ХАНТЕР
Машина ползет по пыльной дороге, вода мерцает справа от нас, когда лунный свет освещает отдельные уголки уединенного места. Мы останавливаемся возле домика с прекрасным видом на озеро.
Никто из нас ничего не говорит, пока мы смотрим на деревянную обшивку, наши глаза горят от усталости. Ни Ксавьер, ни Тобиас не дремали, хотя могли бы, и у меня пересохли глаза от непрерывного наблюдения за дорогой. Дом, к которому Райан отправил нас в объезд, находился в четырех часах езды в неправильном направлении. В. Неправильном. Направлении.
Я, блядь, понимаю это, правда, но, черт возьми, у меня совсем не осталось сил. Сейчас чуть больше двух часов ночи, и я знаю, что Иден будет крепко спать, так что мы не сможем увидеть ее, пока она не проснется. Это просто чертовски меня раздражает.
— Выпустите меня из этой гребаной машины, здесь чертовски тесно, — ворчит Тобиас, поэтому я неохотно вылезаю из GTR и выдвигаю свое сиденье вперед, чтобы он мог выйти и размять ноги. По общему признанию, там действительно крошечное пространство.
— Похоже, Лу-Лу все еще не спит, — бормочет Ксавье, выбираясь из машины и указывая на хижину. Я могу различить ее очертания, в свете от телевизора, освещающего комнату, но я не вижу никого другого рядом с ней. Слабый проблеск надежды, который я испытываю при мысли о возможности увидеть Иден, быстро угасает.
Тобиас направляется к коттеджу, и я быстро следую за ним, напоминая себе вернуться за нашими сумками через минуту. Каждому из нас просто нужно быть поближе к Иден. Я осматриваю дом снаружи, замечая прожекторы, которые все еще горят. Здесь идеальная сельская местность. Если кто-нибудь приблизится, у нас должен быть хороший обзор, особенно с учетом наружного освещения, которое, кажется, распространяется по всему периметру крыльца и на заднюю часть дома.
Я видел, как Иден смотрит на океан на Фримонт-Бич, и я надеюсь, что она тоже смогла обрести какую-то форму покоя на озере. Я не могу даже представить, через что она проходит, но мне нужно, чтобы она знала, что она не одна.
Когда Тобиас поднимается по нескольким ступенькам на крыльцо, входная дверь распахивается, и появляется Чарли. Ее руки твердо скрещены на груди, и сияние на ее лице мгновенно говорит нам о том, как радостно будет встречено наше прибытие.
У меня действительно нет времени разбираться с ее дерьмом прямо сейчас, и слова готовы сорваться с моего языка, когда она опускает руки и вздыхает.
— Где она?
— Она спит?
— Где Иден…
Мы замолкаем, ругаясь себе под нос, когда все говорим одновременно, наши слова теряются друг в друге. Я провожу рукой по лицу, а Чарли просто мрачно смотрит на нас.
— Нет, она не спит. Вчера, когда здесь была акушер-гинеколог, ее что-то расстроило, — тихо говорит она, глядя на часы. — С тех пор она не произнесла ни слова, и мы изо всех сил пытались заставить ее поесть. Она…
— Где она? — Ксавьер рычит, прерывая ее короткую речь. Я выпрямляюсь, готовый поспешить туда, куда она скажет. Мысль о том, что Иден тихая и подавленная, мне не нравится.
— Она где-то сзади, но…
Я не слышу больше ничего из того, что она говорит, когда я двигаюсь направо, следуя по крыльцу к другой стороне коттеджа, звуки Тобиаса и Ксавьера прямо за моей спиной подстегивают меня. Я хочу увидеть ее первым, но как только заворачиваю за угол и замечаю нашу девушку, сидящую на краю причала, опустив пальцы ног в озеро, которое, должно быть, очень холодное в это время ночи, я останавливаюсь.
Ветер развевает ее светлые волосы, когда она смотрит на воду. На плечи у нее наброшено одеяло, и из-за того, что на нее падает свет с крыльца, я отсюда вижу мурашки на ее голых ногах.
Это каким-то образом также делает ее похожей на гребаного ангела, такую чистую и невинную. Вся наша.
На этот раз Ксавье берет инициативу на себя, медленно приближаясь к ней, но его шаги не кажутся тихими на фоне дерева, когда он идет вдоль небольшого причала. Она, должно быть, слышит наше приближение, но не отрывает взгляда от озера.
— Иден, — шепчет Тобиас достаточно громко, чтобы она услышала, но она даже не моргает. Ксавьер бросает на меня взгляд через плечо, но я не знаю, что сказать или сделать в этой ситуации, тем более что я не знаю причину проблемы.
Протискиваясь мимо остальных, я останавливаюсь слева от нее, облизывая пересохшие губы и обдумывая, как лучше подойти к ней. Я решаю опуститься рядом с ней, но как только моя задница ударяется о дерево, она поворачивается ко мне с самым мрачным выражением в глазах, которое я когда-либо видел.
Она выглядит обиженной, преданной и сломленной, и у меня есть подозрение, что во всем этом каким-то образом будем виноваты мы.
Я просто смотрю на нее с открытым ртом, наблюдая, как блестят ее глаза. Слезы вот-вот потекут по ее лицу, но она быстро отворачивается от меня, глядя на Тобиаса, который занимает место справа от нее.
У меня мгновенно возникает ощущение, что мы подавляем ее, потому что она вскакивает на ноги, плотнее закутываясь в одеяло вокруг плеч, поворачивается и натыкается прямо на Ксавьера. Ему удается подхватить ее, прежде чем она спотыкается и падает, оставляя нас с Тобиасом наблюдать за их объятиями.
Я чувствую неловкость отсюда, но я бы сделал все, чтобы почувствовать ее кожу на своей прямо сейчас. Я понимаю, нам нужно кое-что объяснить, но сначала я хочу знать, что ее так расстроило.
— Эй, прежде чем ты разозлишься на нас, я просто хочу, чтобы ты знала, что всю дорогу сюда я читал книгу по воспитанию детей, и у меня есть несколько сумасшедших случайных фактов, которые я узнал, — бормочет Тобиас, вскакивая на ноги. Его руки прижаты к бокам, и я вижу, что он хочет прикоснуться к ней, но он делает все возможное, чтобы уважать ее границы. — Но, может быть, я мог бы просветить тебя на этот счет завтра, — добавляет он, когда Иден непонимающе смотрит на него.
Она смотрит вниз, на причал, пока Ксавье держит ее за плечи, а когда снова поднимает взгляд, в ее глазах горит огонь, которого не было несколько мгновений назад.
Вот и она.
Вот и моя Иден.
Иден вырывается из объятий Ксавьера, и его руки опускаются по бокам, когда она делает шаг влево, чтобы видеть всех нас. Я не хочу торопить ее, но мне, блядь, нужно понять, что, черт возьми, происходит.
— Ты знал? — наконец шепчет она, и мы трое продолжаем смотреть на нее в замешательстве.
— Что мы знали? — Спрашивает Тобиас, его брови хмурятся, пока мы остаемся неподвижными. Она окидывает нас пристальным взглядом, отчего мне становится только неуютнее. Я не знаю, что ищет Иден, и не могу перестать покусывать нижнюю губу, но она слегка фыркает, когда, кажется, не может найти то, то что ищет.
Скрестив руки на груди, прижав под мышками клетчатое фланелевое одеяло, она смотрит на воду.
— Это забавно. Я нервничала из-за того, что вы, ребята, придете сюда. Я волновалась, что совершила огромную ошибку, спустившись в пещеру и не желая оставаться одна во всей этой неразберихе, но я просто не могла отказать себе. Затем появился акушер-гинеколог, и я понятия не имела, чего ожидать, потому что у меня не было доступа к Интернету, чтобы узнать, что я должна делать как беременная женщина.
Она смотрит себе под ноги, и от нее исходит волна печали, но я заставляю себя оставаться неподвижным. Наблюдая, как опускаются ее плечи и напрягаются руки на груди, я не хочу этого признавать, но она выглядит почти… побежденной. Ясно, что прямо сейчас ей нужно личное пространство, по крайней мере физически.
— Итак, Мелоди, акушер-гинеколог, спросила меня об истории болезни моей семьи, и это отправило меня по нисходящей гребаной спирали, — бормочет она, поднимая взгляд на Ксавье, который слегка кивает в знак согласия, но я не думаю, что она это видит. — Я только что узнала, что за чертовщина — мои биологические родители, и они оба мертвы, так что я не могу их сейчас спросить, не так ли?
— Мне жаль, Иден, — едва слышно бормочет Ксавье, и я шокирован его выбором слов. Ксавьер Найт ни перед кем не извиняется, даже из сочувствия. И все же он здесь, делает это ради Иден.
В любое другое время я бы спросил его, за что он на самом деле извиняется. Возможность того, что Иден забеременела? Его мать — самая большая пизда на свете? Проболтался о ее биологических родителях или просто за то, что был огромным мудаком?
— Возможно, тебе стоит пока придержать свои дерьмовые извинения, я, блядь, еще даже не начинала, — огрызается она в ответ, обводя всех нас взглядом, прежде чем прочистить горло. — Затем она захотела узнать о семейной истории болезни отца, и я уверена, вы можете себе представить, что это заставило меня почувствовать, — саркастически говорит она, качая головой. Тобиас делает шаг к ней, но она поднимает руку, останавливая его, и он мгновенно отступает назад.
За всю свою жизнь я никогда не чувствовал себя более беспомощным, чем сейчас. Даже когда я был ребенком в той адской дыре, которую называл домом. Как нам сделать все это лучше для нее?
— Это не имеет значения, Иден. Каждый из нас предоставит тебе необходимую информацию на всякий случай, — предлагаю я. Ну, любую информацию, которую мы можем предоставить, потому что наши родители либо мертвы, либо мудаки. Я имею в виду, они все мудаки, но мои, к счастью, тоже мертвы.
— Разве ты не видишь, какая я шлюха, потому что я не знаю, кто отец моего будущего ребенка? — внезапно кричит она, широко раскинув руки, а в глазах вспыхивает боль. Одеяло падает на причал, забытое в ее гневе.
— Никогда, блядь, больше так не говори, — рычу я, мое лицо пылает от гнева, я не могу взять себя в руки, но я не позволяю ей так говорить о себе.
— Я скажу…
— Нет, блядь, ты действительно этого не сделаешь, — вмешивается Тобиас. — Ты не шлюха. Ты никогда не будешь шлюхой, и, как сказал Хантер, ты никогда больше не будешь себя так называть, — требует он, его руки сжаты в кулаки, и я рад, что мы оба на одной волне.
Бросив взгляд в сторону Ксавье, я наблюдаю, как он просто беспомощно смотрит на нее, и на этот раз я не виню его за то, что он держит рот на замке. Она и так зла, он сделает только хуже.
— Но я чувствую себя разбитой, и даже не из-за этого, — восклицает она, впиваясь ногтями в кожу головы и хватаясь за волосы, на мгновение поворачиваясь к нам спиной и отворачиваясь. Если ничего из этого не заставляет ее так реагировать, то что же это, черт возьми, такое? У меня вертится на кончике языка вопрос, но когда она поворачивается в мою сторону, ее глаза полны яда, я останавливаюсь. — Хантер, почему бы тебе не поделиться с группой причиной, по которой я стою здесь сломленная?
Подожди… Что?
Какого хрена я наделал?
— О чем она говорит, Хантер? — Спрашивает Ксавье, его взгляд как лазер сфокусирован на мне, и я поднимаю руки, сдаваясь.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Иден, — спокойно отвечаю я, не сводя с нее глаз, но она смеется надо мной, как будто я веду себя нелепо.
— Знаете ли вы, что определенные лекарства или природные средства могут снижать эффективность контрацептивов? Включая имплантат, который у меня в руке, — спокойно заявляет она, указывая на свою руку, как будто мы можем видеть ее сквозь ее кожу, и я качаю головой.
— Нет. Нет, я этого не знал, — честно отвечаю я, не понимая, к чему она клонит. Она пристально смотрит на меня, как будто пытается заглянуть в мои мысли. Ее нос сморщен, а брови опущены, пока она ищет правду в моих глазах.
— Чушь собачья, — кричит она, когда я, кажется, не даю ей того, чего она хочет. Я беспомощно смотрю на двух других, но они сейчас так же бессильны, как и я.
— Иден, я не… — Мои слова обрываются, когда я пытаюсь сделать шаг к ней.
— Чего ты не делал, Хантер? Специально наплевал на мою контрацепцию? Ты, блядь, уверен, что сделал это, и я хочу знать, знал ли кто-нибудь из этих ублюдков, что ты задумал, — выкрикивает она, широко размахивая руками, когда медленно поворачивается по кругу, обводя каждого из нас взглядом, гнев и боль запечатлелись в ее зрачках.
Мое сердце бешено колотится в груди, пока я пытаюсь подобрать правильные слова для нее. Что бы она ни думала, что я сделал, я, блядь, на самом деле этого не делал.
— ИДЕН, Я…
— Хантер, Мелоди нашла "Зверобой" на моем прикроватном столике. Чертовы таблетки, которые ты мне дал, — кричит она, делая шаг вперед, чтобы ткнуть меня в грудную клетку, и моя грудь сжимается. — Таблетки, которые могут снизить эффективность имплантата, Хантер. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты, блядь, не знал.
— Нет. Нет, Иден. Я, блядь, не знал, — умоляю я, паника охватывает мое тело, когда я делаю шаг к ней. Мой палец едва касается ее руки, прежде чем она высвобождается из моих объятий.
— Не лги, Хантер Эшвилл. Не смей, блядь, врать мне, — требует она, в ее голосе нет той язвительности, которая была раньше, когда она смотрит в ночное небо. Я обвожу взглядом каждый дюйм ее лица, ее ресницы опускаются на щеки, когда она делает глубокий вдох.
— Я уверен, что это недоразумение, Иден. Хантер не стал бы…
— Не стой здесь и не говори мне, что ты знаешь, что Хантер сделал бы, а чего нет. Я, блядь, беременна, и причина этого исходит прямо от его гребаной руки, — кричит она, слезы текут по ее лицу, а я стою, неспособный помочь ей. Отчаянно хочу избавить Иден от ее боли, но я знаю, что не могу произнести никаких слов, которые заставили бы ее выслушать меня прямо сейчас. — Я не могу даже смотреть на тебя, — шепчет она, ее взгляд прикован к деревянному причалу под нами, прежде чем она протискивается мимо Ксавье и устремляется к хижине.
Меня застали врасплох Чарли и Лу-Лу, прижавшихся друг к другу у двери и заботливо присматривающих за Иден. Они, вероятно, слышали каждое сказанное слово, и взгляды, которые они бросают в мою сторону, говорят мне, что меня определенно изобразили здесь плохим парнем.
Дверь захлопывается за девушками, когда они заходят внутрь, и я чувствую, как Ксавье и Тобиас смотрят на меня, ожидая заслуженных объяснений. Глубоко вздохнув, я провожу руками по лицу, вспоминая ту ночь, когда подарил их ей.
Знал ли я, что эти таблетки будут делать это? Нет. Но я на сто процентов уверен, что человек, который дал их мне, знает об этом маленьком кусочке информации, и все это имеет смысл.
— Какого хрена, Хантер? — Говорит Тобиас с твердым выражением лица, засунув руки в карманы, пытаясь понять, что, черт возьми, здесь произошло, но на это нет времени. Ксавье должен знать, они оба должны знать.
— Ксавьер, я взял эти таблетки с собой… в ту с Иден ночь, когда у нее были месячные, когда все остальные были на вечеринке.
— Правильно.
— В ту ночь, когда я забежал домой, чтобы купить ей угощения.
— Ближе к делу, Хантер, — рычит Ксавье.
Мое тело сотрясается от осознания, и кажется, что мое сердце обливается кровью. — Илана дала мне эти гребаные таблетки, Ксавье.