Карта первого круга

Глава 5

На этот раз призыватель запустил на арену самое мерзкое создание из своих запасов. Огромный паук, с раздутым брюхом, длинными волосатыми лапками и непрерывно шевелящимися хелицерами полз в мою сторону. За ним оставалась струна паутины, ясно видимая на серых камнях площадки, я даже различил капельки клея на ней.

И так-то не любил пауков, а когда увидел эту тварь на картинке в активаторе Аландора, весь передернулся. Пока он читал его характеристики я раздумывал, как же это членистоногое будет выглядеть в реальности и сейчас получил ответ на вопрос. Высотой по пояс, а в окружности за два метра вместе с лапами, паук внушал какой-то животный ужас. Его расцветка не имела резких оттенков — обычные грязно-желтые, черные, оранжевые цвета, как на крестовиках, которые встречаются в малине. Но увеличившиеся размеры давали возможность подробно рассмотреть детали существа и это наполняло отнюдь не восторгом, а омерзением и страхом.

Двигался противник достаточно медленно для меня, хотя было видно, что торопится вперед изо всех сил. Думаю, что взрослый человек смог бы от него убежать, тем более подпитываемый чувствами ужаса и отвращения. Но мне так сделать не получится, поэтому я первым делом подбежал к Треногу, которого так и не отозвали. Схватив его за уцелевшую лапу, с хрустом выдрал из основного тела, которое перекатывалось металлическим шаром с боку на бок. Полученный двухметровый шест я собирался использовать против паука, потому что вступать в рукопашную с такой мерзостью совсем не хотелось.

— Да щас! — раздался голос Аландора и конечность Тринога, как и он сам, распалась крупными огоньками.

Моя ладонь сомкнулась на пустоте, а я с ненавистью взглянул на пацана. Вот он козел.

Держать дистанцию от нового противника не составляло труда. Его характеристики, судя по карте, были расположены не равномерно, а самой высокой была выносливость. Скорость же составляла всего две единицы. Аландор с недовольством мне тогда рассказывал, когда показал паука в активаторе, что дядя ему когда-то дал целых три таких карты, но членистоногие проявили себя не очень хорошо в нападении. Из-за этого парень считал их скучными и только иногда развлекался, чтобы попугать живущих рядом людей. К сожалению, он не стал описывать подробности этих забав, поэтому для меня оставалось загадкой социальное строение мира.

Сделав пару кругов по площадке, я собрался с духом и молниеносным движением сблизился с пауком, заходя с боку. После драки с Треногом у меня побаливали места ударов и в целом чувствовал себя побитым, но это не сказалось на моей скорости. Ударом стопы вертикально вниз я легко переломил одну из средних лап. Тварь резко крутанулась, но даже не смогла коснуться меня, слишком большая разница в нашей скорости. Отпрыгнув, я зашел с другой стороны и повторил сове действие.

Две сломанные лапки не сильно мешали пауку, но, когда их количество возросло до пяти, он уже не мог нормально двигаться. Только кружился на месте и пытался сместиться ко мне поближе. Даже хелицеры пошли в ход, он ими помогал себе, отталкиваясь от земли. Я едва не совершил ошибку, попытавшись окончательно его добить, но вовремя увидел блеск на камнях и сменил траекторию, отбежав в сторону.

Внимательно присмотревшись, я понял, что паук сменил цвет паутины и она стала не белой, а прозрачно-серой. И он покрыл ей приличное пространство вокруг себя, пока вертелся на перебитых лапах, пытаясь меня достать. Причем он четко понимал, куда можно наступать и где ползти, чтобы не вляпаться в собственный клеевой состав. Выругавшись неожиданным особенностям врага, которого уже считал побежденным, я аккуратно обошел опасные участки, прыжком с места запрыгнул на его крупное брюшко, которое мягко качнулось подо мной и вбил ногу в место соединения головогруди и задней части тела.

Я где-то слышал, что у пчел мозг находится не в голове, а сердце вообще на ненормальном месте, поэтому не стал гадать, где уязвимые места у этого членистоногого, а просто решил ударить по самой тонкой части. Несмотря на неудобную поверхность под ногами, я смог пробить хитин, и моя стопа ушла вглубь тела, кроша там какие-то отростки и разрывая органы.

Паук забился внизу, а я с омерзение вырвал из него ногу, после чего соскочил на участок площадки без паутины и отошел, чтобы понаблюдать за его дальнейшими действиями. Он еще немного подергался, но потом опять направился в мою сторону. На этот раз полз он очень медленно и неуверенно, явно внутри были повреждены важные системы.

— Ну ты и в говно вляпался, — откомментировал Аландор, глядя на мою ногу. — Хрень полная эти насекомые. В следующий раз всех троих надо запустить.

Я передернулся от брезгливости после его слов и понадеялся, что он уже подуспокоился после моих слов ранее. Но это оказалось не так, сопляк все еще помнил мою попытку высказать собственное мнение, а может ему просто стало скучно, и он решил повысить градус напряжения схватки.

— Ладно, сейчас посмотрим, какой ты не убиваемый, — с этими словами он развеял покалеченного паука и призвал гоблинов.

Именно так он назвал этих существ, когда показывал мне их изображение. Настоящие маленькие зеленые человечки с ростом полтора метра. У них был длинный нос, тонкие, но жилистые руки и ноги, выпирающий живот, впалая грудь и острые зубы в пасти, которая приоткрыта и оттуда сочится слюна. Я успел тогда рассмотреть их вооружение из трех дротиков и небольшого размера каменных топоров, прежде чем призыватель перевернул страницу.

У него было сразу три таких карты, также, как и три карты пауков. Особенность гоблинов заключалась в том, что из артефакта появлялось сразу два существа, но их характеристики были снижены тоже в два раза. Поровну на каждого, получается. Когда призыватель озвучивал параметры монстриков, я удивился, зачем нужны эти слабаки. Сила и дух составляли по единице, а выносливость два. Только скорость была равна трем.

Сейчас же их характеристики не казались мне совсем уж никчемными, ведь Аландор вызвал разом три карты, то есть напротив меня появилось шесть существ. Толпой загасить могут любого, если группа бойцов сработана и натренирована на совместные действия. Как оказалась, эти недомерки вполне умели работать командой, много позже я даже стал подозревать наличие у них какого-то роевого разума.

Как только призыватель отдал команду на сражение, они метнулись в разные стороны, оставляя меня в центре их построения. Набрав дистанцию, полностью окружили меня и находящиеся сзади синхронно метнули дротики. Расстояние держали небольшое, снаряды летели быстро и увернуться было бы очень сложно, но я даже не пошевелился.

Когда я ранее пытался рассказать о своем состоянии Аландору и необходимости отдыха от психологического пресса, то сам не до конца верил в свои слова. Тело, восстановленное из карты и наполненное энергией вместе с жаждой действия, говорило мне, что я далек от истощения, а мои волнения — это скорее глупости, чем реальная проблема. Но вот после паука, когда я пытался стряхнуть налипший кусок его плоти, то почувствовал, что мне становится все равно. Равнодушие к происходящему начало было меня охватывать, но начало формирования из светящихся линий нового противника немного сбило напор этого чувства. Однако, увидев такую толпу я кристально чисто осознал, что после них будет кто-то еще, затем очередной враг и так до тех пор, пока я не вернусь в карту. А после возврата в этот мир все продолжится.

Собственная смерть в старом мире, а затем постоянные и бессмысленные бои полностью сожгли желание так жить, будущие же сражения, которые меня ожидали, полностью обесценивали такое существование. И тогда я решил умереть.

Нет, я не сдался, передав свою судьбу на волю обстоятельств, но точка зрения на мир и свое место в нем поменялась резко и сильно. Если я стану постоянно сражаться, значит также часто буду испытывать боль и умирать. Так зачем тянуть с принятием неизбежного, не лучше ли сразу испытать, какого это, когда тебя раз за разом калечат и убивают? Это моя новая жизнь, и чтобы ее изменить, сначала необходимо принять законы, по которым она работает. Поэтому я не стал суетиться, дождался, пока зеленые карлики займут свои места и с отстраненным любопытством наблюдал, как в меня влетают дротики.

Это было достаточно больно и очень неприятно. Моя новая шкура была гораздо плотнее, чем человеческая кожа, поэтому пущенные слабой рукой снаряды входил в тело сантиметров на десять-пятнадцать. Но этого вполне хватало, чтобы зацепить внутренние органы, если лезвие не билось в кость. Сначала я получил два попадания в спину. Стоит отметить, что мелкие ублюдки целились в почки, а не выше, не полагаясь на случай, что дротик скользнет по ребрам и уйдет в сторону. Увидев, что я не двигаюсь, к забаве присоединились оставшиеся четверо.

Через минуту я был истыкан как подушка для иголок, а со стороны Аландора раздавались гневные вопли, которые абсолютно меня не трогали. Боль от карты была рядом, то загораясь, то утихая, но не переходила границы моего терпения. Казалось, она не могла решить, нарушаю ли я приказ хозяина карты или действую в его интересах. Гораздо более сильные ощущения я испытывал от внешних повреждений. Новое тело плохо чувствовало боль, но это не мешало ему страдать и заставлять меня мысленно ругаться на собственное решение. Один из дротиков летел в голову, но я титаническим усилием воли остался неподвижным и лишился глаза. К несчастью, лезвие не достало до мозга, если он там был, конечно, поэтому пришлось наслаждаться неописуемыми оттенками новых страданий.

Когда дротики закончились, я все еще стоял, но уже не различал ничего вокруг. Кровь залила уцелевший глаз, а в ушах бился шум сердца. Уродцы одновременно бросились ко мне, выхватывая топоры и дальше я только ощущал, что тело разделывают как тушу на бойне. В какой-то момент все прекратилось и меня перенесло назад в карту.

В безвременье я даже не испытал облегчение, потому что здесь не было таких понятий и чувств. Только ощущение, что со мной что-то делается и мысль о том, что я существую. Когда же работа надо мной прекратилась, ушла и мысль-осознание, а я вновь перешел в режим ожидания.

— Это че тогда было? — возмущенно поздоровался со мной Аландор, когда я появился в реальном мире.

Вот странно, когда я ухожу в карту, то могу испытывать гнев, равнодушие, боль, страх, но при возврате всегда чувствую воодушевление и оптимизм. Кончено, они практически сразу проходят, когда я вспоминаю, чтобы было несколько секунд назад по моему времени, но сам факт заставляет задуматься.

Оценивающе посмотрев на призывателя и все еще переживая чувства, когда тебя разбирают на кусочки каменными топорами, я не стал отвечать.

— Ты охренел? Говори! — потребовал пацан и добавил, видя мое нежелание произносить слова: — Приказ. Объяснить, почему не сражался.

Накатывающая боль подсказала, что не стоит выпендриваться и я, наконец-то, ответил:

— Я тебе объяснял, мне нужен отдых. Я не марионетка, как другие карты, и сражаться всю жизнь без перерывов и цели не смогу.

— Ну ты… — задохнулся от возмущения парень. — Да ты… Но как же… Блин, тебе что, понравилось, когда они пихали в тебя дротики, а затем на куски рубили? Хрена себе отдых!

— Нет, разумеется. Я же нормальный человек, — ответил я, сдерживая дрожь воспоминаний.

Одно дело — решиться принять новые правила жизни, другое — испытать последствия этих самых решений, а затем услышать со стороны подтверждение того, как ужасно это выглядело. Лучше всего запомнился дротик, летящий в голову и попытки остаться при этом недвижимым.

— Да ты псих полный, — категорично заявил Аландор. — Надо будет пауков на тебя выпустить, посмотрим, как себя поведешь. Никто еще не спокойно на них не реагировал, кроме Синдора. Но он призыватель и не таких тварей видел.

— А ты выпускал их на обычных людей? — заинтересовался я, наслаждаясь мгновениями перерыва в схватках и простым разговором.

Как-то начинаешь ценить моменты, когда никто не старается тебя убить или сделать больно, а ты спокойно стоишь на месте и ведешь неторопливую беседу с жестоким сопляком, наделенным властью.

— Да пару раз, когда надо было казнить ворье. Прикинь, хотели наши налоги зажать?! Теперь никто не рискует, — довольно ответил Аландор. — Кстати, ты все же должен обращаться ко мне уважительно, но мне плевать на это. Поэтому можешь на ты. Однако, если при других посмеешь так сделать, накажу. Будет еще карта вонючая вести себя, как хочется!

На последнем предложении он снова психанул и повысил голос. Вот лично я уже не уверен, у кого из нас кукушка сильнее поехала — у меня, вырванного из безопасной среды и помещенного на гладиаторскую арену или у этого существа, которое огромных пауков на обычных людей натравливало. Пусть они и преступники, по его словам, но небрежность тона при описании таких диких действий и радость от их эффективности — это за гранью моего текущего понимания. Тем более, я вот только что расправился с мерзким членистоногим и прекрасно понимал весь ужас бедолаг, которых подобные твари сожрали.

— Тогда расскажи, как к тебе обращаться при других, Синдор же не сделал этого.

— Да ты опять начнешь выпендриваться, это не так, это не хочу, — немного успокоившись, но все равно раздраженно всплеснул руками парень. — Для тебя даже проблема сказать «хозяин». Все так говорят, а ты типа особенный, что ли?

Прежде чем он вновь завелся, я его уверенно перебил, пока он набирал вдох для продолжения фразы:

— Да. Ты сам видел, что я могу, скажи еще, что кто-то другой так сможет?

Аландар захлопнул рот и задумался. Факты были на моей стороне, я не дрался в полную силу только с гоблинами, а все остальные карты первого круга победил, причем достаточно уверенно. Да и с зелеными коротышками бы разобрался, особенно против одной карты, а не трех.

— Ну на первом круге ты действительно дал жару, — нехотя согласился призыватель. — Хотя гоблины тебя разделали. Прям реально на куски разрубили, один даже ногу пытался сгрызть, прикинь?!

Пацан засмеялся, вспоминая, как это происходило, а я жалел, что нельзя проконсультироваться с психиатром про него. Такие резкие смены настроения — явный признак отклонений и хотелось бы знать, чего ожидать в будущем и как это можно использовать. Но таких ценных специалистов рядом не оказалось, а сам я в этой области несилен. Зато хорошо умею договариваться, особенно если есть, что предложить.

— Я - козырная карта. Но и отношение должно быть другим, как ко всем ценным вещам. Ты же не станешь сравнивать себя и обычных людей?

— Эээ, — протянул Аландор, обдумав мою фразу. — Так я призыватель, а ты карта, вообще. Даже не человек и не раб. Да у тебя всего час времени есть после призыва, а обычные люди всю жизнь в этом мире находятся, получаешься недоделок какой-то.

Он как-то весь успокоился, перестал выглядеть перевозбужденным и уселся на скамейку. Парень решил пообщаться со мной, а у меня появилась возможность узнать что-то новое. Видя по нему, что торопиться с ответом не надо, я огляделся. Не знаю, сколько времени прошло с прошлого призыва, но здесь опять стоял день и светило заливало лучами всю площадку.

Местная звезда была чуть более красной, чем наше Солнце, а размер немного больше. Синее небо глубокого цвета не пятнали облака, а ветер исправно шумел листвой деревьев, выглядывающих из-за стен. Очень хотелось посмотреть, что находится за этой преградой, но пока возможности не представилось.

Аландор сменил одежду и был не в привычном халате, а в обычной одежде: рубашке, штанах и мягких сапогах из кожи до середины голени. Ну как обычной, все было расшито серебром, на рукавах висели золотые колокольчики, которые бренчали при жестикуляции, а обувь имела нереальный белый цвет. Мажор на прогулке.

— В том и дело, что среди обычных карт я особенный. Как ты среди обычных людей. Более того, карта, даже простая, может принести намного больше пользы, чем какой-нибудь крестьянин или ремесленник, или воин. Я чувствую, что стал намного сильнее, чем был раньше, да ты и сам видел, на что я теперь способен. А ведь это не предел, и я даже не освоил новые возможности толком. Наверное, мироздание устроено справедливо, поэтому к тем, кто может больше должно быть и отношение другое. Разве не так?

— Это ты мне предлагаешь к тебе по особенному относиться? — насмешливо спросил Аландор. — Ты себя уже картой пятого круга почувствовал?

— Именно это я и предлагаю. Иначе, я просто не стану действовать нормально, просто не смогу. Слушай, у тебя на руках уникальная карта, ты уже оценил меня, так почему ты думаешь, что я такой же, как остальные манекены? Если бы так было, то ты не видел бы моего подавляющего преимущества перед обычными образами. Помнишь, как с одного удара копейщицу уложил?

— Да все вы одинаковые, — пробурчал недовольно призыватель, но продолжать разговор не стал и глубоко задумался.

Пока он размышлял, я не беспокоил его, опасаясь нарушить этот нестабильный процесс. Меня волновало, куда могут свернуть мысли в его мозгу на нездоровых извилинах, но повлиять на их путь пока никак не мог. Вместо этого я просто стоял, наслаждался бездельем и кипучей энергией в теле, и усиленно анализировал все, что узнал про этот мир.