Сквозь стеклянную стену вип-зоны наблюдаю за буйством танцующих тел. Они плавно двигаются там внизу, на танцполе. Извиваются, сплетаются, разлучаются. Свет софитов скользит по ним, словно по морской глади. Выискивает русалок, утроивших иступленные пляски на глубине.
Кажется, веселье так близко, стоит только протянуть руку. Но на самом деле я бесконечно далека от него. Между нами миллионы световых лет.
На втором этаже здания музыка не так сильно обескураживает, как на первом уровне, но все равно осязаема. Она будто течет по стенам и извивается под ногами. Дышит рядом с тобой и иронично усмехается прямо в лицо.
Час назад я опасалась, что оглохну. Стоило нам с Левой войти в клуб «Оазис грешника 911», как я машинально приложила ладонь к правому уху. Но на вопрос Золотого, все ли хорошо, только улыбнулась и быстро кивнула.
— Точно? — с весельем уточнил он.
— Да. Просто немного непривычно, — стараясь перекричать шум, попыталась ответить я.
Сегодня его день рождения. Его праздник. И я точно не собираюсь выказывать какие-то недовольства. Это будет неправильно, вопиюще невежливо.
Если моему другу здесь нравится, значит, мои уши вполне могу перетерпеть этот вечер. К тому же я здесь только ради Левы.
Однако не могу отрицать возникшего в душе небольшого чувства разочарования, от того, что Золотой не пригласил Дарьяну поехать с нами.
Меня мучает вопрос, что именно она хотела сказать?
Почему приехала столь внезапно? Буквально за пять минут прислала сообщение, что подъезжает к моему дому.
И тот ее взволнованный взгляд никак не выходит из головы.
Я открыла дверь. Впустила подругу внутрь, и она, не разуваясь, спешно выпалила:
— Мне надо тебе кое-что рассказать, Северина. Я долго думала и считаю, что будет правильно, если…
Но договорить Медная не успела. За спиной послышались шаги. А следом Левин голос:
— Севушка, ты уже готова? Мы можем идти? Медяк, ты…?
— Ты занята, да? Сорян. — неожиданная гостья опустила глаза. — Извини, я приперлась к тебе вечером, даже не предупредив.
— Да, медяк, ты все верно понимаешь и вроде бы схватываешь на лету. Моя подруга и я сегодня заняты. — Левина рука опустилась мне на плечо. Сам он улыбнулся, посматривая сверху вниз на Дарьяну, хотя в его взгляде я с легкостью угадывала недовольство. — Тебе лучше всего уйти.
— Дарьяна, не надо извиняться. — ответила я, а потом повернулась на Леву и тихо шепнула. — Лева, пожалуйста, прекрати.
В моих глазах была просьба, на которую я не имела права. Я знала, что они с Медной не особо ладят и вряд ли стоило рассчитывать на то, что Золотой поймет и пригласит ее поехать вместе с нами праздновать его день рождения. Но я все равно очень на это надеялась.
Но он, к сожалению, не смог считать мою просьбу. Только широко улыбнулся, подмигнул и сказал:
— Я буду ждать тебя в машине, Севушка.
Когда он вышел, Дарьяна тоже собралась уходить. Мне стало перед ней ужасно неловко. Я осторожно коснулась ее плеча и негромко сказала:
— Извини, пожалуйста, что так получилось. Если бы я заранее знала, что ты хочешь прийти в гости, то я бы…
— Серебряник, ты сдурела? Ты за что извиняешься? Я сама приперлась к тебе в девятом часу, но не бери в голову. Все нормально.
— А что ты хотела мне сказать?
Она быстро обернулась, словно проверяя закрыта ли входная дверь и не сможет ли нас кто-то услышать, но потом махнула рукой и выдохнула:
— Да, забей. Я лучше потом расскажу. Встретимся вдвоем, спокойно посидим и нормально поболтаем.
— Отличная идея! С меня кофе и тортик! — предложила я с улыбкой.
— Заметано, серебро. Если помнишь, я предпочитаю шоколадный шоколад с шоколадом. — ухмыльнулась она в ответ.
— Позабочусь, чтобы было три вида шоколада.
— Такая ты милаха. Ладно, не буду больше задерживать, вижу, у тебя намечается романтишность с Золотым. Желаю ему удачи.
— Нет-нет, что ты! Здесь нет никакой романтики. Ничего такого. — спешно заверила я подругу. — Мы же с Левой друзья.
— Ну-у, ты как знаешь, а я поехала обратно домой.
— Погоди, а как ты добиралась?
— Точно не на своих двоих, — хмыкнула девушка, — На такси, конечно.
— Подожди, пожалуйста, буквально секундочку. Николай еще здесь. Я попрошу его отвезти тебя домой.
Она сопротивлялась и грозилась уйти. Но порой я тоже могу быть настырной. И через пять минут наш водитель повез Медную домой, а я села в салон Левиного модного автомобиля.
— Ты не можешь найти нормальных подруг? — досадливо заметил Золотой.
— Дарьяна нормальная, — обиженно парировала я. — Мне неприятно, что ты так о ней отзываешься.
— Прости, Севушка. — он наклонился ко мне и чмокнул в щеку. — Только не сердись. Сегодня ты не можешь себе этого позволить. Сегодня моя днюха. А, соответственно, мои прихоти и желания. Так?
— Так.
— Отлично, тогда погнали.
В руке легонько покачивается бокал холодного шампанского, но за последний час я едва ли сделала три глотка. Мое тело сидит на небольшом темно-алом диванчике, глаза неотрывно наблюдают за танцующими, а мысли тем временем пребывают совершенно в другом месте.
— Северина, может, налить тебе выпить чего-нибудь другого? — раздается голос в непосредственной близости от меня.
Приходится пару раз моргнуть, чтобы вернуться в настоящий момент и осознать, где именно я нахожусь.
Напротив возвышается крупный парень. На нем черные штаны, светлая рубашка будто обсыпана алмазной крошкой, а каштаново-золотистые волосы выверено зачесаны назад.
Не дождавшись ответа, он выдвигает новое предложение:
— Будешь ром с колой?
Его зовут Валентин Золотников. На официальных мероприятиях семей аристократов он обычно сдержан и молчалив, но сегодня я наблюдаю совсем другую его сторону. Развязный тон, обилие пошлых шуток и неуемную инициативность.
Хотя, все дети аристократов, которые собрались в этой комнате, ведут себя иначе. Совсем не так, как на приемах.
Не могу сказать, что я совершенно ошарашена. Но все же некоторое удивление присутствует. Такими — другими — я наблюдаю их первый раз в своей жизни.
Само место снимает с их плеч какие-либо сдерживающие рамки. И мои знакомые полностью преображаются. Раскрепощенные и расслабленные, они всецело наслаждаются вечеринкой. Девушки громко смеются, намеренно распивают алкоголь, почти в том же количестве, что и парни. Эффектно курят тонкие сигареты и выдыхают ртом колечки дыма.
Так-то я против курения, но у Эллы получается завораживающе красиво.
Парни, сбросив кодексы джентльменов, позволяют себе провокационные комплименты, за которые в иных обстоятельствах можно заработать существенные проблемы. Но представительницы драгоценных и полудрагоценных слоев даже не думают обижаться. Им, определенно, приятно получать внимание ребят.
Но всегда найдутся исключения. Одно точно присутствует в комнате и довольствуется обществом самой себя.
Здравствуйте, я Северина, на моем лице можно прочесть о безмятежности бытия, но на самом деле я понятия не имею, куда себя деть.
Как славно, что я так славно умею прикидываться невозмутимой, когда внутри все тревожно потряхивается.
Чувство, будто комнатный цветок вытащили из горшка и кинули в поле, но не сообщили, как ему запихнуть свои корни в чужеродную среду. Мне стыдно за саму себя. И даже немного обидно, что я не такая, как другие.
С одной стороны, где-то глубоко в душе, возможно, мне бы хотелось хотя бы на миг стать однажды такой же дерзкой, уверенной в себе и смелой, как та же Виола или Элла, но я банально так не умею… Не могу. Мысль о том, что я сделаю что-то, что просочится в прессу и расстроит папу вызывает внутри дикий ужас, подобный краху миру.
Уля, несомненно, была права, когда намекала, что я не представляю, как следует нормально развлекаться.
Только с Зимним у меня почти получалось быть другой, но даже он сказал, что я слишком скучная…
Боль.
— Северина? — снова обращается ко мне Валентин.
Испытываю чувство неловкости. Юноша проявляет ко мне банальную внимательность, а я витаю где-то в своих мыслях и бесцеремонно игнорирую его вопросы. Чтобы сгладить углы, как можно вежливее улыбаюсь и приподнимая бокал, который держу в руке, говорю:
— Спасибо, но, думаю, мне хватит шампанского.
— Ну, как знаешь. Если что-то захочешь, обращайся.
— Спасибо.
Золотников ухмыляется, кивает и возвращается обратно к группке парней, которая стоит ближе всех к выходу.
Прохожусь глазами по комнате. С грустью отмечаю, что Лева до сих пор не вернулся. Некоторое время назад он вышел с одной из девушек. Диана подошла к нам и, обратившись к Золотому, тихо сказала, что она подготовила особый сюрприз. Но подарить его имениннику можно только в приватной обстановке.
Мой друг заинтересованно ухмыльнулся. Спросил у меня, не буду ли я против, если он отойдет на пару минут, посмотреть, что там такое ему приготовили. И я, конечно, не была против. Тогда он встал и последовал за девушкой. А я осталась сидеть одна.
Прошло не меньше пятнадцати минут.
Видимо, Диана декламирует ему стихи собственного сочинения, — думаю я и делаю глоток шампанского.
Общество Левиных приглашенных составляют представители драгоценных и небольшое число полудрагоценных, чьи семьи по достатку ничем не уступают первым, а порой и находятся на одном с ними уровне. Золотой солидарен с моим отцом в мнении, что поддерживать дружеские отношения следует только среди своих.
Он вполне мог бы позвать Дарьяну, — неосознанно отмечаю про себя, — Ее род ничем не хуже, чем все остальные.
Однако в глазах аристократии он хуже тем, что не так состоятелен. — шепчет второй голос.
Видимо, громкая музыка Оазиса дурно влияет на мое сознание. Я начинаю его дробить и общаться сама с собой.
Отгоняю прочь глупые мысли.
Лева вовсе не из-за бедности семьи Медной отпускает в ее адрес нелестные замечания, а лишь от того, что у них отчего-то возникал личная неприязнь. Вот и все.
Например, та же Уля никак не относится к драгоценным, но он всегда брал ее с нами, когда я его об этом просила. Мысль о Лисицыной незамедлительно формирует внутри меня сгусток раздражение. Чтобы развеять его, снова прохожусь глазами по гостям друга.
Компания разбилась на небольшие группки. И на одном из угловых диванчиков сидят девушки. Они оживлённо болтают и много смеются.
Их кружок видится островком веселья, но я никогда не решусь встать и подойти к ним. Если даже желание начнет отбивать на моей голове чечетку, то ему все равно не удастся побороть робость, сжимающую Серебряную в крепких объятиях.
Да, я умею безукоризненно держаться в обществе. Вряд ли кто-то сейчас способен заметить, какую неуверенность испытывает каждая клеточка моего тела. Бабушка научила в любых обстоятельствах держать лицо. Но это лишь внешний фасад.
Когда мы только зашли, Лева громко со всеми поздоровался, я тоже улыбнулась и сказала:
— Привет.
Золотой посадил меня за свой диван именинника. И оказалось, что сидеть на нем намеревались только мы вдвоем. К нам так никто и не подсел. Ни тогда, когда он был рядом, ни тогда, когда ушел.
Ощущаю себя немного брошенной, но быстро одергиваю себя. Ловлю чей-то взгляд. Сразу натягиваю на лицо дежурную улыбку. Я должна выглядеть веселой и довольной. Веселой и довольной.
Снова перевожу глаза на танцпол. Собственно, я смотрю туда, потому что стараюсь найти себе хоть какое-то занятие.
Хочу ли танцевать?
Скорее нет. Не то настроение. И потом, обычно я танцую исключительно за закрытой дверью своей комнаты, когда никто не видит. А среди стольких взглядов буду лишь ощущать неловкость.
В Малахитовом Дворце студенты, состоящие в группах, довольно часто устраивают небольшие концерты. Папа не противиться, если я сообщаю, что хочу посетить какой-то из них, так как все они регламентировано заканчиваются до девяти вечера.
Мы ходили на парочку вместе с Андреем. Или же втроем. Стас тоже иногда приходил.
Вот кого никогда не волнует мнение толпы и всей галактики, так это Зимненго. Он крайне далек от категории парней я-никогда-не-танцую-даже-не-проси. Он из тех, кто чувствует ритм и полностью отдается ему, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Безудержно, смело, плавно.
— Бро, ты позоришь нас с Риной, — как-то заметил на одном из таких концертов Стас.
Но Андрей с беззаботной улыбкой показал ему средний палец, а потом прижался ко мне со спины и начал подначивать двигаться вместе с ним.
Когда он так делал, моя скованность проходила. Не сразу. Постепенно. Поэтапно, с каждым его легким поцелуем в шею, она сползала и отпускала. Рассеивалась. А я, наконец, расслаблялась. Позволяла его рукам направлять свое тело. Мечтая когда-нибудь научиться так же безумно и дико отдаваться музыке, как он.
— Ты, надеюсь, не грустишь без меня, Севушка? — раздаётся возле уха шутливый голос друга.
Оборачиваюсь, встречая улыбкой Золотого, и отгоняю прочь глупые воспоминания.
Внутренне злюсь на себя. Злюсь за то, что, несмотря на боль, эти мысли все еще дарят тепло.
Почему я снова вспомнила Зимнего?
Почему не перестаю о нем думать?
Предатели не достойны того, чтобы мы тратили на них даже миг своего времени.
— Нет, все отлично. — надеюсь, он не заметит, что я слегка преукрашаю действительность.
— Извини, что задержался. Прикинь, Диана читала мне стихи собственного сочинения. Я прифигел.
— А я так и подумала. — отвечаю я, но он отчего-то бросает на меня недоверчивый взгляд, а потом и вовсе усмехается.
— Классное место, да? — обводя взглядом зал, интересуется Золотой.
— Да, здесь очень мило.
Лева снова смотрит на меня и вдруг начинает громко смеяться.
— Сева, только ты могла сказать, что в Оазисе мило. — он кладёт руку на спинку дивана и придвигается ближе ко мне, — Но меня мало заботит, что творится вокруг. Главное, ты рядом.
— Скажешь тоже. — фыркаю я.
— Я не шучу. Угадай, по кому я сильнее всего скучаю, пока нахожусь в другом городе?
— Дай-ка подумать. — задумчиво прикладываю палец к губам, — Знаю! По Елене Федоровне? Ночами, наверняка, не спишь? — называю имя его репетитора по математике, на которую он мне жаловался сотни и тысячи раз.
Лева снова начинает хохотать.
— Эта ведьма насиловала меня морально.
— Зато ты сдал экзамены.
— Сева, но ты же понимаешь, что я скучаю вовсе не по Елене Федоровне. Даже не по родителям. — он смотрит прямо мне в глаза, заставляя начать нервничать, и говорит, — Я скучаю только по тебе.
Его взгляд неожиданно смущает. Ладонь Золотого опускается на мою голую коленку. И в ту же секунду неловкость панцирем сковывает тело. Корю себя, что не выбрала те серые брюки, а облачилась в платье. Кидаю быстрый взгляд на его пальцы и убеждаю себя, что это лишь дружеский жест, ничего более. Это же Лева. Мой лучший друг. Все хорошо.
— Если такими речами ты рассчитываешь заключить со мной договор на репетиторство, то мой ответ — нет. — шутливо говорю я.
— Ты откажешь мне второй раз? — изображает жалостливые глаза обиженного кота.
— Откажу. Я вряд ли смогу тебя чему-то научить, но мы точно поссоримся.
— Севушка, иногда можно ссориться, чтобы потом бурно мириться. — в его голосе проскальзывает подтекст, который я всячески пытаюсь не расслышать. Но он присутствует, и шкала смущения скачет вверх.
— Я предпочту, чтобы наша дружба никогда не знала ссор, Левушка.
Возможно, мне просто кажется?
Вдруг я накручиваю себя?
Пожалуйста.
Рука уходит с моей коленки. Я незаметно выдыхаю напрасное беспокойство, которое себе вообразила. Лева тянется к низенькому столику из черного дерева. Берет бокал с крепким алкоголем и залпом осушает содержимое. Затем возвращает внимание на меня. Что-то вынуждает и меня сделать маленький глоток шампанского.
— А что, если наша дружба перерастет в нечто большее? — наклоняясь ближе, спрашивает Золотой. И скашивает на миг свой взгляд на мои губы.
А вот сейчас мне точно не кажется.
Может, он пьян?
Потому задает такие странные вопросы? Он же не серьезно…Нет.
Хоть бы не серьезно, пожалуйста…
Мыслями возвращаюсь в прошлое. Совершаю большой скачок. Мы были еще совсем детьми, когда Лева признался мне, что ему нравится девочка, чье имя начинается на букву «С» и она из рода чистокровного металла. Это была подсказка размером с боинг, но я пребывала в таком ужасе от его признания, что не нашла ничего лучше, чем сыграть в полное непонимание.
Так как он не уступал, то я честно перечислила всех известных мне девочек, чьи имена начинались на букву «С». Но то имя, которое он хотел услышать, так и не назвала.
Я очень любила Леву. И люблю. Но только как друга. Как близкого человека. Как брата. Мысль, что я могу ему нравится, казалось дикой и тогда, и сейчас. Она чувствуется неправильной.
— Ты очень хорошо её знаешь, — теряя терпение, подсказал он мне в тот день, пока мы играли в нашем саду.
— Я? — я отчаянно задействовала все свои детские навыки актерской игры, чтобы как можно естественнее изобразить задумчивость, — Да, нет же. Я точно назвала всех, кого знала. Ты уверен, что она из драгоценных?
— Уверен. — хмуро ответил мой друг. — Ладно, забудь.
С тех пор он больше никогда не возвращался к этой теме.
Я была уверена, что это была шалость. Мимолетная детская забава. И у него нет ко мне никаких чувств. Потому я совершенно не была готова к тому, что он снова возобновит эту тему. И сделает это сегодня. Сейчас. В свой день рождения.
— Большее? — переспрашиваю Золотого, пытаясь выиграть время и сразу осознаю, что вопрос тактически провален.
— Да, — а для Левы вопрос крайне удачен. Он улыбается, — Более близкое.
Я нервно петляю взглядом по его лицу и только теперь обращаю внимание на розоватый след возле его уха.
— Тебя испачкали. — шепчу ему.
— Что?
— У тебя помада размазана на щеке. Вот тут, — поднимаю вверх палец, чтобы показать, где именно.
— Это потому что все девочки стремятся меня поцеловать в мой день рождения. — отвечает он, растирая след. И грустно добавляет, — Все, кроме тебя.
— Неправда, я тебя сегодня тоже целовала.
— Только раз, Серебро.
— Тебе мало? — усмехаюсь.
Успокаиваюсь от мысли, что сложный диалог остался позади. Я справилась, сменила тему, и опасаться больше нечего.
— В мой день рождения могла бы побаловать такого красавчика, как я, десятком поцелуев.
— Здесь полно людей.
— И что с того? Я же не прошу ничего непристойного, Севушка. Всего лишь один поцелуй.
Огладываю комнату. Все вокруг веселяться. Пьют, танцуют по углам и болтают. Кажется, никому нет дела до нас с Левой.
— Так и быть, я чмокну тебя еще разочек. Подставляй щеку, именинник.
— С большим удовольствием. — лукаво отвечает мне Золотой.
Он действительно подставляет щеку, но в последний момент, когда я почти касаюсь ее, Левина голова слегка отклоняется в сторону, совершая обманный маневр, и в следующую секунду его губы оказываются прижатыми к моим.
Шок. Растерянность. Потрясение.
Они обрушиваются на меня разом. Эмоции столь сильны, что рот машинально открывается. Тело оказывается заложником свинцового ступора. И проявленное мною бездействие выходит боком. Превращается в роковую ошибку.
Лева, должно быть, воспринимает мое недоумение за согласие. И напирает сильнее. Чувствую его руку на своем затылке.
Поцелуй перестает быть простым прикосновением губ к губам. Он становится глубже. Порочнее. Откровеннее. Непоправимее.
Сознание тревожно вопит: Происходящее — ошибка, немедленно прекратить-прекратить-прекратить.
Зажмурившись, изо всех сил стараюсь перетерпеть. Абстрагироваться от происходящего. Представить, будто я далеко от сюда. Будто это не я. И целуют сейчас вовсе не меня. Но мои попытки проваливаются о Левин рот.
У меня стойкое ощущение, словно я целуюсь с осьминогом, с которым у нас очень хорошие отношения, и которого мне совсем не хочется обижать в его день рождения. Но все же невыносимо сильно хочется остановить. Осторожно оттолкнуть от себя. И сбежать.
Но разве мои действия не обидят друга? Тем более сейчас. В разгар его веселья.
И потом с моей стороны очень некрасиво сравнивать Леву с осьминогом, ему бы точно не понравилась данная аналогия.
Мысленно снова и снова умоляю его прекратить. Но он, к сожалению, совсем меня не слышит.
А ведь вокруг полно народа. И они, наверное, смотрят на нас сейчас. Видят поцелуй и сделают неверные выводы о наших с Левой отношениях.
А если о случившемся узнает папа?
Что он обо мне подумает?
Именно страх увидеть разочарование в глазах отца заставляет меня положить ладони на Левину грудь. Слегка надавить. Но Золотой будто не чувствует возникшего сопротивления.
Он только сильнее напирает. Его язык хозяйничает у меня во рту, словно желает полностью исследовать каждый миллиметр. Образ осьминога возникает в голове отчетливее.
Наконец, поцелуй прекращается. Я лихорадочно обдумываю, что следует сказать. Как выкрутиться? И куда бежать?
Кажется, у меня есть отличный план.
Да, это должно сработать.
Искренне надеюсь, что мы с Левой сможем забыть этот неловкий эпизод. Сделаем вид, что ничего не было. Превратим случай с поцелуем в недоразумение. Мы еще над ним оба посмеемся. Обязательно. А как иначе?
Но Лева безжалостно разбивает мои наивные фантазии и шепчет на ухо:
— Я пиздец как хочу тебя, Сева.
— Я хочу в туалет. — практически одновременно с ним выпаливаю я.
Мой план заключается в том, чтобы на время сбежать. Затаиться. Обдумать.
Но теперь все кажется еще более ужасным.
Все, о чем я сейчас мечтаю всем сердцем — телепортироваться домой. Стать на ближайшие пару лет полностью невидимой. А еще стереть всем окружающим и себе в том числе память.
— Тебя проводить? — блеск в Левиных глазах неожиданно пугает. Неужели он думает, что я таким способом намекаю, будто… Нет-нет-нет! — Я могу проводить тебя, Севушка. Если ты хочешь.
— Нет-нет, зачем это? — мне даже удается улыбнуться, несмотря на всю дикость ситуации. А что еще я могу? Крикнуть ему в лицо: Лева, ты свихнулся? Что ты творишь? Очнись, мы же лучшие друзья. Давай прекратим, пожалуйста. — Сиди, пожалуйста, здесь. Я дойду сама.
Он с неохотой кивает. Отодвигается в сторону, давая мне возможность пройти.
Надежда, что никто не заметил наш поцелуй, рушится, стоит только взглянуть на гостей Золотого.
Они точно были свидетелями и при случае смело могут дать показания.
В этом не приходиться сомневаться. Сразу несколько групп с любопытством на нас поглядывают. Парни похабно ухмыляются. Несколько хихикающих девушек складывают пальцы в виде сердец.
Выхожу из вип-зоны на ватных ногах. Пульс стучит в висках. Музыка бьет по голове. Меня подташнивает из-за волнения. Колотит.
Я растеряна. Ошеломлена. Меня будто лишили еще одной опоры, в которой я была так уверена. И я не знаю, что мне делать. Не представляю, как лучше поступить.
Больше всего мне хочется позвонить Николаю и попросить, чтобы он меня отсюда забрал. Как можно скорее. Прямо сейчас.
Но что я тогда скажу Леве? Как объясню ему… Он же сразу все поймет. Обязательно обидится. Получается, я испорчу другу весь праздник…
Но для начала надо дойти до туалета. Закрыться в кабинке и еще раз все обдумать. Мне жизненно необходимо придумать способ, который поможет уйти из «Оазиса» и при этом не задеть чувства друга. Ответить ему взаимностью я никогда не смогу.
Спускаюсь по лестнице на первый этаж. Иду по темному коридору, выхожу к островку бара, огибаю его, как вдруг меня окликает знакомый голос:
— Северина?