Камеристка

Глава первая

До своего брака с графом Эдуардом дю Плесси, пятидесятитрехлетним аристократом из Шампани, Франсина, двадцати одного года от роду, была всего лишь маленькой баронессой из семьи довольно состоятельных мелких сельских аристократов. Она знала, как пахнет навоз, умела доить коров, кормить кур и в детстве пасла многочисленных коз своего отца. Ранней весной она помогала овцам при окоте.

Но ничего из этого позже ей совсем не пригодились, потому что графиню дю Плесси избрали на роль придворной дамы дофины[1] Марии-Антуанетты.

После того как ее супруг граф Эдуард дал свое согласие, мадам Франсина летом 1775 года села в графскую дорожную карету и устремилась, сопровождаемая своей камеристкой и десятью верховыми слугами, в самое большое приключение своей жизни.

Собственно Бабетта, моя мать, и должна была стать этой камеристкой, но за полгода до этих событий ее супруга, Жака Берто, моего отца, тяжело ранил разбушевавшийся бык. Вскоре после этого отец умер. Его брат, Эмиль Берто, тридцати двух лет от роду, временами вспыльчивый, но в целом добродушный деревенский кузнец, перенес свою кузницу на наш маленький двор.

В конце концов в семье должен быть мужчина, и по истечении года траура моя мать, вероятно, вышла бы за него замуж, чтобы все было, как положено. Меня она охотно отпустила в Версаль, потому что от ее глаз не ускользнуло, какими взглядами Эмиль начал провожать свою племянницу. К тому же одними лишь взглядами дело не ограничилось. Когда в очередной раз Эмиль залез под мою юбку, мать, сильно ткнув его концом хлебного ножа под левую ключицу, спокойно заявила своему шурину:

— Убери свои грязные лапы от малышки, Эмиль, не то я тебя заколю.

После этого Эмиль убрал от меня свои ручищи, свирепо обернулся, однако, увидев жену своего покойного брата с огромным ножом в руке, сердито фыркнул и, криво ухмыльнувшись, сдался. В ее синих глазах он, очевидно, разглядел смертельную решимость. И именно это, похоже, подсказало ему с ней не связываться.

— Эй, эй, Бабетта, в чем дело? С малышкой все в порядке, — просопел он. Но когда моя мать лишь холодно взглянула на него, он нехотя добавил: — Хотел только убедиться, девушка ли она.

— Ах так? И для этого тебе нужно было вытаскивать из штанов свой причиндал? — сухо спросила Бабетта, и нож опустился в опасной близости от паха Эмиля, который тут же подхватил свое сокровище и попытался засунуть его обратно. Было заметно, что ему трудно с этим справиться. Бабетта схватила ее левой рукой, грубо сжала и заявила:

— Если уж тебе так не терпится, так почему бы не попробовать с настоящей женщиной?

Мой дядя глупо забормотал:

— Ага. Гм, да. Что ты хочешь этим сказать, Бабетта? — Мать обернулась ко мне — я тем временем уже оправила юбку — и дружелюбно сказала: — Ты можешь идти, моя маленькая.

Через неделю мать сообщила мне, что я вместо нее должна поехать с графиней дю Плесси в Версаль в качестве ее камеристки, что, разумеется, являлось огромной честью для Жюльенны Берто, простой тринадцатилетней крестьянской девушки. Передо мной, казалось, открывались ворота в рай: безбедное существование во дворце, рядом с королем, дофином, дофиной и многочисленными принцами и принцессами. Я чувствовала себя на седьмом небе от счастья. И мне было не важно, что меня взяли благодаря чистой случайности. Моя мать дала понять мадам дю Плесси, что не может быть спокойна за дочь, когда она остается одна с Эмилем.

— Сегодня я застала его в тот момент, когда он собрался запустить руки ей под юбку, — разоткровенничалась мать в разговоре с графиней.

— Обещаю тебе, Бабетта, что в Версале я буду беречь ее как зеницу ока. Это будет нелегко, потому что она и сейчас уже довольно хорошенькая. Но я сделаю все возможное, чтобы, когда придет время, найти ей хорошего мужа.

Самой графине расставание с ее суженым Эдуардом дю Плесси далось не слишком тяжело. К тому же он мог навещать ее, останавливаясь в Париже в их особняке.

Граф был значительно старше своей жены и выполнял свои супружеские права лишь в первые месяцы после свадьбы. Когда стало известно о желании короля Людовика XVI найти придворную даму для Марии-Антуанетты, он охотно ее отпустил. Обязанности хозяйки в замке могла бы исполнять его недавно овдовевшая дочь от первого брака. В итоге всем это было удобно.

Мать собрала мне в дорогу огромный узел и пообещала проводить меня пешком от Планси до Арси-сюр-Оба, где меня должна была ждать графская повозка. Мы шли пешком целых два часа, и у нас было достаточно времени попрощаться. Мы пообещали писать друг другу, чтобы не терять связь. Но прежде чем окончательно расстаться, мы с матерью пролили немало слез.

Писала мать ужасно, к тому же она это очень не любила, но ради меня готова была совершить такой подвиг. Она никогда по-настоящему не училась, а алфавит узнала от своих братьев, тогда как мне было позволено больше двух лет овладевать искусством правописания в замке вместе с младшими детьми нашего господина.

С Эмилем я попрощалась очень коротко:

— До свидания, дядюшка, будь здоров и хорошо обращайся с мамой.

На что он ответил:

— До свидания, племянница, не опозорь нас.

Слышать подобное из его уст мне показалось забавным, но он, должно быть, уже давно забыл про случай в кузнице.

Кроме него в деревне я оставляла своего десятилетнего почитателя, который для своего возраста был довольно высоким и крепким. Его отец работал адвокатом при феодальном суде в Арси-сюр-Обе. Но как только удавалось, маленький Жак-Жорж навещал своего дедушку, Пьера Дантона, простого крестьянина в Планси, состоящего в отдаленном родстве с нами.

Графиня сердечно приветствовала меня уже в качестве своей новой камеристки. В мои задачи теперь входило причесывать свою госпожу, — я старательно училась этому искусству, — читать ей вслух, выводить на прогулку ее пуделя, пересказывать сплетни, зашнуровывать корсет, помогать в выборе подходящего гардероба и всегда держать наготове флакончик с нюхательной солью — туго зашнурованные молодые дамы часто падали в обморок.

Мадам дю Плесси была добродушной и весьма восторженной. Она обняла мать и еще раз пообещала хорошо приглядывать за мной. Потом она внезапно прижала меня к груди и шепнула:

— Не бойся, малышка. В Версале мы будем чудесно проводить время.

Версаль — волшебное слово. Услышав его, мои слезы тотчас высохли, даже мама сразу же вытерла глаза и изобразила подобие улыбки.