Избранники Небес

Г л а в а 10 ТЯГОТЫ ЛИШЕНИЙ

Оставим, дорогие читатели, древний город Меннефер и вернемся в будущее этой страны — в город Мут. Оказавшиеся на грани гибели представители высшей ступени живых организмов Земли пытались восстановить нормальный образ жизни.

Интеллектуалы и их спасители провели ночь в более спокойной обстановке. Гатеридж решил дать людям отдохнуть после дневной перебранки. Да и сам он хотел обдумать речь, которая могла бы убедить людей следовать за ним. Долго он ворочался на водительском сиденье своего поуверэнджина и только под утро смог уснуть.

— Вставай, грамотей! Все уже готово к твоему выступлению!

Дэниел присел, протер глаза, пытаясь вспомнить речь, подготовленную накануне вечером, вздохнул, как обреченный на смерть, и вышел из энергомобиля.

Слушатели, собравшись вокруг машины Гатериджа, с молчаливым трепетом ожидали его прихода. Стужа пронизывала до костей, но это ничуть не тревожило людей. На сей раз они готовы были со вниманием выслушать человека, который мог спасти их.

— Люди Земли! Сегодня мы собрались здесь не по своей воле. Наша планета гибнет, и мы бессильны помочь ей… вернуть ей былую красоту. Мы как единственные существа, выжившие после крушения, вынуждены будем покинуть родную планету и искать себе новое пристанище в нашей Галактике. Конечно же, никакая планета не сравнится с красотой нашей родной Земли… с нашим домом, но мы не должны погибнуть. Мы обязаны спасти нашу расу и рассказать нашим потомкам о прекрасной и далекой Земле планете их предков. Такова наша участь, так повелевает Господь. Нам будет нелегко вдали от родного края, однако долг каждого человека не сдаваться! Бороться за жизнь! За наше будущее! Мы должны выжить ради памяти о Земле и близких, которых мы потеряли. И пусть нам сопутствует удача! Но если мы погибнем, если не осилим возложенное на наши плечи, пусть это будет в борьбе. Никто не посмеет упрекнуть нас в бездействии и малодушии. Мы вынесем все тяготы лишений ради будущего… ради человечества!!!

Безусловно, после стольких оптимистических призывов слушатели должны были бы отреагировать и ликующими возгласами поддержать молодого предводителя. Однако народ безмолвствовал, и этот людской холод сокрушил Дэниела. Он не предвидел повторного отказа.

Подле него стояли археологи и подруга детства. Печально взглянул на них, ища поддержки. Доктор Калветти хитро поглядывал на собравшихся.

— Садись в поуверэнджин и лети в Гизу, — велел Адриан.

— Но ведь…

— Послушай совета старшего.

Гатеридж в безвыходности подчинился. Элинор расположилась рядом с ним. Летательный аппарат бесшумно взмыл и пронесся над толпой. Египтологи на своем энергомобиле последовали за ними.

Спустя несколько минут на горизонте показались верхушки усыпальниц трех великих фараонов. В сизом небе пирамиды таинственно переливались красными тонами. Белые камни, облицовывавшие гробницы, потускнели и облупились под бременем времен, а отполированные вершины больше не блестели под лучами светила. Цепь катаклизмов на Земле губительно сказалась на красоте ансамбля пирамид. Гробницы фараона Менкаура и его родителя, интригана Хафры разрушились у вершины. Среди этих трех усыпальниц более прочной оказалась та, которая была сооружена во времена правления фараона Хуфу. Очевидно, умелые архитектор и строитель, возводя этот монумент, не ошиблись в своих расчетах. Потускневшие без яркого солнечного света дюны наводили печаль и уныние. На горизонте простиралась белая полоса Средиземное море; затопив берега, оно обледенело от низкой температуры. Самым страшным в этом непривычном для глаз пейзаже был багровый, грозный лик Великого Сфинкса, с надменным выражением предвещающий наступление конца света! Ничто здесь не было прежним — жаркое солнце, толпы туристов, ученые-египтологи, все время углубленные в поиски новых исторических ценностей, и даже торговцы, готовые по баснословной цене продать безделушку, исчезли с поля зрения. Все это осталось в прошлом. Некогда красивейший уголок Земли превратился в хмурое пристанище смерти.

Гатеридж приземлился на автостоянке. Помог подруге детства выйти и, поддерживая ее, побрел к пирамиде Хеопса. Их спасители Луи и Адриан держались рядом. У входа в усыпальницу слонялись несколько человек. Двое из них, заметив идущих к ним людей, поспешили навстречу.

— Адриан, Луи, вы в порядке?

— Да, Ахмед Али, вот только нашим спутникам нужна будет твоя помощь.

— Это они? — намекая на послание, поинтересовался тот.

— Да…

Ахмед Али ибн Салим был местным жителем. Он был любителем и почитателем архаики. Он и доктор Калветти были старыми друзьями. Узнав о предстоящей работе, ибн Салим напросился участвовать в раскопках. Он не был египтологом, но знал историю своих предков. Ахмед Али был терапевтом и работал на правительственную программу по оздоровлению населения. В его распоряжение был выделен медицинский фургон, с которым он исколесил всю страну, оказывая помощь больным гражданам. Такая программа с оздоровительными целями проводилась по всему свету, и на запыленных дорогах отдаленных городов можно было часто встретить белый фургон с эмблемой МОЗ Международной Организации Здравоохранения.

Доктор Ибн Салим был лет тридцати, рослый здоровяк с темными волосами, толстыми губами, чуть сплющенным носом и густыми бровями, из-под которых безмятежно смотрели светло-карие глаза. Бронзовый цвет кожи прекрасно сочетался с его белой рубашкой и брюками того же цвета. Он был уравновешенным и хладнокровным человеком, — качество, присущее большинству медиков. Его милый басистый голос и учтивые манеры выказывали в нем приятного собеседника и превосходного друга.

Заметив раны друзей из Чиппинг-Нортона, Ахмед Али предложил свою помощь.

— А где же другие? — поинтересовался Джон Корнфлинг, который также был в составе научно-исследовательской группы.

— Они скоро объявятся. Я в этом уверен.

Юный интеллектуал с изумлением взглянул на Калветти. Тот лукаво улыбнулся и велел следовать за ним в лагерь археологов. Не успели они добраться до сооружения, схожего с огромной палаткой прочной постройки, как небесный гул встревожил собравшихся. На темном небосводе показался ярко-желтый круг. Он мигал сигнальным огнем с небольшими промежутками времени. Объект стремительно приближался к пирамидам. За ним следовали тысячи таких же ярких огоньков.

— Они летят! Они все же решились! — закричал Бродель. Остальные египтологи присоединились к его радостным восклицаниям.

— Твое желание исполнилось, и в этом лишь твоя заслуга, — в голосе Браун послышались нотки досады и удрученности. Она несправедливо отнеслась к интеллектуальному сопернику, но не видела ничего предосудительного в своих чувствах.

Дэниел еще долго наблюдал за лавиной огней от поуверэнджинов. Его мысли были поглощены планированием дальнейших действий землян. Прошло несколько часов, прежде чем люди расположились по всей округе. Было время полдника. Надо было накормить армию голодных людей. Длинная очередь выстроилась в ожидании своего пайка. Рацион не был столь обильным, но никто не жаловался. Археологи сочли нужным экономить пищу с первых же дней, пока вопрос продовольствия не будет решен. Получив свою дневную порцию, Гатеридж нашел укромное местечко и расправился с ней. В меню входили тушеное мясо, овощи, тонкий ломтик хлеба и питье.

Насытившись, он оглянулся по сторонам, ища глазами свою подругу детства. Совсем недавно он видел Элинор рядом с какой-то пожилой женщиной, теперь же она словно в воду канула. В поисках Браун молодой человек опросил многих собравшихся. И каждый, кого он спрашивал, либо пожимал плечами, либо указывал неверное направление. И только один очевидец признался, что видел описанную девушку в объятиях араба, и что они, любовно воркуя, направились к стоянке поуверэнджинов. Конечно же, этому вздорному показанию очевидца Гатеридж не поверил. Но ноги будто сами понесли его к указанному свидетелем месту. В отдалении от серых, низких энергомобилей высился большой медицинский фургон МОЗ.

Дэниел незаметно подкрался к фургону и замер, прислушиваясь. Прежде надо было оценить ситуацию, и только потом делать выводы. Снаружи речь говорящих едва была различима. Он провел рукой по поверхности машины и довольно улыбнулся. Прощупал в кармане мини-лазер, встроенный в авторучку, и медленно провел ее наконечником по обшивке фургона. Металл быстро и бесшумно расплавился под воздействием лазера. Сквозь образовавшуюся щель можно было увидеть происходящее внутри медицинского фургона. Картина, открывшаяся притаившемуся юноше, привела его в замешательство. Эллен с обнаженной грудью лежала на кушетке. Рядом с ней находился незнакомец (по-видимому, тот самый араб). От злости у Гатериджа потемнело в глазах, краска прилила к лицу, а из ушей словно дым повалил.

Желая проучить блудную подругу он в порыве неистовства и ревности собрался было ворваться в фургон со скандалом, но свежий ветерок тут же охладил его пыл. Ведь Браун не давала ему никаких клятв и обетов верности. Она была вольна в своих поступках, и обвинять ее в чем-то было глупо и не по-мужски. И тем не менее оставить все как есть Дэниел не захотел. Его неожиданное появление могло расстроить планы Эллен, именно этого старый друг и добивался. Обогнул фургон, дошел до входной двери и остановился, мучимый сомнениями. Отбросил все мысли о морали и правилах приличия и нажал на входной рычаг.

Увиденное настолько поразило молодого человека, что он застыл как истукан. Браун, ничуть не смущаясь своей наготы, все также лежала на кушетке. Подле нее стоял статный незнакомец. Лица его Дэниел не увидел, так как он находился спиной к двери, да и боннитор[27] в его руках он также не заметил. Доктор медленно и аккуратно проводил аппаратом по ребрам пациентки, но вошедший, не осмыслив происходящего, воспринял его действия превратно.

— Так-так, как вижу, ты не скучаешь, Эллен. Опять взялась за старое?

— А-а, мистер Гатеридж! Я и не заметил вас…

«Ну, конечно! Олух настолько очарован этой блудницей, что не заметил бы даже упавшего ему на голову метеорита», — проскочила мысль в голове у ревнивца.

— Что ты тут делаешь, Гатеридж? Не надоело тебе выслеживать меня?

— Но я…

— Поди поищи себе лучшую забаву, нежели подглядывать за другими.

Это замечание задело самолюбие интеллектуального противника. Чтобы избежать дальнейшего порицания, он пулей вылетел оттуда.

Дэниел побрел на пустынную территорию, окаймлявшую гробницы. Здесь было безлюдно, и он мог вдоволь изливать свою душу.

— Какой же я недотепа, какой же идиот! Вечно врываюсь туда, где не следует быть, и обязательно болтаю всякую чушь! Что же с тобой происходит, Дэниел? Сотни девушек были доступны для тебя, лишь стоило бы тебе захотеть. Но нет, ты вздумал потерять голову от неблагодарной и распутной… бессердечной и корыстной… от лживой авантюристки. — Он сардонически рассмеялся, схватился за голову, пытаясь сконцентрироваться.

«Я не должен думать о своих чувствах в столь тяжкий для человечества час, — устав от самокритики, более хладнокровно подумал молодой человек. Надо немедленно приступить к расшифровке послания Агивы. В этих строках таится нечто, что может помочь людям выжить. Агива знает, что мы способны понять смысл его послания, — подумав о подруге детства, Дэниел вновь начал кипятиться. — Только я и забочусь о благополучии людей, а ей все равно, что происходит вокруг. Даже став сиротой, она не утихомирилась….»

Отогнав все мысли об Элинор, молодой человек пустился на поиски Адриана Калветти.

А тем временем в фургоне МОЗ происходило нечто иное, чем то, что предположило разыгравшееся воображение ревнивого Гатериджа. Доктор ибн Салим, окончив процедуру с боннитором, надел рентгеновские очки для оценки проделанной работы.

— Прекрасно! Теперь трещины в ребрах срослись и не причинят вам боль.

Пациентка присела, скрыв под обтягивающей блузкой свои женские прелести, и бодро попыталась встать на ноги. После обезболивающих инъекций и тугой перевязки боль в стопе практически не ощущалась. По мнению врача, рана на ноге у Браун быстрее зажила бы с помощью трансплантации дермы, нежели препаратов, ускоряющих темп самостоятельного разрастания кожи. Однако для этой мини-операции надо было произвести несколько анализов, чтобы предотвратить отторжение новой кожи организмом трансплантата. Взяв у пациентки тонкий слой дермы, ибн Салим переложил ее в инкубационную капсулу.

— Думаю, уже через два дня можно будет осуществить пересадку.

— Замечательная новость, доктор! Я и не надеялась, что в таких условиях вам удастся провести эту операцию.

Египтянин усмехнулся.

— Вы думаете, раз мы не в Европе, да к тому же и в пустыне, так значит и аппаратура у нас негодная?

— Признаюсь, у меня мелькнула такая мысль. Однако теперь я убедилась, что ошиблась, преждевременно сделав вывод.

Поблагодарив доктора за все заботы и труды, пациентка отправилась к палаточному лагерю. Здесь в пустынных просторах было выстроено еще несколько палаток для укрытия людей от нестерпимой стужи. Отыскав среди сооружений ту, в которой находился ее «непутевый недруг», Браун вошла внутрь. Высокая и прямоугольная белая палатка походила на «штаб-квартиру военного совета». Посередине просторной площади стоял круглый большой стол. Над ним свисала неоновая лампа, свет которой придавал окружающему оранжево-красный оттенок. Собравшиеся вокруг стола мужчины что-то оживленно обсуждали. Порой из этого роя человеческих голосов доносились восклицания на коптском языке. Затем все вновь стихали и рой возобновлял свое жужжание в прежнем ритме. По их причудливым, броским и ярким одеждам Браун верно предположила профессиональную деятельность мужчин. Среди египтологов, загоревших под палящим солнцем Ливийской пустыни, был единственный бледнокожий, высокий блондин с серыми и холодными, как мрамор, глазами Дэниел Гатеридж. Его черная одежда была ничем не примечательной, хотя и явно подчеркивала атлетическое телосложение молодого человека. Именно к этому видному блондину Браун и направилась.

Углубившись в расшифровку послания Агивы, стоявшие у стола не заметили присутствия девушки.

— Спокойно, ребята! Если мы разобрали смысл второго четверостишья, так не будем ссориться из-за пустяков. Нам предстоит тяжелая работа, — призвал всех к тишине доктор египтологии Адриан Калветти.

— Я абсолютно с вами согласен. Если мы будем спорить, то с горячей головой ничего не добьемся, — поддержал коллегу Луи Бродель.

— … и это не приведет нас к единству, — пытался утихомирить всех Гатеридж. — Ведь от нас зависит жизнь целой цивилизации. Не стоит отвлекаться по мелочам. К примеру, что вы думаете о первой строке третьего четверостишья? Где находится «Амон-Ра» и как к нему могут «свести все пути»?

— Амон-Ра — это верховный бог древних египтян и покровитель фараонов, — начал рассуждать вслух Гамильтон, преподаватель из Бостонского университета. — Эта фраза может означать одно — что разгадка всей головоломки таится не в «Амоне-Ра», а в его мнимом сыне — фараоне. А слово «путь» может означать письмена на стенах гробниц, древние документы, предания, мифы и даже надписи на картушах[28] и стелах[29].

— Да что вы, мистер Гамильтон. Древняя цивилизация оставила своим потомкам сотни таких исторических экземпляров. На поиски необходимого потребуются годы, — предупредил о масштабе работы Грант Кейс, молодой студент из Гарвардского университета.

— Не все так плохо, Грант. Разгадка первой строки всегда кроется во второй, — не согласился Гамильтон. — В послании упоминаются «ладьи в склепах». Если память не изменяет, первое древнеегипетское судно из кедра было обнаружено в городе Абу-Руваш, ладья фараона первой династии. Затем в мае 1954 года Камаль аль-Малах здесь в Гизе на южной стороне пирамиды Хеопса откопал первую ладью, принадлежащую второму фараону четвертой династии — Хуфу.

— Позже при раскопках было найдено и второе судно из флота великого фараона, но его не извлекли из склепа как первое, — дополнил предположение Гамильтона Адриан. — Я помню, как Камаль выдвинул гипотезу, что таких склепов с ладьями ровно тринадцать.

— Он обнаружил на стенах первого вскрытого склепа иероглифы и нумерацию от одного до тринадцати, — упомянул немаловажную деталь археологических раскопок Бродель. — Думаю, это и навело нашего предшественника на мысль о еще двенадцати таких же склепах.

— Так, значит, «письмо жреца», о котором упоминается в третьей строке, и есть те самые иероглифические надписи в склепах. Но поможет ли это послание древней цивилизации спасти людей сегодня? — Дэниел задумчиво потер подбородок. — Что такого важного скрыто в этих письменах?

— Это же элементарно, Гатеридж! — раздался женский голос, и все собравшиеся оглянулись в сторону Браун. Она уверенно шагнула вперед. Мужчины расступились, пропустив молодую особу поближе к столу. — Если верить преданиям, египтяне знали толк не только в храмостроении, но и в астрономии. Исходя из этого, предполагаю, что послание, над которым вы столько времени ломаете голову, есть не что иное, как звездная карта.

Дэниел усмехнулся.

— Таких карт у нас тысячи, и следует ли взламывать склепы лишь для того, чтобы начертить астральную карту? Н-е-т, там скрыта другая информация. Что-то более важное, нежели обычная карта. Я в этом уверен…

— Предположим, что это так. Вы полагаете, что оно принесет пользу гибнущим от холода и голода людям? — слова Браун заставили присутствующих призадуматься. — Молчите? В ваших глазах я вижу сомнения, — может, у каждого в мыслях промелькнул некий страх, однако никто не высказал свои опасения вслух. — У меня на этот счет свое предположение. Пока съестные припасы не кончились и мороз вконец не уничтожил нас всех, надо немедленно приступить к конструированию космического корабля и улетать отсюда. Ведь именно с этой целью люди последовали за тобой из города Мут. Не собираешься же ты отказываться от своих слов? — ее слова были обращены Дэниелу Гатериджу.

Собравшиеся молчали. Прежняя решимость предводителя Гатериджа покинуть родную планету пошатнулась. Теперь он выдвигал несколько другие идеи последующих действий. И в эти планы не входило скитание по бескрайней Вселенной. Пристрастие египтологов к новым археологическим поискам, самым грандиозным в истории человечества, одурманивало мысли и заглушало голос разума, твердивший совсем иной выход. Но часто ли человек прислушивается к разуму прежде, чем пойти на самый опрометчивый шаг?

Так оказалось и в этой ситуации. Не все поддержали мисс Браун. Первые утверждали важность спасительного послания и не хотели покидать родную планету, вторые же желали как можно скорее улететь в поисках нового пристанища. Тогда всеобщим решением было разделиться на две инакомыслящие группы. Египтологи и поддержавшие их сторонники приступили к раскопкам, а другая сторона — к строительству летательного аппарата.

Дэниел был недоволен тем, что интеллектуальная противница вновь отобрала у него скипетр верховного правления. Только он стал вживаться в роль важной персоны, как все его планы опять расстроила соперница. Все, что бы он ни предпринял, давалось ему с огромным трудом, для Эллен же провернуть любое невероятное дело было проще пареной репы. Ее энтузиазм и нескончаемая энергия заражали всех. И это злило Дэниела больше всего. Что бы он ни придумал, Браун всегда оттесняла его на второй план. Находчивость, глубокомыслие и дальновидность были ее характерной чертой. Она понимала, что своими успехами ущемляла самолюбие Дэниела, но углубляясь в достижение своих целей, Элинор никогда не задумывалась о чувствах других. Она не была эгоисткой, как может показаться читателю, однако мягкотелости и жалости в этой девушке было не найти. В ее жизни, как и у всех, были неудачи и промахи, но она никогда не жалела себя. Споткнувшись на извилистой жизненной дороге, Эллен вставала и с гордостью продолжала свой путь. Никакое препятствие не могло лишить ее оптимизма. Гатеридж отличался от своей подруги детства. Он был раним, сомневался в своих речах и поступках. Нет, знаниями и остротой ума он ничуть не уступал своей сопернице. Однако робость и неуверенность доставляли ему лишние хлопоты. Лишившись чего-то желанного, он не стремился вернуть утерянное, а переключал свое внимание на новые помыслы. Это непостоянство и губило впечатлительного эрудита из Чиппинг-Нортона.

Последующие три недели прошли в трудах и заботах. Каждый из энтузиастов, набрав группу добровольцев из своих сторонников, приступил к работам. Люди под руководством Гатериджа раскапывали склепы и, проникнув внутрь, списывали со стен иероглифические данные. За трехнедельный срок им удалось проникнуть лишь в пять из двенадцати склепов (один из них был уже вскрыт). Вторая же группа, состоявшая в основном из специалистов технологии и простых людей, немного смыслящих в конструировании летательных аппаратов, за тот же период времени выстроила корпус корабля. Для строения аппарата использовались детали из поуверэнджинов и техника, добытая из развалин индустриальных баз Гизы. Обшивка энергомобиля была прочной и термоустойчивой и могла защитить от пламенного атмосферного слоя планет. Несмотря на форсированность планирования корабля, конструкция этого летательного объекта была уникальной. Для выхода на орбиту планеты летательному аппарату не требовалось мощного толчка. Он набирал высоту благодаря вращению обручей, расположенных в нижней части округлого корпуса. А для межпланетных путешествий планировалось применить высокоэнергетические ионы, которыми космические просторы насыщены в достаточной мере. Образовавшаяся в результате вращения небесных тел энергия новыми магнитными энерготягами доставлялась в контейнер, где, используя энергочастицы как топливо, цепная реакция приводила в действие тяжелые двигатели. Этот вид топлива давал кораблю возможность постепенно наращивать скорость и соответственно быстрее продвигаться в пространстве. Достоинство этого двигателя заключалось в том, что, в отличие от других радиоактивных материалов, для возбуждения цепной реакции ему не требовалось дозаправки горючего. Несмотря на сложность функций, возложенных на двигатели, изначальный проект казался довольно-таки простым. Иными словами, это был редкостный вид вечного двигателя. Этот тип двигателей давно разрабатывался Международной Космической Ассоциацией, но реализация проекта неоднократно откладывалась по разным причинам. Как участница многих конференций, Браун располагала этой информацией и воспользовалась ею при конструировании корабля.

Пожелав стать беззаботным подростком, она отреклась от всех научных дел и перестала посещать такого рода съезды. Но с той поры не вводилось обновлений в чертежах этой двигательной системы. Таким образом, сконструированный проект был совершенен.

Благодаря стараниям доктора Ахмеда Али раненая нога Элинор исцелилась. За последние дни они сдружились, и Браун часто посещала фургон МОЗ, что до смерти бесило Дэниела. Высказать свое недовольство подруге детства он не смел, да и виделись они очень редко, лишь в силу обстоятельств. Гатеридж, озлобившись, начал избегать встреч с предводительницей противоположной партии. Элинор не были ясны поступки интеллектуального соперника, но и грустить от этой размолвки она не собиралась.

Люди из разных партий, чувствуя накаленную атмосферу между своими руководителями, начали враждебно относиться друг к другу. И в один пасмурный и промозглый день плод раздора созрел. Стычка между инженером-механиком и чернорабочим, участником раскопок, повлекла за собой конфликт между двумя инакомыслящими бригадами тружеников. Спор начался из-за простого замечания механика, после которого рабочий будто разъяренный зверь накинулся на обидчика. В рукопашной схватке, естественно, одержал верх сильнейший, то есть чернорабочий. Изрядно поколотив механика, он не оставил на нем живого места. Окружавшие их люди с трудом усмирили безумцев, вцепившихся друг другу в глотки.

После этой стычки Браун потребовала встречи с главой антагонистической партии. Однако тот отказался от рандеву. Тем не менее Эллен не упала духом, и сама наведалась к нему, дабы предъявить ультиматум. Она нашла главаря вражеской «группировки» в окружении своих единомышленников, в частности, Калветти, Броделя и еще с десятка людей. Браун также была не одна. Ее сопровождали доктор ибн Салим и еще трое наиболее почитаемых ученых мужей.

— О-о! Какая встреча! Я вижу, ее величество спустилась с космических высот и собственной персоной пожаловала к нам. Это для нас высокая честь! — с сарказмом приветствовал девушку Гатеридж.

— Ах, червяной король! Я тоже рада нашей встрече. Когда же вы выбрались из вашего смердящего и душного склепа? — ответила Браун на шпильку.

Губы молодого предводителя тронула надменная улыбка, а в глазах загорелась презрительная ирония.

— Вижу, ты не одна. Отчего же ты пожаловала со своей свитой? Да и доктора не забыла с собой приволочь. Боишься, что искусаем вас до смерти?

— Не знаю, — пожала та плечами. — С диким зверьем всегда надо держать ухо востро. Не успеешь опомниться, как перегрызут глотку.

— Если мы волки, кем же вы себя возомнили? Агнцами? — с усмешкой бросил Гатеридж.

— Довольно! Я пришла сюда не затем, чтобы лясы точить и выслушивать твои полоумные и дурные шуточки. Сейчас я убедилась, что сегодняшний инцидент не только не пристыдил тебя, а наоборот, ты настолько возгордился гладиаторскими подвигами своего сумасбродного работника, что вот-вот лопнешь от гордыни. Но не думай, что сегодняшние побои нашего работника останутся безнаказанными…

— Ох-ох, как же ты меня испугала, — чванливо отозвался тот на угрозу. — У меня даже коленки затряслись и в глазах что-то затуманилось. Может твой достопочтенный, обожаемый и циничный доктор ибн Салим осмотрит и меня, а еще лучше всех нас…

— Прекратите этот раздор! — вмешался Калветти в перебранку двух лидеров. — Я поддерживаю ваши суждения, Гатеридж, но это не значит, что я стану выслушивать ваши необоснованные и двусмысленные придирки к моему старому другу. Ахмед Али не сделал вам ничего дурного, почему же вы отзываетесь о нем с таким неуважением? Я не стану вмешиваться в ваши разборки с мисс Браун. Дело ваше, ссорьтесь сколько душе угодно. Видать, вам не впервой ввязываться в такие склоки. Но почему из-за ваших разногласий должны страдать и другие люди?

— А между нами нет никаких разногласий! Каждый занимается тем, что считает правильным для себя, — заметила девушка. Если Гатеридж считает, что в этих древних ямах он найдет спасение роду человеческому, так пусть себе рыщет, но не мешает ни мне, ни моим сторонникам заниматься нашим правым делом.

— Позвольте, это ваш механик, как его там…

— Корнелиус…

— Вот-вот! Это он пристал к нашему рабочему с замечаниями и глумился над ним. Послушать его только! Он посмел нагло обвинить нас в бездействии, когда сам всего лишь жалкий механик, — с пренебрежением поддел Дэниел.

— Жалкий механик?! — повысила Браун голос. — Корнелиус один из лучших! Что же касается ваших планов и поступков, так знай, что я и мои люди придерживаемся мнения Корнелиуса. В то время, как мы работаем в поте лица, вы решили поиграть в песочнице, ища там ответы на якобы скрытые тайны.

— Вы несправедливы, мисс Браун. Цель у нас одна, — вмешался Бродель в разговор предводителей.

— Цель может быть и одна, вот только для ее достижения вы избрали неверный путь. Однако ж, если это успокаивает вас, так продолжайте возиться с разгадкой этого послания, только не мешайте впредь нашему плану спасения человечества!

Это были последние слова предводительницы партии людей, готовых покинуть Землю.

Очередной день был на исходе. Долгие и изнурительные труды для обеих сторон окончились. Поужинав, каждый ушел в свой лагерь. После стычек между руководителями произошел раскол сил, и во избежание раздоров люди решили разделить единый лагерь на две части.

Дни стали короче, а ночи затяжными, как нескончаемая резина. И лишь одно было неизменным — смертельная стужа, с каждым днем уносящая все больше жизней. Численность живых уменьшилась, а гора трупов начала возрастать. Даже медикаменты не способствовали снижению человеческой смертности. Одни умирали от недоедания, другие от холода, а третьи, потерявшие надежду, кончали самоубийством.

Браун, съежившись в кресле, извлеченном из поуверэнджина, стучала от мороза зубами. Пытаясь хоть как-то согреться, смежила веки и заставила себя расслабиться. Однако холод пробирал ее насквозь. Девушка силилась вспомнить самый жаркий и приятный день в своей жизни (проверенный метод согреться).

Она перебирала в памяти ярчайшие эпизоды из жизни. В голове внезапно возникло воспоминание о поездке с родителями на морское побережье. Лишь один день из этого круиза прочно засел в ее памяти. Она с родителями сидела на песчаном берегу. Убаюкивающая мелодия теплого моря, ласкающий слух прибой, лазурный свод небес и летнее солнце, чистый прозрачный ветерок и ощущение головокружительного счастья в груди. Эллен припомнила каждый миг того дня, почувствовала свежесть соленого моря, и воспоминания согрели ее. Окружавшая ее обстановка исчезла, тело стало невесомым и легким. Она больше не ощущала ни головной боли, ни смертельной стужи. Расслабленный и согретый видением организм ощутил необычайное чувство счастья.

— Папа, папочка… — позвала она сидящего рядом с ней в виденье мужчину.

Мистер Браун обернулся. Его ласковая улыбка умиротворила сердце дочери. Эндрю молчал, но его глаза говорили больше, чем могли сказать слова. Вспомнив самую большую утрату своей жизни, Элинор залилась горькими и теплыми слезами. Браун дотронулся до лица дочери. Отер ее слезы и утешительно произнес:

— Не плачь, Эллен… Не плачь…

— Возьми меня с собой, папочка… — все еще рыдая, взмолилась дочь. — Возьми меня с собой…

Отец ничего не ответил. Элинор заметила, как сменилась одна картина природы на другую. Теперь она не была на побережье. Ее окутал мягкий, теплый свет. Впереди что-то светило, нечто огромное и невиданной красоты. Этот свет манил Эллен к себе, и чувство блаженства и счастья наполняло ее трепещущее сердце. Тропинка, по которой она шла, также изливала свет, но не схожий с солнечным свечением. У этой местности не было стен, но и пустотой ее невозможно было назвать. Она казалась реальной и ощутимой. Тихая и райская мелодия доносилась откуда-то из пустоты. Браун поспешила туда, чтобы послушать музыку, от которой запела ее душа.

— Элинор… Элинор… — манил ее голос из нескончаемо длинного туннеля.

Спустя некоторое время она добралась до ослепительного светила. Музыка стихла, и она услышала чей-то голос:

— Зачем ты пришла? — Браун молчала. — Тебе еще предстоит выполнить свою миссию в этой жизни. Возвращайся… тебя ждут…

Девушка не шевельнулась, но свечение само отдалилось от нее. Ощущение теплоты и блаженства прошло, и холод реального мира вновь пронизал ее тело. Веки ее тяжело и медленно приоткрылись. Почувствовав бешеное биение своего сердца, она болезненно вздохнула. Взгляд долго и беспорядочно блуждал, обозревая округу. В палатке никого не было. Браун не сразу осознала происходящее вокруг. Неуверенно поднялась и полусонная побрела к выходу. На дворе было утро. Люди выстроились в длинную вереницу в ожидании съестного. Запах горячей овсяной каши повис в воздухе. Очередь тянулась в два ряда, и девушка поспешила занять место в одном из них. Получив свою порцию съестного, она побрела в поисках уединенного места. Присела на большую глыбу камня и вяло заработала ложкой.

— Странно, куда же пропал здоровый аппетит Элинор Браун?

Гатеридж, издевательски улыбаясь, присел возле своей соперницы. Но та не пожелала ответить на шпильку. Она отвернулась от непрошеного гостя и продолжила неохотно глотать пищу.

— Смотрите-ка, мисс Браун сегодня не в духе. Что-то не так с проектами вашего спасательного корабля? Или предводительницу мастеров и ученых мужей покинула прежняя уверенность в своих суждениях?

Однако девушка по-прежнему безмолвствовала.

— Что же ты молчишь? Закончился словарный запас или не желаешь говорить?

Эллен отложила недоеденную кашу и с досадой вздохнула.

— Знаешь, что бы сказал отец, будь он жив? Никогда не держи зла на того, кого… — она запнулась, не смея продолжить изречение родителя.

Тем не менее Дэниел прекрасно понял мысль собеседницы. Он устыдился собственных колкостей. Осторожно положил руки на плечи Эллен и уткнулся носом в ее роскошные русые волосы.

— Тебе не хватает родителей? Мне тоже… Тяжело терять всех, кого любишь, в один день… в одно мгновенье… В минуты непреодолимого одиночества так хочется, чтобы кто-то утешил и поддержал.

— Не думаешь ли ты взять на себя роль утешителя? — искоса посмотрела на него Эллен.

В ее голосе сквозила холодная насмешка, и молодой человек уловил тон неприязни и издевки. Убрал руки с плеч девушки и поднялся с камня.

— Я-то подумал, что ты хоть малость изменила свое мнение обо мне.

— С чего бы это?

— Но ты только что сказала…

— Забудь все, что я сказала, и послушай, что я скажу. Держись от меня подальше, Гатеридж, если не хочешь схлопотать себе неприятности.

— Так вот как птичка запела?

— Давай-ка ползи отсюда, земляной червь. Чтоб ноги твоей не было рядом со мной.

— Ах, так? Отныне ты больше не увидишь меня!

— Сделай одолжение…

— Не жди больше от меня помощи!

— Я и не думала у кого-то просить ее и уж тем более у тебя. Лучше умереть, чем стать твоей должницей!

— Ну что ж, стать моим врагом ты пожелала сама. Помни же об этом!

— Ты слышал, Фостер? — спросил худощавый и низкорослый рабочий у друга.

— Как не слышать! Они друг другу чуть глотки не перегрызли, — откликнулся на вопрос Фостер Обрайт, прораб бригады рабочих.

— Эта самодовольная девчонка чуть было не охмурила Гатериджа.

— Охмурила? Он же готов пресмыкаться перед ней как домашний песик, если только она пожелает этого. Да-а, Тоджито, не повезло нам, дружище, с лидерами. Пошли на поводу у безумных и взбалмошных сопляков.

— Верно, Фостер, но еще не все потеряно. У нас всегда есть право выбора.

— Ты задумал перескочить во вражеское стойло?

— Нет, друг. Нам надо добиться того, чтобы враги приняли нашу сторону.

— Но как? Пока эта вертихвостка напевает им свою сладкую песенку, эти раззявы не изменят своего решения.

— Птичку можно и заткнуть, — хитро сузив и без того узкий разрез глаз, заметил Тоджито Фудзивара. — Это не проблема.

— Прекрасная идея! И все же смерть Браун ничего не изменит. Ее единомышленники твердо настроены.

— Пустяки, — отмахнулся Тоджито. — Таких крутых фанатиков по пальцам можно перечесть. Остальные же с радостью перекочуют на нашу сторону.

— Но смерть предводительницы вызовет бунт среди научных крыс.

— Тот, кто посмеет пикнуть, отправится к предкам на тот свет.

Фостер ехидно рассмеялся.

— Друг мой, ты переоцениваешь свои возможности.

Ишь, что задумал — поднять мятеж!

— Никакого мятежа не будет, — обиделся Фудзивара на слова друга. — Все пройдет довольно-таки тихо. Для всей этой операции достаточно нескольких дюжих ребят — и дело в шляпе.

— Не скажи, Тоджито… — узнав коварный план собеседника, Обрайт заколебался.

— Ты струсил, Фостер?

— Нет-нет. На праведное дело я пойду с твердой рукой. Вот только сомневаюсь в успехе этой затеи. А что, если нас не поддержат соратники? Вдруг их негодование падет на наши же головы?

— Ах, ты всего лишь этого опасаешься? — протянул с безразличием Фудзивара. — Я-то уж подумал, что к тебе пробрался страх, и даже еще хуже — проснулась совесть. Что-то я не помню, чтобы ты сжалился над тем механиком. Как его там? А к бесу его имя… Ты ведь готов был убить его?

— Это совсем разные вещи, Тоджито.

— Да ну?

— Корнелиус сам пристал ко мне.

— Пристал так пристал, ну и дурак же ты дружок, что полез к нему с кулаками при людях. Надо было делать все втихомолку. А нынче ты впал в немилость к Гатериджу.

— К дьяволу его! Я не собираюсь преклоняться перед этим молокососом.

— Что я слышу, Фостер? Ты возненавидел и своего лидера?

— Лидера? — Обрайт расхохотался. — Из него такой же лидер, как из тебя император Фудзивара[30].

Тоджито пропустил мимо ушей эту колкость.

— В любом случае, сейчас не время ссориться с Гатериджем. Он еще нужен нам живым, а если начнет возникать — накроем и его. Пока еще по плану идет Браун и ее хвост (он имел в виду ибн Салима).

— Сколько бы ты здесь уверенно не разглагольствовал, я все равно сомневаюсь в успехе этого дельца.

— Все очень просто. Положись на меня. Послезавтра ночью, как только все задремлют, мы осуществим наш личный план «спасения»….