Из блокнота индолога

ИЗ КАТМАНДУ В КОЛОМБО

Казалось, лишь вчера я любовался панорамой стройки гидроэлектростанции на реке Панаути, возле Катманду, еще вчера под иссиня-черным звездным небом морозным вечером смотрел представление цама, ну вот уже снова в Мадрасе, в тепле, у себя дома. Минул месяц со дня моего приезда в Катманду, куда я, признаюсь, прилетел одетым для января довольно легко. Пришлось срочно утепляться. Труднее всего оказалось подобрать головной убор. Выбирая, я, наконец, показал на что-то вязанное из шерсти яка, и продавец переспросил:

— Балаклава кэп?

Меня несколько удивило это крымское слово здесь, среди Гималаев, но я, примерив, все-таки купил нечто похожее на кепи с уложенными вокруг него наушниками, спустив которые можно оказаться в своего рода шлеме. Вот только тогда, когда я превратил этот головной убор в «шлем», стало понятно и название. Подобные головные уборы вязали в прошлом веке лондонские дамы для английских солдат во времена Крымской войны.

Маршрут, которым я добирался до Непала в январе 1965 г., почти повторял путь великого русского востоковеда Ивана Павловича Минаева, когда тот отправился в столицу Непала в 1874 г. — Катманду. Разница была в том, что я летел, а он трясся по бездорожью в паланкине. Самолет непальской авиакомпании пролетал над ущельем, склоны которого покрыты лесами, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Опытный пилот уверенно вел машину, несмотря на значительную облачность. Внизу, по дну ущелья, среди лесных зарослей поблескивала лента реки и желтели отмели. Наш полет занял всего полтора часа, а тот же путь И. П. Минаев преодолевал целую неделю.

Когда сто лет назад он приехал в Непал, перед ним предстала страна, которая, казалось, были обречена действиями британского колониализма и жестоким режимом местных правителей Рана на вечное прозябание во мраке средневековья. Множество препятствий пришлось преодолеть тогда русскому востоковеду, чтобы добиться разрешения приехать в Непал в поисках буддийских рукописей. Но ничто не могло остановить ученого, одержимого страстью узнать как можно больше о жизни и обычаях других народов и стремившегося установить с ними дружеские связи. В книге «Очерки Цейлона и Индии. Из путевых за. меток русского», опубликованной в 1878 г., большой раздел он посвятил своему путешествию в Непал. Это был первый научный труд о Непале, созданный русским ученым.

Отмечая очередную годовщину путешествия И. П. Минаева в Непал, советские востоковеды праздновали также и очередную годовщину такой отрасли отечественного востоковедения, как непалистика. В книге И. П. Минаева, написанной русским исследователем более ста лет назад, давались не только сведения по. географии страны, истории, экономике, этнографии, но и по проблемам духовной жизни и международных отношений, мифологии и литературы. Для русского читателя конца XIX — начала XX в. записки И. П. Минаева были подлинной энциклопедией знаний о Непале. Именно он впервые рассказал русским людям о жителях далекой страны, расположенной в Гималаях, их жизни и быте. Ученый аналитически описал и те силы, которые препятствовали общению непальцев с другими народами, — английские советники стали здесь носителями худших черт так называемой западной цивилизации.

Самолет сделал круг над Катманду и пошел на. посадку. Внизу лежала долина, окруженная со всех сторон Гималаями. Пройдя обычные процедуры — таможенный досмотр, паспортный и медицинский контроль, я на, такси отправился в город. Катманду расположен от аэропорта в 20–25 минутах езды на машине. Но это был уже совсем не тот город, каким он предстал сто лег, назад перед Минаевым. Тогда в нем насчитывалось пять тысяч жителей. XX в. решительно утвердился на земле Непала: теперь отсюда можно связаться по телефону или по радио с любой страной, сегодняшний гражданин Непала смотрит кинофильмы, пользуется автобусным сообщением и в целом он более уверенно смотрит в завтрашний день, чем в далекие времена. Идет необратимый процесс преобразования фундаментальных основ жизни. Рассказывая соотечественникам об экономической жизни Непала, И. П. Минаев ничего, кроме традиционного ремесла да караванной торговли, описать не мог.

Я был преисполнен чувством громадной гордости, что мне, корреспонденту «Правды», предстояло продолжить рассказ других представителей советской прессы о событиях огромной важности — об открытии первых крупных предприятий национальной непальской промышленности, оборудованных по последнему слову техники, — сахарного завода в Биргандже и сигаретной фабрики в Джанакпуре. Оба. предприятия построены при экономическом сотрудничестве с СССР. И я присутствовал при торжественном моменте открытия. Там трудятся непальские рабочие, которыми руководят талантливые непальские инженеры и техники. Затем был построен еще и завод сельскохозяйственных орудий в том же Биргандже. Сейчас этот город — крупнейший промышленный центр Непала. Символом преодоления вековой отсталости стали превосходные автодороги Бмргандж — Джанакпур и общенациональная магистраль Восток — Запад. В стране закончилась эра бездорожья, тормозившая экономический прогресс страны, территория которой расчленена хребтами и долинами.

В то время, когда я приехал в Катманду, строительство гидроэлектростанции на реке Панаути было в самом разгаре. В своей книге И. П. Минаев так рассказывал об этой реке: «Мы поднимались с полчаса и затем стали опускаться к долине реки Панаути. Река не видна с вершины, но, как только начинаешь спускаться, шум быстро текущей реки явственно слышен»[2]. Все было, как и в тот день. Только когда я спускался к этой реке, то увидел не «ряд разбросанных глыб, ничем не скрепленных и легко, размываемых…», а панораму строительства непальской электростанции.

ГЭС Панаути уже давно успешно работает, обеспечивая промышленность и жителей Катманду электроэнергией. Ола заставила реку Панаути служить на пользу развивающемуся Непалу. Это прообраз будущих энергетических богатырей, которые заставят служить мощные гималайские реки непальскому народу. А гидроэнергетические ресурсы страны, лежащей в центральной части Гималайского хребта, очень велики.

Конечно, о том месяце, который я провел в Катманду, можно бы рассказать подробнее, но о Непале уже немало написано, да и времени, чтобы поближе познакомиться с этой страной, у меня не оставалось — пришлось спешить на Шри-Ланку, где должны были состояться парламентские выборы и мне: следовало написать об этом репортаж в газету. Недели через три из Мадраса я вылетел в Коломбо.

В Мадрасе было тепло, но в Коломбо я почувствовал себя словно, в оранжерее. Термометр показывал, на шесть градусов выше. В Коломбо я остановился в гостинице «Голл Фейс Отель», в том самом, в котором когда-то останавливался Иван Павлович Минаев во время своего путешествия на Цейлон (Шри-Ланку). Конечно, гостиница старомодна, но само ее местоположение привлекательно. — перед ней лежит громадная площадь, чуть ли не до самого форта, вокруг которого и вырастал. Коломбо. Это, в сущности, не площадь, а. кусок океанского берега, место прогулок и развлечений. От самой гостиницы веяло стариной, даже портье, с белым крахмальным высоким воротничком и черным галстуком, казался пришельцем из прошлого века. Сверяясь с заказами, он ловко раскрыл громадную книгу для регистрации и попросил внести необходимые данные. После этого он вручил мне увесистый ключ и приказал слуге проводить меня на третий этаж в мой номер.

Обстановка номера была старомодной. Окна выходили на застекленную крышу ресторана. Несколько фрамуг на крыше были постоянно открыты. Мне предстояло провести здесь немало дней, следовало вникнуть в ситуацию, разобраться в том, что происходило в стране, совсем недавно пережившей трагедию, — заговорщиками был предательски убит премьер-министр Цейлона Соломон Бандаранаике. Я спустился в холл, нашел газетный киоск и купил свежие газеты — и местные, и английские. Но в потоке обрушившейся на меня информации я, к сожалению, нашел совсем мало материала, способного прояснить ситуацию.

Познакомившись с газетами, решил прогуляться по городу и обменять аккредитивы (чеки) на деньги. Шагая по улицам Коломбо, я про себя отмечал, что во многом он отличается от индийских городов, и тут наткнулся на громадный валун, покрытый мхом. Сквозь неровную зелень мха просматривался полустершийся от времени герб португальских королей. Они мечтали царствовать на земле Шри-Ланки вечно, и их слуги решили, что валун может служить олицетворением вечности. Но у времени, свои законы.

Шри-Ланка 1965 г. хорошо помнила шаги, предпринятые Соломоном Бандаранаике в деле демократизации страны, упрочения национальной экономики, ослабления зависимости от иностранных чайных монополий, привнесения некоторых социалистических начал. После его трагической гибели правительство возглавила его вдова Сиримаво Бандаранаике, продолжившая тот же курс, но могущественные противники этой политики резко активизировали свою деятельность и, в сущности, спровоцировали необходимость ускоренного проведения парламентских выборов.

Я обменял свои чеки в местном отделении лондонского банка: «Нэйшнл энд Гриндлейз Бэнк». При этом я и не подозревал, что через несколько дней доведется познакомиться с его деятельностью поближе. Среди ежедневных газет я обнаружил лондонскую «Таймс», отпечатанную на превосходной рисовой бумаге — она в несколько раз легче, чем обычная, — специальное издание для пересылки по воздуху. Среди разнообразной информации и обильной рекламы меня особенно привлек годовой отчет банка «Нэйшнл энд Гриндлейз Бэнк». Пространный документ занимал несколько полос газеты, отличающейся весьма компактным набором. Банк, один из крупнейших в Англии, занимался, среди прочих своих дел, еще и финансированием чайных монополий на острове, и к тому же откровенно (я бы сказал — цинично) вмешивался в политику стран, где сколько-нибудь значительно представлены их интересы.

Особое внимание в документе уделялось, например, положению на Шри-Ланке. Деятельность правительства Сиримаво Бандаранаике, возглавлявшей «Шри-Ланка фридом парти», направленная на национализацию транспорта и нефтяных монополий, находившихся в руках иностранного, главным образом британского капитала, и начавшаяся дебатами о национализации чайных и каучуковых компаний, вызывала раздражение хозяев банка. В прессе монополий не только излагалась жесткая политическая программа, которая ожидалась от нового правительства (в него входили, разумеется, противостоящие тогдашнему кабинету силы), но и предложен — поименно! — конкретный его состав.

Это были дни, когда решался вопрос об отсрочке выборов, поскольку тогдашняя оппозиция нуждалась еще в двух неделях для завершения ряда предвыборных мероприятий. Оппозиция вела непрерывную атаку на правительственную коалицию демократических партий с тем, чтобы не дать ей эффективно использовать такое мощное средство информации, как радио. И, как ни парадоксально, правительство, не желая «нарушать» демократию, отказалось использовать радио в предвыборной кампании, отдав его в сущности в полное распоряжение оппозиции.

Когда уже было объявлено об отсрочке, «Файнэншл тайме», издаваемая на Шри-Ланке, опубликовала ряд материалов, выглядевших как развитие «идей» отчета «Нэйшнл энд Гриндлейз Бэнк». В каждой строке утверждалось, что именно ее хозяева, т. е. банки и частные монополии, и есть подлинные творцы и хозяева жизни, и именно «они создают национальное богатство»[3]. Газета уверенно писала о грядущей победе Объединенной Национальной партии, располагавшей и солидными средствами, и хорошо отлаженной организацией. Партии правительственной коалиции противопоставляли этому самоотверженные усилия отдельных кандидатов — с ними было трудно встретиться, но когда встречи все-таки случались, они не без горечи признавали, что если коалиция и одержит победу, то лишь с небольшим перевесом.

За последние дни корреспондентский корпус значительно вырос, и холл гостиницы по вечерам превращался в своеобразный клуб журналистов — «Франс Пресс», «Дейли мейл», «Майнити», «Ассошиэйтед Пресс» и многие другие. Кое-кто из них приехал с совершенно определенной точкой зрения — Объединенная Национальная Партия победит, ибо по-другому и быть не может. Контакты с коллегами полезны во всех смыслах — иной раз узнаешь удивительные, подробности, детали, и нюансы.

Я вечером спустился в холл гостиницы и застал там кое-кого из своих знакомых. Они беседовали, с англичанином, внешность которого дала многим авторам детективов некоторый стереотип — суховатый, спортивный, с волевым подбородком. Оказалось, что он менеджер крупной группы чайных плантаций. Присоединился к этой группе и я. Коллега из «Дейли мейл», прилетевший из Сингапура, стал расспрашивать о порядках на плантациях. Менеджер был откровенен:

— Предупреждаю вас, не вставляйте, пожалуйста, в свои чертовы листки моего имени. Печатайте, что хотите, но на меня не ссылайтесь.

Ход предвыборной кампании вызывал у него удовлетворение — наконец-то будет покончено с этим проклятием, с национализацией. Ему возразили, ссылаясь на то, что национализированная нефтяная корпорация работает успешно.

— Да неужели? — спросил он. — Работает? А кому от нее выгода? Ведь «Бармашелл», создавшая всю систему снабжения нефтепродуктами на острове, не получила ни гроша! А разве ее строили местные жители?

И с некоторым раздражением добавил:

— Они и на чайные плантации хотели замахнуться. А что такое Шри-Ланка без нас? Это все равно что конь без ног. Да осуществи. коалиция эту глупость (он, так и сказал — глупость), местные жители умрут с голода, если только не возьмет их кто-нибудь на иждиве ние!

— А как у вас живут рабочие? — полюбопытствовал корреспондент «Франс Пресс».

— А что им сделается? Ведь они трудятся на открытом воздухе, а климат у нас превосходный. Каждый день я плачу сборщице две рупии сорок семь центов за выполненную работу, плюс 5 центов за каждый фунт, собранный сверх того. Вы и не представляете, сколько нам приходится возиться с ними! Мы обязаны предоставлять им жилье (на самом деле — бараки. — И. С.), медицинское обслуживание и даже заботиться об их образований.

— Об образовании? — удивился француз.

— А как же! Вот посудите сами — я плачу сборщице сорок две рупии, если она. родит ребенка. Затем, пока ему не исполнится год, я обеспечиваю их обоих бесплатной медицинской помощью. Потом, когда он дойдет до школьного возраста, я отправляю его в школу, где ребенок получает образование за мой счет. Там. он учится до четырнадцати лет.

— А что же затем? — не унимался француз.

— А потом я получаю готовую пару рук для плантации, — сказал он.

— Так! — задумчиво произнес француз. — Не согласитесь ли вы, что это смахивает на рабовладение?

— Нет, никогда не соглашусь с этим. Рабочие работают по контракту. Закончился контракт, я расплачиваюсь с ними, теперь он может убираться на все четыре стороны. Но прежде всего — надо расплатиться за труд.

— У вас есть акции?

— Нет, я на жалованье. Акции у моей жены.

— Какой компании?

— Той, в которой я работаю, — «Лакки Вэлли». Жена — один из основных акционеров.

Он был откровенно циничен и искренне убежден, что именно так и должно быть: тамилы должны собирать на. местных плантациях чай для английских плантаторов, а сингалам нечего совать туда свой нос. Участникам беседы было- явно не по себе от столь откровенного восхваления модернизированного рабовладения, но менеджер радушно приглашал заехать на подведомственные ему плантации w полюбоваться на подлинный «рай» на земле. Корреспондент «Дэйли Мэйл» поинтересовался, какой дивиденд выплатила компания в прошлом году.

— Всего семнадцать процентов, — был ответ.

— Ожидаете ли вы такой же и в этом году?

— Что вы! Уверен, в этом году он составит процентов сорок-сорок пять. «Файнэншпэл Таймс» констатировала серьезный рост акций частных компаний на лондонской бирже тех лет.

Очевидно, позиции менеджера, местной газеты и лондонской биржи совпали.

По-своему мнения подобных менеджеров поддерживают и представители иных слоев. Возле гостиницы всегда дежурят такси — автомобили разных марок. Мой таксист сразу же завел беседу на тему о предстоящих выборах.

— Теперь дела пойдут у нас на лад, — начал он разговор и хлопнул по приборной доске, свидетельствовавшей о том, что машина набегала уже около 70 тысяч километров. — Покончу с этим старьем. Дадли обеспечит свободный импорт. Вчера я был на митинге. Завтра пойду снова.

— Завтра? А где будет выступать кандидат Дадли? На что вы надеетесь?

— Да здесь, в Коломбо.

Пожалуй, подумал я, нужно пойти послушать.

— А давно у вас эта машина.?

— Да у меня шесть таких. Этой — три года.

— Что же вы водите автомобиль сами?

— А зачем кому-то платить? У меня и так восемь рабочих — пятеро на машинах, трое — в гараже. Я зарабатываю неплохо, кое-что приобрел, но деньги лежат мертвым капиталом, импорта нет. Конечно, я расширил бы дело. Ну, да скоро все будет иначе. Хватит министрам за наш счет на мерседесах разъезжать. Теперь мы на них поездим.

Он рассуждал по-обывательски примитивно, но его жизненное кредо отражало настроения того слоя общества, который связан со сферой обслуживания.

…На следующий день я отправился на митинг Дадли Сенанаяке. Площадь запружена народом. Присутствовало много крепких парней в зеленых рубахах и зеленых каскетках. Зеленый цвет — цвет ОНП. Я поехал не один, а с коллегами — два француза, англичанин, американец, двое японцев. Речь Дадли не произвела особо- го впечатления, все, о чем он говорил, уже было известно из газет, из выступлений других кандидатов. На ша группа разошлась по площади — нужно было поговорить с людьми.

Там, куда направились оба японца, сгрудились зеленые рубахи, они размахивали кулаками, шумели. Один из японцев вынырнул из толпы, но уже без своих превосходных камер. Пиджак на нем был разорван, рукой он прикрывал глаз. За ним было погнались несколько зеленых, но, увидев иностранцев, Вернулись. Группа зеленых распалась, и второй японец, пошатываясь, побрел к нам. Мы помогли ему сесть в машину, и французы повезли бедолаг в госпиталь…

Вот и наступил канун выборов. По договоренности противоборствующих сторон в этот день не должно было проводиться никаких агитационных мероприятий. Чтобы посмотреть в день выборов, как будет идти голо сование, мы решили отъехать куда-нибудь подальше, за Галле, а назавтра, двигаясь в сторону Коломбо, познакомиться с ходом выборов на местах.

На страницах «Дейли миррор» появилось сенсационное сообщение о том, что мистер Дон Дэвид, кандидат от ОНП в округе Агалаватте, арестован в связи с тем, что застрелил человека., поддерживавшего кандидата от Ланка Сама Самаджа парти (социалистической партии, входившей в правительственную коалицию) — Анила Мунесинхе.

Пострадавший умер в госпитале… О том, что произошло, нам рассказал водитель:

— В моем автомобиле находилось четверо, в том числе Кариавасам. Кариавасам сидел впереди, а трое — сзади. Машина остановилась, он вышел, чтобы зайти в типографию Тилака Пресс. Я и трое других пассажиров тоже вышли. У находившегося рядом дома стояли двое с пистолета, мм в руках. Между ними стоял Дон Дэвид. Тут Дэвид сказал: «Пусть этот парень тоже получит свое». И тогда один из двоих выстрелил в Кариавасама, и тот упал.

Из последовавших затем сообщений, в частности «Дейли миррор» от 23 марта 1965 г., явствует, что Кариавасам был убит сразу несколькими пулями, из чего следует, что в него стреляли не один раз. Вот вам и зерно политического детектива.

Двигаясь на юг, в сторону Хамбантотты, мы проезжали по очень живописным местам: рядом океан и пальмы, песчаные пляжи и рыбацкие деревушки. В бухточках около них стояли катамараны, кое-где суденышки были вытянуты на. берег.

Наша машина остановилась возле одной такой деревушки — незавидно живут тут рыбаки. Вокруг нашего «Москвича» собрались чуть ли не все ее жители. Сначала трудно было объяснить им, откуда мы приехали: в школьных учебниках, все еще воспевавших в те годы блага колониальной эпохи, нашей стране уделено всего несколько строк. Но с помощью сообразительных мальчишек географическая проблема была быстро решена. Мы узнали, что здесь собираются голосовать за партию Оиримаво Бандаранаике. Об этом рассказал нам один рыбак. Мы с ним однолетки, но никто бы этому не поверил — ему можно было дать по меньшей мере лет на 20–25 больше.

— Нужно, — сказал он, — чтобы победила эта партия — благодаря ей все наши дети учатся, лечиться можно бесплатно. Я тоже лечусь, — и он показал на ноги, раздутые от слоновой болезни. — Наша артель приобрела новые сети, может, на будущий год заведем моторный баркас.

В разговор вступил молодой рыбак в зеленой рубахе:

— Выходит, ради мотора ты продашь демократию?

Таков один из стереотипов предвыборной демагогии правых.

— Причем здесь демократия? С мотором рыбы выловишь побольше. У твоего отца два моторных баркаса, а у нас на всю артель — ни одного.

Рыбак обратился ко мне:

— Его отец раньше был нашим хозяином, а теперь мы работаем в артели, хозяйничаем сами. Для него демократия — к двум моторным баркасам прикупить третий, а нам — по-прежнему мыкаться в нищете. Это и есть его демократия.

И вот мы уже на пути к Галле. Это удобная, но заброшенная гавань. Во времена путешествия И. П. Минаева на Цейлон именно сюда прибывали корабли — порт в Коломбо тогда еще только зарождался. Как раз здесь был один из первых оплотов колониализма на этой земле. Настоятель церкви форта охотно отвечал на наши вопросы. Он хотел, чтобы победа на выборах досталась ОНП. Настоятель сообщил, что он молится за это денно и нощно со всеми прихожанами. А велик ли приход? Как выяснилось, около четырех тысяч прихожан, все, кто живет на территории форта. Мы поинтересовались, все ли они будут голосовать за ОНП. Он сказал, что эти люди вполне единодушны в своем решении. А какого мнения настоятель о «Шри-Ланка фри-дом парии»? Он ответил, что не хотел бы говорить о ней плохо. Она поддерживает буддистов, и он опасался, что католиков при ней будут преследовать.

Около шести часов вечера по пути в Матару увидели на дороге необычное оживление и большое количество хороших, новеньких машин — фольксвагенов, шевроле, фордов, плимутов, мерседес-бенц. Они останавливались на обочинах в разных местах, и их пассажиры раздавали зеленые сари, рубашки и каскетки. Там, где приобретение новой рубашки — событие громадной важности (ведь покупка вызывает напряжение в семейном бюджете), такой подарок влечет за собой естественное стремление быть благодарным. А как? Отдать голос за партию этого цвета?

Местами мне пришлось быть свидетелем прямого подкупа — деньги вручались местным функционерам для раздачи избирателям.

Под избирательные участки использовались, как правило, школы. Мы заехали в одну из них. Тут царила дисциплина. На дорогах не видно было ни полицейских, ни армейских патрулей, хотя вчерашние газеты истошно кричали на разные голоса о патрулировании избирательных участков — прямо как в условиях военного положения. Они просто не нужны, если не появятся новые Дон Дэвиды. На всем протяжении пути от Галле до Коломбо голосование проходило спокойно.

23 марта уже передавались, по мере поступления сведений, результаты выборов. ОНП выходила вперед — прежде всего по округам района чайных плантаций, затем там, где была сильна католическая церковь. К трем часам дня ситуация прояснилась. Формально большинство проголосовало за ОНП, но этого оказалось недостаточно, требовалась для получения права формирования правительства поддержка других партий. Если главные партии правительственной коалиции смогли бы заручиться поддержкой партий, представляющих интересы тамильского меньшинства, то они могли бы сохранить власть в своих руках. Начинался напряженный период межпартийных переговоров и встреч. А тем временем печать и радио сообщали, что на лондонской бирже акции чайных компаний энергично пошли вверх.

Наряду с такого рода давлением оказывается еще и моральное, с тем чтобы исключить попытки госпожи Сиримаво Бандаранаике все-таки сформировать правительство. Это давление обволакивается лестью. Вот как взывала к Бандаранаике «Дейли миррор»: «Пусть потомство сохранит в памяти ее облик — первой женщины премьер-министра на Цейлоне, вернее, во всем мире; пока еще лучи славы освещают ее лицо, пусть она покинет сцену, как того требует долг.

Пусть она стряхнет с себя людей, приведших ее к падению… Теперь они будут петь ей дифирамбы, чтобы сбить с пути истины, чтобы не дать принять поражение, с должным изяществом, Конституционно, освобождая путь партии, получившей безусловную поддержку народа».

Вечером 24 марта я работал над поступившей корреспонденцией. Откуда-то доносился нарастающий гул, словно на город надвигалась громадная волна. Я выбежал в холл, чтобы посмотреть, что происходит, — мой номер выходил окнами во двор. За машиной с государственным флагом, движущейся в сторону форта, к резиденции генерал-губернатора, текла бесконечная клокочущая людская река. Слышались восторженные крики:

— Она согласна! Сиримаво формирует правительство!

Действительно, она была готова к этому. Ей даже было дано согласие генерал-губернатора на образование кабинета министров, при условии, что ее новое правительство обеспечит порядок, но, когда она обратилась к командующим вооруженными силами и суперинтенданту полиции с просьбой поддержать ее, они наотрез отказались. После этого Бандаранаике подала в отставку.

Об этом стало известно 25 марта около 10 утра, а в 11 часов Коломбо увидел иную демонстрацию. На этот раз не крики радости людей, а рев торжествующих клаксонов. И снова та же дорога к форту, но на этот раз она была запружена автомашинами, и на каждой прикреплен зеленый флажок, зеленые платки. Уже на следующий день появилось объявление, что «Лакки вэлли ти компани» выпустила дополнительно 640 тысяч акций по две рупии каждая.

Хотя органы газетных концернов «Лейк Хауз» и «Таймс оф Цейлон» пытались в предвыборной кампании играть — и довольно настойчиво — на всякого рода и антикоммунистических, и антисоветских мотивах, однако национальные интересы оказались более сильными. Соглашение об экономическом сотрудничестве, понимание советской стороной фундаментальных задач национальной экономики Цейлона, упрочение ее независимости, практические шаги в развитии дипломатических, торговых, культурных связей между Советским Союзом и Цейлоном оказались сильнее.

Не раз пришлось мне бывать на. замечательном острове, истинной жемчужине Индийского океана. Парадокс жизни Цейлона состоял в том, что страна, являющаяся одним из важнейших производителей каучука, импортировала покрышки на миллионы рупий. Это положение продолжалось до тех пор, пока не был построен с помощью СССР шинный завод в Келании, в предместье Коломбо. Тогда потребности в автопокрышках стали удовлетворяться, значительная часть продукции идет на экспорт. Нужно иметь в виду, что в основном пассажирские и грузовые перевозкой в стране делаются за счет автотранспорта.

Металлургический завод, выросший в Орувеле, избавил страну от валютных затрат на ввоз металла. Над портом Коломбо маяками поднялись башни первого на острове мельничного комбината. Решались и другие задачи технико-экономического сотрудничества, росли плодотворные и взаимовыгодные связи. Знаменательны слова одного из видных политических деятелей Шри-Ланки — Филиппа Гунавардене: «Каковы бы ни были изменения политической погоды в нашей стране, среди моих сограждан растет убежденность в том, что в деле укрепления национальной независимости и суверенитета, укрепления мира во всем мире, в борьбе против империализма <и колониализма СССР — надежная опора».

Коломбо растет. Неподалеку от него, по пути на Келанию, среди кокосовых пальм стоит небольшой белый мавзолей, увенчанный изображением земного шара. Вокруг тишина. Здесь царит дух одного из замечательных людей нашего времени — Удакендавалы Саранан-кары Тхеро. Мне посчастливилось несколько раз при его жизни беседовать с ним, первый раз — в 1965 г., недели за три до выборов.

Небольшого роста, в бордово-коричневатой рясе, со спокойно уверенным выражением лица, он, буддийский священник, участник борьбы за национальное освобождение народов Шри-Ланки и Индии, рассказывал о своей духовной эволюции. Необычайно интересно было проследить, как от веры в абсолютную истинность слова Будды через конкретный опыт национально-освободителъного движения он шел к пониманию диалектики, не только к ознакомлению с марксизмом, но и к освоению его.

— И вот теперь я, тхеро, — разводя руками, несколько недоуменно заключал он свой рассказ, — член Политбюро Коммунистической партии Шри-Ланки.

Лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами», он остался в памяти людей как воплощение скромности и несгибаемой воли в борьбе за социальную справедливость, за счастье народа. На изданном посмертно первом томе его автобиографии — изображение разорванных цепей — красноречивый символ решимости народа Шри-Ланки покончить с наследием колониализма.