Мне нравилось то, что происходило между нами. Каждый миг был подобен вспышке блаженства. Дни дарили крылья, и я наивно, беспечно парила, не представляя, что падать вниз окажется невыносимо больно.
Рядом с ним я была счастлива. Безусловно. Неоспоримо. Полностью.
Счастлива, как никогда прежде.
До знакомства с Андреем я и представить себе не могла, что можно испытывать подобную эйфорию. Что можно безудержно радоваться новому утру. А все потому, что вскоре предстояла встреча с ним.
Я обожала сидеть на его коленях. Вдыхать запах мужества и брызг океана. И слышать, как напротив моего бьется его сердце.
Я любила его смех, его острый ум, храбрость, чувство юмора, то как он ловил кадры, сделав рамку из пальцев, а затем показывал их мне. Чаще всего он ловил таким способом меня и нарочито строго велел: «Замри». А потом доставал свою древнюю портативную камеру и принимался снимать.
В начале наших отношений я смущалась и пыталась убежать, но потом, постепенно, мне самой начал нравиться процесс. Задорный огонек горел в глазах Зимнего. Он шаг за шагом раскрепощал меня, открывал те стороны, о которых я сама не ведала. И, приняв бремя актрисы, напускала на себя томный вид и отчаянно позировала.
Он улыбался, широко и искренне, подбадривал словами, жестами, аплодисментами. Никогда не уставал повторять, что я прекрасна.
И, если задуматься, рядом с Андреем моя самооценка выросла. Правда, я не сразу это осознала.
Мне нравилась его честность, прямолинейность, открытость, и я была всем сердцем уверена, что Зимний принц относится к той категории людей, которые никогда не совершат подлость.
Никогда.
Но должно быть «никогда» отчаянно захотело преподать мне урок.
За короткий срок Андрей стал неотъемлемой частью моей жизни, и я не представляла, что это может как-то измениться. Одна только мысль об этом меня страшила. Ужасала.
Рядом с ним нестерпимо хотелось стать лучше. Конечно, у меня с самого детства имелись цели и стремления, но близость Андрея преображала, усиливала и увеличивала их количество.
Обнявшись, мы могли молча часами сидеть в парке и наблюдать за мерным движением облаков на небе. Нам не всегда требовались слова. Это не значило, что мы не общались. О, нет-нет. Порой мы болтали без умолку и не могли остановиться. При этом часто понимали друг друга с полуслова. Я начинала предложение, а он его заканчивал. Да, возможно другими словами, но суть, сама мысль была одна.
Если мы находились в одном и том же пространстве, то словно чувствовали друг друга. Это выходило как-то само по себе. Непроизвольно. Как волшебство.
Что-то щелкало внутри. Я резко поднимала глаза или поворачивала голову и тут же встречалась с его взглядом. И сразу ловила на его губах улыбку. Самую красивую улыбку на свете. Во всяком случае для меня. Она плавила все мое нутро. Перед ней у меня никогда не было ни единого шанса.
Но больше всего потрясало то, что эта улыбка возникала из-за меня. Она принадлежала мне. И это сводило с ума. Я боялась, что однажды, проснувшись, узнаю, что все случившееся лишь привиделось мне, показалось.
А он только и делал, что доказывал, насколько беспочвенны страхи и сомнения. Поступками и словами воспламенял меня изнутри. Повторял, чтобы не смела сомневаться. Никогда.
И снова это недолговечное «никогда» … Горько смешно.
Я честно не понимала, что Зимний нашел во мне. Почему обратил внимание. Ведь я не столь яркая, как та же Уля, например. В моем характере нет той силы противостоять общественному мнению, которая бурлит в Дарине.
Я обычная, тихая и часто лишь плыву по течению…
Но он все же выбрал меня.
Когда Андрей шептал на ухо:
— Люблю тебя, принцесса, — то моя душа поднималась к звездам, рассыпалась на атомы, искрила от счастья.
Сердце вспыхивало, стоило ему посмотреть затуманенным взглядом. Тем взглядом, в котором обнажаются самые тайные желания.
Он никогда не давил на меня в плане близости. Но любил искушать. Ему доставляло удовольствие смущать наивную Северину. А мне бессовестно нравилось слышать про бесстыдства, которые он обещал однажды со мной проделать.
Я говорила ему: «Прекрати.» Но внутренне молила: «Прошу говори, только не останавливайся.»
И он знал. Он видел все в моих глазах. Он считывал меня, как раскрытую книгу. Возможно, мне следовало оставаться загадкой, но я не могла. Не перед ним.
У него имелось полно возможностей довести дело до конца. Множество случаев, когда он мог бы слегка надавить. Лишь слегка, большего не требовалось. Ведь я теряла контроль над разумом, стоило ему только начать нежно целовать мою шею. И полностью его лишалась, когда поцелуи Зимнего жадно поглощали мои стоны и дыхание.
Я так часто была на грани, что стыдно признаться… И я так часто была готова эту самую грань перейти. Но Андрей, именно он, а вовсе не я, всегда находил в себе силы остановиться. Порой вызывая внутри меня невысказанный протест и острое разочарование.
— Знай, я хочу этого в тысячу раз сильнее, чем способна захотеть ты, принцесса. Но я также хочу, чтобы ты была полностью уверена в своем выборе. Не хочу, чтобы ты потом пожалела. Потому я готов ждать столько, сколько тебе потребуется.
— А как ты без этого обходишься… Тебе, наверное, сложно… Ведь вы, парни… Ну… вам это очень надо и…
— О, — покусывая мочку моего уха, посмеиваясь, отвечал Андрей, — Моя правая рука может творить чудеса, малышка. Тебе не о чем переживать.
Он специально заглядывал в мои глаза, желая увидеть реакцию. А я пунцовая, пыталась спрятать лицо у него на груди.
— И когда моя рука умело работает, то в моих мыслях всегда только ты, Северина. А ты?
— Что я? — непонимающе переспрашивала я.
— Ты думаешь обо мне, когда трогаешь себя?
— Я не… — кажется, даже кислород было трудно вдыхать. — Я нет. Андрей, я никогда…
— Никогда? — переспросил он.
— Прекрати.
— Почему?
— Мне стыдно.
— А если так?
Его пальцы неожиданно оказались на самой чувствительной точке моего тела, а губы нежно коснулись шеи.
— Андрей…
— Ты не представляешь, как я польщен и как я горд узнать, что мои пальцы были у тебя первыми. Но я великодушно готов сделать исключение и для твоих, — глухо шепнул он, заставляя сжать бедра. — Только есть одно важное условие.
От его прикосновений мир вокруг начал кружиться, и я обеими руками крепко обняла его шею.
— Представлять можно только меня, малыш. — эти слова ударили в голову вместе с пиком наслаждения. — Только меня и никого больше.