Кем был Гитлер в действительности

Мораль и истина против аморальности и лжи (о двух подходах к личности Гитлера)

Едва ли есть у человечества слово с более отрицательным смыслом, чем фашизм.

Когда же говорят «германский фашизм», то тем самым хотят выделить самую злокачественную разновидность мирового фашизма.

О германском фашизме оправданно говорить как о социально-политическом бандитизме мирового масштаба.

Куда бы ни дотягивались его шупальца, всюду сопутствовали ему страшное неизбывное горе, концлагеря, пытки, развалины, смерть. Умерщвлялось все прогрессивное, все человеческое. И больше всех ощутили и испытали это на себе даже не там, где гитлеризм реализовался как система узаконенного преступления, а мы, советские люди, которым он объявил войну на уничтожение.

«Никто не забыт, ничто не забыто» — эти слова высочайшей нравственности и неизбежного возмездия, слова, выстраданные бесстрашным гуманизмом в его титанической борьбе с коричневым злом, родились здесь, у нас, на нашей земле. А корни их ушли под землю, в могилы тех, кто не забыт. И они, лежащие там, взывают к нам...

Умер не тот, кого уже нет, а тот, кто забыт. «Никто не забыт, ничто не забыто...» То, что слова эти родились у нас, больше чем закономерно. Это — глас человечества. В них выражено вечное значение. Человек рожден жить свободным, для созидания, и только в этом он бессмертен. И тот, кто против этого поднимает преступную руку, неизбежно попадает в реестр позора всех времен и народов. На сегодня первую строку в нем занимает германский фашизм во главе с Гитлером.

Вот почему книга Курта Бахмана — это то, за что люди должны благодарно пожать руку автора, не только потому, что он бескомпромиссно борется с угрозой катастрофического фашистского рецидива, но и потому, что он вышел из гитлеровского ада — из концлагеря; израненный, измученный, но не только не сломленный, а еще более закаленный как беззаветный борец с величайшим злом.

Мало их, таких, уже осталось. И тем больше должны быть наша им признательность и высокое уважение. Они сражались, загораживая собой ныне живущих, они думали о будущем, но не думали о собственных шансах на выживание. Это и есть подлинный, осознанный героизм.

Нынешняя книга К. Бахмана есть прямое продолжение той более полувека назад начатой борьбы, у которой есть начало, но нет еще конца, ибо живо еще чрево, способное плодить гадов.

12 лет германского фашизма — это тот отрезок человеческой истории« помнить о котором следует особенно, ибо у человечества не было трагедии более адовой.

12 лет на фоне тысячелетий— всего лишь миг. Но это гот миг, в котором зло оказалось спрессованным, как в сверхплотном космическом веществе, крохотный кусочек которого весит миллиарды тонн.

Забывчивость, легкомыслие, а еще хуже — стремление преуменьшить преступления фашизма есть не что иное, как попытка подвести новый фундамент под повторение совершенных и пережитых ужасов.

О книге Курта Бахмана можно было бы сказать весьма кратко, если бы не одно «но».

Эта книга олицетворяет мнение и совесть антифашистов, тех« кто сам, по зову сердца, ума и справедливости, встал на пути гитлеризма. Но (а это и есть то самое «но») ныне существует и иное понимание фашизма и его главной фигуры — Гитлера.

Другими словами, есть два основных противоположных направления в трактовке фашизма и его лидеров.

И об этом приходится говорить особо, ибо, как показывает действительность, сегодня еще рано списывать в архив то прошлое, которое было затоплено морями крови и загромождено горами трупов, рано потому, что существуют еще силы, которые могут вновь прибегнуть к услугам фашизма.

Как нет преступлений более зверских, чем преступления фашизма, так не может быть фальсификации зловреднее, чем «очеловечивание» и оправдание его главаря — Гитлера.

И книга К. Бахмана — острейшее оружие в борьбе с фальсификаторами.

Вместе с тем эта книга помогает преодолеть упрощенное, а подчас и примитивное, обывательское представление о Гитлере и среди тех на Западе, кто недвусмысленно отвергает фашизм.

До сих пор среди молодых людей (а к ним и обращается в первую очередь Курт Бахман) можно слышать вполне искренний вопрос: почему же, если фашизм столь преступен, уродлив, античеловечен, почему ему дали возможность совершить так много трагического и катастрофического? Почему ему не помешали?[1]

Такие вопросы вызваны по меньшей мере двумя факторами: во-первых, временной отдаленностью совершенного и, во-вторых, тем, что люди, переживите и знающие фашизм по личному опыту, не всегда отличаются активностью воспоминания о том, о чем помнить нужно всегда, без успокоения и перерывов. Свидетелей и очевидцев фашизма остается все меньше. Но это не может служить оправданием, наоборот, сама жизнь возлагает на оставшихся в живых современников фашистских преступлений долг говорить и от имени тех, кто стал жертвой фашизма, с удвоенной, с утроенной силой. Сама история возлагает на них миссию воинствующего напоминания — во имя будущего. Этот долг священен, ибо он завещан павшими.

Молодым людям должно быть ясно, что фашистское зло — не слабосильно, особенно если оно не в одиночестве и получает активнейшую моральную и материальную поддержку. Под этим углом зрения применительно к германскому фашизму можно сказать, что с момента его выхода на международную арену зло никогда еще не проявляло себя с такой сатанинской силой, как это случилось в первой половине XX века, по вине тех, кто выдвинул Гитлера и поддержал его.

Закон политической жизни гласит, что ни один лидер долго не продержится без значительной массово-политической базы. Гитлеровская система, к величайшему несчастью, располагала такой базой. Были и свои методы ее формирования — демагогические, лживые, коварные, но они были и свое действие оказывали. Отметим лишь некоторые из них, о чем более подробно говорится в книге Бахмана.

Фашистские крысоловы адресовались прежде всего к разоренным кризисом и отчаявшимся массам мелкой буржуазии. Нацисты коварно использовали свойства ее психологии. Она ненавидела как владельцев крупного капитала, считая, что те преуспевают за ее счет, так и рабочих, которые ей социально чужды.

Играя на политической незрелости мелкой буржуазии, на ее желании вылезти из нужды как можно быстрее, фашисты внушали ей, что если Гитлер завтра придет к власти, то уже послезавтра все будет по-иному. И мелкая буржуазия попалась на эту удочку. Это было началом завоевания масс.

Немцам внушали, что улучшению их положения мешают коммунисты, социал-демократы, профсоюзы, евреи. Так нацисты готовили и оправдывали свой террор по отношению к антифашистам. Разгоняли их собрания, бросали в тюрьмы, казнили.

С помощью изощренной идеологической обработки использовали так называемые окраинные слои, в частности сельских пролетариев, а также молодых рабочих, не получивших или потерявших работу. При этом, используя стихийные антикапиталистические настроения, нацисты широко прибегали к антикапиталистической демагогии, выдавая себя за друзей и защитников обездоленных. Не случайно Гитлер нередко называл себя «рабочим», «человеком из народа»[2]. И личный парикмахер причесывал фюрера под «человека из народа». К этому следует добавить усиленно насаждавшиеся мифы о личной скромности фюрера, его непритязательности и простоте. В глазах обманутых сторонников он слыл за бескорыстного деятеля, который пожертвовал всем, даже семьей, чтобы целиком посвятить себя «великой миссии» в интересах «великой Германии».

Само название гитлеровской партии (Национал-социалистская немецкая рабочая партия) насквозь фальшиво, но не случайно. В названии видно стремление изобразить НСДАП «рабочей партией» и даже социалистической, что свидетельствовало о коварном намерении играть на популярности идей социализма в германском рабочем движении.

Итак, один из методов фашизма в борьбе за массы — комбинация зверского террора, безответственных обещаний и безудержной демагогии.

Создавая фальсифицированные представления о «друзьях» и «врагах» народа, Гитлер, например, говорил: «Того, кто не желает изменить свой образ мышления, надо согнуть. Искоренение марксизма до последнего... Смертная казнь за измену стране и народу. Строжайшее авторитарное руководство государством. Ликвидация раковой опухоли демократии».

Цель Гитлера можно было бы сформулировать так: произвести в народе социальную нейрохирургическую операцию с помощью фашистского идейно-политического скальпеля. Воинствующий робот, твердый как сталь и послушный как безупречный автомат,— вот что всегда виделось Гитлеру в качестве идеала. Он не достиг полностью этой цели, но на пути к ней оставил страшные следы морально-нравственного порабощения человека.

Обещая искоренить марксизм, фашизм не уничтожил и не мог уничтожить его, но он покончил с буржуазной демократией и установил жесточайшую диктатуру. И в этом еще один урок истории: фашизм, ставя конечной, но недостижимой целью ликвидацию марксизма, «по ходу» уничтожает буржуазную демократию.

И это не случайно, а закономерно. Закономерность, открытая В. И. Лениным, состоит в том, что империализм на стадии загнивания, когда не может достичь своих целей буржуазно-либеральными методами правления в борьбе с антиимпериалистическими, революционными силами, отказывается от них и переходит к методам жесточайшего террора и диктата. Вот где причины того, что в условиях Германии начала 30-х годов у власти был поставлен фашизм, из среды которого, в свою очередь, вышел фашист № 1 — Гитлер.

Практика германского фашизма показывает, что целый народ если не сплошь, то в подавляющем большинстве может быть дезориентирован, обманут и что даже принципиальные противники нацизма тоже оказывались в заблуждении относительно возможностей фашизма, его истинной опасности.

И здесь приходится признать, что распознавание сущности фашизма народными массами во всей его совокупности проходило более медленными темпами, чем форсированное продвижение Гитлера к власти. Естественно, это обстоятельство затрудняло, отягощало и затягивало общую борьбу с гитлеризмом, которая не прекращалась и в первых рядах которой шли немецкие коммунисты.

Уяснению всех этих сложностей и переплетений и помогает книга Курта Бахмана.

В истории не раз бывало, что силы зла оказывались более активными, чем силы, злу противостоящие. В 30-х годах активность германского фашизма, при преступном попустительстве руководящих политических кругов Западной Европы, нарастала буквально с каждым днем. До определенного момента, связанного со вступлением в войну Советского Союза, она значительно опережала темпы антифашистской консолидации сил.

Вот почему и во второй мировой войне стоял тот же «вечный вопрос»—быть или не быть, с той лишь разницей, что в 40-х годах XX века он был поставлен неизмеримо шире, глубже, трагичнее, чем когда-либо раньше.

Этот вопрос решился в пользу человечества против фашизма, и прежде всего усилиями советского народа. Но опасность фашизма не исчезла, ибо не исчезли те, кто его порождает. И сегодня тот же вопрос всплывает на горизонте человеческих тревог.

И здесь книга Курта Бахмана становится явлением особенно актуальным.

Тревоги усугубляются политикой монополий, которая в основе своей не претерпела особых качественных перемен. Ее цели остаются прежними, хотя методы могут приобретать более изощренный характер.

Нынешние преемники финансовых воротил времен Гитлера с помощью своих идеологов и пропагандистов пытаются скрыть или извратить органические связи фашизма с монополистическим капиталом. Но подобные попытки при всей могущественности тех, кто их инспирирует, терпят провал. После поражения германского фашизма обнаружены весьма убедительные документы не этот счет. Они приводятся в книге Бахмана.

Партия Гитлера получала от концернов и огромную финансовую помощь, без которой едва ли было вообще возможно само существование НСДАП. Денежный поток особенно усилился в периоды избирательных кампаний в 1932 г., т. е. накануне прихода Гитлера к власти.

Гитлер никогда не признавал, что служит большому капиталу. Он много говорил о своей социально-классовой независимости. Но известно, что суть дела определяется не тем, что человек сам о себе говорит и даже думает, а тем, кем он объективно является по отношению к обществу и государству, чьи интересы представляет. И поэтому все разглагольствования о Гитлере как о фюрере-мессии абсолютно ничего не меняют в том факте, что Гитлер был фашистским истолкователем и фашистским исполнителем воли тек, кто держал в руках материальные предпосылки власти.

В то же время никто из серьезных исследователей не намерен доказывать, что Гитлер был просто марионеткой капитала. Едва ли такой был бы в состоянии возглавить преступно отлаженную систему, для устранения которой потребовались титанические усилия.

Те же, кто пытается внушить, будто Гитлер был против капиталистической системы, договариваются до нелепости. Так за что же он тогда ратовал, за кого? Социализм он открыто пытался уничтожить. Финансовые воротилы его выдвинули, поддержали, вскормили и благословили[3]. Третьего здесь не дано. Что же касается национал-социализма, то это демагогическое словосочетание по сути своей такая те нелепость как, скажем, прогрессивное порабощение или революционный империализм.

Очень точен К. Бахман в соответствующих оценках. Он пишет: «Имя Гитлера и его решения соотносятся с выигранными сражениями и катастрофическими поражениями совершенно так же, как и имена его подлинных хозяев, немецких финансистов и монополистов. Без них он не сделал бы и шагу, а вермахт не произвел бы ни единого выстрела».

Мысли Бахмана помогают преодолеть еще бытующие тривиальные представления о системе власти, о формах и сущности взаимодействия тех, кто платит, и тех, кто служит.

Было бы неправильным полагать, что расчеты монополий всегда приносят им только выгоду и прибыль, Как отдельно взятый скряга нередко оказывается жертвой своей неуемной жадности, так и германские монополии, замахнувшись на весь мир, совершили крупнейший просчет. Они поставили на фашизм и его главаря и потерпели жесточайшее поражение.

Это вовсе не значит, что ставка на другого имела бы совсем иной результат. Нет. Любая ставка на любого преступника неизбежно кончается катастрофой. История дает тому множество примеров.

Думается, что преступную сущность Гитлера можно понять полнее, если показать некоторые его личностные качества.

В обыденно-житейском плане Гитлер с самого начала предстает как человеческое ничтожество, лишенное всякой морали и души. Он не познал ни любви, ни дружбы, ни отцовства. Женщин, которые были рядом с Гитлером, наполняли чувства крайнего отчаяния, толкавшего их на самоубийство. Так, небезызвестная Ева Браун, говорившая, что Гитлеру она нужна была только «для определенных целей», дважды пыталась покончить с собой. Предшественница Е. Браун, племянница Гитлера, Гели Раубаль, покончила с собой. У Гитлера не было друзей и быть не могло, поскольку всех он рассматривал только с позиций своего недосягаемого превосходства. Его отношения с нацистами высшего ранга всегда были холодными, с соблюдением дистанции, которую никому не дозволялось преступить. Это правило не знало исключений.

Единственного паладина, с которым он смолоду был на короткой ноге, Рема[4], расстреляли по приказу фюрера, ибо тот перестал быть для него удобным. Кроме того, Гитлер, подсознательно чувствуя, что его действия и беспощадные расправы могут вызвать к нему ненависть и желание покончить с ним, никому не доверял полностью и испытывал подозрение даже к приближенным. По сути, Гитлер был абсолютно одиноким человеком с психологией паталогического хищника, готового напасть на любого и каждого. Так, Бахман пишет: «Безудержная ненависть Гитлера в отношении политических противников... простиралась вплоть до их убийства... Он был беспощаден в отношении как военнослужащих, так и гражданских лиц. У него не было угрызений совести в отношении миллионов людей... Короче, он был способен на любое преступление». И это не удивительно, так как Гитлеру смолоду были свойственны такие качества, как зависть, мстительность, склонность к предательству, жестокость.

Убийства и расстрелы вызывали у Гитлера чувство внутренней ободренности, как морфий у наркомана. Труп поверженного «врага» приводил его в ликование.

Для него не существовало цели более высокой, чем безраздельная власть над людьми. Его жажда власти была неуемной.

Из книг, которые ему попадались, он всегда брал только то, что его влекло,— только негативное. Иными словами, книги оказывали на него сугубо отрицательное воздействие, поскольку доброе и хорошее в них он просто игнорировал, не воспринимал. Таким образом, Гитлер сознательно, преднамеренно отказывался усваивать гуманное, разумное, человечное.

Позднее, выступая перед публикой, Гитлер кичился тем, что не утруждал свой мозг «интеллигентщиной», «всякой жидовщиной». Так он пытался играть на наиболее низменных настроениях своих слушателей. Бесчеловечность и политическая ограниченность Гитлера выражались в том, что он мыслил только категориями «побед», что бывает свойственно оголтелым и излишне самоуверенным натурам, которым победы обычно всегда представляются крайне легким делом. Гитлер не понимал, что зрелость и мудрость политических лидеров сильнее всего проявляются в наиболее трудных, сложных, критических ситуациях. Оказавшись в таком положении, он утратил самообладание и проявил себя как истерический убийца масс. Гитлер не отрицал, что был неспособен мириться с поражениями. Он говорил, что политический деятель должен покончить с собой, если ясно, что он проиграл. И вот тут у Гитлера слово не разошлось с делом. Но и выбора у него не было. Чем позорная петля на глазах у всего мира, лучше цианистый калий в бункере...

Так, Гитлер, готовясь к величайшей победе, пришел к позорнейшему концу. Он не представлял, как и те, кто ставил на него, что другого конца и быть не могло.

Гитлер не утруждал себя размышлениями, что такое марксист, большевик, интеллигент, славянин, еврей... Он всех ставил на одну доску. Так воинствующее невежество, помноженное на зверскую жестокость, порождало фашистскую идейно-нравственную концепцию.

Гитлер мыслил грязно, низко. Его суждения, которые он высказывал вслух, используя прием истерического пафоса, представляют собой смесь фантастического социального блуда, безудержной демагогии и политической гигантомании, граничащей с патологической неуравновешенностью. В этом смысле едва ли у него были и есть конкуренты среди государственных деятелей.

Между тем следует заранее решительно возразить тем, кто изображает Гитлера (то ли намеренно, то ли по недомыслию) этаким пациентом для психиатрии. И не потому, что у Гитлера не было аномалий (их было множество), а потому, что, перепоручая его психиатрии, с него как бы снимают вину за совершенные преступления (что, дескать, взять с психически ненормального), а заодно (а в этом и вся соль) и с тех, кто сначала видел в нем чуть ли не мессию, а потом, после катастрофического поражение« стал изображать его кандидатом в психиатрическую больницу.

Дешевый расчет!

Нельзя согласиться и с теми, кто доказывают, что чуть ли не генетический антисемитизм Гитлера был двигателем № 1 во всех его действиях. Ничуть не умаляя каннибальский характер этого антисемитизма, вместе с тем полагаем, что он был частью гитлеровской преступности, хотя и выраженной наиболее оголтело и пещерно.

Гитлер — враг общечеловеческий, и жертвы его далеко не однозначны.

Очень верно у Бахмана: «Гитлер был негативной личностью, антиличностью».

Иногда в спорах, особенно на Западе, можно слышать суждения такого рода: есть личности, совершившие огромное зло, такое, которое смогли совершить только они, поэтому, дескать, они «тоже гении». Итак, критерий настолько же прост, насколько и без-ответствен. Взяв его на вооружение, можно дойти до бредовых выводов.

Именно так возникают и распространяются глубочайшие, вреднейшие, опаснейшие заблуждения. Личности, воплотившие в себе антинародность, антигуманность, антидемократизм, невиданную жестокость и коварство, не могут считаться личностями в обычном, общепринятом понимании этого слова. Личность без позитивного начала есть моральное ничтожество.

Глубоко прав Курт Бахман, квалифицируя Гитлера как антиличность. И естественно, в этом случае говорить о выдающихся человеческих качествах выродков, вместивших все самое гнусное и низменное, мет не только ни малейших оснований, но и просто аморально и бесчеловечно по отношению к тем миллионам людей, которые стали жертвами фашистского зверья и его главаря.

Об исключительности можно говорить разве лишь в том смысле, что история человечества не знала преступлений более масштабных, чем злодеяния фашизма во главе с Гитлером.

Находятся, однако, люди, которые не желают с этим считаться. Больше того, они пытаются, не щадя сил и не жалея никаких средств, придать Гитлеру притягательный образ «человека-загадки». Так, западно-германское издательство «Киндлер ферлаг», выпустившее нашумевшую книгу С. Хеффнера «Заметки о Гитлере», в рекламном проспекте о ней вещает что жизнь Гитлера «все еще задает загадки», и, ничуть не смущаясь, заявляет о «феномене Гитлера».

Реклама Гитлера — откровенная и скрытая — приобретает на Западе все более широкие масштабы, захлестывая даже «графа Порно»[5]. Речь идет о так называемой «гитлеровской волне».

Вот лишь некоторые факты. По свидетельству западногерманской газеты «Франкфуртер рундшау», ФРГ «буквально наводнена публикациями, в которых восхваляются преступления главарей "третьего рейха". Крупными тиражами издаются всевозможные «дневники» и «воспоминания». Культ Гитлера усиленно возрождается. И это выдается за свободу печати. Результат: только на франкфуртской книжной ярмарке в 1979 г. Гитлеру было посвящено свыше 30 изданий. В последние годы о Гитлере в ФРГ издано книг несравненно больше, чем о великих творцах духа и культуры, таких, как Гете, Бетховен, Бах, Шиллер...

Один факт заслуживает особого внимания, поскольку он касается рекламирования Гитлера не только в Западной Европе, но и в США. Речь идет об американской журнальной корпорации «Тайм — Лайф» и французской компании «Сосьетэ франсэз де продюксьон». Они вложили 4 млн. франков в производство «документальной кинодрамы», посвященной Гитлеру[6]. Продюсеры наняли шестьдесят опытных профессиональных актеров и сотни более мелких. Английский актер Энтони Гопкинс, играющий роль Гитлера, заявил, что стремился сделать его «просто человечным». Говорят: «деньги не пахнут». Здесь не пахнет и совестью.

Честные люди в борьбе с фашизмом используют «Дневник Анны Франк», ставший великим документальным разоблачением фашизма. Автор сценария о Гитлере американец О'Доннэл положил в основу фильма другой дневник — мемуары одного из главных военных преступников, гитлеровца Шпеера, осужденного судом народов — Международным военным трибуналом.

Так кинополитические дельцы, умышленно оживляя политический труп палача и фашиста № 1, превращают Гитлера в «сверхзвезду». Под портретом Фридриха Великого Гитлер диктует свое завещание. Он, в частности, произносит: «Из наших городов, лежащих в руинах, поднимается новая ненависть к тем, кто несет ответственность за эту войну...»

И не надо обладать даже минимальным воображением, чтобы понять, против кого направлена гитлеровская ненависть, кто «виновен»: не фашисты, а те, против кого они начали войну! Можно ли придумать что-либо более кощунственное?!

На фоне рекламной свистопляски вокруг Гитлера книга Курта Бахмана приобретает особую важность. Она ценна не только в политическом, но и в чисто человеческом смысле. Это — марксистская книга не только о фашизме, но и о самом Гитлере. И как таковая она своей принципиальностью, глубиной и ясностью, сочетанием большого опыта и сильных, выстраданных эмоций превосходит все то, что уже написано о Гитлере, в том числе такими, как известный не только на Западе, но и у нас публицист и историк Себастьян Хаф-фнер, проживающий ныне в Западном Берлине.

О его книге «Заметки о Гитлере», выдержавшей уже более 20 изданий, следовало бы сказать особо[7].

Эта книга — большой шаг назад по сравнению с тем, что Хаффнер писал раньше, к примеру в книге «Самоубийство германской империи»[8].

Хаффнер так хитроумно применяет принцип смешения белого и черного, что, по сути, первое забивает второе. Он, например, пишет, что «путь Гитлера в пропасть шел через высокие вершины». Хаффнер не смущаясь наделяет Гитлера позитивными чертами.

Поэтому книгу эту, не лишенную некоторого интереса с точки зрения использованных в ней материалов и фактов, читаешь с возмущением. «Нет ничего ошибочнее,— заявляет Хаффнер,— как называть Гитлера фашистом... его национал-социализм был всем чем угодно, но не фашизмом».

Хаффнер пишет так, словно не было Майданека и Бухенвальда, Дахау и Маутхаузена, Освенцима и Равенсбрука.

Немецкий народ избавился от гитлеризма. И здесь в первую очередь должна быть упомянута Советская Армия, вступившая в Германию и спасшая от гибели миллионы немцев. Ни слова об этом у Хаффнера.

То, что честные люди обычно называют захватом, оккупацией, агрессией, грабежом, насилием, Хаффнер называет успехами и достижениями.

Но не так все однозначно у Хаффнера. Когда он подходит к ответу на вопрос — кто же все-таки подлинный виновник мировой войны,— он использует уже другой прием: выгораживая монополии, подставляет под удар Гитлера. Здесь уже фюрер выглядит как генетически запрограммированный убийца, и им слова об объективных причинах и условиях появления так называемого «гитлеровского феномена».

Объективно реабилитируя германский империализм, в котором заключена вся много лихость и в то же время вся монолитность прогитлеровских сил, Хаффнер совершает не только политическое, но и моральное отступление от своих же прежних и, пожалуй, честных взглядов, хоть и далеко не во всем бесспорных.

Хаффнер явно не постигает соотношения субъективного и объективного. Он не понимает, что крах гитлеровской Германии был обусловлен и тем и другим, что в явлениях истории форма всегда играет немаловажную, но все же подчиненную роль по отношению к содержанию, т. е. к тому, что носит объективный характер.

Субъективные причины краха, связанные с личными свойствами Гитлера, конечно, были. Не претендуя на исчерпывающую полноту, назовем лишь некоторые из них: безграничное» ослепляющее властолюбие, па та логическое отсутствие самокритичности, самоуверенность и твердолобие.

И тем не менее решающими остаются причины объективные, не зависящие от характера Гитлера. Это — сама политика германского империализма, с его помыслами о рынках сбыта, о «жизненном пространстве», о реванше, о мировом господстве. Гитлер не породил эти стремления, он пришел, чтобы осуществить их.

Курт Бахман напоминает, что идею тотального подавления демократии выдвинул еще Бисмарк, который уже в 1862 г. заявил, что отныне крупные вопросы будут решаться не большинством, а «железом и кровью».

«Господства Великой Германии» требовало «Всегерманское объединение», созданное в период зарождения германского империализма. Тогда уже на немецкой карте Европы XIX века «Германская империя» простиралась от французского города Кале до Петербурга. Польша объявлялась частью немецкой федерации.

Что касается расовой теории и «превосходства» арийцев, то и здесь Гитлер не первооткрыватель. Она тоже возникла в недрах XIX века, в частности в писаниях основателя расово-антропологической школы в социологии француза Гобино (1816—1882). Он, к примеру, утверждал, что «украшением белой расы являются арийцы» и что «арийские немцы — самые лучшие арийцы».

Молодой, наглый, но запоздавший в своем развитии германский империализм, поскольку мир уже был поделен, написал на своем знамени: «весь мир должен быть оздоровлен на немецкой основе», поэтому долой все провозглашенные французской революцией буржуазные свободы, долой всех, кто этому мешает.

Хитро выгораживая германский империализм, немецкие концерны, Хаффнер заявляет: «Гитлер не был государственным деятелем, и уже поэтому он выходит за рамки немецкой истории» И далее: Гитлер ничего общего не имеет с «немецким национальным характером», для немцев он был «непонятно откуда взявшимся пришельцем», и вообще он не знал и не понимал Германию, которая интересовала его лишь как инструмент для достижения своих целей.

Так Хаффнер выполнил социальный заказ монополистического капитала — сначала «очеловечил» Гитлера, а потом заслонил им тех, кто нашел и сделал ефрейтора Адольфа Шикльгрубера[9] Адольфом Гитлером.

Объяснять все зло второй мировой войны личными качествами Гитлера, что, собственно, и делает Хаффнер, есть попытка принести в жертву дохлую, но оживляемую крысу в угоду нынешним монополистическим крысоловам.

Гитлер не свалился как снег на голову. Были те, кто предвидел германский фашизм задолго до его появления.

Во второй мировой войне гитлеризм оказался уничтоженным. Однако было бы роковым заблуждением на том успокоиться, к чему и склоняет Хаффнер, рассматривая Гитлера и как начало, и как конец величайшего зла. Зло, как трагический спутник жизни человечества, еще живо, оно не уподобляется шагреневой коже, которая уменьшалась по мере выполнения желаний ее обладателя. И не вырвав корни зла, человечество не может быть гарантировано от рецидивов фашизма.

Не понял этого Себастьян Хаффнер, но это давно постиг Курт Бахман.

В данном предисловии не говорится о самом Курте Бахмане, его жизни и борьбе. Это объясняется тем, что книга завершается очерком западногерманского писателя-коммуниста Петера Шютта, который, хорошо зная своего учителя и духовного наставника, тепло и искренне написал о нем.

К очерку можно лишь добавить более поздний факт — присуждение К. Бахману в 1979 г. международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами».

Предлагаемая советским читателям книга своеобразна по форме. Она построена в виде интервью, точнее, в форме беседы двух людей. Ее ведет молодой западногерманский учитель Вильфрид Реккерт, на себе испытавший так называемый «запрет на профессии», направленный в первую очередь против коммунистов.

Еще одна особенность книги в том, что в ней приводятся многие подлинные фашистские документы, связанные с характеристикой Гитлера, нацизма, «третьего рейха». Они служат убедительной иллюстрацией к тому, что рассказал видный антифашист и коммунист Курт Бахман.

Эта книга вызвала в ФРГ огромный интерес. В связи с ее появлением Курту Бахману уже пришлось выступать более двухсот раз перед молодыми читателями

В. Шумский