Иван Калита

ГЛАВА 15

Вернувшись, Андрей узнал, что атаман ушёл в поход. Парень задумался: чем бы заняться? Ушёл с атаманом в поход и Митяй. С другими молодыми казаками Андрей пока не «сжился», разве что с Захаром. Но и того тоже не было.

Проходя по одной из улиц, он обратил внимание, как два казака, повесив на комолы волокушу, чинили её.

— Бог помощь, — проговорил он, подходя.

Один из них, пожилой, брудастый казак, не отрываясь от работы, ответил:

— Бог-то поможет, помоги ты!

Андрей, глядя, как у того ловко работают пальцы, завязывая нить, с горечью признался:

— Я так не могу!

— Это не можешь, вентарь с каюком поможешь отнесть.

Андрей обрадовался:

— Помогу, а зазулю ловить возьмёте?

До этого молчавший казак, гундор, ответил:

— Чего же не взять, возьмём.

— А когда?

— Да вот закончу.

— Тогда я мигом сбегаю, возьму бурсаков да картыша, — почти крикнул обрадованный Андрей. Казаки не без радостного чувства переглянулись.

Андрей помог загрузить колымагу. Гундор сходил за кобылой, за ней бежал и жеребёнок. Брудастый взял вожжи, и они поехали.

Наконец, они выехали на небольшую поляну, окружённую тем же густым тёрном. Дона ещё не было видно, но Андрей почувствовал его по запаху тины и дыхнувшей на него речной прохладой. Место было обжитым. Сразу бросились в глаза комолы, их было несколько штук, остатки костра с приспособлением для варки пищи, бочки, налитые водой. Как потом он узнал, в них на зиму солили рыбу. В буераке, который отсекал поляну от леса, они показали вырытую ими нору, скрывавшуюся за густым ивняком. В ней рыбаки прятались от разной вражины. Выстлана она была старыми шкурами. Висела кое-какая одежонка.

Так впервые Андрей оказался на Дону. Тут было посвежее. На поляне, загрузив в каюк несколько волокуш, подняли его на плечи и стали спускаться к берегу, заросшему густым камышом. Проход в нём был давно пробит, и они, спустив каюк на воду, поплыли ставить волокуши. Андрея рыбаки засадили за вёсла и только командовали то грести ближе к берегу, то против течения. Из воды торчал комол. Надо было подплыть ближе.

— Трошки подай.

Гундор схватился за комол и привязал волокушу. Незаметно они поставили их несколько штук и вышли на берег.

— Будылья набери, уху сварганим, — обратился гундор к Андрею.

Пока гундор колдовал над варевом, брудастый сходил в пещеру и принёс под мышкой увесистый бочонок и кубок. Гундор разлил дразнящую запахом уху. Брудастый вытащил из бочонка пробку и налил в кубок жидкости. Подав его Андрею, коротко сказал:

— С починком тя! Пей!

Андрею ничего не оставалось, как осушить кубок. Ему показалось, что такой вкусной ухи он отродясь не едал. Кашевары варили доброе варево, но это... Больше Андрей пить не стал. Брудастый и не настаивал. Наоборот, добрым взглядом оценил парня.

Гундор и брудастый набрались хорошо. И вдруг гундору вздумалось проверить волокуши. Брудастый его пытался отговорить. Но куда там. Еле державшегося на ногах казака пытался задержать и Андрей. Но тот прогундосил:

— Ну ты, кугарь, меня... казака! — и он ударил себя в грудь.

— Пущай идёть! — подал голос брудастый.

Андрей махнул рукой и поплёлся в тень спать.

Сон не шёл, и Андрей хорошо слышал, как гундор несколько раз упал, но всё же спустил каюк на воду. Слышно было, как он бьёт вёслами по воде. И вдруг что-то бултыхнулось и стихло. Андрей приподнялся. Тишина. Только слышно, как где-то стрекочет кузнечик.

— Эй! — окликнул гундора Андрей.

Но он не отвечал. Андрей подождал какое-то время и опять окликнул его. В ответ — тишина. И он стремглав бросился к реке. Пробежав камышовую часть. Андрей увидел, что каюк без гундора медленно плыл по течению, а прямо перед ним кто-то невидимый дёргал волокушу и от неё убегали волны и ходуном ходил ближайший комол.

Догадка прожгла Андрею мозг: «Гундор свалился в реку и зацепился за сеть!» Он нырнул. Хотя вода была не очень прозрачна, всё равно ему удалось разглядеть его тело. Подплыв. Андрей убедился в своей правоте. Нож оказался у него на поясе. Распутать волокушу было невозможно, так как казак запутался в ней руками и ногами. Нож быстро помог освободить бедолагу. Вытащив на берег, он поднял его за ноги. Изо рта и носа побежала вода. Положив на землю, Андрей несколько раз нажал грудную клетку. Так поступали у них на Клязьме. Гундор задышал. Когда отдышался, с трудом поднялся, тупым взглядом посмотрел на Андрея, махнул рукой и, сделав несколько шагов, свалился. Андрей, убедившись, что он жив, поднялся на поляну, взяв с колымаги Кожину, бросил её под куст и завалился спать.

Наутро, когда Андрей проснулся, он нашёл брудастого около гундора. Тот, подложив руки под голову, сладко спал. Брудастый никак не мог понять, отчего же руки и ноги гундора повязаны частями волокуши.

— Ты глянь, — сказал брудастый подошедшему Андрею и потряс частью волокуши на ноге гундора, — что это?

Андрей рассказал, как ему пришлось спасать утопавшего казака. Брудастый выслушал спокойно, только заметил:

— Он быстро наладит.

Когда брудастый рассказывал гундору о происшедшем, он только часто моргал да потирал свою черепушку, силясь вспомнить, а так ли это было. Потом гундор куда-то исчез. Андрей не знал, что делать, и поглядел на брудастого. А тот развалился, подложив под голову полено, и глядел в голубое небо. Кроме солнца да необозримой голубизны там ничего не было, даже курганники и те куда-то запропастились. Он постарался заснуть.

Гундор появился, держа руку за спиной. Подойдя к Андрею, он легко ногой толкнул его под бок.

— Эй, — проговорил он.

Андрей открыл глаза. Гундор поманил его пальцем. Андрей поднялся.

— Чё надо? — позёвывая, спросил он.

Вместо ответа гундор протянул ему нож. И какой! Широкое лезвие с канавкой, тёмно-серый цвет говорил знатоку, что это очень хорошая сталь, да и работа знатная. Рукоять была инкрустирована золотом, а на конце вделан огромный бриллиант. Даже непросвещённому человеку была понятна его огромная стоимость.

— На, — коротко прогундосил хозяин, — бери.

Андрей взял его в руки, посмотрел и протянул назад.

— Нет, — он покачал головой, — если ты даёшь его мне за то, что я тебя... — он не стал говорить, что спас, — это не по-казацки.

Гундор посмотрел по сторонам, увидел бревно и потянул к нему за рукав Андрея.

Они сели, и гундор рассказал о своей жизни. Был он, как и его отец, смердом. У них был свой кусок земли, который кормил и одевал их. У смердов, не как у князей да бояр, которые женили детей по выгоде. Ему понравилась дочь такого же смерда, только из другой деревни. Большие, смеющиеся таза, доброе, ласковое лицо. Сыграли свадьбу. В положенное время родился сын. Радость в семье была неописуемой. Но надо же было так случиться, что в их местах охотился князь. Он повстречал его жену. Та запала ему в душу. Недолго думая, он послал своих людей, те схватили и привели её к князю. Когда она ему надоела, он выгнал её на улицу. Она пришла домой и всё рассказала. А наутро одежду жены нашли на берегу реки.

Глубокое горе вошло ему в душу. Тёмной ночью он направился к княжеским хоромам. Но его схватила стража, сильно избила. С той поры он стал гундосить. Отлежавшись, он всё же выполнил задуманное. Бросив мясо собакам, обложил дом соломой, а потом, подперев дверь, поджёг её. После этой мести и бежал сюда, на Дон. Но у него остался сын. И он не знает, что с ним. Да и никогда не узнает. То, что сделал Андрей, напомнило ему о сыне.

— И я дарю тебе нож в память о своём сыне. Возьми, не обижай старого казака. Я его честно добыл в походе, сняв с пояса поверженного мной одного татарского хана.

— Бери, — раздался за спиной голос брудастого, — коль дают. Дай ему малую отраду.

Андрей замялся. Брудастый взял кинжал у гундора и подвесил его к поясу Андрея.

— Да пусть он будет хранителем твоей жизни, — сказав, перекрестил Андрея. — Храни тя Бог!

Кош нельзя было узнать. Когда они покидали его, там царило безмятежное спокойствие. А вернулись к кипящему «казану». Нарядные казаки гордо вышагивали друг перед другом. Сразу можно было понять, что вернулся атаман с хорошим дуваном.

Всё страшное для них осталось позади: звериные норы, густые камыши и болотистые плавни со змеями, с чёрными пауками мармуками, тарантулами, не говоря о слепнях и мошках. Нет больше и ожидания удобного момента для нападения или хоронения от явной силы противника. Всё позади, всё вновь впереди. Но когда это будет! А сегодня все те, кто остался жив, помолились иконе Покрова Пресвятой Богородицы, этой надёжной защитницы казаков, чтобы глубоко ей поклониться, отблагодарив дорогими подарками её за помощь и поддержку. А после молитвы казаки пошли на сборище. Об этом известили звуки медного круга.

Услышав монотонные удары, Андрей, помогавший разгружать колымагу, вопросительно глянул на гундора. Тот, встряхивая мешок с вяленой рыбой, прогундосил:

— Атаман с походу вернулся. На круг сбирают. Как бы не судить кого будуть.

Андрей, оттащив последний бочонок в хранилище, поддёрнул порты и спросил:

— Я пойду?

Гундор кивнул головой, добавив:

— И мы сейчас пойдём.

Андрей торопился, думая, что, если вернулся атаман, значит вернулся и Митяй.

Когда Андрей пришёл к месту, где должен был проходить круг, казаков там было видимо-невидимо. И сколько он ни искал, Митяя так и не встретил. Заметив, что говор стихает, он понял — вот-вот начнётся круг. И это остановило его поиски. Радости на душе не было. И вдруг кто-то легонько ударил его по плечу. Он оглянулся. Но сзади стоял старый усатый казак, который глядел совсем в другую сторону. Полный недоумения, он даже подумал: «Неуж показалось?» Но тут по другому плечу его опять ударили. Он резко повернулся и не поверил своим глазам:

— Митяй!

Они обнялись. Митяй сильно поморщился, ибо его левая рука получила сабельный удар. Хотя тот прошёлся скользя и это спасло руку, но боль от этого не убавилась. Митяй начал рассказывать, что да как, но на них зашипели:

— Тихо, вы! Атаман!

Казаки снимают шапки. Атаман с есаулами и дьяком выходят на середину. Они тоже снимают головные уборы и кланяются на четыре стороны. Атаман сделал шаг вперёд, кашлянул в кулак и заговорил:

— Друзеки мои верные! Молодцы знатны! Отблагодарим же спасительницу нашу, помогшую нам победить силу вражу! — и он затянул, повернувшись на восток, а за ним весь круг: — «Богородице Дево, радуйся. Благодатная Марие, Господь с тобою: благословенна ты в жёнах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших».

Атаман, как и весь круг, трижды перекрестился, низко кланяясь. И вновь обратился к казакам:

— Помянем и тех, чьи головы остались на земле вражьей. Все ж они были казаки добры. Светлая им память.

Все хором повторили эти слова и опять крестились. Выждав, атаман продолжил:

— Думаю, настала пора вновь звать рязанских купцов. Нам есть что им предложить: какие табуны гуляют, да и дуван наш не беден. Пусть, как заведено, везут хлеб, оружие, одежду.

Из толпы пробрался к центру немолодой рослый казак. Шёл он степенно, важно, кося глазами на казаков. Одет не хуже атамана — что сапоги, кафтан, кобур. Подойдя, расправил усы и проговорил:

— Мысля моя: звать и купцов московских. Деньга у их есть и товар хороший, — сказав, ещё раз пробежался рукой по усам и так же важно направился на место.

Криками да шапками поддержали казаки своего товарища. Атаман согласно кивнул.

— У кого ещё чё есть? — атаман пробежался глазами по кругу.

Но молчала казацкая вольница.

— Есть у меня, — глухо сказал атаман.

И все поняли, что сейчас и будет самое важное. И не обманулись, поняв это с первых слов атамана.

— Как будем жить, друзи? Будем ли рушить обычаи отцов и дедов наших? — он глядит на казаков.

— В чём дело, атаман?

— Да, в чём дело? — зашумела толпа.

Атаман поднял руку:

— Не нами заведено было: в походе каплюнник не лучше любого отладчика.

— Верно! Верно! — заорала толпа, поняв, куда клонит атаман.

— Так будем блюсти наши старые законы? — спрашивает атаман.

— Будем, будем, — ревут казаки.

— Кажи, кто? — сквозь рёв слышится голос.

Атаман повернулся к есаулу:

— Приведи!

Вскоре появляются с обнажёнными саблями казаки, а между ними средних лет казак. Голова его низко опущена. Рубаха до пупа разорвана. Видна волосатая грудь и поблескивает крестик. Стража останавливается в нескольких шагах от атамана и расступается. Атаман подходит к казаку, за подбородок поднял его голову.

— А ну смотри в их очи! — потребовал он.

Казак валится на колени:

— Друзи! Братцы! Простите Христа ради!

— Ещё Христа вспоминаешь, — к нему подскочил какой-то казак и сорвал крест. — нет ему пощады! — кричит он, обращаясь к толпе.

— Нет! — орёт толпа.

— Кий ему! Кий! До смерти!

Казак бьёт себя в грудь:

— Простите, ради Христа простите, бес попутал.

По его щекам текут слёзы. Казак, сорвавший крест, презрительно смотрит на него:

— Будь хоть сейчас казаком!

Толпа ахнула. Человек словно очнулся. Он поднялся на ноги, глядя исподлобья, обвёл казацкие ряды.

— Готов принять от вас смерть! — хоть и подрагивал его голос, но всё же сказал он эти слова твёрдо.

— Увести в яму, — приказал атаман и добавил: — приговор исполним завтра!

С испорченным настроением покидали круг казаки. И жалко товарища, хотя какой он товарищ! Такие и до беды довести могут. Мало ли погибло казаков от таких, как он. Сколько случаев: его в дозор, а он тайно берёт с собой питие. А выпивший — какой страж. Вот и вырезает злой татарин казаков. Нет. Таким пощады нельзя давать. Но и пить в этот день не хотелось. Удивлён хозяин кабачка Асаф: почему никто не заходит?

За ночь на площади успели поставить толстый столб с двумя кольцами. Рядом — огромный чан, в котором на цепочке плавал коряк. С другой стороны столба куча кий. Площадь с утра заполняется казаками. Переговариваются друг с другом и ждут.

Андрей с Митяем, как закончился круг, ушли к себе и всю ночь проговорили. Утром внезапно заявился Курбат. Вот было радости у Андрея! Да и тот не скрывал её. Андрей попытался было рассказать, как он после их расставания жил, да тот остановил:

— Потом, Андрей. Пошли. Привыкать надо, да на ус себе мотай! — сказал он. Андрей понял, что Курбат звал на площадь.

Он и Митяй подошли как раз в тот момент, когда преступника вели к столбу. За ними дьяк с бумагой. Подойдя к столбу, дьяк, развернув бумагу, что-то стал читать. Но ветер относил слова, и Андрей с Митяем не расслышали ни одного слова. Закончив читать, дьяк свернул бумагу, приговорённый ближе подошёл к столбу и поднял руки. Два казака сыромятными ремнями привязали их к кольцам.

И... казнь началась. Первым к чану подошёл плотный казак. Он зачерпнул коряком водки, выпил. Рукавом обтёр усы. Взял из кучи кий. Дважды встряхнул им. Потом подошёл к приговорённому:

— Прости, душа казацкая! Прости, братику!

И, расставив пошире ноги, стеганул кием так, что лопнула у того на спине кожа. Подходит второй... Андрей с Митяем бить не стали и хотели было куда-то удалиться, как на их пути возник Курбат. Он потряс перед ними пальцем.

— Без этого не будет послушания, — сказал он и добавил: — завтра, Андрей, тебя будут принимать в казаки. Хоть и наслышался о твоих подвигах, но... надо показать всему казачеству твою наловку.

Может быть, не скажи Курбат этих слов, спал бы Андрей более спокойно. Однако это была его первая ночь, когда он просыпался, и не раз, с тревогой в сердце.

Этот день запомнился Андрею на всю жизнь. Небо точно позаботилось о том, чтобы был он тихим, мягким, даже нежным. Наступал обычный и необычный новый день.