Утащить поселение за сутки — дело непростое. Время прошло в дикой суете. Сдул лодку и передвинул ячейки, уменьшив объём, но подняв грузоподъёмность. Мы отламывали древки гарпунов, ручки от лопат, собирали металлические крюки, которые нужны лесовикам, и ещё кучу всего. Топоры, мечи и молотки совал не глядя. Поменять палку мы сможем в любое время, а вот тащить увесистый кусок железяки на себе не придётся. Отправил в экстрамерность котлы, сковородки и кастрюли, горшки с ценными жирами и ещё всего до кучи. Воды в округе было достаточно, а в богатой природе Люди Леса пусть сами себя обеспечивают. Продуктов не брал. У меня оставалось килограмм тридцать рыбьего мяса и груда рационов «Космо», но это на случай, если совсем припрёт.
В поселении было много детей и животных. Еды на детей можно было взять с избытком, но многочисленная скотина меня сильно беспокоила. Стадо, прущееся через лес и выделяющее уйму метана, будет видно из Космоса; а, вернее, с высоты полёта местных атмосферников, и наверняка привлечёт внимание и возможный удар с воздуха.
Проблему решила сгорбленная бабка-Восходящая и двое подростков. Она взялась вести стадо. На случай пыток, если на неё нападут с неба, она приготовила амулет яда, который её убьёт. Душа прыгнет в гвоздь, и получить информацию о нашем маршруте будет непросто. Подростков предусмотрительная бабулька сразу отослала в соседний лес, и они не будут знать о нашем направлении. Кроме того, стадо может отвлечь преследователей.
Восходящая была говорящей, и кроме подростков у неё в семье жили два хищника, которые интерфейс подсветил как медведь — соответствие термину 28%. Две мохнатые зверюги вели себя словно ласковые собаки, но имели размеры не меньше моего Найтволка и подчинялись умениям старухи. Она жила за посёлком, и как только до неё донесли вести, то подсуетилась. Оставалось поблагодарить местное проведение, что скинуло с меня полсотни проблем в виде крупных животных, без которых некоторые лесовики не хотели уходить, а готовы были встретить все опасности волосатым лицом.
Бросавшие всё люди уходили в никуда, но двигались весьма бодро, неся только минимальное. Лучше на старте взять только необходимое и быстро уйти, спасая жизни, чем брести неспешным навьюченным табором и получить удар с воздуха. При всей лёгкости, с которой мы подорвали корабль незнакомцев, в видении я уяснил, какой мощью они обладают. На Претории была сказка про меч из льда, который замёрз из слёз умирающей матери. Меч был острее мономолекуляров и мог разрубить всё, но только один раз, после чего разлетался на осколки. Корабли были хилые, и будь у меня мой тральщик, я бы тут настоящий конец света их эскадре устроил, но мощь ударов, которые я видел в видениях, и руны, которые они использовали, впечатляли. Для племени волосатиков этого было достаточно, причем с большим запасом.
Когда отошли совсем далеко от поселения и готовы были уже перейти через вершину огромного холма, делившего местность на два водораздела со своими реками и болотами, над лесом вспыхнуло свечение. На месте поселка высоко в небе сверкнуло отблеском сработавшей руны, а с высоты в триста метров начали падать несколько кругляшей, очень похожих на железные бочки. Под огромным давлением из них выходили клубы белёсого тумана, а через несколько секунд газ перестал быть видимым. Я знал, что данное соединение без цвета и запаха, и его можно было увидеть только в тот момент, когда вырывался из баллонов, или что там засунули в руну. У самой земли бочки истаяли, словно были иллюзиями, а остатки тумана хлынули на землю, покрывая огромную площадь. Через минуту ничего не говорило о яде, кроме дохнущих в полёте птиц. Объем отравы был действительно колоссальный.
— Что встали? Пошли-пошли! — начал я подгонять перепуганных аборигенов.
Шторм и Арах помогали двигаться уставшим, бросившим всё нажитое людям. Они поднимали с земли падающих, раздавали подзатыльники и пинки лентяям, подставляли сильные плечи, когда бредущие падали от усталости.
Не прошли мы и десяти минут, как засвистела молодая девушка, давая мне сигнал. Она была Восходящая, владела руной-существом — небольшой птицей, которую я использовал в качестве дрона-наблюдения. Мы все бросились под деревья. Могучие исполины возвышали свои кроны на сотни метров, и если забраться вверх, то можно будет взглянуть на посёлок. Арах и ещё двое волосатых на скорости истребителя влезли на верхушку дерева и скинули мне верёвку с петлёй. Мне оставалось только поставить ногу, взяться руками и как на лифте подняться на верх кроны.
— Четыре дракона, — сообщил мне громила.
Действительно: тот, кто придумывал эти обводы, или мечтал о несбыточном, или просто не знал базовых правил аэродинамики. Как по мне, корабли совсем не были ни на что похожи, а узнавалось только днище и аппарель, из которой лился плотный туман, покрывая местность. Пыхтя и стараясь успеть на самое интересное, влезла Склизкая и тоже замерла, наблюдая, как четвёрка кораблей заканчивала отрыгивать туман, а потом взмыла вверх, став точками в небе. Они ушли в сторону теневых земель. Туман постепенно начинал рассеиваться, а мы ещё некоторое время сидели на ветках в полном молчании, наблюдая за последними белёсыми клочками.
Как только спустились, рыбообразная и девчонка с птицей увязалась за мной. Арах и его парни тоже шли молча. Я стоял и ждал, пока остальные выползали из своих тайных укрытий из-под кустов. Специально просил выбрать такую дорогу, чтобы был шанс укрыться от наблюдения с воздуха. Сверху росли гиганты со стволами толщиной с дом, чуть ниже — деревья поменьше, а у земли — совсем дремучий подлесок, в котором и попрятались по сигналу тревоги те, кто не нужен был на дереве.
— Расскажи: что ты видел? — спросил я мужчину, стоявшего рядом с Арахом.
— Им было мало яда, и они ещё, — ответили мне.
— Нет. Они сбросили реагент. Это вода, которая убила яд и теперь там можно жить, там нет отравы. Можно вернуться, и если кто-то хочет это сделать — может идти прямо сейчас, остальные уйдут.
— Мы все должны вернуться, — пробасил здоровяк, стоявший у меня за спиной.
Мне про него Арах говорил. Он был угрюм, несговорчив, сам себе на уме и являлся сильным деревянным Восходящим.
— Если хочешь — иди, — не оборачиваясь ответил я, и не думая смотреть в его сторону.
— Должны вернуться все, — ещё раз повторил волосатый громила.
— Теперь здесь никто никому не должен. Хочешь — иди, мы идём к стреле, — за малым не прорычал я.
Мне презрительно фыркнули. Но он поднял мешок у выбившейся из сил женщины, а затем потопал в глубь леса, пробивая проход остальным. Не люблю я таких разговоров, а особенно такого согласия.
Через три дня мы вышли к стреле. Было очень похоже. Кто-то вырезал идеальный остроконечный треугольник прямо в камне, зашлифовав до идеала. Остриё возвышалась на сорокаметровой высоте над идеально отполированной площадкой. Широкая дорога вела в обход и заходила на ту сторону горы, выводя на остриё. Это был наша главная цель.
За это время мы дважды в ночной дали видели корабли, но нас они под густыми кронами обнаружить не смогли. Именно эта стрела была странная. Она перемещала на расстояние в почти тысячу километров, но могла бросить в пятно с площадью в сотню квадратных километров. Варианта быстрее убраться из этих земель не было, но существовал огромный риск. С небольшой вероятностью моё племя могло отправить на земли поклоняющихся честнейшему. Это был всего небольшой кусочек пятна, но этот вариант тоже надо было учитывать.
Народ Чести имел свои заскоки. Они были настоящие фанатики и строго соблюдали правила, традиции и законы, никогда не врали и были до отрыжки правильные. Одно из правил гласило: только на время Тинга их земли открыты, а всех остальных ступивших на их территорию они убьют. Если кому-то надо было пройти по их землям, то получал разрешение, при этом не тогда, когда уже запёрся на их территорию, а заблаговременно. С большей вероятностью нас кинет именно рядом, но могло и внутрь. Было ещё одно правило: честнейшие преследовали только до границы, и если ты пересёк черту, то будь ты хоть в шаге от удара меча, преследование прекращалось. Земли честнейших — богаты, поэтому многое этим пользовались: заскакивали, хватая ценности, и улепётывали со всех ног, пока не влетело.
Лесовики умели двигаться по любым местам, отлично маскируясь. И даже если нас засекут, оставался шанс разбиться на отдельные группки и сбежать, но хотелось надеяться, что стрела сработает как всегда, и нас выкинет на остальные восемьдесят квадратных километров среди ничейных земель.
Прямо не удивился, когда в середине дня, когда свет игг-древа самый яркий, услышал:
— Что ты можешь без своего Найтволка?
Это был тот самый мужик, который предлагал вернуться. Вот же тварь! Дождался дня. При таком свете Кусь точно не придёт. Передо мной встал Арах, вытаскивая нож:
— Ты отдал мне жён. Я его накажу!
Пришлось положить ладонь на его руку и, слегка придавив, вернуть клинок в ножны. Гадёныш стоял на самом краю стрелы и смотрел на то, как я не дал вмешаться в наш спор. За ним — обрыв, а внизу, метрах в сорока, — пропасть с ровным дном, как будто кто-то каждый день шлифовал горизонтальный срез горной породы, да так тщательно, что даже пыль и песок не задерживались. Гладкая поверхность блестела чистотой.
Я подошел, долго смотрел в глаза и спокойно сказал:
— Здесь я командую. Выполнять!
— Главным будет тот, кто сильнее, — озвучили мне причину неповиновения.
Ах вот оно что! По вечерам права качать боялись, но злобу копили. «Лучше пусть на тестировании все экскременты всплывут, чем потом мне это надо будет по миллиграмму из дыхательных фильтров выковыривать», — часто говорил мне главный техник основной ремонтной палубы. Полностью согласен. Лучше решить все вопросы сейчас, чем потом, когда мы пройдём стрелой в чужие земли.
— И с какого такого ты стал сильный? Главное, чтобы после смерти мне твоих жён не передавали, то не всегда удается удачно пристроить, — сказал я, криво улыбнувшись.
С последними звуками фразы он сделал рывок, меня схватили могучие руки, и просто швырнули назад, за край обрыва. Он был в полтора раза крупнее и при этом Восходящим, вложившим немало рун в усиление тела. А я — капитаном малого тральщика, почти пилотом, с усиленными нервными окончаниями, реакцией и дополненной симбионтом моторикой. Мой противник вложил немало деревянных рун в тело, но ему было очень и очень далеко до моей скорости и реакции. Оказавшись над обрывом, я намертво вцепился обоими руками в перевязь и рукав здоровяка, и моё тело по инерции дернуло варвара за край обрыва. Мы оба полетели вниз.
Он отпустил меня в полёте и яростно орал и махал руками, а я старался не думать, отдаваясь на волю инстинктам. Я капитан всего и сразу, но скорее пилот и техник. Для техника время не пришло, а вот пилотские импланты — это не только реакция. Они преобразуют тело, создают дополнительные жесткости, формируя ещё один ряд хрящей в позвоночнике и закрепляя органы; управляют кровотоком, не позволяя крови покидать мозг при огромных ускорениях.
Пилот может прыгнуть с пятидесяти метров, выдерживает сорокакратную перегрузку и ещё умеет много чего недоступного обычному телу. У них даже телосложение немного другое, чем у обычных людей. Пилота всегда можно узнать по выпирающему горбу позвоночника и шее шире головы. Я не был ни пилотом, ни десантником, а был капитаном; всего по чуть-чуть. Не думать, давая телу делать всё, как правильно. Вытянутые носки, переход на пятки, присед на максимальную глубину, надрывая мышцы и сухожилия, но не превращая мышцы ног в кровяной фарш из костей и мяса, а дальше — ровный позвоночный столб, который должен сдержать основной удар. Дублирующие позвоночные диски схлопнулись, превращаясь в кровавые грыжи, а поддерживающие внутренние органы запасные плёнки растягивались, но так, чтобы и погасить инерцию, и не дать разорваться печени, оторваться почкам и удержать лёгкие на рёбрах. Кости позвоночника схлопнулись на специальные дополнительные диски. Я был жив!
Я есть! Я ощущаю свое тело, сидя в глубоком приседе и через боль распрямляя ноги. Поднимаюсь, разведя руки в стороны и смотрю вверх. Сорок метров высоты. Я уже понимаю, что скоро, когда имплант перестанет блокировать нервные окончания, мне будет очень больно. Туда, откуда секунду назад дошел звук глухого шлепка, даже не оборачиваясь, протянул руки и забрал руны и звёздную кровь. Всё будет потом. Мне плевать, что там, и даже не посмотрю.
Уселся недалеко от стрелы на камне около длинной крутой лестницы, которую кто-то соорудил, чтобы пешему не надо было обходить гору, а быстро подняться на стрелу. Сверху на меня смотрело множество глаз. Пусть смотрят.
Забрал только руны и звездную кровь, оставив всё остальное. Даже оборачиваться не стал, просто протянув руку за спину, коснувшись тела. Имплант не сможет сдерживать боль вечно. Склизкая прыгала вокруг меня, озабоченно узнавая все подробности моего здоровья.
Вколол себе обезболивающее. Подобные модификации тела спасают жизнь, но дарят боль дважды. Первый раз — когда схлопывается позвоночный столб, разрушая резервные диски, а второй — когда имплант начинает их отращивать заново, раздвигая кости обратно. Причём оба процесса важны для жизни. И если стоит вопрос, будет это болеть или выживать, то логика симбионта всегда даёт предпочтение выживанию, а человечишка может и потерпеть.
Ко мне подошел Арах и выложил целую груду оружия, одежду, небольшой мешок и стигмат.
— Архераил, это принадлежало ему. Теперь всё оно — твоё.
Я через боль улыбнулся:
— Жён заберешь? Жаль, что пришлось убить ещё одного Восходящего твоего народа.
Волосач оскалил рожу в улыбке:
— Он всё равно был придурком. Не было у него никаких жён. Ничего хорошего никому не сделал, а гвоздь получил просто за то, что здоровый вырос. Нельзя было такому огромному не дать, только вот нисколько не поумнел…
— Арах, гвоздь твой, мне не надо. Забери. Отдашь кому-нибудь из молодых, — может, кто поумнее вырастет. Остальное тоже раздай. Я забрал руны и звездную кровь.
Спорить с моим решением здоровяк не стал, а только положил руку на плечо и слегка надавил, используя традиционный жест благодарности. Арах сгреб принесенное барахло в охапку, и утопал, оставив Склизкую прыгать около меня. Такое ощущение, что та своим женским чутьем или каким-то умением прекрасно понимала, где и что болит.
На вхождение в форму ушло ещё два дня. После стычки на стреле мы ушли с горы и спрятались в укромном месте, а когда на стрелу вломилось внушительное стадо копытных в сопровождении подростков и старухи с двумя косматыми хищниками, всё племя, побросав свои дела, шагнуло в древний транслокационный портал. Всего шаг — и уже совсем другая местность, свет древа чуть сменил направление. Мы оказались в самом центре боевого построения огромной армии.
Я даже не стал ругаться вслух. Народ Чести оказался азио, с немного резкими чертами лица, но такими же узкими и внимательными щёлками, глаз как у Цая. Мы не ожидали увидеть нарядный строй воинов в доспехах и ярких халатах, вооружённых пиками, луками, и множество Восходящих, державшихся особняком, но представляющими из себя не менее грозную силу, чем строй копейщиков. В наших глазах царило изумление и удивление.
Ещё большее удивление было у честнейших. Казалось, щёлки узких глаз изменили геометрию, когда между двумя отрядами прямо напротив группы нарядных всадников на Кархах появились мы — грязные, лохматые, наверняка плохо пахнущие, да ещё и со скотиной.
Главный азио уже хотел что-то сказать, но я заорал, выхватив из криптора мачете:
— Состязание! Я вызываю тебя на состязание!
Все замерли. Барабанщики на тауро, отбивавшие ритм, простые воины и свита главного, которого я безошибочно определил, смотрели то на него, то на меня. Ещё можно было убежать с земель честнейших, если бы нас просто бросило на край территории, но нас отправило прямо в середину огромной армии. Догадываться, что здесь происходит, я не стал, а просто стоял и ждал, смотря главному в глаза, отливаемые серебром.
Предводитель протянул руку, сверкнув руной, в его руке оказался меч, весь украшенный и пылающий огнём. Мне криво усмехнулись, покровительственно позволяя начать первому, и, спрыгнув с Карха, небрежно перекинули меч из ладони в ладонь.
Меня в детстве учили пользоваться клинковым оружием. Совсем немного. Нас одевали в тяжеленную металлическую броню и выпускали драться. Колоть было нельзя, а вот врезать железякой на излёте — в самый раз! Из реальных навыков преподавали рукопашный бой как дань традиции, а также владение современным оружием. Клинками же мы больше красовались, размахивая, как пропеллерами и разрубая груды овощей, изображавших негодяев.
Не подходя к азио, я замахал мачете, крутнулся на месте, разрезал клинком воздух, а затем, выхватив из криптора вяленый кусок мяса, подбросил и в один удар разрубил в полёте.
— Ха! — заорал я, воткнув клинок в землю.
Азио, словно собака, склоняющая голову, рассматривал мою заросшую щетиной и грязную рожу, а затем сделал пропеллер, с каждой руки и над головой. Меч вращался столь быстро, что воздух горел по лезвию, оставляя марево, а затем, замерев в воздухе, растворился.
Я вспомнил, чему учили в детстве, сделал пару приставных шагов в сторону, потряс руками в воздухе, крутнулся и, сделав кувырок назад, приземлился на одно колено, разведя руки в сторону:
— Ха! — сообщил я о том, что танец закончен.
Азио скривил уголок губ и прыгнул вверх метров на пять, вращаясь волчком, затем плавно опустился, гордо посмотрел и сложил руки на груди.
— Ха! — известил я округу громким криком, начиная следующее испытание и спуская штаны до земли.
Цай всегда говорил, что почти наверняка у тебя будет маленькое преимущество перед азио, но девкам плевать, особенно когда они знают про твою безлимитную капитанскую карту.
Всё погрузилось в гробовую тишину. Казалось, что даже насекомые в траве и птицы в небе замолчали. За моей спиной стояло грязное, волосатое и уставшее племя, а за спиной главного азио — замершие ряды его воинов.
Главарь смотрел мне в глаза, а потом начал читать стихи, сверля взглядом. Завершив, пояснил на Едином.
— Это древняя песня Народа Чести. В ней говорится: что позволено грязному медведю со свалявшейся шерстью, то не позволено гордому тигру, парящему высоко в облаках. Я позволяю твоим людям проход по землям моего народа, даже можете остаться. Наши леса огромны, а реки глубоки и обильны. — и он сделал лёгкое движение рукой, и воины раздвинулись, освободив нам проход.
Когда я проходил мимо вождя честнейших, он слегка ткнул меня плечом:
— Как твоё имя, дикарь?
— Архераил.
— Я запомнил. Мы ещё обязательно встретимся.
Я кивнул и ушёл не оборачиваясь, а на затылке чувствовал пронизывающий внимательный взгляд узких глаз.
Как только скрылись из виду, ко мне подошёл Арах, Шторм и везде сующая свой нос Склизкая:
— Я с тобой больше никуда не пойду. У меня подшёрсток поседел на всём теле, — сообщил волосатый здоровяк.
— А я в туалет собрался прямо там, только так испугался, что заклинило, пришлось полностью посмотреть выступление. А каковы стихи, какой смысл! — загоготал Шторм.
— Я что-то не так сделал? — уточнил я.
Арах заговорил:
— Я просто хочу знать: о чём ты думал?
— Ты сам мне рассказывал, что у них правила, и они должны были нас убить. Даже если на их территорию загнали враги или дикие звери, то это ничего не меняет. Ты можешь принять бой и не заходя на их землю. Арах, ты мне после поединков приводил жён. Вы — моё племя, и если я проиграю, то все станете пленниками. Одно дело — убить нарушителей границы, и совсем другое — собственных трелей. Наверняка у честнейших такое не поощряется.
На моё плечо легла рука здоровяка и сжала почти до хруста костей.
— Ты жертвовал собой. Спасибо. Тебе Архераил сделали подарок, разрешив проход и поселение здесь. Теперь мы им должны и никуда дальше не пойдем, а останемся здесь жить. Люди Чести никого к себе никогда не пускают, и даже торговлю ведут только по периметру своих земель. Люди Чести сильны и многочисленны, у них огромные территории, и они сумели вырастить своё малое древо; причем не только вырастить, но и отстоять его самостоятельно, без помощи Наблюдателя, понеся огромные потери. Они выстояли, за что были награждены. Они единственные, у кого есть золотые Восходящие. Золото есть только у них и около главного древа.
— Да брось!.. Просто нам повезло, а вот в ваших лесах отравили бы наверняка, — и немного сменил тему. — Вы собираетесь влиться в Народ Чести?
— Это будет неизбежно. Если не в этом, то через пять поколений народ, который имеет всего десяток Восходящих, будет повержен. У нас только два варианта: либо мы примкнём к сильным, либо наши стигматы обменяют на Тинге те, кто оказался сильнее нас.
— Я его так напугал? — ухмыльнулся я.
— Нет. Ты его удивил. Понимаешь, Архераил, есть вещи, которые делаются впервые. Человек потом сам придумывает правила, но позже. За пощёчину можно дать ответную пощёчину. За плевок в лицо объявить кровную месть, а вот что делать за это, как правильно? Что такое победа? Кому зачтет победу Наблюдатель и выдаст награду, если в ответ на твои снятые штаны тебя в клочки разорвут? Не потому, что это плохо или хорошо, а этого просто никто не знает. Уже в следующий раз придумают правила, по которому за одну мысль так сделать тебя нужно будет порезать на тысячу маленьких Архераильчиков.
Я рассмеялся:
— А может, нужно в ответ показать?
— Тогда можно и проиграть. Мы все разные, и если не развивать специальные атрибуты тела, то исход поединка будет не очевиден. Сейчас ты очень удивил младшего вождя Людей Чести, заинтересовал и ввёл в недоумение. Хотел спросить: у тебя случайно навык «Наглость» не появился? — шутливо спросил здоровяк.
Я пробежался взглядом по рунному интерфейсу и озадаченно задумался. В разделе ментальных способностей появился параметр «Наглость». Один из Десяти, ранг дерево (соответствие термину 62%) В вашем голосе звучат вибрации истины, и если окружающие в смятении, то это может склонить чашу равновесия в вашу сторону.
Подумал, что помимо наглости может быть чувство правды, и гораздо более развитое, поэтому уклончиво ответил, широко улыбнувшись:
— Хорошая штука. В этом мире может очень пригодиться.
Пришла повеселившая меня мысль, что главная броня тральщика — его наглость. Именно своей непредсказуемостью, безумным риском, вскрывающим хитрые ловушки и вызывающим на себя неадекватную агрессию, тральщики прокладывают безопасный путь остальным кораблям эскадры.