ворот Чора и отпустил его с почетом. А тот обязался покорить эти страны в его подданство.
В 11-м году царствования Константина прекратился мирный договор между Константином и Моавией, властителем исмаильтян. И царь исмаильтян приказал собрать все свои войска в странах Запада и приступить к военным действиям с Ромейским царством, с целью взять Константинополь и прекратить существование также и этого царства.