Камеристка

Глава одиннадцатая

Наша жизнь при дворе была, в сущности, пустой и скучной. Главным делом для всех было доставлять удовольствия королю, его любовнице и остальным членам семьи, к которой относились дофин с женой, а также тетки наследника престола. Его сестра Елизавета считалась еще ребенком и ночи проводила со своей гувернанткой.

Взрослые каждый вечер посещали театральные представления, встречались за ужинами или на маскарадах, смотрели балеты или играли в карты. Присутствие придворного штата являлось обязательным.

Простить отсутствие придворной дамы или кавалера могло только то обстоятельство, если бы они лежали на смертном одре. Кому нужно было заняться семейными делами, тот просил отпуск у короля — покинуть двор без разрешения значило навлечь на себя немилость короля. Но на это никто не отваживался.

— Вы уже слышали, мадам Гутье? Говорят, мадемуазель дю Ланвек обманула своего нареченного маркиза де Роквиля с кучером. Маркиз застал их в конюшне и оскопил своего соперника.

Или, например, такое:

— Представьте себе, месье де Ламбаль, старая графиня де Монриетт, ей уже определенно за семьдесят, завела себе молодого любовника. Ему только исполнилось семнадцать.

— Да, мадам де Фурье, я уже слышал. Говорят, что парень справляется со своим делом настолько хорошо, что старуха даже хочет женить его на себе.

— Этому ее сын, конечно, помешает. Стоит ему только вызвать паренька на дуэль.

Сплетни об интимной жизни были солью в пресном супе придворной жизни.

Я сопровождала свою госпожу часа в два или в три ночи в ее апартаменты, помогала ей раздеться, и она рассказывала мне, зевая, как прошла ночь.

— Дорогая, как ты находишь двор и его обитателей? — однажды спросила меня мадам Франсина.

— Ах, мадам, просто чудесно. — Я постаралась изобразить восхищение.

— Просто чудесно, говоришь? — Она внимательно посмотрела на меня. — А теперь, милая моя Жюльенна, оставим вежливость, и ты скажешь мне свое искреннее мнение.

— Мадам, что же мне еще сказать? Может быть, я все не очень хорошо понимаю. Но иногда придворные и их занятия кажутся мне ужасно пустыми. В основном они просто стоят, демонстрируя радостную мину, и очаровательно болтают. — Затем, осмелев, я продолжила: — Они только плетут интриги, строят заговоры и не смущаются злостной клеветы. Они ленивы, бесполезны и фальшивы. Перед дофином и дофиной они изображают почтение, а за их спинами говорят о них гадости.

На некоторое время в комнате воцарилось молчание.

— Молодец! — вдруг воскликнула моя госпожа. — Мне редко доводилось слышать такую острую критику в наш адрес — и это от крестьянской девочки, которой нет еще и четырнадцати.

Испуганная, я упала перед мадам дю Плесси на колени и схватила ее за руку.

— Мадам, мадам. Вас я вовсе не имела в виду. Вы же делаете что-то полезное. Вы читаете дофине вслух истории в назидание, даже целые книги, чтобы расширить ее кругозор. Вы разговариваете с ней о ее жизни и о жизни вообще. Вы как учительница для будущей королевы. Вы ходите с ней гулять и обращаете ее внимание на красоты и особенности природы, мадам.

Я буквально пришла в восторг, но он был совершенно искренний. Так я чувствовала на самом деле. Графиня давно уже подняла меня с коленей.

— Мадам, я и по себе замечаю, как много получаю от вас. Вы образованная и умная, и я каждый день чему-нибудь учусь от вас, не воспринимая это как укор. И за это я вам действительно благодарна. — Я сделала реверанс и добавила: — Я уверена, что и дофина чувствует то же самое.

— Я спросила твое искреннее мнение и, похоже, его получила, — сказала моя госпожа, дружелюбно улыбнувшись. — Я вовсе не хотела тебя критиковать — меня просто удивило, как может такой юный человечек так верно все подмечать. Я с тобой согласна: двор кишит лишними людьми, которые по глупости считают себя важными и «съедают» огромные суммы денег, потому что их бесполезные мелкие посты оплачиваются весьма щедро. За это они охотно мирятся с недостойным и смертельно скучным существованием.

Графиня подошла к окну своего салона, отодвинула портьеру и выглянула в парк дворца, маленький кусок которого могла видеть.

— Они часто спят в каморках, проводят ночи без сна, чтобы смотреть, как мадам Дюбарри проигрывает огромные суммы или гладит морщинистые щеки своего дряхлого любовника. Мой супруг, Эдуард дю Плесси, не выжил бы в этой золотой клетке. Лучше он откажется от всех милостей короля и останется один в замке Плесси и будет управлять своими имениями. Лучше быть простым сельским дворянином, чем жеманным придворным льстецом в кружевах, чье глупое лицо раскрашено, как у женщины, говорит мой муж, — поведала мне графиня.

Кто поздно ложится, должен спать до позднего утра. Но я часто вскакивала с постели уже в девять часов. Мои услуги госпоже обычно нужны были только с десяти. На мытье, одевание, причесывание и завтрак уходило часа два. Потом я сопровождала мадам Франсину к дофине, которая в это время как раз собиралась на мессу в капелле дворца. Часто ее сопровождал дофин. Если его не было, то все знали, что он ранним утром отправился на охоту.

Долгие ночные бдения юному Людовику вообще не нравились. Он предпочитал вовремя ложиться спать и вставать рано утром. Я считала это очень разумным для будущего короля. Как и он, я ненавидела постоянную пустую суету при дворе.

Мне казалось несправедливым, что в Версале о нем были такого плохого мнения. Конечно, он был толстый, нелюдимый и неуклюжий, но если бы его дед постоянно не насмехался над внуком, то и придворные льстецы не отважились бы открыто это делать.

Никто не думал о том, что наследник престола еще, по сути, ребенок. Почему веселился весь двор, когда он ссорился со своими младшими братьями и иногда даже колотил их, если они уж совсем допекали его? Одна дофина, у которой тоже было много братьев и сестер, понимала его и часто мирила их.

Пристрастие Людовика к охоте дед считал достойным будущего монарха занятием, а вот то, что его внук всей душой любил слесарное ремесло, этого он не понимал. Дофин даже устроил себе собственную слесарную мастерскую. Это было занятие, которое король считал плебейским и поэтому презирал. И, конечно, ему вторили все при дворе.

— Я не понимаю, что в этом плохого, — как-то заметила мадам Франсина мадам Кампан, другой придворной даме, — он ведь делает что-то полезное, не то что другие господа, которые проводят время за бесконечными сплетнями или затевая любовные аферы.

Иногда я сильно тосковала по дому. Редкий день я не вспоминала о нашем дворе, о Бабетте, о дяде Эмиле — они уже поженились — о папаше Дантоне и его внуке Жорже и о моих подругах. Но в такие моменты я начинала корить себя за неблагодарность. У меня была понимающая госпожа, у которой я многому научилась; чистое белье, красивые платья, приятная работа, вкусная еда, а иногда мадам Франсина даже давала мне несколько луидоров. Каморка мне досталась маленькая, но теплая, и не приходилось ее ни с кем делить.

С работой я справлялась легко, и свободного времени у меня имелось достаточно. Мне не нужно было оправдываться, где я была, я сама рассказывала об этом своей госпоже.

— Держи всегда глаза и уши открытыми, Жюльенна, моя дорогая, — подбадривала меня мадам дю Плесси. — Никогда не знаешь, для чего могут когда-нибудь пригодиться полученные знания.