Измена. Серебряная Принцесса

Глава 26

Андрей крепко держит меня за руку, пока мы быстрыми шагами стремительно спускаемся по лестнице на первый этаж. Мы словно бежим от кого-то. Хотим скрыться от посторонних глаз. В груди трепещет предвкушение, вьётся неведомый азарт и цветет волнение.

Я понятия не имею, куда мы собираемся поехать, но безумно хочу остаться с ним наедине. Утонуть в его крепких объятиях, в которых я ощущаю себя как никогда защищенной.

На прошлом нашем свидании, мы так долго целовались, что у меня нещадно потом горели губы. И, должно быть, я лишена всякого стыда, но мечтаю повторить и вновь испытать те головокружительные впечатления, когда в легких заканчивается воздух, а ноги подкашиваются, но при этом ты словно паришь куда-то ввысь.

— Ты покраснела? — тихо интересуется Андрей, словно подкравшись к моим мыслям.

На меня в ту же секунду обрушивается стыд. Неловко отвожу глаза. Он будто застукал меня и теперь ждет ответа. Но я не могу ему признаться. Иначе он подумает, что я какая-то помешанная на телесных ласках особа. А я, правда, не такая. Или такая?? До него я ни с кем кроме Левы даже не обнималась. Но с Золотым это совсем другое, с ним как с другом — внутри ничего никогда не полыхает.

— Не стоило упоминать Антона Паромова, — тихо говорю я, пытаясь поменять направление собственных размышлений и не выдать свои истинные желания. — Он не сделал ничего плохого и вовсе не проявляет ко мне те знаки внимания, о которых ты говоришь.

— Севушка, — с теплом усмехается Андрей. Тянет меня чуть ближе и чмокает в висок. — Ты порой в упор не замечаешь всех тех знаков, которые активно выдают вокруг тебя парни. Но я пока не понял, радоваться мне этому или нет. Поэтому позволь мне самому разобраться с твоим настырным поклонником. Или будешь отрицать, что он пять раз подавал в деканат заявку, чтобы именно тебя поставили с ним в пару, чтобы он смог подтянуть какие-то вымышленные предметы.

— Не буду, но ты же знаешь, что без моего согласия меня не поставят к нему в пару. И потом, ревновать к Паромову у тебя точно нет никакого повода, — стараясь звучать коварной нимфой, с лёгкостью соблазняющей парней (что, конечно, в корне не соответствует действительности) шепчу я, — Он, знаешь ли, совершенно не в моем вкусе.

— Неужели? — дразнящая улыбка появляется на губах Андрея, пока он прожигает меня мимолетным взглядом лукавых глаз. — Есть какие-то индивиды, к кому моя ревность была бы более уместна, драгоценная моя? — с хитринкой спрашивает он.

— Конечно же, нет, — тут же решительно отрицаю даже намек на подобное предположение.

В конце вестибюля показывается фигура Ильи Кузнецова, и что-то дёргает меня пошутить. Видимо, образ нимфы-соблазнительницы, который я все так же стараюсь удержать на себе, придает мне некоего безрассудства.

— Я бы еще могла понять, если бы ты приревновал меня… хотя бы к Кузнецу. — улыбаюсь и поднимаю руку в ответ на приветствие однокурсника. — Вот он клёвый. — свой комплимент в сторону старосты своей группы выдаю без всякой задней мысли. Потому как Илья действительно хороший парень и уже не раз за пару месяцев учебы зарекомендовал себя человеком, на которого можно смело положиться.

Совершённую в порыве легкомыслия ошибку распознаю почти сразу. Вначале она проявляется в интонации Зимнего, который повторяет вслед за мной:

— Клёвый? — его голос звучит неприветливо сухо и хлестко, с мрачной иронией.

Я даже на миг теряюсь.

Глупая, расшалившаяся в голове нимфа просит вновь подразнить Андрея. Но я уже полностью отбрасываю её в сторону.

Взгляд принца пронзает удивлением вначале меня, а затем обретает калечащий холод и впивается в фигуру ни в чем неповинного Кузнецова. Мы как раз к нему подходим в этот момент. Он о чем-то разговаривает по телефону, но как только мы оказываемся рядом, Илья отодвигает сотовый от уха и искренне говорит Зимнему:

— Андрей, твой фильм просто вышка. Очень круто снято. Респект.

Протягивает моему парню руку, но тот не спешит ее пожимать. Кидает бесстрастный взгляд на мужскую ладонь и… думает.

— Андрей, я же просто пошутила. — задушено шепчу ему в самое ухо, уже сто раз пожалев о необдуманно высказанных ранее словах.

Зимний снова смотрит на Илью. Причём так, будто собирается его покалечить прямо здесь и сейчас. Без предупреждений и ненужных сожалений.

— Что-то не так? — с легким удивлением интересуется Кузнец и тоже смотрит на свою ладонь. Вертит ее в воздухе. Затем бесстрастно заключает. — Я клянусь, мыл сегодня руки с мылом. Пахну венецианскими розами.

— Это я и хотел услышать, —отвечает ему старшекурсник и, к моему великому облегчению, улыбается уголком губ и, наконец, пожимает протянутую руку в ответ.

Когда Кузнецов остаётся далеко позади, я предпринимаю новую попытку к разговору, так как все ещё ощущаю в теле Зимнего напряжение.

— Самый-самый клевый всегда только ты. — поглаживая его плечо, уверяю я, мечтая, чтобы к нему вернулся прежний настрой.

— Но есть ещё клевый Илья, я понял. — не поворачивая в мою сторону головы, строго смотря прямо перед собой, усмехается Андрей.

Вот зачем я это ляпнула и все испортила.

Зачем.

Чувствую себя ужасно.

Мы выходим на улицу. Территория Малахитового освещена приглушенным светом фонарей.

Погода еще довольно тёплая, но все же на коже ощущается дуновение лёгкого ветерка. Андрей снимает с себя пиджак и накидывает его мне на плечи.

Пользуясь подвернувшейся возможностью, обхватываю его за талию, встаю на мысочки и тянусь к мужским плотно сжатым губам. Но прежде чем поцеловать, шепчу:

— Для меня единственный и самый лучший на свете только ты. Никто другой меня не интересует.

Сознание посещает секундный страх, что он не ответит на поцелуй. Отвернет голову. Нахмурится. Не захочет.

Вдруг он уже сейчас перестал думать обо мне, как о своей девушке?

Но он отвечает, заставляя мое сердце бешено забиться. Заставляя забыть о всяких тревогах. С нежностью и лаской прижимает к себе. Обжигает рот движениями своего языка. А когда отстраняется, с тихим смешком признается:

— Раньше я думал, что ревность — это точно не про меня. Мне было плевать, если на девушек рядом со мной глазели окружающие. Плевать, с кем и куда они шли. Но… когда кто-то хотя бы мельком косится в твою сторону, принцесса, меня охватывает ярость. Топит все нутро. Руки чешутся, как хочется каждого такого смертника на куски порвать и...

Он не договаривает, прижимается своим лбом к моему и шумно тянет носом кислород.

А все, что улавливают мои уши из сказанной им фразы, это:

— Девушек рядом с тобой? — уточняю вроде как без интереса.

Конечно, мне известно, что до меня у него было не мало женщин. Но все же… Обычно стараюсь об этом не думать.

— И как много их было, могу узнать?

Он обхватывает мои щеки ладонями, смеется, осыпает поцелуями лицо, еще несколько раз порабощает губы и уверенно говорит:

— Считай, до тебя не было ни одной.

Затем снова берет за руку и ведет в сторону парковки. Доходим до его мотоцикла, как слышим за спиной громкие крики:

— Андрюха, стой! Погоди! Не уезжай!

К нам на всей скорости несётся Мельников, а следом за ним с небольшим отставанием мчит Савельев.

— Что-то с показом? — вмиг став серьезным, спрашивает Андрей.

— Не, там все путем. Все писают самым отменным кипятком. — машет рукой Василий, а после останавливается и отвешивает мне шутливый поклон со словами, — Ваше Высочество, приветствую.

Мельников всегда со мной карикатурно вежлив. Преувеличенно. Мы вроде бы установили с ним перемирие, но каждый раз в его обществе я практически кожей чувствую, насколько не нравлюсь ему.

Он не одобряет выбор своего друга, не в восторге от того, что мы с Андреем встречаемся. Будь его воля, Зимний бы давно расстался со мной. Но, к счастью, решать не ему.

— Вася. — грубо обрывает его Андрей. — Я, кажется, тебя уже просил. Или что-то с памятью?

— А что такого? — подняв руки в примирительном жесте, улыбается приятель Андрея, — Я лишь вежливо поприветствовал драгоценную представительницу аристократических семей нашего города.

— Рин, привет! — намного более искренне здоровается добежавший до нашей компании Стас.

Савельев как-то вскользь намекнул мне однажды, что дело вовсе не во мне. Вроде бы Мельников в целом не жалует семьи драгоценных. У него к ним какая-то личная неприязнь. А так как я принадлежу к одной из таких семей, то он…

Договорить в тот день парень так и не успел, в комнату как раз входили Андрей с Василием, а потом не возникало повода вновь возобновить разговор.

А еще ранее, где-то месяц назад, между друзьями произошла стычка.

«Особое отношение» к себе со стороны одного из друзей Андрея я ощутила практически сразу, как мы стали с ним общаться. То есть, с самой первой недели учебы в Малахитовом Дворце.

Однако в обществе Зимнего или Стаса Мельников не позволял себе лишних слов в мой адрес. Только когда принц отходил или оставлял нас в комнате одних, с его губ частенько слетали завуалированные колкости.

В один такой вечер мы сидели в кафе «Не верь Зебре». Андрею позвонили, и он вышел вместе с Савельевым на улицу. Тогда-то язык Мельникова развязался сильнее обычного. Сейчас, вспоминая случившееся, я думаю, что виной тому был алкоголь. Он довольно много тогда выпил. И позволил себе переступить черту. Василий в тот момент оскорбил не только меня…Он с ухмылкой упомянул мою маму и сказал о ней нечто поистине мерзкое. Настолько, что даже вспоминать противно.

Слова были подобны удару. Подлому. Уродливому.

Недостойному удару исподтишка.

Девушки, сидевшие рядом с ним, мерзко захихикали, поглядывая на меня и ожидая сцены.

К глазам подступили предательские слезы. Я знала, что окружающие будут им рады. Их предвкушение радостно клубилось в воздухе.

Но я терпела, когда бабушка вместо ожидаемой похвалы хлестко ругала меня в детстве. Терпела, когда была гораздо младше и слабее. Поэтому мне не составило труда, проглотить обратно соленую влагу. Хотя от обиды тело нещадно потряхивало.

Как бы я не старалась наладить общение с Василием, он отвечал пренебрежительной насмешкой. И я не могла понять, за что он так со мной.

Да, я была готова молча выносить его издевки в свой адрес, но дурные слова о маме — нет. Никогда.

Встав, взяла с бархатного диванчика свою сумку.

Мне всегда были противны надменные выражения на лицах драгоценных, считавших себя выше окружающих лишь потому, что в их крови присутствует металл. Меня отталкивало, когда люди намекали на свою значимость, кичась одними фамилиями и деньгами. Я никогда не желала быть такой. Мне это казалось ужасно неправильным и недостойным. Я не хотела никого оскорблять или расстраивать. Я всегда старалась следить за словами, чтобы никого не обидеть. Я всеми силами старалась быть хорошей дочерью, чтобы радовать отца.

Но в тот миг меня будто подменили.

Если бы я встала и молча ушла оттуда, то мне было бы не так стыдно после. Но в тот момент эмоции обиды застилали глаза, а горечь за маму жгла губы. Она то и выплеснулась из моего рта, облачаясь в слова:

— Какая дешевая и жалкая уловка. — легкая усмешка — Другой уровень воспитания все же всегда чувствуется. Драгоценный на твоем месте повел бы себя более утончённо. Но… — моя память работала на максимальных возможностях, пытаясь полностью скопировать манеры бабушки, ее холодный взгляд и будто пришитое ко всему телу чувство превосходства над окружающими людьми.

Я знала, что у меня получилось.

Получилось настолько хорошо, что я сама себе была противна.

Я видела, как удивленно и вместе с тем злобно вытянулось лицо Мельникова. Как покраснели и притихли его подруги. Ведь раньше я всегда отмалчивалась. Не хотела раздувать драму из-за пустяков. Никогда и ничего не рассказывала Андрею. Скорее всего, если бы Василий не упомянул мою маму, я бы в очередной раз стерпела его выпад.

— Тебе ведь никогда не дотянуться до уровня металла, Мельников. Мы с тобой оба это прекрасно понимаем. Желаю хорошего вечера. — сказала и, не дожидаясь ответа, стремительно вылетела на улицу.

Вечерние сумерки объявляли свои права. Андрей со Стасом стояли возле крыльца и над чем-то смеялись. Савельев докуривал сигарету. Одинокое такси неспешно проехало по дороге.

Не рассчитав скорость, я споткнулась о ступеньку. Охнула. Но Зимний тут же оказался напротив меня и подхватил за талию.

Тело все еще била дрожь. Адреналин плескался внутри. И, видимо, что-то еще выдавало меня, так как всякая радость вмиг исчезла с лица Зимнего принца. Он прижал к себе, наклонил голову, внимательно вгляделся в глаза и обеспокоенно спросил:

— Севушка, что случилось? Ты почему такая бледная?

— Ничего. Ничего не случилось. Просто хочу домой. Отвези меня, пожалуйста. Или давай я позвоню Николаю.

— Сева… — его брови сдвинулись к переносице.

Взгляд метнулся мне за спину, внутрь кафе. Мне вдруг захотелось прижаться к его груди и заплакать. Но я не могла. Нельзя. Слабость не красит драгоценный металл. Бабушка учила, что я не смею позорить свою семью.

— Тебя кто-то обидел, Рин? — подсказал возникший рядом Стас.

— Нет. — я замотала головой, — Просто я очень устала и хочу поехать домой. Андрей, пожалуйста.

— Сейчас отвезу тебя, малыш.

Друзья обменялись какими-то взглядами, только им понятными кивками, и попрощавшись с нами, Стас нырнул обратно к своей компании, а Зимний выполнил мою просьбу.

Он ничего больше не спросил в тот вечер. Только крепко и долго целовал при прощании. А потом хмуро сказал:

— Извини. — и уехал.

Я долго ворочалась в кровати, не понимая за что он извинялся? Почти до самого утра не смогла сомкнуть глаз, но так и не разгадала тайный смысл слова.

А в течение следующей пары дней в нашей с Андреем компании появлялся только Стас.

Савельев мне нравился. С ним было легко и никогда не возникало неловкости во время общения, как с тем же Василием, но я не могла отделаться от нового вопроса — где Мельников? Куда он пропал?

Конечно, я не горела желанием его видеть, но отсутствие юноши выглядело странным.

Когда же я решилась спросить у Андрея, он бесстрастно ответил:

— Забудь о нем.

А буквально через день я увидела своего обидчика на улице возле главного корпуса, и мои глаза широко раскрылись. Старшекурсник выглядел так, словно оказался в эпицентре драки, из которой чудом сумел выбраться.

Он заметил меня. Метнул в мою сторону быстрый взгляд. Тяжелый и хмурый. Я непроизвольно вздрогнула. Но он не стал линчевать меня ненавистью. Лишь безучастно отвернулся.

— Уля, а ты не знаешь, что случилось с Мельниковым? — поинтересовалась у подруги, которая обычно неведомым мне образом выясняла все новости Дворца. — Что с его лицом? Он с кем-то подрался?

— А ты разве сама не в курсе? — хмыкнула она.

— Нет. Потому и спрашиваю.

— Ну раз ты не знаешь, то я подавно. Он же из компании твоего дружка. У него и спрашивай.

Но Андрей снова не ответил. Пожал плечами, сказав, что мне точно не стоит беспокоиться о Мельникове.

Лишь спустя пару дней я узнала от Кузнецова, что друзья подрались. И это именно Андрей наградил своего приятеля синяками.

Нам с Ильей поручили принести из библиотеки методички, и мы разговорились, пока шли к нужному кабинету.