Капкан для лешего

Глава двадцать вторая.

На поляну перед землянкой неслышно вышел Никодим. Домовые босиком ходят, да аккуратно, не топочут, как, какие-нибудь хлевники, или гуменники. Никто из леших и не услышал, не заметил, как он появился. Не желая подслушивать чужие разговоры, Никодим громко кашлянул, и все тут же обернулись к нему.

- Я сейчас понял, как важно использовать в быту достижения науки, - сообщил домовой. - Шел сюда по компасу, - он показал всем свое сокровище, блестевшее на запястье левой руки. - Кое-где мешал кустарник, но, в основном, колоссальное преимущество: дорога оказалась вдвое короче.

Леших эта новость не заинтересовала. По их лицам домовой понял, что им сейчас не до научного подхода.

- Так и не нашли? - спросил он.

- Нет, - односложно ответил Ставр.

- Я домовых порасспрашивал, - Никодим подошел и тоже уселся на бревно, - они в курсе обо всем, что в селе делается, и окрест него тоже все знают, так никто ничего о пропавших зернах не слышал. Но если что-нибудь проведают, непременно сразу мне сообщат.

- Здесь они, зернышки наши драгоценные, в Лесу еще, - высказал общее мнение леших Еропка. - Это полная и беспрекословная аксиома. И твои домовые нам пока ничем помочь не могут.

- Кто знает, как оно повернется, - сказал Колотей. - Сейчас не могут, а потом, может, и смогут. Пусть прислушиваются домовые.

- У меня еще одно соображение есть, - сказал Никодим, но какое это у него соображение так никто и не узнал, потому что в это время затрещали кусты, словно стадо оленей через них ломилось, и на поляну вывалился водяной. А следом за ним, старший подкоряжник Фитюк с трезубцем.

- Чего такие невеселые? - во весь свой нетихий голос окликнул леших Филипп.

Сам он был в наилучшем настроении. После ночной гульбы пару часиков соснул, много ли водяному надо, потом приложился, как следует к туеску с выдержанным березовым соком. Был водяной сенйчас веселым и добродушным.

Ни один из леших веселый тон Филппа не поддержал.

- Лица у вас очень задумчивые и в глазах тоска, - сокрушенно покачал головой водяной. - Даже Еропка молчит. Да вы, наверно, никак мерзавца, что зерна украл, поймать не можете!? - удивился он. - А я думал, вы его давно отловили, вымочили, как следует в болоте, и на корявую осину сушить повесили.

- Поймать дело простое, никак не можем вычислить, какая личность все это антинародное преступление сотворила, - пожаловался Еропка. - Крутовня дурацкая получается. Полная теорема без всяких доказательств. Ты, говорят, той ночью с кем-то чужим в Лесу познакомился?

- Это он со мной познакомился, - широко ухмыльнулся Филипп и с удовольствием посмотрел на здоровенную ладонь правой руки. - Шатается по Лесу всякая шантрапа. Если ты в гости пришел, то представься по всей форме, чтобы хозяин знал, с кем дело имеет. А этот ни слова не вякнул и полез, куда ему лезть, вовсе не следовало. Я ему зубы и сосчитал.

О том, что вначале, водяной гостью, ни с того, ни с сего, оплеуху залепил, Филипп и не вспомнил. А уж о том, что его самого слегой перетянули - тем более вспоминать не стал.

- Как он выглядит? - спросил Гудим.

- Кто он такой, чтобы я его еще и разглядывал, - хохотнул водяной. - Ухо у него есть, это точно. Про второе не скажу, а одно есть. И зубы были. Может какие-то еще и остались. Не считать же мне их. А разглядывать я его не стал.

- Значит, не знаешь, как выглядит? - с сожалением повторил вопрос Ставр.

- Конечно, не знаю. Не мое это дело разглядывать всяких бродяг. У меня для этого омутники есть и подкоряжники.

- Жалко. Какие-то чужие в Лесу ходят, а какие они из себя мы не знаем. - Ты не был ли там? - спросил он у Фитюка.

- Конечно, был, сопровождал хозяина, - с достоинством заявил старший подкоряжник. - Мало ли что случится может.

- Как ты допустил, чтобы твоего хозяина слегой поперек спины перетянули? - задал ехидный вопрос Еропка. - На кой хрен такое сопровождение, если слега дубовая.

- И это в Лесу знают? - покачал головой водяной.

- Фроська на хвосте принесла, - хмыкнул Еропка.

- Ну и что, - нисколько не смутился Филипп. - Подкоряжник свое место знает. Обучен. Если бы Фитюк полез меня защищать, ему бы первому и досталось. От меня, - пояснил он. - Со своими супротивниками, я сам разбираюсь, в этом деле мне помощников не надо. Ты заметил, каким тот пришлый был? - спросил он у Фитюка.

- Заметил.

- Раз заметил, так докладывай, со всеми подробностями, - потребовал водяной.

- Длинный...

- И лохматый, - подсказал Бурята, вспомнивший рассказ Хрола.

- Точно, лохматый, - обрадовался Фитюк. - Длинная черная борода.

- Чужой, - отметил Ставр. - У нас чернобородых нет. Еще чего?

- Плечи широкие, руки длинные, на ногах мягкие сапоги, а куртка серая, как у леших, только застегнута на другую сторону, - продолжил Фитюк и на этом исчерпал запас примет незнакомца.

- Какие-нибудь особые приметы у него есть? - поинтересовался Бурята.

Фитюк задумался.

- Такое, что ни у кого нет, а у него есть, - подсказал Бурята.

- А-а-а! - обрадовался Фитюк. - Конечно. Ухо у него правое сейчас вот такое, - Фитюк представил лешим широкую ладонь своей правой руки. - И красное.

- Такое большое? - не поверил Бурята.

- Хозяин приложился, - объяснил Фитюк. - И еще у него есть особая примета, но наоборот. Это значит - у всех есть, а у него нет.

- Ну-ну...

- Тоже работа хозяина. Зубов у него нет. Осталось немного, самая малость.

- Не заметил, куда он девался? - спросил Гудим.

- Слинял, - ухмыльнулся старший подкоряжник. - Как хозяин ему в зубы врезал, так он сразу и слинял. Чего ему было в драку лезть: зубов у него осталось совсем мало, на драку не хватило бы. Он их и унес.

- Значит, длинный, косматый и без зубов. Я и в бане у Каливара о такой личности, не слышал, - покачал головой Еропка.

- Мне пущевик рассказывал, что видел чужого, - вспомнил Гудим. - Тоже длинный и косматый. И с топором.

- Тот, которому хозяин врезал, бед топора был, - заявил Фитюк.

- Один ли, два ли, какая разница. Кто-то их прячет, - Колотей кивнул на начертанные посохом загогулины. - Ясное дело, тут так и сказано, что следует своего искать. Здесь свой замешан. Он и прячет. Его искать надо.

- Может помочь в чем? - спросил водяной. Обидно ему стало за Лес, где, какие-то пришлые шалят, и даже на него, водяного, со слегами бросаются. Да еще зерна украли.

- Мы от помощи не отказываемся, - тут же откликнулся Ставр. - Только чем ты помочь можешь?

- Да уж чем-нибудь, подумать надо... - водяной задумался, но думал недолго. - Есть у меня про запас одна бутылочка, - обрадовался он и подмигнул Фитюку. Старший подкоряжник тоже растянул в улыбке толстые губы.

- Не до бутылочек нам сейчас, - Ставр и так-то редко баловался березовым соком, а тут такая беда.

- Это вовсе не то, что ты подумал - усмехнулся водяной.- Я ее открою, так вы все ахнете и спасибо скажете.

- Чего-то ты сегодня расхвастался, - продолжал хмуриться Ставр.

- Филипп по-другому не может, - вроде бы заступился за водяного Никодим. - У него артистическая натура.

- Нисколько не расхвастался. Я вам хорошего помощника дам, он вмиг вора найдет и вернет зерна.

- Коряжника своего? - спросил Ставр. - А, может быть, Фитюка? Вон он у тебя какой могучий.

- Нет. Коряжник и Фитюк мне самому нужны. Но этот, покруче их будет. Дам я вам... - Филипп сделал паузу и, когда все уже заждались, выпалил: - Джинна я вам дам.

- Чего?.. - Ставр знал, что водяного часто заносит, но не настолько же.

- Чего? Чего? - передразнил Филипп лешего. - А ничего! Есть у меня самый настоящий джинн. В бутылочке сидит, - и, заметив, с каким недоверием на него смотрят, рассердился: - Ну что вы на меня уставились!? Запихал его кто-то туда. Забыл я спросить как. Но сидит в бутылке. Ты у меня поулыбаешься! - это он Никодиму. - Тоже мне убежденный атеист нашелся. Вот стукну разок, и перестанешь улыбаться. Я его, который год держу про запас, на самый крайний случай. А тебе, Ставр, отдам, мне для друга ничего не жалко.

Не держал он джинна, ни про какой запас. Просто отдал бутылку с джинном Марфуте года два тому назад и забыл о ней. Потому что со всеми своими делами справлялся без помощи всяких иностранных джиннов. А тут как раз и вспомнил.

- Как он к тебе попал? - полюбопытствовал, переставший из предосторожности улыбаться Никодим. - В наших краях джинны не водятся. Они на Среднем Востоке обитают, у арабских аборигенов. Там совсем другая цивилизация.

- Так и попал... - Филипп любил рассказывать о своих приключениях. - Собственным умом его добыл. Чуть было я тогда совсем не пропал, но выкрутился. Фитюк свидетель.

- Ага, - подтвердил Фитюк. - Все мы тогда чуть не пропали.

- Вам, конечно, интересно, как это все случилось, так что могу рассказать, - предложил Филипп.

Не до рассказов было сейчас лешим, но и отказаться нельзя. Тем более, что водяной обещал помочь.

- Расскажи, - неохотно попросил Ставр.

Водяной пригладил усы, прикинул, с чего начать и стал рассказывать.

- Года два тому назад это было. Скучно мне стало в омуте, и решил я вокруг Европы прокатиться, круиз называется. Еника на вожжи, Ефтея рядом и Фитюка тоже взял. Мало ли что в дороге случиться может. Знаю я эту Европу, в ней дряни тоже немало. А Фитюк посильней вашего Могуты. Если кто поперек станет, он того мигом уговорит. Путешествуем мы вокруг Европы, по пути в реки заходим, знакомимся, кое-какие связи устанавливаем. И как раз до немцев добрались. Есть у них такая река - Рейна называется.

- Главная водная артерия страны, - подсказал Никодим.

- Да, большая река и в порядке содержат, - подтвердил водяной. - Встретили нас там тоже неплохо. У них население совсем другое. Русалки иностранные помельче наших, и по красоте им до наших далеко - ундины называются. Коряжников, скажем, донников или прибрежников вообще нет. Но полно всякой мелочи: никсов, неков, никеле... Скользкие все, пучеглазые, не на кого посмотреть. И все как один щерятся, зубы показывают. А морды тусклые, и не поймешь, то ли улыбаются, то ли укусить хотят. Но все нам уважение оказывают. Экскурсии, обеды, речи разные. А вечером - отдых и развлечение. Сели мы с их вассерманом Михелем в картишки перекинуться... Березового сока у них нет. Пьют свое бир. Гадость. Чтобы до веселого состояния дойти, бочку надо выпить, не меньше. А им нравится... Потягиваем мы ихний бир и играем на интерес. Один кон выигрываю, другой, третий. Потом проигрывать стал. Ну, прямо не идет карта, и не идет. Меня зло берет, ставлю на кон и ставлю...

- Э-э-э, - осудил его Никодим. - Мне еще отец говорил: когда в карты играешь, заводиться нельзя. Все проиграть можно.

- Я и проиграл, - весело признался водяной. - Все что взял с собой проиграл. А нам еще домой возвращаться надо. Но, - думаю, - не может такого быть, чтобы одному все время карта шла, а другому не шла.

- Может, он жульничал? - спросил Ставр.

- Вот-вот, и у меня подозрение появилось. Но сам себе поверить не могу. Очень благородный вид, у ихнего вассермана. Животик кругленький, побольше моего, на шее голубой галстук, из кармашка пиджака цветной лоскуток торчит. И борода ровная, будто он ее каждый день подстригает. Прямо весь из себя немец. Вроде нашего Клямке, только еще посолидней. И вежливый: что ни слово, то непременно битте. Не может, - подумал я, - такой вежливый, с цветным лоскутом в кармашке жульничать. Поставил на кон свою последнюю надежду, возок. И проиграл. А он сочувствие ко мне проявляет.

- Как ты теперь, - говорит, - домой добираться станешь? Чем я тебе помочь могу?

А чем он мне помочь мог? Возок, чувствую, не вернет. Возок мой ему понравился.

Выпил он кружку бира, подумал и заявляет:

- Ты стал за этот день моим самым хорошим другом, Филипп и дам я тебе возможность отыграться. Ставь на кон своего старшего подкоряжника. Может тебе повезет.

- А если опять не повезет? - спрашиваю. - И зачем тебе мой подкоряжник?

- У нас, - отвечает, - во всем водном бассейне ни одного такого сильного и лопоухого нет. С таким слугой меня еще больше уважать станут.

Не хотел я на Фитюка играть, привык я к нему. Но был уверен, что выиграю, так что сыграли. И снова я продул. В этот момент у меня подозрение окончательно окрепло. Шельмует немчура! Не может быть, чтобы я столько раз подряд проигрывал. А доказать не могу. Решил с народом посоветоваться. Отвел Ефтея и Еника в сторонку.

- Что делать будем? - спрашиваю. - Ободрал нас Михель, как липку. Нам теперь и до своего омута не добраться.

Ефтей долго не задумывался, у него одно на уме:

- Давай, - говорит, - устроим им водоворот с брызгами и водопадом. Я, - говорит, - Михеля этого по кумполу стукну и в заложники возьму. А Фитюк всех пучеглазых никсов и никеле в угол загонит. Потребуем обратно все наше добро, что-нибудь в придачу и свободного выезда.

Что с начальника охраны возьмешь: у него вся служба такая, кого стукнуть, кого в угол загнать, где водопад устроить. Приемчик верный, только очень уж бандитский.

- Нет, - говорю. - Водоворот с брызгами отменяется. После него в Европе не покажешься. А мне отношения с Европой портить ни к чему.

Спрашиваю Еника, что тот думает? Характер у кучера занудный, но соображает. Этого у него не отнимешь. У меня ездовым работать не каждый сможет.

Еник тоже долго не задумывался:

- Так ты же его картами играешь, - говорит, - а Михель этот, хоть и вассерман, но жулик. Когда карты растасовывать будешь, подмени их своими. И кранты тогда, твоему Михелю, с чужими картами он сразу забулькает.

Дельно посоветовал Еник, но у меня ведь и на кон поставить нечего, хоть сам садись. Еник и это сообразил.

- Ты хозяин, меня на кон поставь. Он сходу наживку заглотает. Без хорошего ездового ему и возок наш не пригодиться. А ихие пучеглазые никсы и никеле, только и умеют, что хвостами шлепать. Они и не знают, в какой руке вожжи держать. Никуда этот Михель не денется, клюнет, не сомневайся.

- А если опять проиграю?

- Проиграешь, тоже не беда. Я от немца сбегу, в наш омут вернусь. Возок захвачу и Фитюка с собой уведу. Только если карты ему подменишь, не выиграет он. Не сомневайся.

Согласился я с ездовым и опять за стол уселся.

Тут я Михелю и предложил Еника на кон поставить. Объяснил ему, что возок без хорошего кучера, вовсе и не возок, а ерунда дурацкая. Он своего бир хлебнул, подумал и согласился. Кто от такого кучера как наш подкоряжник откажется.

Я когда стал колоду тасовать, незаметно для вассермана сунул ее в карман, а из кармана свою вынул. И со своей колодой сразу выиграл, Фитюка вернул. Дальше пошло и пошло. Кон за коном и все свое добро я отыграл. Потом вассермана раздевать начал. Шкатулку с жемчугами, забрал, золотых старинных талеров кожаный кошель. Почистил Михеля так, что ему ставить нечего. И цветной лоскуток тоже выиграл, Фитюку отдал. Он его потом какому-то раку на хвост привязал.

- У него, выходит, карты все-таки крапленые были? - спросил Ставр.

- А то! Я их потом как следует рассмотрел. Жуликом этот вассерман оказался. А еще при голубом галстуке. У нас таких Михелей мордой в корягу тычут, пока не посинеют. Но там нельзя, культура и демократия.

Михель, мой, понять не может, почему к нему карта больше не идет, но разошелся, отыграться хочет. Своих никсов да никелей предложил: хоть одного бери, хоть дюжину. Но эти пучеглазые мне ни чему. Они такие страховидные, что всю рыбу у нас в речке распугают. Михель тогда подряд две кружки своего бира выпил и говорит:

- Есть у меня замечательный антиквариат. Ставлю его на кон, против всего проигранного мной богатства.

- И что это у тебя такой за антиквариат? - спрашиваю.

- Джинн в бутылку заключенный. Мне его из далеких восточных стран привезли. Я за него большой сундук старинных талеров отдал.

Врал, конечно, не было у него никогда сундука старинных талеров. Цену набивал.

- Зачем мне твой джинн нужен, - говорю я ему. - Тем более, что он в бутылке сидит. Его оттуда и не вытрясешь.

- Его не надо трясти, - объясняет. - Пробку откроешь, он дымом выйдет и материализуется. И будет тебе верно служить. Что прикажешь, то и сделает. Но только три раза. У них, у джиннов, закон такой: три желания выполнять хозяину-освободителю, А потом все, исчезает на свою историческую родину, и больше его не увидишь.

- А мне терять было нечего. Если проиграю, так не свое, его добро и проиграю. Но опять выиграл! Лежит этот джинн где-то в сундуке, Марфута должна знать.

- У тебя самого карты не крапленые были? - спросил Ставр.

- Тоже скажешь, - возмутился Филипп. - Я никогда краплеными картами не играю. Да если бы я краплеными картами играл, разве я бы столько проигрывал. Вашему захудалому Хролу недавно и то проиграл остатки жемчуга.

- Значит, тебе просто повезло? - спросил Никодим. - Прямо чудо.

- Не то чтобы совсем чудо, - не согласился водяной. - Карты эти у меня особенные были. На них крапа нет, но кое-какая хитрость имеется. Я ими никогда не играю, держу, чтобы фокусы показывать. Тот раз - единственный, что я ими сыграл, чтобы жулика наказать. Ладно, пойду домой вытряхивать джинна из бутылки. А то он там засиделся. Дам задание и сразу к вам пришлю.

- Спасибо, - поблагодарил Ставр. - Это по-соседски. Я если тебе нужно будет, все для тебя сделаю.

- Да брось ты. Сколько лет рядом живем, ни одного конфликта. Как родные друг другу стали. Как не помочь.

- Марфута! - позвал Филипп ключницу.

Та не появилась и даже не откликнулась.

- Ну, народ! - рассердился Филипп. - Когда не нужно, все возле омута трутся, не переступишь. А как кто нужен, так не дозовешься. Ни ключницы, ни дежурного.

- Марфута! - сердито закричал он.

И опять тихо.

Потом Ефтей зашел. Явился - не запылился. Уставился пустыми глазами, будто не его дело за порядком смотреть.

- Это что такое!? Это что здесь делается?! - обрушился на него водяной. - Ты куда смотришь?! Распустились все, никакой дисциплины. Почему дежурных донников нет?

- Только что проверял пост, были на месте!

- Нет твоих дежурных на месте! Никого нигде нет! Один я здесь! Ключницу наверно час ищу. Кричу, надрываюсь, так никто даже хвостом не шевельнул.

Начальник охраны вытянулся, брюхо подобрал, молчит. Виноват-не-виноват, хозяину перечить не имеет права.

- Ты что застыл, как топляк!? Почему у тебя народ разболтался?! - Когда порядок в омуте наведешь!? - не унимался водяной.

- Слушаюсь! Сейчас и наведу! - и столько суровости было в голосе коряжника, что водяной даже посочувствовал подчиненным Ефтею омутникам и подкоряжникам.

- Вот и наведи, - уже спокойно велел начальнику охраны Филипп. - Дежурных накажи, а Марфуту ко мне.

- Я им так хвосты накручу, что два дня булькать будут, - пообещал Ефтей. - А Марфуту сейчас же разыщу и пришлю.

На Ефтея надеяться всегда можно. У этого слово с делом никогда не расходились. Филипп и остыть не успел, как коряжник вернулся, и Марфута за ним влетела, как будто за ней косяк щук гнался.

- Ты где шатаешься, что тебя найти невозможно!? - рыкнул на нее водяной.

- Я, батюшка, твой гардероб перебирала, - она и сама была злая, дальше некуда. - Завезли этих моллюсков из теплых морей, так они весь твой гардероб источили: дырка на дырке, скоро в дырявых обносках ходить станешь.

- Как?! - к гардеробу своему Филипп относился бережно. Водяной фигура немалая и одет, должен быть соответственно, чтобы все уважали. - А ты куда смотрела?!

- Я что ли их к нам завезла, - не смолчала ключница. - Ты их и притащил к нам, экзотики тебе захотелось. Вот и получай ее. Если бы я сегодня не занялась твоим гардеробом, ходил бы ты, батюшка, в обносках. И была бы тебе полная экзотика с голым задом.

- Много испортили? - сбавил тон водяной.

- Хорошо, что спохватилась, кое-чего спасла.

Если Марфута говорила, что кое-чего уберегла, Филипп мог быть уверенным, что с голым задом ему ходить не придется.

- Молодец! - похвалил он ключницу. - Не знаю, что я без тебя делал бы. Ты вот что, бутылочку я тебе как-то давал из темного стекла, на сохранение. Ну, с джинном заморским. Давай-ка, неси его сюда.

- Ты что, эту гадость выпускать собрался? - скорчила кислую рожу Марфута. - Моллюсков нам мало, так ты еще джинна приволок. Пусть сидит в своей темной бутылке. Выпустишь, этот тоже чего-нибудь жрать станет. Им, заморским, только бы сожрать побольше. Тебе что, опять экзотики не хватает? Джинны же, говорят, зеленые в бородавках, как жабы и огнем плюются.

- Все ты, старая напутала, - попытался успокоить ее Филипп. - Это драконы зеленые и огнем плюются. А джинны смирные. Если их не задевать. Если ему поперек хоть одно слово скажешь, проглотит, даже жевать не станет, и не выплюнет, - не удержался он, чтобы не пугнуть ключницу. - Ты с ним поласковей. Не перечь ему. А то могу и без ключницы остаться. Найди-ка сейчас эту бутылочку и принеси сюда.

- А все равно он, должно быть зеленый, - неизвестно почему решила Марфута, но за бутылкой пошла.

Марфута бутылочку принесла быстро. У нее каждая вещь свое место знает, искать ничего не надо: приходи и бери. Если бы не характер, цены бы ключнице не было.

Отдала она водяному бутылочку, и отошла. Не особенно далеко, чтобы видеть все, что он делать станет, и чтобы зеленого джинна разглядеть, когда он из бутылки полезет. Но и не слишком близко, а вдруг он все-таки станет огнем плеваться. Ефтей, наоборот, поближе подошел. Взял тяжелый трезубец и встал рядом с водяным: кто их знает, этих джиннов, может он и вправду зеленый. Его выпустишь, а он на хозяина бросится. Ефтей на всякий случай и Фитюка привел, рядом с собой поставил и тоже с тяжелым трезубцем.

Филипп взвесил бутылку в руке. Она была легкой и, вроде, пустой. А ведь джинн должно быть не маленький, - подумал водяной, - и уж весить сколько-то должен.

Он попытался разглядеть джинна, но стекло было темным: сколько ни всматривайся, ничего не видно. Тут Филиппа и стали одолевать сомнения. Вдруг Михель обманул, и никакого джинна в бутылке нет. Жулик ведь. Чего хорошего от него ожидать, если он все время помойный бир пьет, а вокруг скользкие никсы и никеле крутятся. Морда благообразная, галстук синий, а жулик. Он и в карты мухлевал. Что же получается? Откроешь бутылку, а там шиш. Или, еще хуже, какая-нибудь мерзопакостная вонь пойдет. Ефтей, конечно, промолчит. И Фитюку прикажет молчать. Марфута тоже никому не скажет. Но уж сами непременно подумают: как ловко их хозяина иностранный немец вокруг пальца обвел. Наверно лучше и не открывать ее, не позориться? Но обещал Ставру помочь. У лешего такое несчастье. Может все-таки джинн там сидит и как раз леших выручит. Три желания беспрекословно выполняет. Это если он здесь, в бутылке. Если хитрый вассерман не обманул.

Если обманул, непременно выберусь в те места, - решил Филипп, - возьму с собой десяток подкоряжников и устрою им там, в тихой Рейне водоворот, и таких отмелей наделаю, что на всю жизнь закаяться гостей обманывать.

Тянуть больше было нельзя. Ефтей стоял, трезубец сжимал и ждал, кто из бутылки выскочит. И Фитюк изготовился. Марфута, та тоже глаз не отводила. Филипп осмотрел горлышко бутылки, запечатанное красным сургучом, на котором были оттиснуты какие-то иностранные закорюки. Прикипел сургуч к горлышку так крепко, что Филипп чуть ноготь не обломал, когда его отковыривал. И пробка тоже плотно засела, кто-то неслабый ее туда вгонял. Пришлось штопор искать... Вытащил пробку, аж хлопнуло. Сразу из бутылки какой-то запах пошел: спертый и непонятный. И все. Никакого тебе джинна. Ну, Михель, вассерман немецкий, мало тебе не покажется...

Ефтей конечно, молчал. Даже, может быть, и сочувствовал хозяину. А Марфута при ее вредности разве промолчит. Закашлялась вроде:

- Кхе, кхе, кхе... - намекала старая ехида, что обманули водяного, как последнего лоха.

Фитюк стоит, глазами лупает. Он и не понимает, что сейчас происходит.

Хорошо, что больше никого нет.

Оторву голову вассерману, - решил Филипп. - На позорище выставил. Такое прощать нельзя. Сначала морду, как следует, начищу, а потом голову оторву.

А тут дымок из бутылки потянулся. Тоненькой струйкой, но очень плотный дым. Струйка опустилась на пол, стала расширяться, расти, разбухать, пока не превратилась в густой непрозрачный клуб.

Филипп с интересом наблюдал за дымом: может из него джинн и выйдет? - подумал он. - Ефтей, тот видно ничего хорошего от этого неожиданного дыма не ожидал, напрягся, готовый защищать хозяина от опасности, а Марфута, несмотря на свой железный характер, испугалась неведомого. Отступила на пару шагов и рот, на всякий случай, прикрыла ладошкой, чтобы не дышать подозрительным дымом. Только старший подкоряжник Фитюк спокойно ко всему отнесся. Этот верил, что хозяин все делает, как надо.

Побольше бы таких Фитюков, - подумал водяной, - тогда и прядка больше будет.

Потом дым начал редеть, стал прозрачным и, наконец, совсем растаял. На том месте, где он только что клубился, стоял джинн. Самый настоящий, о котором говорил вассерман. Не обманул.

Джинн оказался рослым, пожалуй, повыше самого водяного. На нем ладно сидел полосатый, шелковый халат, подвязанный у талии голубым шелковым же платком. На ногах красовались ядовито-желтые вышитые бисером шлепанцы без задников, с высоко задранными носами, а на голове возвышалась большая белая чалма. Ни бороды, ни усов джинн не имел. Лицо у него было бледное, глаза под густыми бровями большие, черные и грустные. Джинн явно был чем-то недоволен.

- Не могли что ли раньше, открыть эту дурацкую бутылку? - сердито спросил он.

Ефтей и Марфута молчали, с удивлением разглядываю чудное существо. А Филипп молчать не стал. Еще не хватало, чтобы какой-то джинн, да еще заморский, ему выговаривал.

- Ты скажи спасибо, что сейчас открыли! - прикрикнул он на верзилу. - И вообще, таким тоном с хозяином не разговаривают. А хозяин здесь я! Понял?!

У джиннов твердые законы: тому, кто освободил его из бутылки, обязан служить. Он сразу тон и сбавил.

- Извини хозяин, - джинн низко поклонился водяному. - Я же в этом тесном пузырьке из-под оливкового масла, - он искоса глянул на стекляшку, - просидел почти триста лет. Сам понимаешь, накипело. Не удержался. А так-то я службу знаю, все будет в порядке.

- То-то... Тебя как зовут?

- Милостью владыки нашего, великого джинна, генерального управляющего нашей фирмой, - верзила замолчал и стал оглядываться, словно что-то разыскивал...- Где у вас тут восток? - сердито спросил он.

- Вон, там, - кивнул головой Филипп в сторону лопоухого Фитюка. - Он как раз на востоке стоит.

Джинн, больше ни слова не говоря, снял халат и оказался в длинных семейных трусах, в клеточку и голубой футболке с какой-то непонятной надписью на груди: сплошные закорючки. Он расстелил на полу халат, опустился на колени и легонько стукнул лбом о пол.

- О великий, из величайших! - взвыл он. - О тот, имя которого следует писать золотыми буквами! О, ты, кто дает нам работу и платит зарплату. Недостойный из недостойнейших, твой раб, докладывает, что вернулся я из гнусного заточения и готов, верно служить тебе, да славиться твоя фирма, во всех частях света. Как только я выполню три желания, - он посмотрел на Филиппа, - благородного водяного, я примчусь к тебе и припаду к твоим стопам.

Джинн опять осторожно постучал лбом о пол, поднялся, неторопливо надел халат и подпоясался шелковым платком.

- Так как тебя зовут? - повторил вопрос водяной.

- Милостью владыки нашего, великого и могучего, - снова завел джинн, - имя которого без жестокого наказания не может критиковать ни одно живое существо, согревающее воздух своим дыханием, зовут меня, недостойного раба, Селим аль Селим ас Селим абу Селим ибн Селим.

- Хм... - удивился водяной, - а почему у тебя такое длинное имя, и все одно и то же: Селим, и Селим, и Селим?

- Да будет тебе известно, почтеннейший, что я джинн в пятом поколении, и каждый мой уважаемый предок носил красивое, славное и гордое имя Селим. Это у нас такая семейная традиция. Неужели ты таких простых вещей не понимаешь?

- Ну, вы даете... - водяной не обратил внимания на непочтительный вопрос джинна. - Сплошные Селимы. Как вы там между собой разбирались?.. Ладно, это ваши заботы, - решил он, не дождавшись ответа. - А по-нашему назвать, это что же будет?.. Селим... Селим... Ладно, пусть будет Семен. Подходит? - решил он посоветоваться с приближенными.

- Подойдет, - согласилась ключница. - Знала я одного Семена, тот правда был ростом пониже и на один глаз кривой, а так очень похож.

- Так точно, подходит! - поддержал хозяина Ефтей.

- По-моему Селим очень хорошее имя, - пустился в спор джинн. - Называйте меня лучше, Селим.

- Нет, - покачал головой водяной. - Селим это не по-нашему. Раз ты, Селим, в наш омут попал, и служишь нам, по-нашему, и называть станем. Будешь с сегодняшнего дня Семеном.

Водяной посмотрел на небольшую бутылку, потом перевел взгляд на здоровенного джинна.

- Ты, я смотрю, парень непростой и напористый. Соображалка у тебя должно быть работает. Скажи-ка нам, как ты в эту бутылку попал?

Джинн поморщился, вопрос был ему неприятен.

- Не стесняйся, здесь все свои. Обманом тебя в нее заманили, или наказание у вас такое суровое?

Не хотелось Селиму рассказывать, как он в бутылку попал.

- Вот ты мне скажи, - попросил он Филиппа, - бывали у тебя в жизни случаи, когда ты глупости делал? Только откровенно.

- Предположим, - усмехнулся водяной, и по этой его усмешке можно было понять, что случалось с ним такое не особенно редко.

- И после каждого такого случая, ты по всем своим знакомым бегал и каждому о своей глупости рассказывал?

- По правде сказать, не особенно я старался рассказывать. - признался Филипп.

- Вот и я не особенно стараюсь.

- Понятно, - джинн начинал водяному нравиться... - Так вот, Семен, есть у меня одно срочное дело... Ты, ведь, должен выполнить три моих желания? Так?

- Воистину, почтеннейший. Я обязан беспрекословно и точно выполнить три твоих желания, высказанных вслух и по доброй воле. Так в Уставе фирмы записано, - подтвердил Селим.

- А мне три не надо. Выполнишь одно желание, я тебя от остальных двух освобожу.

- Нет, почтеннейший, - с явным сожалением возразил джинн. - Моя трудовая книжка лежит в отделе кадров, на фирме и от Устава разработанного и утвержденного руководством фирмы ты меня освободить не можешь. А согласно ему я должен выполнить три желания. Ни больше, ни меньше.

- Как хочешь. Мне, по правде сказать, от тебя ничего и не надо. Здесь все только и делают, что мои желания выполняют. Но есть у меня одно желание, которое они выполнить не могут. Вот я тебе и хочу дать поручение.

- Слушаю тебя, почтеннейший. Слушаю и повинуюсь! Приказывай мне недостойному. Я готов выполнить все, что ты мне прикажешь.

По заносчиво задранному носу джинна можно было понять, что недостойным он себя не считает ни в коей мере. И относится к своему хозяину несколько снисходительно. Он просто соблюдает правила, записанные в Уставе.

- Подробности тебе знать ни к чему, а суть заключается вот в чем: - стал водяной вводить джинна в курс дела. - Зерна в Лесу украли. Очень нужные для нас зерна. Серьезное преступление произошло. Вот, значит, тебе и задание. Не откладывая на долго, разыскать вора и вернуть обществу зерна. Сделать это надо сегодня. И если ты этому вору сгоряча пору оплеух влепишь или хорошего пендаля дашь, никто тебя не осудит.

- Не пойдет, - не задумываясь, отказался джинн.

- Как это - не пойдет! - удивился Филипп. - Должен ты выполнить три моих желания!?

- Должен, - без особой охоты подтвердил джинн.

- Вот и выполняй.

- Не могу, - опять отказался джинн. - Понимаешь, почтеннейший, я не могу ловить какого-то презренного воришку. Я же джинн! Хитрый, могучий, грозный и беспощадный. Прикажи, и я построю тебе дворец или разрушу город. Я могу превратить пустыню в сад, а сад в пустыню. Я могу побить камнями наступающую на тебя армию врагов. Выскажи желание, и я доставлю тебе принцессу, прекрасную как пэри и богатую как багдадский халиф.

Он оглядел сидевшего перед ним водяного. Филипп восседал на своем массивном кресле босиком, в обычной уже слегка полинявшей тельняшке и не особенно удачно скроенных плисовых шортах.

- Если тебе хочется иметь красивую одежду, прикажи и я сделаю твой гардероб богатейшим во всех землях Востока и Запада.

Может быть тебе нужны редчайшие, напоенные благоухающим ароматом роз благовония - я достану их для тебя. Но я не могу заниматься мелкими, недостойными моего ранга делами. Никогда еще ни один джинн не унизился до того, чтобы ловить воров.

Впервые с тех пор как Филипп стал Филиппом Первым, приказ его отказывались выполнять. И кто?! Какой-то неблагодарный заморский джинн, который, если бы не Филипп, до сих пор сидел бы в темной бутылке из-под оливкового масла. Это после того, как водяной при свидетелях обещал Ставру, что прикажет джинну разыскать пропавшие зерна. Надо было что-то делать. И, в первую очередь, убрать свидетелей неприятного разговора.

- Ты хотел дежурным хвосты накрутить, - напомнил водяной Ефтею. - Вот и займись. Тебя, Марфута, тоже от дела оторвал. Посмотри там, в сундуках, какая одежка из моды вышла, выбрасывай ее безжалостно. Шелка, бархат, все выбрасывай, - Филипп подморгнул ключнице. - У нас, между прочим, гардероб отличный, - небрежно бросил он джинну. - Мы в пополнении его со стороны не нуждаемся.

- Да уж, сколько выбросила, - поддержала водяного ключница, - а остальное все равно не помещается, класть некуда твои богатейшие одежды. Все шелка, да парча, да бархаты.

- Мне тебя еще и учить!? Закажи новые сундуки, в них укладывай.

- Как прикажешь, так и сделаю, батюшка, - отыграла свою роль ключница и удалилась.

Когда начальник охраны и ключница ушли, Филипп и Фитюка за порог выставил.

- Значит, не можешь вора ловить? - спросил он у джинна.

- Так уж получается, уважаемый, - развел тот руками.

- А не боишься, что Всевышний покарает за неповиновение, освободившему тебя из сосуда?

- Нет, - отрицательно помотал головой джинн. - Не покарает.

- Еще как покарает, - пригрозил Филипп.

- Не покарает, - не смущался джинн. - У меня трудовой договор не с Всевышним заключен, а с генеральным директором фирмы. И зарплату мне платит фирма, а не Всевышний. Вот если я буду гоняться за ворами, подрывать этим авторитет и престиж фирмы, тогда меня и покарают. Просто уволят без выходного пособия. А где я еще такую работу найду?!

- Но ведь Всевышний следит, чтобы каждый исполнил свой долг, - напомнил водяной.

- Что ты ко мне пристал со своим Всевышним!? - возмутился джинн. - Всевышний на небесах, а я на земле. Мне до него никакого дела нет, как и ему до меня. Я атеист! Понял!?

Филипп оторопел. Джинн - атеист, такого, вроде, и быть не могло. Он конечно спросил:

- Как это может быть, чтобы джинн и, вдруг, атеист?

- Что тут особенного. Не в средние века живем. Свобода совести, свобода вероисповедания... Наука развивается... Доказано, что материя первична, а дух вторичен. Занимайся своим бизнесом, плати налоги и веди образ жизни, который тебе нравится. Никто не осудит. Демократия. А знаешь, - прервал он сам себя, - у нас в фирме анкетирование проводили, так оказалось, что среди джиннов больше тридцати процентов - атеисты. И то, только потому, что стариков много. Старики консервативны, за старое держатся. А почти вся молодежь - атеисты. Мы усвоили, что джинн сам творец своего счастья, трудиться надо, вкалывать, а не ждать что тебе Всевышний на блюдечке принесет. Нечего надеяться на халяву.

- Понял: значит никаких моральных устоев. Кто что урвет. Так что ли?

- Конкуренция, - пожал плечами Селим. - Свободное общество и свободная конкуренция. Они - могучий двигатель прогресса.

Изложив, таким образом, свои взгляды на религию и экономику, джинн вернулся к делу:

- Выскажи, почтеннейший, свои желания,- потребовал он. - С той секунды, как я освободился из бутылки, пошел отсчет времени. Чем быстрей я выполню твои желания, и вернусь на фирму, тем выше премиальные. Кстати, может быть, надо убить кровожадного дракона, или доставить тебе сюда говорящую птицу попугай? Можно организовать сундук с самоцветами, - с надеждой предложил он.

Водяной молчал.

- Есть халва с маковыми зернышками, чуть-чуть опиума... - полушепотом сообщил джинн. - Дефицит. Только для внутреннего пользования руководителей фирмы. Но могу достать. Вкус... у-у-у, - джинн прикрыл глаза, поднес к губам три пальца и поцеловал их, демонстрируя этим, какой потрясающий вкус у дефицитной халвы.

- Не нужны мне твои самоцветы. - Не поддался на уговоры Филипп. - Мы здесь тоже не бедно живем. У нас отборный жемчуг девать некуда, - соврал водяной, - а ты мне про какие-то самоцветы. А что касается опиума... Если ты сюда эту заразу притащишь, хоть одну дозу... Мы в бутылки не сажаем. У нас другой порядок: камень на шею и раков кормить.

- Это жестоко, - возмутился джинн. - У вас ведь, насколько я понимаю, просвещенная монархия

- Верно понимаешь, - подтвердил водяной. - Но как только кто-нибудь притащит наркотики, просвещение кончается, и начинаются раки.

- Все, - быстро пошел на попятную джинн. - Вопрос снят. Никакого опиума. А обычной халвой полакомиться не желаешь? Высший сорт, с орехами. Есть "Особая", для любителей, с засахаренным изюмом. Очень полезна для желудка. Пользуется большим спросом среди правителей.

Но на водяного рекламные штучки джинна не действовали.

- Я тебя попросил вора найти, что зерна украл. Такое у меня сейчас желание. А ты не хочешь этим заниматься. Что же теперь делать... Больше мне, от тебя ничего не нужно. Иди, гуляй.

- Некогда мне гулять, уважаемый, выскажи три желания, и я их выполню. Мне в фирму возвращаться надо.

- Тебя наверно дома ждут усталая жена, голодные дети и больная мать? - с достаточной долей ехидства спросил Филипп.

- Конечно, - подтвердил джинн. - Уже триста лет ждут, никак дождаться не могут.

Сказано это было довольно неубедительно.

- А у меня никаких других желаний нет, и в этом году, не будут. Так что иди, Сема, гуляй.

- Мне домой надо! - упорствовал Селим.

- Это твои проблемы... Фитюк! - позвал Филипп старшего подкоряжника.

Фитюк тут же явился, как положено, стукнул древком трезубца о пол.

- Ты вот что, Фитюк, проводи Сему на берег. Места ему наши покажи, с моховиками познакомь... Он, понимаешь, хочет дракона убить, а у нас, как на беду, ни одного дракона сейчас нет. Даже плохонького. И не знаю где взять. Так что пусть гуляет. Пока. Да, бутылочку из-под оливкового масла поставь в угол, глядишь, пригодится еще.

Фитюк подобрал бутылочку и бережно поставил ее на место указанное водяным.

- Пойдем, Сема, - похлопал джинна по плечу старший подкоряжник. - Я тебя раками угощу. У нас раки громадные, вот такие, - он показал руками, какие здесь водятся раки, раза в три преувеличив их размеры. - Очень вкусные. Вы, джинны, я слышал, все больше на Востоке промышляете. Бывал я там с хозяином. У вас вода совсем теплая. А в теплой воде рак разве по-настоящему вырастет?! Видел я ваших раков. Недомерки. Угостись нашими, не пожалеешь. А потом к моховикам сходим. Они все жутко умные. Послушаешь их, обалдеешь.

- Вот-вот, своди его к моховикам, - бросил вслед Селиму водяной. - Пусть поговорит с ними. А домой захочется, быстро вора найдет...