Подошла очередь идти на бекет Андрею и Митяю. Чтобы не было обидно, казаки тянули жребий, кому на какой бекет идти. Митяй вытащил самый восточный курган, где располагался передовой бекет. Сторожить там было весьма опасно. Если татары шли в набег, то их пластуны всегда в первую очередь стремились вырезать этих бекетчиков. Да и уходить им в подобных случаях было трудно.
Ерёма, тоже тянувший жребий, узнав, какая доля выпала Андрею и Митяю, подмигнул им, сказав:
— Ничего, казаки, не вешайте носа: бог не выдаст, свинья не съест.
Казаки рассмеялись и, расходясь, говорили дружелюбно:
— Приспичит, нас молите. В беде не оставим.
Их есаул посоветовал взять ещё кого-нибудь. Андрей предложил Захару ехать с ними, и тот согласился.
Взяв, по совету бывалых казаков, запасных лошадей и побольше продуктов, на зорьке они двинулись в путь. Митяй всю дорогу ворчал по поводу пса, который подвёл их в такой трудный момент. Вдруг лошади повели себя беспокойно.
— Уж не серые ли овчары? — высказал опасение Митяй.
— Кто его знает, — ответил Андрей, приготавливая на всякий случай саблю.
Но оружие не понадобилось. Огромная лохматая псина прыгнула на Андрея с такой силой, что едва не выбила его из седла.
— Ну, ты!.. — ругнулся на неё Андрей, пряча саблю в ножны. — Мог и порубать.
— Ишь, — восхитился Митяй, — нашёлся-таки! Псина, а чует!
К обеду следующего дня они были на месте. Кто-то сбросил вышку с кургана, но, к счастью, она осталась целой. Парни втащили её наверх и установили на место. Обычно на бекетах ставили столбы, а тут кто-то не поленился соорудить целую вышку. Наверное, лазить не любил.
Бекетство началось. Каких-либо следов пребывания здесь казаков не обнаружили. Надо было заново обустраиваться. Но прежде всего необходимо было отыскать копань. Казаки умело скрывали копань от противника и всегда рассказывали сменщикам, где она находится. Но последнее кровавое событие выбило казаков из отлаженной колеи. А в густой пожухлой траве это сделать не просто. И сколько они ни искали, найти не могли. А без воды им здесь долго не продержаться. Уже по коням чувствовалось, что им требуется водопой.
— Что делать будем? — тревожно спросил Митяй.
— Да... — неопределённо протянул Андрей, почёсывая затылок.
— Может, на той стороне поискать? — Захар показал на северную сторону.
— Давай, ты, — он поглядел на Захара, — иди туда, я пойду на западную сторону, а ты, Митяй, — на восточную.
Но сколько они ни ходили — всё было бесполезно. Время обеда давно прошло, а у них во рту не было и макового зёрнышка. Андрей почувствовал, что его желудок стал «присыхать» к позвоночнику.
— Эй! — крикнул он, — ясти хотите?
Парни только и ждали такого зова.
— Тогда пошли собирать будылью, — предложил Андрей.
Они это быстро сделали, так как таволги тут было предостаточно. Митяй хотел багатицу развести на кургане, но Андрей сказал, что знает место, где казаки его разводили. Оно было на восточной стороне, шагах в тридцати от кургана. Там же оказался и такан.
— Я тута был, а не видел, — почёсывая голову, сказал Митяй.
— А я его заметил, когда сода подъезжали, — похвастался Андрей, доставая мусат.
Они быстро сообразили саламату. Есть стали на кургане. Андрей из чувала достал миску и налил варево Дружбану.
— Ты не заслужил, — глядя на пса, сказал Митяй.
— Ещё заслужит, — заступился Захар и подмигнул псу.
Пёс, вылизав свою порцию, подошёл к хозяину, видать, попросить ещё еды. Но ему ничего не дали, и он побежал с кургана. Андрей от нечего делать — степь везде одинаково скучна — стал смотреть за псом, который скрылся в траве, и его ход можно было наблюдать только по верхушкам колебавшихся трав. Вскоре всё замерло. Андрею показалось, что там трава была позеленее. Он, не сказав ни слова, пошёл по следу собаки. Какова же была его радость, когда там он обнаружил копань, которую они так тщетно искали.
Он крикнул ребятам, и те стремглав примчались к нему. От радости они пустились в пляс. Когда немного успокоились, Андрей предложил поискать и колоду для пойки лошадей. Нашли и её. Вода в копане стояла на одном уровне, сколько её ни черпай. Но и выше она не поднималась.
На нижние перекладины вышки они повесили чувалы с продовольствием. Митяй, глядя на них и поглаживая начавшие отрастать усы, проговорил довольным голосом:
— Еды нам хватит.
— Это смотря сколько будем жить здесь, — проговорил Захар, отыскивая на земле, чем бы швырнуть в скопца, который примостился на самой макушке вышки.
— Начаемся, что сменют вовремя, — сказал Митяй и покосился на Андрея.
Тот лежал на теплушке, глядя в небо, где курганник, распластав могучие крылья, парил меж кучевых облаков.
— Глянь-ка, — проговорил Андрей, — только небо было чисто, а тут на тебе... облака. Как бы мари не нагнало и не задождило. Казаки, надо халабуту поставить.
Все промолчали. Андрей поднялся и пошёл искать дрям. Тем не оставалось ничего другого, как присоединиться к нему. Быстро выросла куча. Теперь надо определить, где ставить. Митяй с Захаром предложили южный окан, подкрепив своё предложение словами, что там больше солнца.
— Нет, казаки, — Андрей неожиданно стал так называть парней, — то будет на виду. Они поняли правильность слов Андрея, переглянулись и, взяв по охапке дряма, направились к таволге.
Место было почти непролазным, и, сделав узкий, почти незаметный проход, поставили халабуту в середине, вырубив для этого несколько кустов. Обойдя со всех сторон таволгу, они убедились, что сооружение заметить невозможно. Перетащив туда часть своего добра, Андрей установил очерёдность на дежурство. Себе взял самое трудное предрассветное время. Насыпав лошадям в торбы овса, они решили их стреножить и далеко не отпускать. А сторожить оставили Дружбана. Никого не надо было наставлять, чтобы на бекете не спали. Все хорошо помнили, чем это может кончиться. Захар спустился зачем-то с кургана, не сказав никому ни слова. Он быстро вернулся и начал что-то ладить с теплушкой. К вечеру значительно похолодало.
— Захар, ты чё там делашь? — полюбопытствовал Митяй, видя, как тот что-то примерял к теплушке, склоняя голову в разные стороны.
— Колючки ставлю, — пояснил тот.
Митяй удивился и не поленился подняться и подойти к нему. Захар пояснил:
— Если вдруг задремлю и голова упадёт на грудь, а там колючка.
Митяй позвал Андрея показать ему придуманную Захаром хитрость.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Андрей.
Захар показал и ему действие колючек.
— Значит, если назад или в бок — везде колючки? Здорово.
Андрей, положив рядом сагайдак, лук и саблю, растянулся на теплушке, прикрывшись шкурой. Рядом прилёг и Митяй. Захар посмотрел на верх вышки.
— А поджигать-то нечего, — и ударил себя по лбу.
Он надрал сухой травы, связал её в сноп и, завернув в дерюжку, поднял наверх.
А тем временем солнце закатилось за горизонт Восток уже виделся чёрной дырой, больше полнеба охватило марево. Чтобы нечаянно не заснуть, Захар взял колючку ещё и в руку. Он впервые был в бекете, понимал всю ответственность и гордился, что ему, такому молодому, казаки оказали доверие, и не спускал своих зорких глаз со степного покрова. Плывшие по небу облака часто закрывали луну, и он, напрягая зрение, старался не упустить ничего подозрительного в надвигавшейся темноте. И не заметил, как подошла ночь. Но всё шло спокойно.
Так незаметно пробежало его время. Настал черёд Митяя. Позёвывая, ёжась от прохлады, он потёр себе уши, завистливо посмотрел на Захара, укладывавшегося на боковую, набросил на плечи теплушку, взял саблю, засунул её за пояс и, воспользовавшись луной, сбегал за колючками.
— Так надёжней, — произнёс он, обходя курган.
Уверившись, что кругом всё спокойно, он прислонился плечом к одной из ножек вышки и стал слушать. Было тихо. Только беспокойный кузнечик иногда нарушал тишину. Митяя постепенно одолевал сон. Незаметно сомкнулись веки, и голова упала на грудь. Но что это? Сильная боль прожгла тело. Парень вздрогнул.
— Тьфу! — чертыхнулся он, поняв, что с ним случилось. — Нет, надо ходить. А Захар молодец!
Митяй часто посматривал на луну. Когда она окажется над «бурлаком» — так они обозначили одинокий куст — тогда придёт Андреев черёд.
И вот луна над «бурлаком».
— Наконец-то! — с облегчением вздохнул парень и со спокойной совестью пошёл будить Андрея.
Но не успел он подойти, как тот вскочил.
— Ты не спал, что ли? — спросил Митяй.
Андрей не стал притворяться.
— Не спал, — признался он.
— Ааа! Всё спокойно, — заваливаясь на боковую, сказал Митяй.
Потерев руками тело, Андрей нацепил саблю. Сагайдак и лук поставил у триноги, а сам пошёл по кругу, старательно впиваясь в темноту глазами. Он долго, не спеша ходил. Совершив очередной круг, он, к своему удивлению, заметил, что на востоке будто кто-то добавил белил в загустевшую темноту. А затем вдруг блеснула золотистая полоска. Начался рассвет. Андрей присел и стал любоваться этой чудесной картиной — зарождением нового дня. День постепенно приближался. И чем ближе он подходил, тем шире был его шаг. О господи! Как это прекрасно — видеть зарождение нового дня!
День входил в свои права, солнце ушло далеко на запад, туда, где Андрей нашёл свой второй дом. Невольно подумалось: «Что там сейчас?»
А туда прибыл рязанский боярин Степан Юрьевич Василев, сын знаменитого окольничего Великого князя Олега Ивановича, с грамотой от Ивана Ярославича. В ней князь просил заключить с ним взаимное соглашение, по которому донцы взяли бы на себя обязательство по охране его южных границ. А он обязался за это выплачивать пятьсот рублей серебром. Помимо этого поставлять пятьдесят возов муки, семьсот локтей дерюжки и двести локтей аксамита.
Семён Еремеев был мужиком обстоятельным, хорошим; удачливым воином. Но не знал, выгодно или нет для казаков это предложение. А посоветоваться было не с кем. Не было таких у него людей: все в основном от сохи или разбоя. Частенько помощь ему оказывал пронский священник Порфирий, но что-то давненько он не наведывался. Всё грозился прислать сода постоянного человека. Да, видать, желающего не нашёл.
Крутит, вертит в руках он княжескую грамоту, а что ответить — не знает. Боится прогадать. Но и упускать такое дело не хочется. Заманчиво выглядит. Взялся за усы, но не помогают и они. Начал кряхтеть, а потом ляпнул:
— Скажи, боярин, как твой князь дозрел до этого? — он потряс грамотой.
Боярин, мужик с брюшком, одет в чёрный бархатный кафтан, такие же порты, на ногах чувяки, чем-то напомнил атаману бабака. Степан Юрьевич засопел, провёл рукой по усам. Прокашлившись, рассказал:
— Знакомый тебе купес Микита Бурок?
— Знаю, — вставил атаман.
— Так вот он ехал к тебе, вёз муку. Ну, говорит, подъехал, а у тебя ногайцы.
Атаман хитро прищурился:
— А откель он узнал, что ногайцы?
Боярин пожал плечами:
— Может, кого узнал. Он часто там бывал.
Атаман больше не стал спрашивать.
— Он вернулся и скорее к князю, — продолжал боярин, — тот посчитал, что хан шёл на него, а вы... спасли. Вот он и решил меня быстрее к вам послать.
— Хорошо, боярин, — атаман ударил себя по ногам и поднялся, — мы тута помозгуем. Я пришлю к вам свойво казака. Скажу одно, для нас это антиресно, а сейчас хочу заберечь дорогого гостя.
Атаман так его заберег, что четверо казаков еле донесли гостя до атаманова куреня. Тот как убитый проспал остаток ночи, целый день. Вечером, опорожнив полувёдерный кубок браги, снова упал в спячку. И только на другой день, несмотря на уговоры остаться, наотрез отказался и засобирался домой. На прощанье атаман подарил ему волчью шубу, а для жены — роскошную жарьолку, чему боярин был несказанно рад. Уже сев в колу, боярин полушутя погрозил атаману пальцем, проговорив:
— Смотри, не забудь нашего договору, пришли казака.
— Пришлю. Обязательно! — ответил атаман, махая на прощание рукой.
А Андрей и его друзья продолжали нести угоду. Не прошла она и без недоразумения. Как-то Захар, готовясь уже будить Митяя, вдруг услышал конский топот. Он, как учил есаул, брык на землю и стал всматриваться. Но темень непроглядная, что делать? А конский топот всё ближе и ближе. Ждать некогда! Он метнулся к вышке и как кошка взобрался наверх. Несколько торопливых ударов мусатом — и к труту приставлен клочок сухой травы. Он вспыхнул, а за ним и сноп. У Захара отлегло от сердца. Успел! Надо спасать друзеков. Он кубарем скатился вниз и бросился трясти парней со словами:
— Татары! Татары!
Те соскочили, спросонья не зная, что делать. Одно понятно — наверху полыхает пламя! Беда! Остатки сна вылетели из головы.
— За мной! — скомандовал Андрей.
И они, похватав оружие, во все лопатки побежали прочь. По наказу есаула они должны были разбегаться в разные стороны и надёжно спрятаться. Но этот наказ вылетел из головы, и они вместе устремились подальше от кургана. Отбежав приличное расстояние, остановились перевести дух. Прислушались. Всё было тихо. Переглянулись меж собой. Потом Андрей сказал:
— Побудьте здесь.
— И мы с тобой! — в один голос произнесли те.
Андрей спорить не стал, и они, крадучись, возвращались назад.
На вышке багач, почти прогорев, погас. Ползком, подобравшись к кургану, они замерли, стараясь уловить любой звук. Но было тихо.
— А где же Дружбан? — осторожно спросил Митяй, — пошто он не лает?
Андрей свистнул. Тихо. Он ещё раз свистнул, только погромче. Его услышали, ответив лаем. Вскоре примчался и пёс.
— Тьфу, — чертыхнулся Андрей, поднимаясь с земли, — где же татары? — он посмотрел на Захара.
Тот ответил извиняющимся голосом:
— Я же слышал.
— Что ты слышал? — спросил Андрей.
— Конский топот.
— Пошли к лошадям! — о чём-то догадываясь, сказал Митяй.
Когда они подошли к ним, то ахнули. Рядом пасся косяк каких-то лошадей.
— Господи! — всплеснул руками Митяй, — да это ж тарпаны!
Они посмотрели друг на друга, как бы спрашивая: «Что же делать?»
А сигнал уже давно добежал до коша. Казаки готовились к бою. Ждали до утра. Никого. Терпение их покидало.
— Атаман, — слышались голоса, — чего ждём? И где басурмане?
Атаман и сам не знал, что случилось. «А, може, нехрист где притаился?»
— Эй! — крикнул он, — Хиста ко мне!
Хист тут как тут. Он словно ждал, что его позовут. С какой-то внутренней жадностью он спросил:
— Что надо, атаман?
Атаман пошевелил усами:
— Трошки поищи их.
— Понял, атаман.
И раздался конский топот. Хист долго не возвращался. Многие думали, что он попал в лапы вражины. Кое-кто неодобрительно посматривал на атамана: «Мол, так решил с ним рассчитаться за старое. Не дело это, не дело!» Но этим страстям разгореться не удалось. Хист, когда его уже не ожидали, вернулся на взмыленном коне.
— Атаман! — он подскакал к нему, — Никого нет! Кто-то зазря поднял сполох.
Он спрыгнул с коня, хлестнул его плетью, чтобы тот ускакал прочь.
Казаки окружили атамана, требуя послать казаков на разбор.
— Быть по-вашему! — сказал атаман и подозвал есаула. — Петро, ты и он, — атаман показал рукоятью плети на Хиста, — езжайте на разбор.
Есаул взял ещё пару казаков, и они поскакали на восток.
Первый от коша бекет. Есаул подзывает старшего:
— Пошто сигналил?
— Оттель, — тот кивает на восток, — получил.
Есаул мчится дальше. К ночи они добрались до пограничного бекета. Там никаких гостей не ждали. Андрей с Митяем укладывались на боковую. Прибежал Захар.
— Опять скачут, — завопил он, показывая в родную сторонушку.
Андрей приподнялся. Он услышал приближающийся конский топот.
— Кого это несёт? — проговорил он, тормоша Митяя. — Давай вставай! Гости! — с ехидством промолвил Андрей, поднимая с земли теплушку.
Ждали недолго. И на кургане нарисовался есаул и его люди. Они попрыгали с коней и привязали их к вышке.
— Здравы бывайте! — промолвил есаул и хлестнул плетью по своему сапогу.
Тон, которым произнёс он эти слова, сразу показал парням, что его приезд ничего хорошего не сулит.
— Пошто сполох подняли? — спросил он, остановившись напротив Андрея, и опять стегнул себя по сапогу.
— Да его стегать надоть! — воскликнул Хист, поднимая плеть.
Но он не успел этого сделать. Подошедший Митяй успел перехватить его руку. Он так её сжал, что у того разомкнулись пальцы, и витень выпал из рук.
— Только попробуй! — грозно произнёс Митяй и с силой опустил его руку.
Тут же подскочил и Захар, положив руку на эфес сабли.
— Это я поджёг, — с вызовом сказал он и встал перед есаулом.
Петру всё ясно: «Они друг друга не выдадут и так просто в руки не дадутся. А если попытаться что-то сделать силой, то Андрей один так намолотит, что только держись. Да и волочь виновных на кош мне никто не говорил. Разобраться — вот наказ атамана. Это Хист с против пошёл. Да и он сам в этом виноват, потому что раньше всегда с молодняком отправлял бывалого казака».
— Ладно, — примирительно произнёс есаул, — кажи, как оно случилось?
Захар всё рассказал. Есаул выслушал его, посмотрел на Хиста и опять, по привычке, стеганул по сапогу.
— А на этот косяк можно поглядеть? — не без вызова спросил Хист.
— Можно, — Захар повернулся к Хисту, — если он не убег.
Тот с ехидством рассмеялся:
— Убёг! Конечно убег! Его гама и не было.
— Был! — вставил слово и Андрей, поглядев не очень любезно на Хиста.
Есаул понял, что может случиться поношение, и решил тут же его предотвратить.
— Пошли узрим! — предложил он.
— Пошли! — поддержал Андрей.
И они тронулись в путь. Когда подошли, то, несмотря на наступившие сумерки, увидели солидный косяк тарпанов. Есаул даже тихонько присвистнул:
— Вот так удача! Будем гнать!
Он хорошо знал, как это делается. Надо только определить вожака и его заарканить. Но вот аркана-то ни у кого не оказалось. Кто думал, что их поджидала такая удача? Есаул решил поутру скакать в кош и вернуться со всем необходимым.
Утром, перед рассветом, как просил есаул, его поднял Андрей. Поёжившись от утренней прохлады, разбудил своих. Не поев, они ускакали на кош. Перед расставанием Хист не очень дружелюбно посмотрел на Андрея. Когда вернувшийся есаул всё рассказал атаману и казакам, те долго смеялись. А косяк-таки они пригнали к себе, чем окупилась вся тревожная ночь. Кто-то из казаков даже заметил при этом:
— Пущай жгуть огнища, лишь бы пригнать таки косяки!
А для Андрея и его друзей время бекетства подходило к концу.
Степь за это время сильно пожухла, стала однообразной и неприветливой. Куда делась её красота, которая так поразила когда-то Андрея? Будылье, которое покрыло землю, даже наводило тоску. Вопреки желанию ему на память часто приходила спасённая незнакомка. Он даже вспомнил о шкурке, которую он ей подарил. «Выкинула, поди!» — с какой-то внутренней жалостью подумал он.
О, если бы он знал, что этот небольшой клочок меха был для неё застывшим мгновением неожиданного счастья. Эта мимолётная встреча с незнакомым юношей теперь занимала в её сердце особое место. С горечью она признавалась себе, что её Александр, любовь к которому заполняла всю её, оказалась поколебленной. Она не могла понять, отчего это с ней случилось. И где сейчас тот юноша?
— Господи! — её глаза остановились на образе, — спаси меня и помилуй! Не дай мне, грешнице, творить непослушание слову Божьему, а дай мне силы жить целомудренно, соблюдать ум, не осквернённый нечистыми мыслями. Прости меня и помилуй! — она упала на колени и неистово крестилась. Закончив молебен, княгиня поднялась и, почувствовав охватившую её слабость, подошла к одру и упала на него. Слёзы потекли из её прекрасных глаз по белоснежным щекам. Она ощутила себя глубоко несчастным человеком. И тут у неё внутри что-то встрепенулось. Глаза мгновенно осушились. И она улыбнулась. «Его», — с нежной лаской подумала она. Перевернувшись на бок, сунула руку под подушку и вытащила небольшую шкурку. Проведя по ней рукой, улыбнулась и спрятала её под сердцем.