— Ваш муж в полном порядке. — низким успокаивающим голосом обращается, вышедший из папиной палаты врач, к Констанции. — Нет повода для беспокойства. На данный момент он крепко спит. И я бы рекомендовал постараться его не беспокоить хотя бы до утра.
— Хорошо, доктор, спасибо вам большое. — с улыбкой отвечает вторая жена отца. — Скажите, могу ли я остаться здесь сегодня рядом с ним?
— В этом нет необходимости, но если вы желаете, то, конечно. Я сейчас же дам распоряжения медсестрам. Для вашего удобства они подготовят соседнюю палату, в которой вы сможете переночевать.
— Благодарю, но, право, не стоит. Уверена, мне будет намного комфортнее на диване, который стоит в палате Вячеслава.
— Как вам будет угодно. — благоговейно произносит доктор Каретов. — Но, если вдруг вам что-нибудь понадобится, Констанция Романовна, пожалуйста, дайте мне сразу же знать. — с этими словами он достаёт из кармана своего белоснежного халата визитку и протягивает ей.
Я наблюдаю за ними молча. Тот восторг, с которым врач смотрит на Конни странным образом вызывает внутри меня недовольство. Хотя его к ней явный интерес — это последнее, что должно сейчас меня беспокоить.
Если раньше при таких вот сальных мужских взглядах в сторону мачехи, я тут же уверяла себя, что она вероломно дает им повод, то сейчас убеждаюсь — я и в этом вопросе была не права.
Констанция держится с достоинством, отвечает исключительно вежливо, но при том она остается совершенно равнодушна к вниманию бородача.
Врач же предпринимает попытку о чем-то пошутить, а затем, чуть ли не раскланявшись, наконец, уходит.
Констанция делает шаг в сторону палаты, но не заходит внутрь. Возвращается и опускается на стул, на котором сидела ранее. А я прислоняю голову к стене и закрываю глаза. Расслабленно выдыхаю. Выпускаю из легких тревогу, захватившую тело в тот самый миг, когда папа упал.
Тогда мне стало совершенно безразлично, знал ли он правду или нет. Все показалось ничтожным. Неважным. Далеким. Страх, что с ним может что-то произойти откинул горькую обиду в глубокий темный ящик. Имело значение лишь одно — чтобы папа очнулся, был жив и здоров.
Вроде бы не так давно я навещала в Столетних Дубах маму Андрея, а ощущение, будто с тех пор прошла целая вечность. Она потрепала меня, пару раз проехалась трактором, но, как ни странно, я до сих пор цела.
Только это уже не совсем та Северина.
Или все же та?
Узнаю со временем.
— Он узнал не сразу, — тихий голос Конни проскальзывает в беспорядок моих мыслей.
С тех пор, как мы приехали в клинику, нас объединяла прочная тишина. Ни одна не стремилась начать разговор. Каждая варилась в собственном котле переживаний.
— Алисе каким-то образом удалось обставить все так, будто это она родила тебя. Пожалуйста, не спрашивай, как именно. Я не знаю, и никогда не хотела знать, как она всё провернула. Знаю только, что она вроде бы уезжала куда-то на длительный срок и в газетах писали, будто она родила тебя не в столице. — в голосе Констанции мелькает опустошенная усмешка.
На минуту возникает желание прервать ее откровения. Сказать, что я настолько устала, что, кажется, больше ничего не хочу знать обо всей этой дикой истории. Но мачеха не умеет читать мои мысли и продолжает свой рассказ.
— Он узнал через несколько лет, когда ты заболела. Опять же, я не знаю деталей. Алиса тогда находилась на сьемках где-то заграницей. И… Слава неожиданно приехал ко мне. Ворвался в дом и начал… кричать. — она замолкает ровно в тот момент, когда любопытств берет вверх над усталостью.
Проходит долгая минута.
Открываю глаза и смотрю на неё негодующим взглядом.
— Он кричал, что я ужасная мать. Что он никогда не ожидал от меня такого кощунственного поступка. Что я обязана была ему обо всем рассказать, когда узнала, что беременна. А я ведь тогда так и не решилась. Не смогла. — Из её груди выходит тяжкий вдох, — Я стояла, слушала и молчала. Не считала нужным отвечать, так как была согласна с каждым сказанным словом. Но вместо меня ответила тетя Глаша. Она как раз вернулась домой, застала нас и чего только не высказала Славе. Уверена, твой папа ещё никогда не слышал о себе ничего подобного. Тетя Глаша женщина прямая и за словом в карман не полезет. Я пыталась её остановить, но закончилось всё тем, что Слава выскочил из дома и уехал. А мне снова пришлось собирать себя по частям.
По коридору проходит медсестра, которая со смехом разговаривает по телефону. Когда её шаги удаляются, я решаюсь спросить:
— А он приезжал к тебе снова после того раза?
— Он приехал только спустя несколько лет, чтобы предложить мне выйти за него замуж.
— И ты ему не отказала…
— Как видишь, нет.
— Настолько сильно любишь моего отца?
Конни смотрит на свои руки. Лицо её сосредоточенно и лишено улыбки. А обычно величественная фигура выглядит хрупкой и уязвимой.
— Я влюбилась один раз в своей жизни. И всегда любила только одного мужчину. Кто-то скажет, что я дура, и будет прав, но так уж я устроена. Однако я бы никогда не согласилась выйти за него замуж, Северина, если бы не… Не знаю, поверишь ты мне или нет, но я приняла его предложение вовсе не потому, что все ещё любила его. А я любила и до сих пор люблю его одного...
— Но если дело было не в любви, тогда в чем? — едва слышно спрашиваю я.
— Я лишь хотела быть ближе… к тебе. — она робко поднимает на меня взгляд, и я вижу, как в её глазах блестят слезы. — Я прекрасно осознаю, что после всего, что я сделала, ты имеешь полное право ненавидеть меня. И не смею надеяться, что однажды ты сможешь меня простить. Но как бы нелепо не звучали мои объяснения, поверь, я не лукавлю, когда говорю, что сделала это только ради тебя. Я знала, что никогда не смогу дать тебе все то, что ты сможешь получить, находясь рядом со своим отцом. Алиса всегда умела уговаривать, если чего-то хотела. Она повторяла, что о тебе будут заботиться, как о маленькой принцессе. Что вся твоя жизнь будет сказкой. Раем, наполненным чудесами. А я эгоистично не хотела, чтобы мой ребенок хоть в чем-то не нуждался, как я в свое время. Я мечтала, чтобы ты росла в достатке. И если для этого мне следовало лишь отойти в тень, что ж, я сделала этот шаг.
Опустив голову, она закрывает лицо ладонями. По тому, как подрагивают её плечи, понимаю, что Конни плачет.
Моя рука бессознательно тянется к ней, но останавливается на полпути, замирает, пугается и быстро возвращается обратно.
Пульс набатом стучит в каждой клетке.
Все, на что я способна, это бесцельно упереться взглядом в стену и задать глупый вопрос:
— Хочешь кофе? Я видела неподалеку автомат, думаю немного пройтись и взять чего-нибудь.
Констанция убирает от лица руки. Боковым зрением замечаю, как она старается незаметно вытереть слезы, а затем смущенно, словно я могу передумать, отвечает:
— Буду очень признательна.
*
Кофемашина отказывается принять очередную купюру, которую я пытаюсь в нее пропихнуть всеми правдами и неправдами. Если она пытается вызвать во мне злость, то у нее неплохо получается.
— Нужна помощь, ваше высочество? — раздается вопрос за спиной.