Кем был Гитлер в действительности

Корректировка программы

К. Бахман: После неудавшегося путча в рядах крайне правых царили большое смятение, споры и разброд. Гитлер, будучи узником крепости в Ландсберге, спокойно воспринял это, как и тот факт, что в 1924 г. фашисты потеряли более половины голосов избирателей, ранее их поддерживавших.

В последующие годы, когда капитализм в Германии стабилизировался экономически и политически, снизился уровень безработицы, зарплата хотя медленно, но росла и у мелкой буржуазии зародилась обманчивая надежда на лучшее будущее, нацистские агитаторы не оказывали влияния на массы. В мае 1928 г. НСДАП получила по всей территории рейха около 800 000 голосов, т. е. 2,6% от общего числа избирателей. Маленькая фракция ее депутатов — всего 12 человек — заняла свое место в рейхстаге. Для сравнения: СДПГ получила более 9 млн., КПГ — более 3 млн. голосов.

В. Реккерт: Почему НСДАП выжила в то время, когда еще не представляла собой значительной силы?

К. Бахман: Во-первых, и это главное, потому, что в среде монополистической буржуазии были силы, которые считали полезным и необходимым держать в резерве крайне правую партию. Эти люди по-своему извлекли урок из революции и послевоенного революционного кризиса. И во-вторых, потому, что национал-социалистское руководство не растерялось и не без оснований питало надежду, что с наступлением кризиса или другим потрясением Веймарского государства пробьет и их час. Гитлер, набивая себе цену, назвал это «верой». У «веры» был весьма солидный источник. Развивались прочные связи с руководителями немецкой тяжелой промышленности. Эмиль Кирдорф, генеральный директор акционерного предприятия «Гельзенкирхенер бергверкс АГ»— в то время самого крупного горнодобывающего концерна Европы, в 1927 г. стал членом НСДАП, и именно в те годы он был серьезной опорой нацистской партии. Гитлер этого не забыл и, когда стал «фюрером и рейхсканцлером», направился в Рурскую область, чтобы почтительнейше поздравить своего благодетеля с девяностолетием.

В. Реккерт: Гитлер в эти годы укрепил свое положение фюрера в НСДАП. Он действительно стал номером один в партии. Вопреки мнениям другого рода, он настаивал на проведении в жизнь принципа, согласно которому националистическую и шовинистическую демагогию (например, лозунги, направленные против «позорного Версальского диктата») следует поставить в центр борьбы за обработку масс и, наоборот, не перебарщивать с социальной демагогией и ее антикапиталистической фразеологией. Фюрер НСДАП считал, что лучше отказаться от нескольких сотен тысяч отсталых пролетариев и полупролетариев, чем допустить слишком много неясностей насчет основных позиций партии и тем самым повредить хорошо складывавшимся отношениям с буржуазными кругами. Силы в НСДАП, которых неправильно называют левыми национал-социалистами и которые в действительности хотели лишь усилить ложную «социалистическую» агитацию, были вынуждены подчиняться дисциплине.

К. Бахман: Во всяком случае, соответствующие пассажи программы сначала оставались без изменений. Гитлер настаивал на том, что программа — вещь неизменимая. Такая позиция должна была освободить его и руководящую группу от внутрипартийных дискуссий. 25 пунктов программы и без того служили НСДАП только в рекламных целях, и поэтому «социальная программа» была сформулирована достаточно цветисто. В то же время он поручил в 1928 г. дополнить программу одним важным «примечанием», что НСДАП ставит целью осуществление земельной реформы в пользу малоземельных и безземельных крестьян, но крупное землевладение сохраняется. Лишь «еврейской» земельной собственности угрожает конфискация.

В. Реккерт: Это же анекдот! Ведь за чертой городов в германском рейхе вряд ли были земли, которые находились в собственности немцев еврейского происхождения.

К. Бахман: Тем не менее это толкование программы свидетельствует о том, что руководство НСДАП установило хорошие связи с кругами крупных землевладельцев. Пункт программы, который подвергал опасности эти связи, был объявлен недействительным.

В. Реккерт: В это же время Гитлер уклонялся быть избранным в рейхстаг. Не примечательно ли, что Гитлер не позволял выдвигать его кандидатуру и в то же время говорил, что никогда не упускал возможности выступать с речами?

К. Бахман: Действительно, Гитлер лишь после того, как, получив в 1931 г. звание государственного советника, стал немецким гражданином, впервые выступил в рейхстаге 23 марта 1933 г. Коммунисты уже тогда были лишены своих мандатов, а большая их часть была арестована. Поджигатель Геринг организовал пожар в рейхстаге, чтобы свалить вину за эту позорную акцию на коммунистов. Так КПГ была загнана в подполье. Вокруг здания стояли одетые в коричневую и черную форму колонны, готовые наброситься на членов социал-демократической фракции.

У Гитлера был хитрый расчет. Он хотел, находясь вне рейхстага, натравливать и взвинчивать, но не аргументировать. Кроме того, он показывал, что нацисты хотели бы ликвидировать парламент, а с ним и все буржуазно-парламентские формы господства и управления. Геринг (ранее посредник между НСДАП и крупной индустрией, главнокомандующий военно-воздушными силами, руководитель военной экономики, приговорен как главный военный преступник к смертной казни), Геббельс (нацистский гауляйтер Берлина до 1933 г., глава пропагандистского аппарата и мастер одурманивания народа и клеветы, избежал виселицы, покончив самоубийством), Фрик (руководитель фракции НСДАП в рейхстаге, до 1934 г. министр внутренних дел, приговорен к смертной казни как главный военный преступник и казнен) и другие неоднократно заявляли в рейхстаге, что они заседают здесь только под давлением обстоятельств, что придет день, когда со словопрениями будет покончено. Тем, что он держался в стороне от любой дискуссии, Гитлер демонстрировал всем нацистским ораторам тактический принцип — не давать себя втягивать в дискуссии с коммунистами и социал-демократами, не допускать на собственных собраниях никаких высказываний и вопросов с места, а, с другой стороны, появляться на мероприятиях антифашистских партий только для того, чтобы мешать им или если удастся, то и срывать. Такая тактика наглядно отражала тот факт, что для фашистов речь шла не о борьбе за правду, а о совращении с правильного пути, важнейшим средством чего они считали наглую ложь.