Возвращались парни к себе на кош почерневшими от степного солнца, зато гордые от исполненного долга на самом опасном бекете. Хотя они не говорили об этом друг другу, но, скорее всего, каждый из них ожидал если не пышную встречу, то какое-то радостное проявление чувств. И каково же было разочарование, когда майдан встретил парней безжизненной тишиной. Только стайка весёлых воробьёв резвилась на прогоне, беспечным видом показывая, что они здесь хозяева.
— А где казаки? — невольно вырвалось у Андрея, который с нескрываемым любопытством глядел во все стороны.
— А! — догадался Митяй. — Все на Дону.
— А чё они там делают? — подивился Захар.
— Как чё? — обернулся к нему парень. — Готовятся идти добывать зипуны.
— Как добывать? — переспросил Андрей, не поняв ответа Митяя.
Тот рассмеялся.
— Эх, вы! Горнецы! Добыть зипун — купца грабаздать.
Лицо Андрея сделалось брезгливым.
— Чей-то с тобой? — увидев друга таким, поинтересовался Митяй, подъезжая ближе. — ты чё, первый раз слышишь? — заглядывая ему в глаза, спросил друг.
— Да... нет, — поёжился Андрей.
— Ты, брат, казак, и соплю не пущай. Тут етого не кохають, — наставительно промолвил Митяй.
Андрей вспомнил майдан, столб, к которому привязали казака, и вчерашних его друзеков, которые на другой день со всей свирепостью хлестали друзека киями. И только тут до сознания Андрея дошла суть казачества. Да, с одной стороны, тут вольность, свобода, никто тебя не прижимает, ни к чему не понуждает, все равны. А с другой — кормиться-то надо. Добывают они себе рыбу да мясо. Но на одном этом долго не проживёшь. Сеять ничего нельзя. Рядом вражина. Даже хором не построишь. Одежда нужна. Куда казаку деваться.
— Чё, казак, задумался? — полушутливо спросил Митяй. — Може, домой потянуло? Аль купчину жаль?
Андрей бросил косяка на Митяя и, хлестнув коня, поскакал к куреню. Парни увязались за ним.
Подъезжая. Андрей увидел раскрытые настежь двери и подумал, что там никого нет. Так оно и было. Он, подойдя к своему месту, повесил почти пустой чувал, поменял теплушку на безрукавку. На цыпочках подошёл к Митяю, который возился на одре, и ткнул его в бок пальцами. Тот, испугавшись от неожиданности, оглянулся. Увидев рас плывшее в улыбке лицо друзека, не мог скрыть довольную улыбку.
— На Дон? — многозначительно спросил Митяй.
— На Дон!
Там появление парней вызвало довольно приятный шумок. Многие побросали занятия. К ним подошёл Петро, обнялся с каждым, шутливо похлопал по спинам.
— С возвращением! — поздравил их есаул и сказал: — Ноне покель займитесь вон с теми казаками, — и показал на группу людей, которые возились около заплота.
Они учились приступом брать ограждения. Штурм был почти настоящим. Снизу ставили лестницы, кидали котву, цеплялись баграми и лезли вверх. Встречали их там тоже казаки, которые старались отразить «врагов». Парни, включившись в эту взрослую игру, так увлеклись, что сразу не расслышали ударов набата. После столь длительного отсутствия Андрей отметил про себя, что традиция, несмотря на изменение места, была непоколебима. Так же всё начиналось с атамана: молитва, его первая ложка и... по кругу.
После обеда атаман объявил:
— Ночью продолжим учиваться.
Старые казаки заворчали:
— Ночи недосыпам, куска не доедам!
Атаман усмехнулся:
— Будем по ночам спать, неча станет едать!
Его шутка понравилась. Казаки, расходясь, ответили хохотом.
Подготовка продолжалась. Вольная жизнь кончилась. И вот наступил ответственный момент. На майдане собрались казаки. Начался молебен. После молебна казаки расходились по своим полкам.
Чтобы легче было обойти княжеские и татарские дозоры, отряд казаков разбили на три полка, которыми командовали есаулы Пётр, Хист и Андрей. И казаки двинули в сторону Волги. Ехали только ночью, а днём, отогнав коней, прятались в тёрнах, чагарниках, буераках. В кровь драли себе кожу, кололи ноги, царапали лица. Но ни стона, ни жалоб не было слышно. Костров не разводили, меж собой не говорили. Упорно продвигались вперёд, по звёздам выбирая дорогу. Подошло время, когда коней пришлось оставить. До реки осталась пара вёрст. Для охраны выделили с десяток казаков.
Они знали, что купцы рязанские, московские, тверские, ярославские спешили домой до того, как морозы скуют реку. Собирались купцы большими группами, чтобы в случае чего легче было отбиваться. Знали это и казаки. Для них верный помощник — неожиданность. Купцы, тоже зная об этом, боялись, посылали дозоры. Вот тут шла игра в прятки. Наткнётся на них дозор — все мучения коту под хвост. Проедет мимо — считай, полдела сделано. Самое лучшее для казака, когда успокоенный хозяин и команда, оставив стражу, будут дрыхнуть без задних ног. Умело убрав пост, вырезают тихо всю команду вместе с хозяином, пробивают, перед тем как покинуть судно, днище. И так... до рассвета. Потом тихо убираются с награбленным добром.
Бывает и другое. Одинокие корабли берут приступом, когда они пристают к берегу. Ограбив, судно поджигают, предварительно расправившись с командой. Да, казацкая доля не делала выбора, чья это кровь: вражья или своя, родная, христианская, часто русская.
По запаху, влажности близость реки ощущалась всё сильнее. Подошла самая ответственная пора. Казаки должны были «раствориться», сделаться невидимками, каждый найдя для себя схрон. Оставались атаман и его есаулы. Все команды подавались через крики зверей, птиц. Это казаки умели делать прекрасно.
Андрей видел реки, переплыть которые туда и обратно для него не стоило труда. Но то, что он увидел здесь, поразило его воображение. Как ему показалось, Волга с достоинством несла свои воды, как бы хвалясь мощностью и гордясь независимостью. Он залюбовался её серебристой поверхностью. Она захватила его так, что он забыл обо всём на свете. Оторваться от захватившего видения заставил голос атамана.
— Нам пора в схрон. Иначе мы выглядим, как мошники средь голых ветвей.
Атаман оставил около себя Андрея, а Петру с Хистом велел спуститься вниз по течению. Такое атаманово решение дало повод Хисту ехидно заметить:
— Кохается Еремей с ним, как с жалкою.
Услышав это, Пётр покосился на него, но ничего не сказал.
Для схрона атаман выбрал неглубокую, заросшую расщелину. С этого места Волга просматривалась хорошо. И потянулись однообразные дни ожидания. Если смотреть из землянки, то на уровне глаз была видна сухая трава. Один смотрит вперёд, другой — назад. От рассвета до заката — не шевелясь. Опытные пластуны, которых нанимают купцы для разведки места стоянки, всё пропашут на собственном брюхе. А глаза — не уступят скопецкому. Пошевели головой в безветрие — засечёт. Тихонько спустится к берегу, даст сигнал. Всё! Гребцы — к вёслам. Купец решает, посылать за пластуном лодчонку или нет. Если по каким-то причинам пластун не вернётся, купец выплатит положенное семье. Попробуй не сделай! По всей Волге будут об этом знать, а потом попробуй найми пластуна. Никто не пойдёт. Ещё свинью подложат: днище пробьют, аль часом подожгут.
Вот и лежит казак в дозоре, не шевелясь из-за пластунов. Комар на нос сядет, пчела по щекам лазит, но казак не пошевелится. Даже задует ветер, радости он не принесёт. Всё равно будет казак лежать как колода. А вдруг пластун рядом? Того не обманешь. Уж не радуют Андрея волжские просторы. И вода стала свинцовой, давит серостью. Эх! Хорошо было дома! Трава не такая пожухлая, а лес в красоту рядится. На такое не наглядишься. Скорее бы один конец! Но... бежит день, бежит другой, ничего не меняется. Еле терпит молодой казак. Шёпотом хочется спросить у атамана: «Когда же?» Но знает: это строжайше запрещено.
И в этой тишине раздалось воронье карканье: «Карр, карр!» И неожиданно первый за столько дней человеческий шёпот:
— Приготовсь!
Отвыкший за столько дней о чём-то думать, Андрей не сразу понял смысл этого слова. «Приготовсь!» — мысленно повторил он и сразу понял: появилось то, чего так долго ждали. Андрею на этот раз не повезло. Настала его очередь смотреть в степь. А как хотелось оглянуться, увидеть то, чего столько времени ожидали.
Атаман выбрал место, где стал ждать «гостей». Обрывистый берег с широкой песчаной полосой делал высадившихся на него людей малодоступными для нападающих. Поэтому купцы и останавливались в подобных местах. Наступал самый ответственный момент Наверх поднялись несколько человек и, разбившись на пары, начали следить за степью.
День подходил к концу. Андрею хорошо было видно, как на глазах, точно растаяв, исчезла солнечная кромка. Ночь вступала в свои права. Но это была удивительная ночь! Небо, усыпанное звёздами, и полная луна поглядывали с высоты. Но как такая ночь была не нужна атаману!
— Господи! — шептали его губы, — да закрой луну марью, напусти наземь карачун.
Но небо, видать, сегодня было не на стороне казачества. Напрасно те ждали волчий вой. Не решался атаман идти на казачью гибель.
А перед рассветом на берегу вновь вспыхнули костры. Надо заправиться до следующего вечера. Вскоре послышались весёлые всплески волн. Караван тронулся в путь. Им повезло. Когда последний парус скрылся за горизонтом, раздался буйволиный рёв. То атаман собирал есаулов. Когда они подошли, Еремей объявил им:
— Сегодня можете спуститься к реке и устроить себе малую беседу. Я прогуляюсь до казаков. А завтра на зорьке — опять ждать.
Атаман вернулся на зорьке. Андрей был на своём месте. И вновь потекли дни и ночи ожидания. Небо, видя упорное казачье терпение, смилостивилось над ними. Подул багмут, подавая надежды. Но принёс он марь и назойливый осенний дождь. Теперь лежать приходилось в сырости, что было весьма неприятно. Но ко всему привык казак.
И вновь прокаркала ворона. Добрый сигнал.
— Андрей, — шепнул атаман, — гляди в оба!
Он знал, что надо смотреть в оба. Да глаза закрываются, какую ночь не спать приходится. Губы кусает, но смотрит. Но никого так и не было видно.
А атаман увидел, как по реке блеснул огонёк, за ним второй, третий... У Семёна даже ёкнуло сердце: «Идут!» Теперь всё упиралось в одно: остановятся или нет. «Похоже, берут к берегу. Точно!» Причалив, они начали высадку, и берег наполнился голосами. Не остановил их и мелкий дождь. Слышно, как рубили дрова. Вспыхнули костры, которые позволили разглядеть жидкую цепочку лучников, обращённых к обрыву. «Бывалые», — отметил атаман. Но это его не смутило. Он хорошо знал, что несведущих встретить очень трудно.
Костры прогорели, оставляя жар. Не будь дождя, торговцы ещё сидели бы на берегу, вспоминая разные байки. Но он погнал их на лодии, где можно укрыться. Пора... Воздух огласило волчье завывание. Это атаман подавал сигнал.
Степь пришла в движение. Будь дозор наверху, он заметил бы, как, словно тени, замелькали силуэты людей. К атаману подползли есаулы. Слов нет одни жесты. Он с Андреем и его людьми поднимается вверх против течения. На месте остаётся Хист. а Петро спускается вниз. Хист недоволен таким решением. Его оставляют, как в засаде. Теперь жди рёва буйвола... Но перечить нельзя ни в коем случае. Суд может быть мгновенным. Тут воля атамана сильнее закона, вступают в силу традиции. Против не попрёшь: так решали деды, так решали отцы, так решаем и мы.
И даже сейчас, когда опасности не было, казаки пробирались со всей осторожностью. Перебежками, с осмотром местности. Наконец, атаман посчитал, что можно спускаться к реке. Первыми спускаются два опытных казака, юркие, как ящерицы. Вскоре протявкала заблудшая собачонка. Всё, можно спускаться всем.
Атаман отсёк треть отряда и указал им на воду. Оставшиеся знают, что им делать: готовить луки, подбираться берегом к кораблям и, если потребуется, уничтожать сопротивляющихся. Бррр! Холодная уже водица, но лезть в неё надо. Решение атамана. Заходить с реки, откуда меньше всего ожидают. В воду входят неслышно. Не дай бог, если будет слышен всплеск! Всё дело может рухнуть.
Андрей плывёт за атаманом. Вот и первая будара. Атаман берёт её на себя, оставляя несколько человек, в том числе и Андрея. Оставшиеся плывут дальше. Всем хорошо известно, что надо делать. Не впервой такое нападение. Атаман со своими людьми сбился под кормой. Речная волна покачивает судно. Прислушались. Наверху всё вроде тихо. Атаман с ножом в зубах по грузовому вельбуду осторожно поднимается наверх. Андрей даже залюбовался его движениями. Он никогда не думал, что тот так ловко мог это делать. Прежде чем заглянуть за корму, атаман опять прислушался. Подтянувшись, вытянул шею. Никого. Все спят, укрывшись дерюжкой. Только на прове страж с бердышом на коленях, сидя на мешке, клевал носом. Атаман, осторожно ступая на носках, не доходя несколько шагов, метнул нож в его широкую спину. Ойкнув, тот упал на палубу. Атаман присел, оглядываясь по сторонам. Никто даже не пошевелился. Промерзшие до мозга костей казаки услышали лёгкий совиный крик. То была команда. Пожилой казак уступил место есаулу. Оказавшись на палубе, Андрей не знал, что делать, и направился к какому-то сооружению с дверьми. Перед ней спал здоровенный мужик, издавая могучий храп. Он перешагнул его и открыл дверь в маленькое помещение. Лампадка тускло освещала его. У стены спал какой-то человек. Что заставило его поднять голову, трудно сказать. Увидев перед собой рослого незнакомца в мокрой одежде и с саблей в руках, он понял всё. От испуга отпрянул к стене и взмолился:
— Не убивай! Я всё отдам! У меня малые дети! — чуть не плача просил он.
— Давай! — приказал Андрей.
Тот привстал, что-то нажал на стенке, и внезапно открылась дверца. В тайнике стоял ларец. Купец протянул его Андрею. Парень оторвал у него подол рубахи, высыпал туда половину содержимого, завернул и швырнул в тайник, громко хлопнув дверцей.
— Потерпи! — сказал Андрей и косым ударом огрел его по лбу рукоятью сабли.
Брызнула кровь.
— Лежи как мёртвый! — приказал он.
Купец рухнул на лежанку, орошая её кровью. В этот миг ворвался с окровавленным ножом казак. Глаза его горели хищным огнём.
— Этот готов! — крикнул ему Андрей. — Я забрал его богатство! — и показал ларец.
Казак ринулся назад.
Когда Андрей вернулся на палубу с ларцом под мышкой, там вовсю кипела работа. Таскали мешки и передавали по цепочке казакам, которые складировали их на берегу. То же самое происходило и на соседних кораблях. На помощь пришёл Хист со своими людьми. Они стали поднимать добычу наверх. Чего тут только не было: и какие-то ящики, бочки, мешки, узлы, заморское оружие. Атаман изредка покрикивал:
— Смотрите, где стекло, осторожнее!
Подошёл Андрей. Атаман, увидев под мышкой ларец, проговорил:
— А ну кажи!
Подняв крышку, восхитился:
— Твой дуван стоит всего этого! — и он кивнул на горы мешков, ящиков и прочего барахла.
Потом приказал:
— Бери казаков, и топите эти «кади».
— Зачем? — возразил Андрей. — Пусть, кто остался живой, плывёт дальше. Потопим да поубиваем, кого потом будем... — он не досказал слово «грабить», но кто был рядом, поняли и рассмеялись.
Рассмеялся и атаман.
— А шут с ними! — бросил он. — Нам надоть скорее всё собрать да пригнать маджары.
Пока на берегу казаки судили да рядили, на судах поспешно рубили канаты, ставили паруса и бартыжали их, чтобы скорее отойти от этого берега. Со страхом смотрели они на свинцовые воды реки в ожидании погони. Но нет, похоже, махаметы даровали им жизнь.
На первой бударе, израненные, окровавленные люди, переполненные неожиданным счастьем, что остались в живых, с тяжёлым сердцем вспоминали своего купчину.
— Добрый был купец!
— Не обижал и не обсчитывал.
— Вряд ли найдём подобного.
И вдруг дверь скрипнула, и на палубу вышел человек. Был он в исподнем, голова в крови.
— Да это ж Фёдор Елферьев! — выдохнули они. — Ты... живой?
— Живой, братцы! Живой! Молодой казак спас. Век его не забуду!
Фёдор оглядел палубу и схватился за волосы.
— Вот гады! По миру пустили! — по его щекам покатилась слеза.
— Не горюй, Фёдор! Добро — дело наживное. Ты смекалист не пропадёшь. Главное жив, — неслось из окружившей его толпы.
— Ладно, — махнул он рукой, — бочка за спасение будет за мной.