Мирно течёт жизнь на коше. Казаки заняты своими делами. Только вот неспокойно на душе атамана. Не выходит из головы тот злопамятный день, когда казаки едва не бросились рубить друг друга. Благо, тот смельчак... Но надо, чтоб впредь не повторилось подобное. И Еремей решает собрать круг.
Сбор проходил на открытом воздухе. Атаман сидел в окружении именитого казачества. Казаки догадывались, что совет будет решать тяжёлый вопрос. Так оно и получилось. Когда собрались почти все, поднялся атаман. Кашлянул в кулак, поправил пояс, поглядел на Курбага. Тот кивнул: «Говори».
— Друзеки мои верные, — начал он глуховатым голосом, — послушайте меня, бывалого казака. Побыт заставил собрать вас. Анчибел стал вселяться в нас при виде шалавы. На днях у нас чуть не случился вой на вой. Хорошо хистый казак намётом умыкнул ту красу. Надо, я думаю, ретовать своё обличье. Хватит нам напутлять! Пока, братовы, у меня всё.
Вскочил Гудым. Поправил усы, поддёрнул чресел:
— Атаман! Я понял, ты хошь шалав боле к нам не пущать?
Атаман кивнул. Молодые загудели:
— Сами нацацкались, а нам нельзя!
Вскочил атаман. Шрамы на его покрасневшем лице побелели. Вид его был страшен.
— Кто его цацкался? — его рука легла на эфес сабли.
Он сделал шаг в сторону молодых. Те в испуге попятились. Таким атамана ещё не видывали. Вскочил и Курбат, преградив дорогу атаману.
— Сядь, — тихо сказал он, положив руку ему на плечо.
Атаман немного отошёл и сел на место. Курбат повернулся к нему:
— Твои шрамы сами говорят, как ты цацкался. Иль ты не хошь их узреть? — теперь он посмотрел на молодого есаула.
Тот покраснел и опустил голову. Покосились на него и соседи.
— Почему на Сечи етого нету? — Курбат обвёл присутствующих взглядом.
Все молчали, потупя очи. А старый казак продолжал:
— Почему там казак не схватится за саблю против казака?
Какое-то время длилось молчание. Поднялся Зое им.
— Да потому, — говорит он, — что там нет уз святей товарищества! Вдумайтесь!
Эти слова взорвали присутствующих.
— Волим и мы! — в один голос ревели они.
— Конец позорной вольности! — это уже говорил невольно собравшийся круг.
На этом и порешили: казак — это христианин и холостяк.
— Ну, вот и порешили! — довольный Еремей ударил себя по ляжкам. — Давайте готовиться к походу! — провозгласи он.
Шапки полетели вверх.
Когда круг в основном разошёлся, к атаману подошли оставшиеся казаки:
— Скажи, атаман, а кто был тот казак, который так ловко умыкнул бабу?
Семён переглянулся с Курбатом. Они улыбнулись друг другу.
— Если придётся выбирать атамана, узнаете, — ответил Курбат за атамана, подмигнув ему.
После окончания круга молодые собрались за церковью, подальше от глаз людских. И окружили Гудыма.
— Ну и разозлился батька, — сказал один из них.
— Это ты, Гудым, его разозлил.
— Я?
— Да, ты! — закричали парни. — Возгордился, что он тя сделал есаулом.
— Да вы что, друзеки! Я ни в жисть...
— Ладноть, — махнули они и стали расходиться.
После этого разговора Гудым не мог спать. В душу запал и атаман, и слова его друзей. На рассвете он оседлал коня и помчался на стойбище. Скачка успокоила его, а встреча друзеков сняла с сердца обиду. Он рассказал парням о круге и об интересе казаков.
— Кто же был тот казак, который так ловко умыкнул ту бабу? — загалдели парни.
Гудым пожал плечами.
Рассказ есаула невольно напомнил Андрею о том, теперь уже далёком случае. Он взял постель и ушёл в степь, чтобы одному предаться тому прекрасному воспоминанию.