Капкан для лешего

Глава одиннадцатая.

Лешие со всех околотков собирались к землянке Ставра. Первым пришел Колотей: длинный и тощий, как жердь. В руке такой же длинный черный посох, с которым он никогда не расставался, как не расставался с просторной зеленой курткой, расшитой по воротнику и рукавам затейливыми серебристыми узорами. Никто не считает лешачьи годы, никто не знает, сколько тому или иному лешему лет, но Колотей был самым старым в Лесу. Ухоженная белая борода его опускалась ниже пояса, негустая, седая шевелюра рассыпалась по плечам. И темное лицо было в глубоких морщинах, как кора старого дуба. А взгляд из-под нависших кустистых бровей был пристальным, будто видел леший что-то такое, особенное, другим недоступное. Колотея в Лесу уважали, к его мнению прислушивались. И побаивались. Если Ставр был здесь хозяином: лешими выбранный и утвержденный вышестоящей властью, а, значит, всем остальным за руководителя и старшего брата, то Колотей как бы считался дедом, хранителем вековых обычаев.

Следом за ним и сорока Фроська объявилась. Она такое собрание леших никак не могла пропустить. Опустилась на заветный дуб, деловито попрыгала по веткам, поклевала каких-то одной ей видных букашек, перышки почистила и уселась, глаза прикрыла. Будто подремать собралась, будто случайно сюда залетела и то, о чем станут говорить лешие, ее совершенно не интересует.

За ней Гонта с далекого шестого кордона прихромал. Еще в детстве толстая лесина ему на левую ногу упала - кости вдребезги. С тех пор и хромает. И не опоздал Гонта, в назначенное время явился. Обычно он всегда опаздывал, потому что пока добирался от своих дальних владений, непременно его что-то задерживало. То ветер трухлявое дерево повалил, и следовало его с тропинки убрать, то лосиха никак отелиться не может и надо ей помочь, то еще что-нибудь такое же важное, спешное, мимо которого ни один леший пройти не может. А бывало, что и сам в какую-нибудь неожиданную яму провалится, или нога на случайной кочке подвернется. И от этих постоянных напастей и нежданных неприятностей характер у него окончательно испортился. Стал он нервным, дерганным и всем недовольным. Все ему не нравилось, ко всем придирался, слова просто так не скажет, непременно с подначкой, с подковыркой. Лешие уже привыкли, что без подковырок Гонта не может, и не обращали внимания. А это его еще больше заводило.

Хоть и вовремя пришел Гонта, физиономия у него была кислей кислого, как будто он весь день глотал головастиков в самой гнилой бочажине Хлюпошлепного болота и диким щавелем закусывал. Ни на кого не глядя, леший молча уселся на край бревна, прикрыл глаза и стал думать что-то свое недовольное.

Могута с Еропкой парой появились. И как всегда о чем-то спорили.

- Ставр, ты нас рассуди, - попросил Могута.

- А что Ставр!? А что Ставр!? - подпрыгивал возле него Еропка. - Ты всю жизнь ставровым умом жить не станешь, самому соображать надо. Мыслить надо! Если ты мыслишь, значит, ты существуешь! Понял!?

- Я, значит, не мыслю, а ты, значит, мыслишь?

- Так это же и есть превентивная гармония в действии. В этом мы как раз друг друга и дополняем. У тебя сила, а у меня мысль! А когда они вместе, можно по линии прогресса невиданных вершин достигнуть.

- Вот и достигай. А мне твои вершины ни к чему, - не соглашался Могута.

- Не понимаешь ты своего предназначения... - Во! И молодое поколение здесь, - обрадовался Еропка, увидев Гудима и Буряту. - Нет, ты посмотри, Могута, какие ладные лешаки подрастают. А главное - умные! Хорошая смена нам идет. Ну, докладывайте сыщики, чего нашли, чего сообразили?

- Погоди, Еропка, не егози, - остановил его Ставр. - Дождемся остальных, чтобы всем сразу и рассказать. А сначала вас послушаем.

- А чего нас? За нами задержки не будет. Мы завсегда готовы! Задание выполнили полностью и, кроме того, глубоко поразмыслили, так что у нас тоже некоторые глубокие соображения ума есть. Могута, видишь, надулся как индюк после сытного обеда. Это значит - он что-то важное узнал. Но мне индивидуально ни слова не сказал. Тоже хочет всем сразу.

Пока Могута и Еропка усаживались на бревна, Клямке явился, грустный и недовольный. Кончики его усов были уныло опущены. Даже перо на шляпе, соответствуя настроение хозяина, торчало не так гордо. И без своего любимого посоха явился леший.

- Я просиль моховик весь собирать на blumen поляна. Иди туда говорить с этот маленький глюпый народник, а моховик ни один нет, - пожаловался он. - Никакой дисциплин, никакой порядок.

- Надоел ты им, вот они от тебя и сбежали, - сказал Гонта то, о чем подумали и другие. Только остальные вежливо промолчали, не хотели обижать Клямке. А Гонта был среди леших грубияном, и не признавал вежливость. Ему начихать было, на чьи-то обиды.

- Помолчи, - попросил его Колотей.

- Я что, разве неправду говорю! - не послушался его Гонта. - Наш Клямке заставляет этих рыжих дурашлепов строем ходить. Моховиков - строем! Умора! Не от большого ума, такое, придумывают. Вот они от него и прячутся.

- Велели тебе заткнуться, так послушайся хорошего совета, - сердито уставился на него Могута. - Не заткнешься, так я тебя по балде стукну.

Гонта заткнулся, решил не спорить с Могутой. А Клямке стал оправдываться.

- Это есть совсем глюпий клеветний слюх, - объявил он. - Я никогда не заставить моховичок ходить в строй. Я совсем нежно уговаривать их ходить по тропинка.

Селий пришел, по-доброму всем улыбнулся. Он всегда улыбается. В Лесу добрей и бескорыстней Селия не сыщешь. И самым болезным он был в Лесу. Лешие ведь все, как один, крепкие, здоровые, никакая холера к ним не пристает, да и мелкая хворь редко цепляется. То, что Еропка жаловался на свои недомогания, так это же Еропку знать надо. Ему и похвастаться удовольствие и пожаловаться - тоже удовольствие. А Селий среди здоровяков-леших был исключением. У него одного болезней было больше, чем у всех леших вместе взятых. Он ни дня без какой-нибудь хвори не обходился. То у него в коленках хрустит, то в боку колет что-то острое, то перед глазами черные крапинки мельтешат, то зубы болят... Склероз его так одолевал, что он иногда даже имя свое забывал. И в рассуждениях его нередко заносило в такую даль, из которой и вернуться было почти невозможно. Давление у Селия было особенным и шло крутым зигзагом: утром падало почти до нуля, а к вечеру так зашкаливало на верхнем пределе, что другой леший от такого давления давно окочурился бы. А болезненному Селию, все нипочем: бредет потихоньку, кашляет, коленками скрипит, но дело свое делает.

Ходил он как-то боком, хромая на обе ноги и согнувшись. Личико у него было маленьким и в частых частых морщинах, как у засохшего на дереве яблока. Голова гладкая, как колено, ни единого волоска. И борода - не борода. Так, какие-то пегие клочья беспорядочными кустиками торчали на подбородке. Ему бы давно на пенсию уйти, на заслуженный отдых по возрасту и состоянию здоровья. Но он не мог без Леса, считал, что никто лучше него этот Лес не знает и без него весь порядок нарушится. Как только разговор о пенсии заходил, у Селия слезы на глаза наворачивались. А лешие, хоть и не назовешь их особо добрыми, слабых жалеют.

- Птиц я сегодня слушал, - сообщил Селий. - Маленькие, а до чего благостно поют. Послушаешь их, и благородные мысли приходят, как-то чище становишься. Вот я и думаю, а что если собрать в Лесу всех певчих птиц и создать... - Селий замолчал, вспоминая слово, которое хотел сказать, но вспомнить никак не мог. - Это самое, - повел он рукой. - Ну, этот самый, - обратился он за помощью к лешим, - когда их много собирается и все вместе поют но на разные голоса... - он поморщился и пожал плечами, - Только что помнил. И забыл...

- Хор, - подсказал Ставр.

- Точно, хор! - обрадовался Селий. - И слово простое, тысячу раз говорил его, а забыл. Замучил меня склероз. Так, все хорошо помню, а отдельные слова забываю. Погода сегодня хорошая. Солнечно, сухо. Для насекомых очень полезная погода, особенно, для муравьев, - с удовольствием сообщил он.

- Зачем их собирать? - спросил Могута.

- Кого, муравьев? - удивился Селий. - А чего их собирать, они и так все вместе.

- Птиц. Ты только что говорил, что всех птиц надо собрать и пусть они хором поют.

- Ах, птиц... - обрадовался Селий. - Конечно, надо собрать. Если они все вместе станут петь, красота их пения, во много увеличится. И все, кто их услышат, сразу станут добрей.

- Волки перестанут жрать зайцев, - подсказал Гонта. - Перейдут на травку и на ягоды.

- Все полюбят друг друга, - не слушая его, продолжал Селий. - И воцарятся в Лесу мир и покой.

- Дирижировать хором, надо поставить ястреба, - елейно протянул в тон ему Гонта. - Его все будут слушаться.

- Нет, - совершенно серьезно не согласился Селий. - Ястреба нельзя. У него нет этого... Как его?.. Музыкального слуха, - вспомнил он и обрадовался. - Да, да, у него совершенно нет музыкального слуха. Поэтому он не понимает, как важна в природе гармония и как облагораживает музыка. Он станет кушать поющих птичек и хор распадется.

- Оказывается, наш блаженный, кое-чего соображает, - удивился Гонта.

- Но дирижер нужен, - не обратил внимания на его реплику Селий. - Надо подумать, кто бы этим прекрасных хором мог руководить, - и сел на краешек бревна думать.

- Что-то Хрола нет, - отметил Ставр. - Могута, ты к Хролу заходил?

- Нет, мне не по пути было.

- Ты, Еропка?

- Чего к нему заходить! И так все в Лесу знают, что лешим к тебе собраться надо. Вон, видишь, и Фроська на своем месте. К Клямке тоже никто не заходил, а он тут.

- Да, по весь Лес есть такой полный для всех известность, - подтвердил Клямке. - Все леший собираться к тебе на grosser и очень важный совет.

- Заблудился наверно Хрол, - хихикнул Гонта.

- Пустое, не может леший в лесу заблудиться, - не согласился Могута.

- Хрол может, - продолжал посмеиваться Гонта. - У него, на месте левого глаза, сейчас большой разноцветный фингал: желто-сине-зеленый. А все тропинки у нас узкие. Он тропинку может и не разглядеть.

- Что такое есть этот фингал, который иметь отшень странный цвет и зачем Хрол его надеваит, если с ним не видно тропинка? - полюбопытствовал Клямке.

- Он вся прошлый ночь крепко пить березовый сок и от этого, очень много становиться совсем дурак, - Гонта повертел указательным пальцем возле виска. - И хотеть немножко драться, - продолжал он объяснять, подстраиваясь под манеру Клямке. - Потом ему очень достали крепкий кулак в глаз, и он стал хозяин большой и красивый синяк. А по нашему, по простому - фингал.

- С кем это он? - спросил Ставр.

Леший не удивился тому, что с Хролом опять что-то произошло. С Хролом всякое случалось: и с березовым соком он меры не знал, и подраться охоч. Давно бы его из Леса выгнали, но в трезвом виде работником Хрол был отменным: за деревом лингко ухаживал старательно, со зверьем дружил и свой околоток содержал в порядке. Такого опытного лешего как Хрол не сразу и заменишь.

- А их не разберешь, - стал объяснять Еропка, который, конечно же был уже в курсе ночных событий. - Там и Филька замечен, и бродячий полевик чего-то затесался. Говорят еще какая-то непонятная темная личность с ними шебуршилась, никому неизвестная и до сих пор не опознанная. И каждому досталось. На Ромашковой елани такая коллизия развернулась, что даже самого водяного слегой поперек спины перетянули. А все почему? Потому что ты, Ставр, либерализьм развел. Полная свобода совести и никаких понятий о всеобщей культуре. Как что - так сразу кулаком в морду тычут или дубиной поперек спины охаживают. В наше время такого не допускали. Уж, ежели, кого били, так за дело и с общего вотума. А сейчас народ распустился. Лупцуют друг друга просто ради личного удовлетворения. Личное, понимаешь, ставят выше общественного. Никакой толерантности!

- Молодой ты еще, чтобы вспоминать, как раньше было, - поправил Еропку Колотей. - Когда было Раньше, тебя еще и в помине не было. Ничего ты не знаешь, и вспомнить тебе нечего. И не о том разговор ведем. Тут беда пришла, думать надо, как зерна спасти, а они: кто кому фингал поставил, да кто кому морду набил. Хрол, видно, и вправду не придет. Начинай Ставр. Обойдемся и без Хрола.

Гудим и Бурята стояли у дуба. Сидеть рядом со старыми заслуженными лешими им не следовало. Стоя они оказывали старшим свое уважение. До того как лешие собрались, братья оговорили со Ставром, что следует рассказать всем, а о чем лучше пока умолчать. Договорились, что об итогах расследования доложит Бурята.

О самой пропаже зерен все уже знали, и Ставр ничего объяснять не стал. Только и сказал:

- Такие вот дела... Значит, срочно потребовалось собраться, посоветоваться. Надо нам решить, как быть, как зерна драгоценные найти. Не найдем, значит всем в отставку подавать. Потому что стыдно и позорно перед обществом. Не оправдали мы, значит, общественное доверие. И я в отставку пойду первым. Колотей правильно сказал, время тянуть нам ни к чему. Для начала, если кто чего спросить хочет, спрашивайте.

- Молодые грозились поискать, нашли чего или как? - спросил Могута и остальные поддержали его. Кто словом, кто кивком головы.

- Вижу, о братьях вы все уже знаете, - продолжил Ставр. Старшего Гудим зовут, который подлинней - тот Бурята. На практику к нам приехали. Но в криминалистике разбираются. А это нам как раз и нужно. Взялись помочь нам найти зерна. Ведут расследование. А мы все должны им, как следует, помочь. Рассказать все, что видели, все, что знаем, что думаем, кого заподозрить можно. Так я говорю? - посмотрел он на молодых леших.

- Так, - подтвердил Бурята. - Расследование мы начали. Не скажу, что многого достигли, но кое-что сумели выяснить, кое-что определить. И сейчас мы вам расскажем все, что узнали, все, что думаем об этом преступлении. Но вначале хотелось бы послушать вас. Вы прекрасно знаете Лес, и можете оказать неоценимую помощь в поисках преступников. Нас интересует все: ваши наблюдения, ваши мысли, ваши предположения.

- Давайте по порядку, - предложил Ставр. - Пусть каждый расскажет, не встречал ли на кордоне чужих? Может, что-нибудь неправильное кто-то заметил, подозрительное? Любую мелочь нескладную припомните. Нашим сыщикам для анализа все важно. Так я говорю? - опять спросил он у братьев.

- Так, - подтвердил Гудим. - Любая мелочь важна.

- Я видеть неправильный явлений, - начал первым Клямке. - На мой кордон кто-то ходить совсем неправильно, не по тропинка, и просто дико растоптайт отшень красивый цветочки и сочный зеленый травка.

- Может кто-то из здешних растяп, - предположил Гонта. - Наши тоже, бывает, напрямки прут, даже сквозь кусты как лоси ломятся. Остановишь такого остолопа узколобого, говорит что торопиться, некогда ему. А моховики, те вообще не знают, что такое тропинка.

- На другой кордон такой может слючай бить, на мой кордон - никогда нет, - не согласился с ним Клямке. - У нас польный запрещений ломиться прямо. Есть мой совсем твердый указаний - ходить только по торный тропинка. Все его отшень строго выполняит. Глюпий маленький лось ходит только по тропика. Моховик совсем редко с тропинка сходит и никогда не топтаит цветы. Топтаит цветы кто-то fremder. Начинаю думать, что в наш Лес есть пльохой пришелец. Наверно он воровать зерна.

- У тебя все?

- Да, я так отшень твердо думать, что в Лес есть негодяйный пришелец, воровающий зерна.

- Ясно, - Ставр посмотрел на Буряту, учел ли он мнение Клямке о негодяйном чужаке. Тот утвердительно кивнул головой. - Теперь давай ты, - попросил Ставр Гонту.

- Так вроде у нас на кордоне все в порядке, все как всегда, если не знать, что зерна украли, - Гонта сердито поскреб заросшую щетиной щеку. - А если учитывать кражу зерен, то многое подозрительным кажется. Встретился мне вчера знакомый пущевик, пришел, как всегда, березового сока хлебнуть. Жалуется, что стукнул его кто-то по башке. А когда очнулся, оказалось, что у него карманы очистили, и туес с соком забрали. Кто стукнул, не видел. Сзади тихо подошли и стукнули. Стукать у нас и до того стукали, что уж тут говорить. Вон Еропка сказал, что даже водяного орясиной огрели. А чтобы по карманам шарили, такого никогда не было. И вещи пропадать стали. Весы у меня были пружинные. Спохватился - нет весов. Никак найти не могу. Я подумал, что сунул куда-то и забыл. А теперь рассуждаю - украл кто-то. Весы эти годами у меня возле землянки лежали, никто не брал. А тут исчезли. И нож садовый пропал. В кармане куртки лежал, куртка возле землянки на сучке висела. Нет ножа. Тоже вряд ли я его потерял. Он у меня сколько лет. Это, что же получается, столько лет ничего не терял, а тут сразу и весы и нож. Не может такого быть. Еропка говорит, в ночной драке кто-то незнакомый участвовал. А мы всех знаем, у нас незнакомых нет. У нас если дерутся, так только знакомые со знакомыми. И никогда не пропадало ничего. Где оставишь, там потом и берешь. Я думаю, Клямке прав, чужие у нас в Лесу объявились.

- Давно вещи пропадать стали? - спросил Гудим.

- Точно сказать не могу, я же не сразу заметил. Но, думаю, весы дней десять тому назад пропали. А что ножа нет, я только вчера спохватился.

- Никого постороннего на кордоне не видел? - продолжал Гудим. - Это очень важно.

Гонта задумался. Глаза прищурил, затылок почесал.

- Нет, не припомню, - наконец решил он. - Может, что и мелькнуло издали, но про чужих не подумалось и внимания не обратил. Ничего сказать не могу.

На кордоне у Колотея все было спокойно. Во всяком случае, сам Колотей ничего непривычного не заметил, чужаков не встречал. И не пропадало ничего. Селия же спрашивать не стали. Он хоть и сидел рядом, но был где-то далеко. Пора ему все-таки на пенсион уходить.

- Давайте послушаем Могуту и Еропку, - предложил Ставр. - Они должны были кое с кем переговорить. Чувствую, есть им, о чем рассказать.

- Пусть сначала Могута выложит, чего он такого важного узнал, - предложил Еропка. - А я потом.

- Рассказывай, Могута, - попросил лешего Бурята.

- Первое дело, с Пелгой я встретился, - Могута помолчал, вспомнил разговор с кикиморой, и поморщился, будто что-то кислое проглотил. - Бестолку с ней дело иметь. Что ни спросишь, она: нет да нет. И смотрит на тебя вприщурку, будто выбирает место, куда шипом ткнуть. Никого, говорит, не видела, ничего, говорит, не слышала. И щурится, щурится... Хоть бы и совсем ослепла. Не поймешь ее, то ли правду говорит, то ли врет, нам на зло. Вредная же баба. Другой такой, в Лесу, по вредности, и не сыщешь. Давно бы ее придушить надо.

- Кикимора все время злобствует, - поддержал его Гонта. - Она же ни одного доброго слова сызмальства не знала. А которые знала - забыла.

- Бестолку я с этой пасмурной злыдней разговаривал, только время понапрасну потерял. А потом, как Ставр велел, я к Ауку пошел.

Не стал Могута, рассказывать, как Аук заставил его малину собирать, и как пришлось ему ждать, пока тот веки поднимет, а потом унижаться перед вислоухим сморчком, уговаривать его. Было да прошло. И хорошо, что никто об этом не знает. Чего уж самому позориться.

- Вроде пересказал он мне все, что сегодня утром слышал. Так-то, ничего особенного, пустое. И ты там, Ставр на хулиганов жаловался, и молодые лешаки между собой спорили, и кикимора их жучила за то, что в болото полезли... Лягушки квакали, рыжие полудурки языки чесали... Моховики, значит, болтали, без них нигде не обойдется. Фроська чего-то неприличное стрекотала. Но два интересных для нас разговора он выдал.

Фроська вроде проснулась, когда Могута ее вспомнил, глянула на него и сердито затрещала. Но никто не обратил на сороку внимания, все ждали, что интересного выдал Аук.

- Первый: Никодим с Каливаром разговаривали. Рано утром, как раз, должно быть, незадолго перед тем, как зерна пропали. Договаривались что-то тайное совершить. Какое-то нехорошее дело. Каливар сказал, что если Ставр узнает, то головы им поотрывает. И еще говорили, что срочно надо это дело выполнить, ждать больше нельзя, потом поздно будет. Подозрительный такой разговор у них был, не понравился он мне.

- Что они такое делать собирались? - не выдержал Ставр.

- Не знаю. Про это ни слова не сказали. Они друг друга понимали, а постороннему непонятно. Ясно было из разговора, опасливое они что-то сделать собирались. Я их винить не стану. Мало ли о чем они сговаривались. Но раз Аук сказал, я все как есть и передаю. Наверно для ясности надо их самих поспрашивать, о чем разговор шел. Выход из Леса у Никодима все-таки есть.

- Вдвоем они разговаривали, или с ними еще кто-то был? - спросил Гудим.

- Вроде вдвоем они были. Аук про то и не скажет. Он ведь не видел их, только слышал. Но шел разговор, что третьего им надо. Банник говорил, что вдвоем не управятся, что непременно третий нужен. А Никодим советовал ему Хольку взять.

- Интересно. Не так прост этот банник, оказывается, - отметил Бурята.

- Банник, между прочим, тоже чужой у нас в Лесу, - напомнил Гонта. - Чего они все к нам набежали! И банник, и полудница, и полевик, и болотники все время из каких-то дыр вылазят. Лешему и ступить негде, везде чужаки. Я и ногу вывихнул, потому что какой-то ржанник к нам забрался и яму в неожиданном месте вырыл. Надо закон принять: Лес для леших! А всех остальных выселить. Не нужны нам чужие. От них все беды. Они и зерна украли.

- Выселить просто, только от них нам польза, - не согласился с сердитым лешим Колотей. - В баню все любим ходить. А кто там хозяйствовать будет, если банника выгоним? Ты, Гонта в бане работать будешь? Веники нарежешь, воду согреешь, лечить станешь?

- Еще чего! - возмутился Гонта. - Я леший! Мое дело в Лесу. Чего это я в бане не видел. Да и не умею я лечить.

- То-то, - Колотей погладил морщинистой рукой свой посох. - А Каливар умеет. Кому-то надо в Лесу работать, а кому-то баню топить. Давай Могута, что там у тебя еще?

- И второй разговор, - продолжил Могута, - так тот почти прямо про наши зерна. Два голоса, значит, оба мне незнакомые. Один такой сердитый, басистый, другой потоньше. Прямо зерна не называли, но я так понимаю, о них и шел разговор. Говорили, что как Ставр из землянки отлучится, они сразу туда и шмыгнут. И напоминали: то, что им нужно на полке лежит, как войдешь, направо. У тебя на той полке больше ничего же и не лежало? - спросил он Ставра.

- Ничего, только зерна.

- Я и думаю, что про зерна они упоминали. Двое разговаривали. Может пущевики, может филипповы подкоряжники, или еще кто. А сколько их всего там было, я не знаю. Стояли с ними рядом Никодим и Каливар, про то и Аук не знает. Вот и все мои дела. До пущевиков, как ты велел, я не добрался. Много времени возле Аука простоял. Он ведь не торопится: то говорит, то дремлет. Терпение иметь надо.

- Оба голос совсем есть незнакомый? - спросил Клямке.

- Совсем. Ни разу таких голосов не слышал.

- Очень похож, что они как раз и есть fremden в наш Лес. Самый настоящий чужой пришелец. Я же говорить - есть чужой. Их надо очень быстро половить.

- Все беды от пришлых, - снова возник Гонта. - Они зерна украли! Я это нутром чую!

- Могута всех кто в лесу живет, по голосам может и не знать, - рассудил Ставр.

- Нет, раз Могута голоса не узнал, значит не наши, - не согласился с ним Колотей. - Да так, вроде и должно быть, - он погладил блестящую поверхность посоха и добавил: - Но и без своих тут не обошлось. Не могло здесь без своих обойтись. Ты это понимаешь? - спросил он у Буряты.

- Точно так, - подтвердил тот. - Могута явно слышал голоса чужих. Но кто-то из постоянных жителей Леса в краже замешан. Этого здешнего нам и надо искать. Найдем его и на всю шайку выйдем. Но мы к этому еще вернемся. А сейчас давайте Еропку послушаем.

- Я, как Ставр велел, сначала к русалкам сходил, - охотно стал рассказывать Еропка. - Вроде бы так, мимоходом заглянул, чтобы пообщаться. Посидели, тары-бары растабары. Тут я им дезинформацию и выдал. Вроде персонально им тайный секрет раскрыл. Я им шепнул, что мы знаем, кто зерна украл, а завтра воров вязать станем. Они и прыснули во все стороны, будто их кипятком ошпарили. Чтобы, значит, всем кто есть в Лесу тоже по секрету рассказать.

Лешие с удивлением смотрели на Еропку, не понимали, почему он такой слух пустил.

- Ты зачем такое наплел, - не выдержал Могута. - Не знаем мы ничего. Или знаете? - внимательно посмотрел он на братьев.

- Хе-хе, - хохотнул Еропка. - Это называется оперативная хитрость. Гудим такую идею по научной криминалистике придумал. Как воры услышат, что мы о них знаем, они непременно засуетятся, забегают, а мы увидим, кто нервничать стал, того и отловим.

- Отшень richtig идея, - оценил Клямке. - Колоссаль! Это должен дать нам неминуемый польза.

- Выдал я все, что положено русалкам, и в баньку отправился, - продолжил довольный Еропка. - Тоже по ставровскому указанию, тайную разведку там произвести. Внедриться в помывку и послушать о чем там разговор идет. Поскольку известно, что все новости в бане и собираются.

Сразу скажу, русалки, девчата мои распрекрасные, доверие полностью оправдали. Хоть Грамоту им почетную выписывай, хоть премию давай. Я ведь, нисколько не задерживаясь, от них к банщику пошел. Прихожу. А там только и слышно, что Ставр уже знает, кто зерна украл. Что молодые лешаки сыщицкой наукой обучены и специально сюда направлены, воров отлавливать. И что если воры зерна ночью на место не подбросят, то завтра их при всем обществе вязать станут. И уже, оказывается, известно молодым лешакам, что кто-то из наших леших у воров самый главный. Но это девчата сами придумали, - остановил он, попытавшегося возразить Ставра. - Я им про такое не говорил и принципиально сказать не мог. Такую вот они инициативу проявили. В предбаннике все это уже знают. Только об этом и говорят. В помывочной акромя того всем, кто ни попадись, косточки перемывают. На что уж Могута у нас скромно держится, и то под огонь критики попал. Некоторые про него очень даже нелицеприятно выражаются, - Еропка глянул на помрачневшего Могуту. - Но я решительно на стороне тех, кто считает, что тайну личной жизни на общее обозрение выносить нельзя. Потому, пересказывать, что там говорили про Могуту, принципиально не стану. Да я и не слушал, что там о нем говорят, так только, краем уха. Потом я в парилку пошел. А в парилке, так и то знают, чего не было и никогда не будет. Вот так мои красавицы постарались. Они, я уверен, где-то тайно беспроволочный телеграф сохраняют. Потому что с такой мгновенной скоростью передать все слухи на большое расстояние, без использования технического прогресса совершенно невозможно.

Еропку слушали внимательно и, как всегда, с удовольствием. Что-то он, наверно, привирал, но красиво и интересно.

- Я, конечно, до того разделся, баня все-таки и надо соответствовать, - продолжал Еропка. - И ревматизм у меня застарелый, а лечить некогда, работы, сами знаете, сколько. Возможностью хотел воспользоваться, и видимость полная создавалась, что я по делу пришел. Прошелся я по бане, вроде Каливара ищу, чтобы он мне совет на процедуру выдал. Только нет его, Каливара, отсутствует. Смотрю, и Хольки нет. Значит, наблюдалось в бане полное отсутствие кворума. Но такого быть не должно. Я хоть и не абориген при той бане, но знаю, что не покидает Каливар свой пост, когда баня полностью функционирует. А если нужда припрет, и необходимо ему отлучение, он Хольку вместо себя назначает. А тут, ни его, ни ее. И это странное явление заставило меня задуматься и осмотреть каливаровскую одежку. Он когда по самой бане ходит непременно по культурному регламенту белый халат надевает. А тут смотрю, халат на гвоздике висит. Я в целях выяснения истины карманы у этого халата проверил и нашел в одном из них мелкий предмет к бане никакого отношения не имеющий.

Еропка сунул рук в карман, вынул оттуда канцелярскую скрепку и торжественно продемонстрировал ее собравшимся.

- Зачем, спрашивается, банщику, если он ходит в белом халате и тапочки носит, канцелярская скрепка? - спросил он. - Такими скрепками Ставр свои отчетные бумаги скрепляет. А в бане никакой канцелярии не ведется, архив по моющимся не создается, и скрепка, поэтому, там быть не должна. Такая вот коллизия.

- Ну-ка, покажи! - забрал у него скрепку Ставр. Он осмотрел изогнутую проволочку, зачем-то даже ногтем ее царапнул. - Они, конечно, все одинаковые, но точно такие скрепки у меня со стола вместе с зернами пропали, - заявил леший и передал скрепку Гудиму.

- Вот тебе и банщик! - криво усмехнулся Гонта. - Я все думал, чего ему в селе не сидится, каким это шилом ему в зад укололо, что он со своей банькой к нам в Лес затесался. А он, оказывается, на зерна нацелился. Ну и хват! А ведь с самого начала можно было понять. Рожа у него воровская. С такой рожей, не в банщики идут, а в разбойники.

- Если привлечь к размышлений простой логик, то совсем старый пень понятно, что скрепка в карман банщик бить не должен, - поддержал его Клямке.

- Вот и я так думаю, - продолжил Еропка. - А поэтому интересно мне знать, о чем это Каливар с Никодимом таинственно договаривались? И почему они Ставра опасались?

- Я все передал, что Аук сказал, - Могута пожал плечами. - Они о зернах ничего не говорили. Но Каливар Ставра опасался крепко. Может быть и на зерна нацелились. Тут такое дело: Никодиму я верю, он зерна взять не может. А к Каливару нет у меня никакого доверия.

- Чего воду толочь. Привести их сюда, и пусть отчет дадут! Оба! - потребовал Гонта.

- Банщика Каливара, как вредителя нашего Леса следует в целях профилактики немедленно арестовать и заключить в одиночную каземату, без права общения с Холькой, - предложил Еропка. - И поскольку он к воде привыкший, воды ему не давать, пока всю правду не скажет.

- Ты, Еропка со своей энциклопедией совсем свихнулся, - попытался остудить его пыл Могута. - В какую каземату ты его посадишь!? Нет у нас никакой казематы.

- Мы его в твоей землянке закроем, - не задержался с ответом Еропка. - У тебя землянка хуже всякой одиночной казематы.

- Да помолчите вы, - цыкнул на них Ставр. - Как считаете в отношении Каливара? - спросил он у братьев. - Очень все подозрительно выглядит.

- Да, - подтвердил Гудим, - очень подозрительно. Но давайте сначала закончим разговор, а потом уж и Каливаром займемся, - предложил он.

- Почти все уже и сказали, - Ставр посмотрел на Селия, который с интересом прислушивался к разговору.

- Правильно говорят, - охотно подхватил тот. - Пропадать вещи стали. Раньше никогда не пропадали, а теперь пропадают. Лопату с короткой ручкой я до сих пор найти не могу. Да что там лопата! Я сегодня все утро искал... это самое... Ну, как они называются?...

Он посмотрел на леших, ожидая, что кто-нибудь подскажет. Но лешие молчали. Попробуй догадаться, что Селий мог искать утром.

- Я их вечером возле землянки оставил, решил - пусть их ветром обдует... Я, если дождя нет, всегда их возле землянки оставляю. А утом смотрю - нет... Все обыскал, а их нет. Потом под подушкой нашел. Не сам же я их под подушку положил.

- Может, перепутал по забывчивости? - высказал предположение Ставр. - Положил под подушку и забыл.

- Не такой уж у меня склероз, чтобы перепутать, - обиделся Селий. - Их под подушку никто не кладет, и я никогда не кладу. Ну, как они называются?.. - его сморщенное личико еще больше сморщилось, а глаза умоляюще смотрели на леших. Надеялся, что кто-нибудь подскажет.

- Лапти? - не выдержал его умоляющего взгляда Гонта.

- Нет, не лапти... Ну вы ведь все знаете... Мягкие они... Только что помнил... Как же их?...

- Портки? - еще раз попытался угадать Гонта.

- Да нет, не портки.

- Я тогда уж и не знаю, - пожал плечами Гонта.

- Да знаешь ты... Это у тебя склероз... - пожалел его Селий. - Рано ты, Гонта, забывать стал. Еще совсем молодой, а уже склероз.

- Старый пень... - пробурчал Гонта и отвернулся, не желая больше связываться со стариком.

- Слабая молодежь пошла, - продолжал рассуждать Селий. - Мы в ваши годы ух, какими были! А с Каливаром, конечно, плохо дело... Хороший был банник, лечил всех, другого такого нет. Раз пропал, надо его найти. Мы в Лесу все кустики знаем, все деревья. Пусть каждый у себя на кордоне поищет... - глядя на озадаченные лица леших, Селий замолчал. - Я что-то не то говорю? - спросил он.

- Самое то, - успокоил его Ставр. - Прав ты Селий, Каливара непременно найдем.

- Вот-вот, - обрадовался леший. - Я и говорю: у нас никто потеряться не может... Найдем банника...

- Поняли мы тебя, поняли, - не дал ему развернуться Ставр. - Раз все высказались, дадим теперь слово нашим сыщикам. - Докладывайте, - кивнул он братьям.