Карусель

1

Мы лежим с ней на диван-кровати, мягкий свет бронзовой лампы освещает ее округлое лицо: длинные черные ресницы полуопущены, завитки густых русых волос обрамляют порозовевшие гладкие, с чуть заметным пушком щеки. Я до сих пор не знаю, какого цвета у нее глаза: светло-серые или бледно-голубые. Они небольшие и совершенно не отражают ее внутреннее состояние. Про такие глаза не скажешь, что они — зеркало души. Скорее — отражение внешнего света. Так, бывает, солнце отражается на стене. Сердится Света Бойцова или радуется — глаза не меняются, так же спокойно она смотрела на меня, когда перед своим замужеством провожала в деревню, так же смотрит и сейчас, неожиданно придя ко мне от своего молодого мужа. И нет в ней раскаяния, угрызений совести. Света никогда ни в чем не считает себя виноватой. Она, как бабочка, порхает с цветка на цветок, взмахивает своими красивыми крыльями и летит лишь туда, где нектар слаще...

У нее узкие смуглые плечи, высокая округлая грудь нерожавшей женщины, длинные ноги, полные бедра. Света знает, что она соблазнительна. Она часто мне повторяет, что, когда наведет на себя лоск и выйдет на проспект, транспорт останавливается... Я верю ей. Редкий мужчина не оглянется на высокую стройную женщину с походкой павы. Что бы она ни надела, все на ней сидит как влитое. У нее ровный, спокойный характер, она неизменно пребывает в хорошем расположении духа, у нее отличный аппетит. Например, она любит куриную гузку, жирную пупырчатую кожу, которую я не могу заставить себя съесть.

Я полагал, что между нами все кончено, и мне казалось, что полностью освободился от ее чар, но когда она неделю назад позвонила и сказала, что сейчас зайдет, я... с вдруг вспыхнувшей радостью и волнением распахнул перед ней дверь. Мне хотелось посмотреть ей в глаза, увидеть в них сожаление о своем поступке, но ничего подобного я не увидел: глаза были, как всегда, пустыми, улыбка милой и добродушной. Она привычно вошла в прихожую, раздевшись, попросила тапки, перевесила мой плащ на другую вешалку, раньше на этом месте висело ее пальто, вот и сейчас оно заняло свое место.

— У тебя ничего не изменилось, — с улыбкой проговорила она, пройдясь по комнате и заглянув на кухню.

— Мы изменились, — с ноткой горечи произнес я.

— Я постарела? — кокетливо поинтересовалась она, мельком взглянув на себя в овальное зеркало в прихожей.

— Нет, ты все такая же... красивая, — признался я.

— И ты в порядке, — милостиво ответила она. — Молодой, энергичный. Ну, рассказывай, много у тебя за это время было женщин?

Мы с ней не виделись больше чем полгода, и была у меня лишь одна женщина — Ирина Ветрова.

— Расскажи лучше ты о себе, — попросил я.

Но Света никогда не рассказывала о своих поклонниках, ничего не стала рассказывать и про своего мужа, ограничившись лишь замечанием, что он моложе меня и у него нет постоянной работы.

— Жулик? — напрямик спросил я.

— Я его делами не интересуюсь, — нахмурившись, уклончиво ответила Света. Больше она на эту тему не пожелала разговаривать.

Вот так, помимо моей воли снова в мою жизнь вошла Света Бойцова.

Есть в нашей жизни женщины, которые, наверное, в душе всегда с нами. Изменяют они нам, уходят к другому, даже замуж выходят, но стоит им снова появиться — и мы радостно встречаем их. Да, Света Бойцова имеет власть надо мной. Она знает, что она моя женщина, и умело пользуется этим. Я у нее, как у бережливого человека сберегательная книжка, — на черный день. Когда Свете муторно, когда ей надоест другой или она ему, Света знает, что у нее есть Андрей Волконский, который никогда ее не оттолкнет, какую бы гадость она ему ни сделала. Женщина безошибочно чувствует, над кем она имеет власть. Может, я не один у нее такой. Есть и еще, кто всегда охотно ее примет. Я уже говорил, что если она уходила от меня к другому, то надолго. Иногда на целый год, а потом всегда возвращалась, будто к себе домой, ничуть не сомневаясь, что я ее ждал, что я ей рад. И ей незачем было оправдываться, лгать, изворачиваться. То, что было, прошло, нужно жить настоящим, и не стоит далеко загадывать на будущее.

Мы встречаемся со Светой два раза в неделю. Она сама сказала, в какие дни она сможет ко мне приходить. Будучи четким человеком в своих финансовых делах, она была необязательной во времени, могла сказать, что придет в пять, а заявлялась в семь и позже.

— Ну что я могу поделать, если всегда опаздываю? — невинно глядя на меня, оправдывалась она.

Конечно, если бы с Ириной у меня все было в порядке, возможно, я снова и не сошелся бы со Светой. Но она каким-то внутренним безошибочным чутьем знала, что я ее не оттолкну. Сколько раз я клялся себе, что, если она позвонит, не отвечу ни слова — повешу трубку. Она звонила, я слушал ее невозмутимый голос, и у меня не доставало силы воли прекратить этот разговор. Мне нравилось слушать ее, хотя ничего нового и умного она и не произносила. Передо мной возникало ее круглое лицо с маленьким розовым ртом, спокойные светлые глаза, мягкая улыбка. Когда она сидела на кухне за столом, ее длинные ноги в коричневых колготках протягивались от стены до стены. Кухня у меня была вытянутая, узкая. Мне нравилось смотреть на нее, доставать ей из холодильника еду. Света очень любила цыплят табака, я для нее их готовил, и мне не приходило в голову, что у плиты должна бы она стоять, а не я. Такие мелочи меня не волновали. За годы холостяцкой жизни я привык все делать сам, и Света, в отличие от Ирины Ветровой, никогда не говорила, что крутиться у плиты — это не мужское дело. Мне, как любой «хозяйке», хотелось, чтобы меня похвалили за мои кулинарные старания, но Света на вопрос, как удались котлеты или суп, скупо роняла: «Нормально».

— Так кто она? — спрашивает меня Света. Глаза ее устремлены на потолок. Наверху нынче тихо, по-видимому, мои мучители еще не пришли. — Высокая? Красивая?

Я не умею врать и, конечно, рассказал ей про Ирину. Пусть не думает, что без нее для меня жизнь остановилась. Внешне Света ничем не проявила своего неудовольствия, но по ее тону я понял: ее глубоко уязвило, что я вместо того, чтобы денно и нощно страдать и думать о ней, завел другую женщину. И, кажется, красивую. Это как-то не укладывалось в Светином представлении обо мне. Она, очевидно, полагала, что пока она развлекается с очередным возлюбленным — она это называла «жизнь устраивает», — я должен терпеливо дожидаться, пока она сама не сообразит, что «жизнь не устроилась»...

— Все женщины, которые нам, мужчинам, нравятся, для нас самые красивые на белом свете, — философски заметил я.

Светлые брови ее сдвинулись, у маленького рта залегла неглубокая морщинка. На круглом подбородке чуть заметно выступала бородавка.

— Она красивее меня?

— Ну как тебе сказать... — замялся я. Кто из них красивее, честно говоря, я и сам не знал. Обе, на мой взгляд, красивые, но каждая по-своему. Света, может, и эффектнее, но попроще, я бы даже сказал — примитивнее. У Ирины сочетание внешней и внутренней гармонии, в ней больше духовности, интеллекта, безусловно, она умнее Светы, у которой над всем преобладает практичность. Если любой мужчина, обративший внимание на Свету, может подойти к ней и заговорить, то с Ириной этот номер может и не пройти. В Ветровой нет той доступности, которая присуща Свете. Прежде чем попытаться приударить за Ириной, мужчина несколько раз подумает, как бы не получить резкий отпор. А это не каждому по душе...

— Говори правду, — потребовала Света. Она на вид была невозмутимой, мягкий овал ее профиля был по-детски невинен, но я знал, что в Свете сейчас бушует вулкан. Она была злопамятной и долго не прощала обид. Но я вовсе и не собирался ее обижать. Если уж на то пошло, она сама меня крепко обидела тем, что подлым образом вышла замуж за другого... Или опять, уж в который раз, просчиталась? «Не устроила свою жизнь?»

— Мне Ирина нравится, — сказал я.

— А я?

— А тебя, наверное, люблю, — признался я. И подумал про себя: все-таки скотина ты, Андрей! Нравится Ирина Ветрова, а лежишь в постели со Светой Бойцовой. И тебя вовсе не мучают угрызения совести. Но в этом виновата Ирина: я ей несколько раз делал предложения, и каждый раз она мне отказывала... Интересно, а если бы я женился на Ветровой, мог бы вот так снова лежать рядом со Светой? На этот вопрос я не смог бы себе ответить... Если уж на то пошло, нет такой женщины на свете, которую нельзя было бы уговорить выйти за тебя замуж. Значит, не очень уж сильно я уговаривал Ирину. Какая-то игра: я ей предлагаю руку и сердце, она отказывает. Меня это уже давно перестало уязвлять, а она вроде довольна, что я больше не настаиваю...

— Я сама не знаю, почему у нас с тобой все так сложно... — помолчав, сказала Света. Лицо ее стало мягче, видно, мое признание как-то успокоило ее, точнее, ее уязвленную гордость. Как бы Света ни поступала, сколько бы ни делала мне подлостей, она по-прежнему считала меня своей собственностью и не хотела бы с другой делить. Странная женская логика!

— ...иногда мне кажется, что я тебя ненавижу. Я отдала тебе свои лучшие годы, а ты так и не сделал мне предложения!

Это верно, на Свете жениться мне не хотелось. Правда, будь у нас ребенок, я женился бы. Но у Светы, по-видимому, никогда не будет детей. Неудачный аборт, а их она сделала немало, или что-то другое, но забеременеть ей очень трудно, а если и забеременеет, то не удастся сохранить ребенка. Так ей сказали врачи-гинекологи. И потом, как сделать предложение женщине, если она в любой момент может предать тебя? А Света может предать. И не только может, но обязательно предаст, это у нее в крови. И то, что она совершит, даже предательством не посчитает. Ну что такого? Она взяла и ушла к другому свою «жизнь устраивать», но потом-то вернулась!..

— Ты знаешь, почему, — ввернул я.

— Я знаю, что была бы тебе плохой женой...

— Неверной, — снова вставил я.

— Ты старше меня, умнее, вот и воспитывал бы меня, — нашлась она.

— Видишь ли, дорогая, мне еще нужно и книжки писать, — сказал я. — Наверное, это главное в моей жизни. А бегать по стране, искать свою сбежавшую женушку для меня было бы очень уж хлопотно.

— Откуда ты знаешь, что я сбегу?

— Было же такое.

— Мы не были мужем и женой, — резонно ответила Света.

Может, я просто трус?

— Если бы для тебя работа не была самым главным в жизни, если бы ты не уезжал на все лето в свои Петухи, может, ничего бы и не случалось... Я ведь не виновата, что в городе...

— ...транспорт останавливается, когда Света Бойцова выходит на Невский, — язвительно заметил я.

— Мужчины ко мне пристают, что я могу поделать?

— Мужчины пристают лишь к тем женщинам, которые...

— Ты знаешь, что я не проститутка, — перебила Света. — Если у меня мужчина, я ему... — скосив голубой глаз на меня, она запнулась, — ...стараюсь не изменять. Ну разве что в компании, когда много выпью шампанского, кто-нибудь меня и прихватит... Почему ты никогда не ходишь со мной в мои компании?

— Я ведь не нанимался к тебе пастухом, — сказал я. — И потом, твои компании мне не нравятся.

— Как же, ты — писатель, а мы — простые смертные.

— Я не могу весь вечер сидеть за столом и слушать ваши разговоры про шмотки, наряды, бабки...

— А я не могу вечерами торчать дома, смотреть телевизор, мне даже твой видик надоел! Я — молодая красивая женщина, мне нужны компании, подруги, острые ощущения...

— Поэтому я на тебе и не женился, — вздохнул я. — Не хотел сделать тебя несчастной.

— Пожалел, значит? Только кого: меня или себя?

— Нас обоих, — улыбнулся я.

— А на этой Ирине Ветровой ты готов жениться?

— Я-то готов, а вот она упирается.

— Значит, у вас все наоборот? — злорадно покосилась на меня Света.

Я смотрел на пыльную деревянную тарелку у самого потолка, на которой был нанесен восточный орнамент. Коричневая покрытая лаком тарелка вдруг напомнила мне плоское лицо Александра Ильича Толстых. Вот кто, скорее всего, стоит между мной и Ириной Ветровой! В жизни ничего гладко не бывает, если хочешь чего-то добиться, нужно преодолевать трудности, разные препятствия. Но Толстых — это трудноодолимое препятствие. Ирина его знает много лет, а меня — менее года. Александр Ильич — ее начальник.

Он очень обходительный, интеллигентный. Он ничего не требует от нее, наверное, не предлагает и жениться. У него ведь семья, дети, а для перспективного руководящего работника развод — это шаг назад в карьере. Да и не думаю, чтобы Ирина хотела за него выйти замуж. Ее покойный муж Аркадий Крысин надолго отбил у нее охоту быть чьей-то женой.

— О чем ты задумался? — легонько толкнула меня в бок Света.

— Странная штука получается, — заговорил я. — Мужчина и женщина созданы друг для друга, только благодаря им род человеческий продолжается на планете. И вместе с тем почему-то так трудно им найти путь друг к другу. Вся история человечества — это и трагедии на почве любви, поиск идеала женщины или мужчины, создание и разрушение семьи, всплески невиданной страсти, трагические измены, ненависть, смерть. Став взрослыми, мужчина и женщина ищут друг друга, наконец находят, какое-то время счастливы, потом наступает отрезвление, начинается бессмысленная борьба за главенство в семье, борьба постепенно переходит в ненависть. И вот они уже ненавистны друг другу. Семья превращается в ад. Страдают все: муж, жена, их родители и больше всех — дети. Почему такое случается?

— Я бы не страдала из-за кого-то, — помолчав, ответила Света. — Я понимаю, что сейчас я еще не готова стать хорошей женой, мне хочется погулять, повеселиться, я с ужасом думаю о том, что должна буду стоять у плиты, стирать пеленки, нянчить детей, угождать мужу... Мне нравится, когда меня носят на руках, когда мне угождают. Стоит ли ради замужества терять все это?

— Ты же пошла на это, — возразил я.

— Муж занимается хозяйственными делами, а я — в магазине. Он не работает, вот пусть и обслуживает себя и меня...

— Выходит, ты и тут выгадала! — сказал я.

— Я его не люблю, — сказала Света.

— Зачем выходила замуж?

— Чтобы испытать все то, что ты сейчас так живо нарисовал в своем воображении... Я никого не люблю.

— Себя-то ты любишь, — усмехнулся я.

— А кто себя не любит? — посмотрела она мне в глаза, что довольно редко делала.

— Я не люблю себя, — сказал я. — Даже презираю иногда... Зачем ты позвонила мне? — голос мой помимо воли зазвенел. — Зачем пришла? Если раньше ты хотя бы распоряжалась собой, то теперь ты чужая. Ты спишь с другим мужчиной, который готовит тебе завтраки и ужины. И от этого другого мужчины ты тайком приходишь ко мне!

— Ты хочешь, чтобы я ему все рассказала?

— Ты не расскажешь! Зачем тебе лишние заботы.

— Он знал, на что шел, когда потащил меня в загс... Знает, что я не люблю его.

— Значит, он тебя любит?

— Еще бы ему не любить! — как-то странно вырвалось у нее.

— Ничего не понимаю, — снова сник я.

— Андрей, тебе плохо со мной? — Теперь она повернулась вся ко мне. — Я рядом, мне хорошо с тобой, лучше, чем с ним. Чего тебе еще нужно?

— Действительно, чего еще мне нужно!

— Ты хочешь, чтобы я разошлась с ним?

— Зачем ты вообще выходила замуж?

— Но ты бы на мне все равно не женился, я это знаю. Я ведь...

— Сколько раз меня предавала! — вырвалось у меня с горечью. — А теперь предаешь своего мужа.

— Меня вдруг потянуло к тебе, Андрей! Это правда. Ты веришь мне?

— А потом потянет к другому...

— Я ведь не виновата, что я такая, — вяло оправдывалась Света. — Когда я выходила замуж, я не думала, что снова приду к тебе.

— Лучше бы ты не приходила...

— Я сейчас встану и уйду, — помолчав, сказала она. Голос ровный, однако лицо стало напряженным. Даже обычно розовые щеки чуть побледнели. Я знал, она ждет, что я отвечу. Промолчать? Тогда она действительно встанет и уйдет. Может, надолго. Рано или поздно снова вернется, но сейчас точно уйдет... Хочу ли я этого? Моя рука сама собой касается ее плеча, большой упругой груди, пальцы перебирают густые русые волосы. Нет, мне не хочется, чтобы Света уходила. Горькое у меня с ней счастье, но все-таки счастье...

— Андрей, мы, наверное, никогда с тобой не расстанемся, — негромко произнесла она. — Мне без тебя плохо. Я все время вижу твое лицо, вспоминаю твои руки, губы, глаза.. Когда у нас с тобой все хорошо, у меня и настроение прекрасное, а когда мы в ссоре — все из рук валится... — и вдруг без всякого перехода: — Эта... Ирина тебя не будет так любить, как я. Ты познакомь меня с ней. Если она мне понравится, тогда я буду спокойна за тебя. Все твои женщины не стоили тебя. Так, вертихвостки! А я хочу, чтобы ты был счастлив.

— С другой?

— Я же сказала, мы никогда не расстанемся. Я это чувствую.

— А я — нет.

— Я только посмотрю на нее. Познакомь, Андрей?

— Ради Бога, — улыбаюсь я. — Хочешь, я позвоню ей? Или нет, лучше пойдем к ее институту и встретим?

Света долго молчит, потом решительно встает и начинает одеваться. Все движения ее медлительные, плавные. Я люблю смотреть, когда она раздевается и одевается. Каждую вещь, снятую с себя, встряхнет, внимательно рассмотрит, свитера или шерстяные кофты обязательно вывернет наизнанку — до сих пор не понимаю, зачем она так делает? — Руки у нее тонкие, пышноволосую голову наклоняет то в одну сторону, то в другую. Присев на край тахты, натягивает на длинные ноги колготки.

Света не торопится заканчивать свой туалет. Высоко поднимает то одну ногу, то другую, будто любуется ими. Я ей несколько раз говорил, что лучше бы вместо колготок она надевала чулки с резинками на поясе. Это более женственно, на мой вкус, но у Светы свои представления, что ей хорошо, а что нет. Весь мир одет в колготки и джинсы, зачем же ей что-то менять? А время чулок с подвязками давно ушло в прошлое... Но рано или поздно прошлое возвращается. Сколько лет мужчины и женщины носили узкие брюки, джинсы в обтяжку, а теперь влезли в просторные штаны-бананы, свободные куртки со свисающими плечами, причем сшитые из грубой материи. Мне эта мода не нравится, все должно быть в меру. Правда, смешно видеть в старых фильмах героев-любовников в безобразных широченных брюках с отвисшим задом, подпоясанных ремнем под самый дых, но не менее безобразно выглядят на стройных девушках «бананы», широкие куртки. Неужели не понимают, что это делает их мужеподобными?

Света меня не стесняется, она разгуливает по квартире голышом, и я не нахожу в этом ничего вульгарного. Лишь тоска сжимает сердце: так же, наверное, Света ведет себя и в другом доме. И другой мужчина с удовольствием смотрит на нее...