Иван Калита

ГЛАВА 26

Весть о том, что московский князь Иван Данилович стал великим князем, словно на крыльях, долетела и до Пскова. Она, как удар молнии, поразила Александра, князя тверского, который нашёл в этом городе любовь и уважение горожан. К обеду он вышел сам не свой. Анастасия, дохаживавшая последние дни, заметила резкое изменение в муже. Её нежный взгляд заставил князя раскрыться. Узнав о случившемся, княгиня задумалась, а логом сказала ему:

— А хочешь, я поеду к Ивану, напомню его приезд к нам...

От её слов князь аж позеленел:

— Только не это! Я лучше сам поеду к хану, но не позволю тебе унижаться перед ним!

— Ну уж нет! — возразила она. — Ехать тебе к хану после того, что случилось, ехать на верную гибель. Я тебя не отпущу!

— Что же мне делать? — в растерянности спросил он.

— У тебя, ты мне сказывал, хорошие отношения с великим литовским князем.

— Его нет на месте. Он где-то на юге.

Александр оказался прав. Гедимин с войсками шёл на Киев. Киевский князь Станислав, узнав об этом, испугавшись, решил бежать в Брянск, к своей родне. Но киевляне, узнав о задумке князя, собравшись миром у крыльца его дома, сказали ему:

— Если ты, князь, задумаешь бросить нас, мы не выпустим тебя из города и будем судить как труса. Ты лучше позови на помощь русских князей. В народе сказывают московский князь весьма силён стал. С ханом в мире живёт. Проси его, он поможет.

— Больно далёк он, — ответил князь народу, — не успеет прийти!

Не ведал народ, что хитрит князь, поверил.

— Тогда других зови! — не сдаются они.

Послал он своих людей к Олегу Переяславскому, дальним своим родственникам князьям брянским. Там, в Брянске, оказался волынский князь Лев, спасавшийся у них от Гедимина. И он присоединился к ним.

Объединённые силы двинулись навстречу великому литовскому князю. Над рекой Ирпень произошла знаменитая битва. Брянцы и волынцы дрогнули и стали отступать. Олеги Лев погибли. К отступавшим брянцам присоединился и Станислав. Киевляне же, руководимые воеводой, стояли крепко. Своей отвагой они напугали Гедимина, и он позволил им без паники отступить к городу.

Гедимин, получив подкрепление, осадил Киев. Но город держался уверенно. После двухмесячной осады, когда Гедимин хотел было отойти от города, горожане, которые не видели ничьей помощи, да к тому же был сильно ранен их воевода, вдруг решили поддаться литовскому князю. Золотые ворога открылись, и Гедимин с триумфом, хотя с трудом верил в случившееся, въехал в город.

Александр был прав, говоря об отсутствии в Вильно Гедимина. Но княгиня не сдавалась.

— Александр, я тебя не узнаю. Ты что так пал духом? Нет литовца, есть другие, которые захотят тебе помочь. Собери посадника, кое-кого из бояр и купцов, те многое знают. Пару крикунов.

Перед советом Александр долго обдумывал своё положение. На помощь он мало надеялся, зная, что в жизни каждый ищет только свою выгоду. «Но кто теперь захочет ссориться с Великим московским князем, у которого хан — лучший друг. Ишь как он старался меня поймать, чтобы угодить хану. Теперь, после этого назначения, он уж постарается. А мне зачем людей губить? Нет, уж лучше я уеду...» С такой мыслью он и пошёл на совет.

Не успел он заикнуться о своём решении, как встретил горячий, решительный отпор. Тогда стали думать, что делать. Выход предложил один из купцов, Строилович, узнавший, что великий магистр Монгейм фон Эбергард ищет союзников против Гедимина.

Совет закрутил головами, а князь задумался. «Мысли призвать тевтонов у меня никогда не было. Не знаю, как их примут на Руси. Если и окажут помощь, то потребуют жирный кусок. Что же делать? Ехать к Узбеку на явную смерть? Что магистр попросит? Поторговаться можно. Только ехать мне самому нельзя. Узнает Гедимин — врагом будет. Они с магистром живут, как кошка с собакой. А вот если их примирить, да общими силами... Московия не устоит. Нет! Времени у меня мало. Но к Гедимину постараюсь попасть. Усиление Московии ему тоже опасно. Сколько он уж русской земли отхватил! Вот жизнь: по сути, он мне враг. А получается — друг. А свой русский — враг».

— Ты, князь, — подал голос посадник, — что-то долго думаешь. Решать надо быстро. Московия, поди, тоже обдумывает, как тя достать.

Князь посмотрел на него, постучал пальцами по столу и объявил:

— Строилович мысль подал правильную. Магистра знаешь, вот и езжай к нему, пощупай. — А я, — князь обвёл глазами сидящих, — попробую встретиться с Гедимином. Пощупаю, може, он соединится с магистром. Ему ведь тоже Москвы сильной не надо.

На этом и порешили.

А тем временем Московия ждала своего великого князя с особой радостью и надеждой. Конники скакали во все стороны.

От границ Московии до самой её столицы народ восторженно встречал своего князя. Глядя на это торжество, его сердце билось от радости: «Нет, не зря я стараюсь... А кади это видят и понимают и, главное, ценят. И что может быть дороже этого».

Московия встретила его колокольным звоном, ревущим от счастья народом, а священнослужители во главе с митрополитом Феогностом перед въездом в Кремль пели: «Помяни, Господи Иисусе Христе, Боже наш, милости и щедроты... Спаси, Господи, и помилуй великого господина и отца нашего князя Ивана...» Подъехавший князь спрыгнул с лошади, встал на колени и продолжил с ними молитву. Когда она закончилась, снова зазвенели колокола, завопил народ, вверх полетели шапки, голуби. И вновь от счастья забилось сердце. Сладка же ты, любовь народная. Да порой коротка у ней жизнь.

После молитвы князь направился в церковь. Перед ракой митрополита Петра он встал на колени. Его губы зашептали:

— И вот я перед тобой! Как мне тебя не хватает! Но, мой духовный повелитель, как ты и предвидел, я первый шаг сделал. И благодарю тебя! Только твоя помощь помогла мне получить этот сан. Да, я знаю, что ты не вполне доволен. Потерпи, отец мой, будет и второй шаг.

Иван Данилович отправил гонцов в Тверь, Суздаль, Новгород, Рязань и другие княжества, чтобы сказать им о своей воле. Правда, это подкреплялось повелением хана, но оно как-то оказалось за рамками поведения Ивана Даниловича. Никто не смел ослушаться веления великого московского князя. Не успели князья прибыть в свои княжества после встречи московского князя, как вновь поскакали в столицу на совет. Московский князь был строг. Это они знали.

Впервые совет начинался не с угощения. Кроме князей, здесь были и бояре Василий Кочева, Родион Несторович, Лука Протасов, воеводы Александр Иванович, Фёдор Акинфович и купцы Фёдор Елферьев, Василий Коверя. Внезапно, без приглашения, на совет прибыл строптивый зять Василий Давыдович, князь ярославский. Увидев его, осторожно вошедшего со смиренно склонённой головой, Иван Данилович довольно сухо кивнул ему, хотя в душе он был рад. Ярославский князь подошёл к столу и сел на крайнее сидельце.

Не успел было тот сесть, как поднялся Александр Васильевич и начал торжественно:

— Дорогой наш великий московский князь пр...

Но Иван Данилович вдруг резко осадил суздальца.

— Время славить прошло. У нас тьма дел, не будем заниматься похвальбой. Лучше давайте подумаем, как нам выполнить желание... Великого хана.

Все уставились на Ивана Даниловича.

— Константин, — он кивнул на тверичанина, — слышал, как хан велел мне... просил меня, — поправился он, — доставить к нему Александра.

— Но это — война! — воскликнул Василий Константинович, ростовский князь.

— Вот нам надо вместе и подумать, что делать, как лучше поступить, — сказал Иван Данилович.

— А что думать! — рявкнул Иван Ярославич. — Соберём полки и... на штурм.

Присутствующие, как по команде, повернули головы на князя. Не удержался и Иван Данилович. Ему вмиг нарисовалась картина, что взламываются городские ворота, и разъярённые от запаха человеческой крови воины начинают беспощадное уничтожение всего на своём пути. Русский убивает русского! Безжалостно, свирепо, с какой-то дьявольской удалью. И вот добираются они до хором княжеских. Александра нет А её, её! Защитить некому. Врывается туда русский палач, у которого руки по локоть в крови, хватает он бедную женщину за прекрасные косы и, грозя окровавленным ножом, тащит её. О господи! А за ним озверевшая толпа в ожидании своей очереди. Нет! — стучит сердце Ивана Даниловича.

— Это ты, Иваныч, со зла на татар, которые пограбили твои земли, — московский князь старается быть спокойным, — мне думается, не всем война нужна!

Князья враз загалдели:

— Так! Так! Иван Данилович!

— Тогда обсудим, — сказал он.

Долго судили — рядили. Воевать действительно не хотели. Но и понимали, что оставлять без последствий требование хана — себе хуже. И порешили: войско собирать и отправить к Александру посла, чтобы тот от их имени предложил Александру добровольно ехать в Орду и там решить свою судьбу. Выбор остановился на боярине Луке Протасове.

Они уже собирались расходиться, как за дверью раздался какой-то шум. Иван Данилович кивнул Кочеве, чтобы тот выяснил. Боярин вышел и тут же вернулся. И не один. С ним был человек, с ног до головы забрызганный грязью. Не трудно было догадаться, что он издалека. Великий князь вопросительно посмотрел на боярина.

— Пусть скажет, — Кочева кивнул на неизвестного.

Тот сообщил:

— Князь, Гедимин взял Киев.

Это был ушат ледяной воды. Иван Данилович понял, что это известие если не разрушит, то может нанести существенный урон их решению. И он властным голосом заявил, поднимаясь:

— Не силой рати города берут, а трусостью защитников. Если мы будем вместе, — он сжал кулак и грохнул им по столу, — не нам бояться Гедимина, а ему нас. Идите. От договорённости не отступим ни на шаг.

Оказавшись во дворе, один из князей заметил:

— Так что берёт нас Московия в один кулак!

Шедший впереди Александр Васильевич обернулся. Понять, кто это сказал, не смог. Но всё равно сказал:

— По мне, лучше быть в кулаке Московии, чем в ярме гедиминовском.

Князья, хоть и не очень дружно, но поддержали суздальца.

Александр Михайлович в гриднице обсуждал дела с дворским. Прихваченная в Твери казна таяла. Надо было принимать меры. Дворский предложил князю обговорить это дело с посадником. Князь согласился и приказал дворскому пригласить к нему городского главу. Не успел он произнести эти слова, как без стука дверь отворилась, и на пороге показался посадник. Вид его был озабочен, и князь понял, что случилась какая-то беда.

— Лёгок на помине, — не теряя самообладания, проговорил князь и пригласил к столу. — Вижу, не с доброй вестью ты к нам пожаловал.

— Не с доброй. У меня во дворе дожидается твоего приёма московский боярин. — Боярин, — повторил он, — Лука Протасов по поручению Великого московского... — посадник недобро усмехнулся, продолжил: — князя. Велишь его принять?

Князь ответил не сразу. В задумчивости посмотрел в окно. Потом встал, прошёлся по гриднице, вернулся, облокотившись руками о кресло, сказал, глядя на посадника:

— Голова, пригласи воеводу, купца Строиловича, если он не успел отбыть, бояр Савелия Ледовича и Белоута Василия. Да и сам не забудь прийти, — князь улыбнулся.

Протасов вошёл в гридницу уверенно, как человек, чувствующий за собой силу. На нём была дорогая бобровая шуба, скорее не от холода, а от желания показать, кто он есть такой. Из-под неё выглядывал дорогой кафтан. На ногах — сафьяновые, зелёного цвета, сапоги. На голове — соболий башлык. В руках трубкой скручено послание с большой коричневой печатью, болтающейся на суровой нитке.

— Князь, — заговорил он уверенным голосом, глядя твёрдым взглядом на Александра, — мне велено тебе передать, что царь Узбек всем нам, — этим словом он дал сразу понять Александру, что Иван действовал не от себя, а от Орды и своего великого княжества, — повелел искать тебя, князь Александр, и прислать к нему в Орду. Ступай к нему сам, чтобы всем не пострадать от него из-за тебя одного, — боярин поперхнулся, кашлянул в кулак и продолжил: — лучше тебе за всех пострадать, иначе хан опустошит всю землю.

По его лбу, щекам потёк пот. Но он стоял скалой, вперив глаза в князя. Александр опустил голову. Некоторые и даже Лука подумали, что князь смирился. Но он вдруг вскинул голову и заговорил. Голос его был хоть и мягок, но он не походил на сдавшегося человека, покорившегося судьбе.

— Мне следует с терпением и любовью за всех страдать и не мстить за себя лукавым крамольникам, — князь посмотрел на псковичей, сидевших за столом, — но и вам, — он перевёл взгляд на Луку, — недурно было бы друг за друга стоять, а татарам не выдавать, а всем вместе противиться им, защищать Русскую землю. Я поеду в Орду, — объявил он.

Но тут поднялся посадник, подошёл к окну и раскрыл его.

— Князь хочет уехать! — крикнул в окно посадник.

С улицы послышался рёв, а в переходе раздался топот, и в гридню ввалились люди. Впереди — крепыш с большой головой, короткой шеей — известный на всю округу кузнец Пашутка.

— Не пустим, князь, — забасил он.

— Не пустим, — поддержала толпа вошедших.

Тут были разные люди: купцы, бояре, извозчики, рыбаки...

— Умрём с тобой, господин наш хороший, на одном месте, — вопили они.

С улицы вторили им:

— Не езди в Орду! Там ждёт тебя смерть!

Пашутка, подняв руки, повернулся к толпе. Крики смолкли.

— Ну, — он подошёл к князю, — что, князь, ответишь народу?

Князь недолго думал:

— Разве можно бросить такой народ!

— Ура! — ликовала толпа.

Этот крик выплеснулся на улицу.

Когда гридница опустела и князь остался один, к нему вошла Анастасия.

— Что случилось, милый?

Князь всё ей поведал. Княгиня поцеловала мужа.

Возвратившийся Лука всё рассказал Ивану Даниловичу. Князь задумался и велел вновь собирать совет. Решительность псковичан защищать Александра сулила князьям, собравшимся на совет огромные потери. К тому же Ивану Даниловичу стало известно, что псковский купец Строилович спешно отправился к немцам. Великий князь поведал им и об этой новости. Василий Давыдович, стараясь не глядеть на тестя, как бы между прочим сказал:

— Узбека надо звать на помощь.

На что Иван Данилович, уставившись на оконную крестовину, ответил:

— Не пойдёт хан на это дело. Ногайцы, прознав, могут соединиться с литовцами и пойти на Орду. Хан этого, чего скрывать, боится. Да и нам это невыгодно. Если Строилович договорится с немцами и те согласятся помогать псковичам, а Александр дружен с Гедимином...

Князь не договорил, но всем было ясно, что может за этим последовать.

— Что же делать? — вздохнул Александр Васильевич.

В это время ударил колокол. Глаза Великого князя вдруг заблестели:

— Есть выход! — радостно воскликнул он.

Все повернулись к нему в надежде услышать вариант разрешения трудного вопроса. Но князь ничего говорить не стал. Распустив их по домам, наказал, чтобы полки держали наготове.

А вечером князя увидели на митрополичьем дворе. Князь легко, прыгая через ступеньки, точно ему было двадцать лет, поднялся на высокое крыльцо. Ударив колотушкой в дверь, он терпеливо ждал. Загремел засов. Раскрыв дверь, служка обомлел, увидя перед собой великого князя.

— Владыка у себя? — спросил он.

Тот ответил:

— В своих покоях.

— Ступай, доложи.

К князю подошёл не служка, а сам митрополит Феогност. Иван Данилович склонил перед ним голову и поцеловал руку. Митрополит пригласил князя в свою светёлку. Разговор был долгим. Речь шла о том, чтобы Феогност припугнул князя Александра и весь Псков проклятием и отлучением от церкви, если тот не поедет в Орду. Митрополит вначале колебался делать это, объясняя, что церковь не должна вмешиваться в мирские дела.

— Да какие это мирские дела, — убеждал его князь, — не сделаем так, берём на душу огромный грех. Мы не можем не выполнить веление хана. Русь и так стонет от их господства. А тут ещё новые набеги, новые жертвы, плен, рабство, голод. Ты припугнёшь Александра и псковичей. Князь уедет к литовцам, и нам не надо будет идти штурмовать Псков. Сколько спасём народа!

— Это я всё понимаю, — отбивался митрополит, — но... как поймёт патриарх?

— А как патриарх понимал митрополита Петра, Царство ему Небесное, который всеми доступными и недоступными ему методами боролся с пьянством, с отступниками-попами? А как он боролся, чтобы Московия стала средоточием сути единого русского государства? Не для этого ли он учредил здесь, в Московии, своё митрополитство? А что патриарх? Мне доподлинно известно, что он очень... его ценил.

Князь взглянул в глаза митрополита. Тот улыбнулся.

— Счастлива Русь, что ты у ней есть, — сказал митрополит, — на днях еду в Псков.

От митрополита князь летел на крыльях.

Великий магистр фон Монгейм встречу не стал откладывать, поняв, что псковитянин привёз что-то важное. Строилович не думал ничего привирать и рассказал всё, что произошло за последнее время вокруг Пскова и князя Александра.

Когда он всё выложил, то не преминул напомнить, что его предки вместе с магистром Волквином бились с литовцами, отдав свои жизни. Великий магистр улыбнулся тонкими змеиными губами и как бы невзначай заметил, что это был магистр меченосцев. Русский забасил:

— Да какая разница — тевтонцы или меченосцы, суть одна, вы — рыцари. Мы были с вами и умирали с вами. Теперь настал ваш черёд помочь нам. Мы не хотим отпускать своего князя. Иван придёт по повелению хана с войском за ним. Одним нам не устоять. Помогайте. Поможете вы, поможем и мы.

Серые глаза магистра пронзили купчину. Тот даже заёрзал. Отведя взгляд, магистр поднялся, одёрнув сутану и пройдясь небольшой холёной ладонью по голове, осторожно отодвинул кресло и подошёл к окну.

«Что мне сказать этому купчине? Боже упаси не принять его предложение. Обещать — не исполнять. Всегда можно найти причину невыполнения». Постояв ещё какое-то время, сделав вид, что глубоко занят мыслями, он наконец повернулся к гостью. Подойдя к нему, сказал:

— Мы помним и достойно оцениваем вашу помощь в совместных походах, и сейчас говорю вам, что при определённых условиях вы можете рассчитывать на нашу помощь.

Купец, прежде чем подняться, спросил:

— А что ты, Великий магистр, понимаешь под словом «определённые условия»?

— Особые, если на нас не напал, скажем, какой-то польский князь или тот же Гедимин.

— Понятно. Но будем надеяться, что всего этого не случится и вы придёте на помощь.

— Как и вы, — и магистр засмеялся тихим трескучим голоском.

Кто знал, что эта рискованная поездка будет напрасной?

Прибытие митрополита Феогноста в Псков было столь неожиданным, сколь на первых порах и радостным. Когда бы они ещё удостоились видеть его святейшество. К собору невозможно было подступиться. Когда митрополит вышел, тишина наступила такая, что люди, кажется, перестали дышать.

Владыка начал творить молитву. Но у него из головы не выходила мысль, как объявить людям требование церкви. Об этом он думал всю дорогу от Московии до Пскова. Собрать по одному от сотни или всё же сказать всему народу. И он решил, глядя на этих фанатично преданных вере людей, обратиться к ним. Закончив молитву, он заговорил:

— Христиане! Вы хорошо помните слова: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас... Избави мя от кровей...» — А что делаете вы? — митрополит замолчал.

В церкви воцарилось мёртвое молчание. Никто ещё не понимал, куда клонит митрополит. Феогност продолжал:

— Почему вы хотите пролить кровь свою и других христиан? Это — великий грех, и церковь не может его допустить. Вам надо отпустить Александра. Иначе... иначе падёт на вас немилость Божья, получите проклятие и отлучение от церкви!

Толпа на какое-то время замерла, потом раздались крики:

— Пусть едет! Пусть едет! Не надо нам отлучения!

И тут рядом с владыкой появился князь Александр. Он смиренно преклонил колено перед митрополитом, поцеловал его руку. Поклонившись на все четыре стороны, он произнёс:

— Братия и друзья мои, не будь на вас проклятия ради меня. Еду вон из вашего города и снимаю с вас крестное целование, только целуйте крест, что не выдадите княгини моей. Не могу я сейчас взять её с собой, ибо не знаю, где преклоню голову.

Псковичи со слезами на глазах целовали крест.

Через несколько дней до Московии долетела весть, что Александр выехал из Пскова на запад. А куда, пока точно никто не знал. Но Ивана Даниловича провести было трудно: «К литовцам!» — решил он и стал тайно готовиться в дальний путь. Перед этим послал верного Савёла в Псков, шепнув ему что-то на ухо. Тот кивнул головой и, не прощаясь, вышел.