Охотник
Мы с Эви оседлали моего коня, по размерам которого сразу видно, что его предком был Танатос.
Мы с ней часто ездили вместе, притягивая любопытные взгляды прохожих, но нас это не волновало. Нам не привыкать быть белыми воронами.
Каждый раз, когда Эви начинает выносить мне мозг, я дразню её: «Эванджелин, с тобой никогда не будет просто?» Но правда в том, что все эти тридцать шесть лет вместе действительно были простыми.
Чертовски простыми.
Как и вся моя родня по материнской линии, я влюбился раз и навсегда. Для меня существует только Эви, так было и так будет.
В седле она обхватила руками мою талию, в точности как много лет назад, когда мы ехали на том «Дукати». Господи, я всё ещё чувствую те мурашки по коже, все те острые ощущения, что испытывал, когда мы оба были молодыми. Но и в нашем возрасте есть свои плюсы.
Когда я погладил её по бедру, обтянутому джинсой, как мечтал в тот далёкий день, Эви прильнула ко мне, хотя вслух сказала:
— Не шали. Ну, по крайней мере, пока мы не вернёмся.
Я улыбнулся вечернему солнцу. Какой же я счастливчик. Не жизнь, а сказка.
— Как насчёт того, чтобы срезать путь, séductrice?
Она ухмыльнулась за моей спиной.
— Я ждала, когда ты предложишь, кайджан.
Конь перешёл на галоп, а затем свернул к полям.
— Держись крепче!
Эви вцепилась в меня, и я позволил коню размять ноги. Вскоре мы уже скакали по ферме, прямо сквозь тростник, перепрыгивая небольшие канавки.
Эви завизжала от восторга, а затем запрокинула голову и засмеялась.
— Быстрее!
Конь перепрыгнул лежавшее дерево. Мы с Эви прижимались друг к другу, как одно целое. Запах тростника обволакивал нас, насыщенный землистый аромат кружил голову так, как виски не под силу.
Минуя музей Арканов, я отдал ему салют. Это памятник не только героям игры и той жертве, что принёс каждый из них, но и нашей семье. Мы вложили всю душу в его строительство.
Когда мы приблизились к городу, я сбавил скорость, чтобы перевести дух и сохранить хотя бы видимость важности и достоинства. Остановившись у коновязи, я помог Эви спуститься. Она одарила меня счастливой улыбкой, её глаза сияли. Она была потрясающей девушкой и стала умопомрачительной женщиной.
Я немного завидую тому, что Эви навсегда останется такой.
Пока мы шли рука об руку, она подняла на меня свои большие голубые глаза, и я внезапно возвращаюсь в то утро, когда мы вышли из пещеры после нашей первой совместной ночи. Тогда с ней я обрёл дом, словно знал, предчувствовал, что принесут мне грядущие десятилетия.
Она была так поразительно прекрасна той ночью, что я забыл про всё на свете. Она пахла жимолостью и едва ли не мурлыкала от счастья.
И сейчас так же. Я повторил свои слова из прошлого:
— À moi, Evangeline.
Моя. Помнит ли она?
Она наклонила голову, её уголки губ приподнялись. Конечно, помнит. Она ответила точно так же, как и тогда:
— Всегда.
Но нет, она не всегда будет моей. Я должен всё-таки настоять на решении вопроса с бессмертием. Я позволял ей меня отвлечь, потому что мне и самому хочется дальше жить этой жизнью, на которую прежде я даже надеяться не смел. И второго шанса у меня не будет.
Не Аркан. Мэтью постоянно повторял это обо мне. Простому гражданскому не светит реинкарнация. Но всё равно теперь, когда наши дети уже выросли, я снова возвращаюсь к уговорам.
Она не в курсе, но я отправил разведчиков на поиски Мэтью, чтобы выяснить его намерения. Победителем может стать только один, и Богом клянусь, моя девочка им не будет…
По пути к сцене несколько моих сотрудников сообщили, что здесь собралось больше четырёхсот человек — весьма внушительная цифра для Нового Рассвета.
Пока мы с Эви поднимались по ступенькам, толпа скандировала:
— О-хот-ник! О-хот-ник! О-хот-ник!
Я махал и улыбался. Глаза Эви светились гордостью, отчего я невольно выпячивал грудь вперёд. Но как бы ни было приятно получать все эти награды, мне не терпелось вернуться домой. Завтра уже начнут приезжать дети, а мне хотелось ещё немного побыть вдвоём.
Я держал её за руку, пока мы слушали нескончаемую речь старика. Это был тот самый догхантер, за которого мама Эви хотела выдать её замуж после Вспышки. Славный малый, но очень уж многословный.
Только я встал за трибуну, чтобы произнести слова благодарности, как вдруг заметил, что кто-то проталкивается через толпу. Мятежник? Мои ребята тут же активизировались. Ещё четверо незнакомцев в разных частях толпы скинули плащи и подняли автоматы. Они целились в Эви…
— Слава Иерофанту! — закричали они.
Я бросился к ней, закрывая своим телом, когда пули рассекли вечерний воздух.
Зрители закричали, все в ужасе побежали в разные стороны. Охрана окружила нас, но Эви уже выпустила свои лианы на стрелков, оставляя на земле сплошь кровавое месиво.
— Чёрт тебя подери, Джексон Дево! — рявкнула она, бледная и трясущаяся после использования своего дара. — Сколько раз нужно повторять, что меня не надо прикрывать? Регенерация, забыл?
— Я не хотел, чтобы ты использовала свои силы.
Учитывая, сколько боли ей это причиняет.
К слову о боли… Я скатился с неё, и мы оба посмотрели вниз.
Твою мать.
Императрица
— Джек???
Пять дырок от пуль. Кровь хлестала во все стороны.
Я на время подавила панику, чтобы произвести антикоагулянт и когтями ввести в его тело.
Он будто бы и не почувствовал, как я прокалываю его кожу. Я едва проглотила крик.
— Зачем… зачем ты это сделал? — Я сняла с шеи платок и прижала к самой опасной ране. После чего крикнула через плечо: — Врача!
Подчинённые Джека уже побежали искать.
— Я не мог иначе. Я буду защищать тебя до последнего вздоха.
До его последнего вздоха.
Сцена вокруг окрасилась в багровый цвет. Кровь из одного из отверстий была темнее. Со смертельной раной в печени мы уже ничего не сможем сделать. Когда наши с Джеком взгляды встретились, я поняла, что он тоже понял.
На его лице отразилось смущение.
— Кажется, мне крышка.
Я всё равно попытаюсь его спасти.
— Мы справимся! Ты никогда не сдавался, и сейчас не смей.
— Ахах. — Тень улыбки. — Я с детства был уверен, что долго не проживу. Каждый день с тобой я проводил так, будто он может стать последним. Но все эти «последние» дни сменялись один за другим. Я прожил больше трёх десятилетий «последних» дней с тобой.
Кровь лилась ручьём. Я сама уже была в агонии, но продолжала делать инъекции. Один укол за другим.
— Вместе мы можем всё! Ты сам мне говорил. И не раз это доказывал. Так что борись.
Он достал из кармана красную ленту. Попытался отдать её мне.
— Для Доминия.
— Перестань! — Слёзы заполонили глаза. — Не оставляй меня! Ты не можешь!
— Я должен был тебя отпустить. Но я был эгоистом.
— Нет, я хотела быть с тобой каждую секунду! Я очень сильно люблю тебя, Джек.
Слёзы лились водопадом, и это, казалось, причиняло ему больше боли, чем раны от пуль.
— Не плачь по старине Джеку, bébé. Нам нужно поговорить о тебе. Тебе нельзя побеждать. Пообещай мне. — Даже умирая, он думал только обо мне. — Поклянись, что ты последуешь за мной. Это единственный вариант.
— Н-не бросай меня.
— Это важно! Не думай о детях или coo-yôn'e. Подумай о себе. Ты должна это закончить. — Он обхватил мою шею, чтобы притянуть ближе к себе. — Promets-moi.
Его голос звучал всё слабее, кожа остывала. Жизнь покидала его.
Моё дыхание превратилось в всхлипы.
— Я… я обещаю.
Мои волосы ниспадали завесой, закрывавшей ото всех наши лица. Джек прохрипел:
— Господи, женщина, я буду скучать по тебе. — Последними словами Джексона Дэниела Дево стало: — Ах, peekôn… Это всегда была ты.