Камеристка

Глава восемьдесят восьмая

Когда стало известно о побеге короля, спешно созвали Национальное собрание и быстро пришли к решению:

— Короля и всех членов королевской семьи — арестовать.

Ворота дворца Тюильри заперли, охрану удвоили, и генерал Лафайет отдал строгий приказ закрыть все магазины, а также Парижскую биржу. Он опасался выступления плебеев.

Известие о том, что Людовик скрылся, распространилось, как лесной пожар, собрались возбужденные толпы, силой взломали ворота и штурмовали Тюильри.

— Они разбили, растоптали, расколотили и разрезали все, где было имя Людовика или его портреты, — писал один придворный. — Нужно ли было рассчитывать на то, что король явится во главе собранного за границей войска наемников? Тогда это было бы крушением революции.

Якобинцы оценивали событие совершенно по-другому. Жан-Поль Марат, их предводитель, сухо сообщил:

— Братья, к чему волнение? Исчезновение этого паразита фактически означает его отречение от трона. И сожалеть об этом мы будем, наверное, последними.

Генерал Лафайет срочно отправил курьеров. Проследить путь берлины было легче легкого. Само собой разумеется, чудовищная штуковина привлекала внимание людей. Такое не каждый день увидишь.

Оба следопыта, один из них личный адъютант генерала Лафайета по имени Ромёф, и батальонный командир Баийон ни свет ни заря достигли Варенна и лавки месье Соса.

Тот проводил их в свою спальню, где месье Ромёф вытащил из кармана приказ об аресте и хотел зачитать его вслух. Тут королева вспылила, она вырвала бумагу из рук мужчины и хотела разорвать, но король ей помешал. Тогда она в бешенстве швырнула смятую бумагу на пол.

Отважная маленькая группа гусар стояла на страже у двери лавки и вынуждена была выслушивать непристойные оскорбления местных жителей. Король запретил им выступать против этих людей из страха, что некоторые из бунтовщиков могут пострадать. Это было, конечно, очень благородно со стороны нашего монарха, но я не пожалела бы, если бы самым злостным крикунам по крайней мере носы расквасили.

Месье Сос обрадовался, что может снять с себя ответственность за такого высокопоставленного пленника. Пусть оба офицера делают с ним, что хотят. Между тем в город прибыл герцог де Шуазёль, и ему как-то удалось пробиться к Людовику.

— Сир, — заклинал он короля, — я настоятельно вас прошу, садитесь с сыном на лошадь, она ждет за этим домом, и скачите к Буйе. Нескольких гусар хватит для защиты. Подумайте, сколько людей на улицах Варенна: тут Национальная гвардия не сможет стрелять вам вслед, не рискуя устроить кровавую бойню. Возникнет жуткий беспорядок, и вы должны этим воспользоваться, сир. Я уверен, что королеве и остальным удастся спастись. У нас достаточно верховых лошадей наготове, и момент неожиданности на вашей стороне.

— К чему вся суета? — спросил Людовик. — Генерал Буйе расквартирован всего в нескольких милях и, конечно, уже на пути сюда. Я только впустую потрачу время.

Мне удалось перекинуться взглядом с моим любимым Жюльеном. Он устало пожал плечами. Король снова начал медлить, притворяясь, будто проголодался, и попросил подать еду. Мэр не был чудовищем и немедленно поручил это своей жене. Быстро — для планов короля чересчур быстро — еда была готова. Завершив трапезу, король попросил мэра дать детям подольше поспать.

Королева между тем попыталась договориться с женой начальника этого местечка. Она хотела перетянуть мадам Сос на свою сторону. Но теперь всё знали уже слишком многие. Что же тут могла поделать жена лавочника?

— Мадам, — настаивала Мария-Антуанетта, — не могли бы вы использовать все свое женское обаяние, чтобы переубедить вашего супруга?

Эта попытка в своей наивности была так трогательна, что у меня на глаза навернулись слезы, когда я увидела умоляющий взгляд королевы. Женщина не осталась равнодушной — она тоже была матерью. Мадам Сос даже заплакала, когда королева бросилась на колени перед ней, хозяйкой простой лавки.

— Мне так жаль, мадам, — всхлипывала женщина. — Но это означало бы гибель для моего мужа. Король мне правда нравится, но клянусь святой Девой Марией, своего мужа я люблю больше. Поймите, пожалуйста, мадам. Нам бы пришлось бежать, оставить дом и лавку.

Тут королева поднялась и замолчала. И мне стало страшно за наше будущее.

Если и нас, слуг, тоже привлекут к суду, я покажу этим обвинителям. Разве я не свободная гражданка? А раз так, то имею полное право покинуть страну. Или, может, нет? Богом клянусь, я за собой никакой вины не знаю. И все это я собиралась высказать на весь зал. В случае необходимости я обратилась бы к Жоржу Дантону. Он помог бы мне и моей госпоже.

— За окном уже светает; национальных гвардейцев теперь тысячи четыре. Да и толпа зевак перед лавкой становится все больше, — шепнула мне мадам Франсина. — Бегство короля теперь уже невозможно.

— В Париж, — вдруг услышали мы. — Король должен вернуться в столицу. Отправьте его в Париж. Да здравствует нация. Назад Людовика, туда, где ему место.

Не только монарх, но и граждане Варенна хорошо знали, что генерал Буйе уже где-то поблизости. Если этот верный королю офицер идет со своими людьми на Варенн, то у короля хорошие перспективы отправиться в ссылку.

— На границе стоят проклятые австрияки. Нельзя больше медлить с возвращением короля в Париж, — убеждал какой-то мужчина мэра. Тот вдруг стал очень энергичным и потребовал от короля, чтобы тот мужественно покорился своей судьбе и отправился обратно в Париж.

Я не знаю, что меня на это толкнуло, но я попыталась потянуть время. Как будто у меня начались ужасные колики, я трагично завращала глазами, жалобно застонала, прижала руки к животу и театрально упала на большую кровать.

— Пожалуйста, мадам, — причитала я, — ради всего святого, не оставляйте меня здесь умирать.

К сожалению, мои артистические таланты совершенно не подействовали на мэра. Где же застрял генерал Буйе? Было уже больше семи часов. Неужели посланный офицер не застал его в Стенэ?

Король понял, что надеяться теперь больше не на что. План провалился.

Монарх сник. Дети были совершенно сбиты с толку. Девочка уже очень хорошо понимала масштабы этой драмы, и даже мальчику было ясно, что вынужденное возвращение означает большие неприятности для его родителей.

— Наша прогулка закончилась, мадам? — грустно спросил дофин свою гувернантку.

Королева застыла как столб. Только выражение ее лица говорило о том, с каким трудом ей удается сдерживать гнев. Зеваки на улице начали петь про короля насмешливые песни. В принципе они хотели только одного: чтобы он как можно скорее исчез из их города.

И Людовик XVI подчинился давлению народа — как уже не раз в своей жизни. Его величество мог без труда продлить пребывание в Варенне и тем самым выиграть время.

В половине восьмого утра берлина опять была на дороге, ведущей в Клермон и Сен-Менеуль. Какой-то умник между тем успел обворовать карету. Из нее исчезли запасы продовольствия, также она полегчала на несколько ящиков с драгоценной посудой и тончайшим столовым бельем; зато теперь для меня и демуазель Анжелики нашлось место в карете короля. Одноконный экипаж вместе с лошадью остался в Варенне.

Нас сопровождал огромный наряд гвардейцев, кроме того, сотни людей бежали рядом с каретой.

— Совсем безоружных людей во Франции теперь вообще не увидишь. И даже простые женщины носят с собой ножи, дубинки или серпы, — заметила мадам Елизавета, которая в отличие от королевы выглядела довольно спокойной. — Даже у маленьких мальчиков при себе есть хотя бы рогатка.

— Пожалуйста, мадам, задвиньте занавеску, — попросила Мария-Антуанетта графиню дю Плесси. — Не могу на это смотреть.

Но когда мадам Франсина захотела оградить пассажиров кареты от взглядов толпы, раздались протестующие крики. Людовик вмешался — и нам пришлось выносить эти издевательства. Все сохраняли самообладание; даже дофин не показывал страха.

Постепенно настроение народа становилось хуже; неумытые крестьянские рожи заглядывали в окна кареты; вонючие глотки изрыгали непристойные оскорбления, и грязные лапы тянулись в карету, чтобы пощупать платья и прически Марии-Антуанетты и ее невестки.

— Это абсурд, — шепнула я в бешенстве демуазель Анжелике, — наша королева, дочь императрицы и жена монарха, мать дофина Франции, должна терпеть такие оскорбления от грязного сброда, который даже свое собственное имя правильно написать не умеет.

Но маленькая горничная к тому времени уже была так напугана, что сидела с зажмуренными глазами и не отваживалась произнести хотя бы слово. Только позже мы осознали всю трагичность ситуации. Вскоре после того как мы уехали из Варенна, прибыл генерал Буйе со своими отрядами и узнал, что король уже на обратном пути в Париж. Генерал развернул коня и еще мог увидеть, как берлина покидает Варенн.

Тут он понял, что опоздал. Но с другой стороны, если бы он успел, сколько бы могло пролиться крови. Да и исход совсем был неизвестен.