В. Реккерт: Давайте поговорим о самом мрачном: о планах мирового господства германского империализма, об агрессии против народов Европы, которая началась 1 сентября 1939 г. Кому нужна была война? Кто ее планировал?
К. Бахман: «Новый порядок в Европе» германский империализм планировал установить самое позднее в начале столетия. Гитлер, как и экспансивные, жадные до чужих земель представители крупной буржуазии, исходил из того, что старые захватнические планы следует осуществлять и модернизировать. К крупным экономическим и военным приготовлениям эти силы приступили совместно с Гитлером заранее, начав с «четырехлетнего плана». Монополии стремились к новым рынкам сбыта и источникам сырья так же, как и перед 1914 г. Они рвались к господству в Европе. Гитлер и силы, стоявшие за ним, разработали необходимые для этого политические и военные средства.
Из речи Гейдриха, руководителя имперского главного управления безопасности, 2 октября 1941 г. в Праге:
«Это означает, однако, что будущее рейха после войны будет зависеть от его способности и от способности его людей удерживать пространства, управлять ими и при необходимости слить их с рейхом. Словом, все зависит от того, как мы будем обращаться с этими людьми, как мы будем руководить ими и растворять их. При этом следует различать наиболее крупные группы:
Первая — это пространство с людьми германского происхождения, это те люди, которые принадлежат к нашей крови и поэтому обладают нашим характером. Это те люди, которых в какой-то мере деформировало плохое политическое руководство и влияние еврейства, которые постепенно должны вернуться к основным элементам современного мышления. Сюда я отношу Норвегию, Голландию, Фландрию, а в более отдаленном будущем Данию и Швецию. Это те пространства, которые населены германскими народностями и которые в том или ином виде... будут принадлежать нам. Ясно, что в отношениях с этими людьми мы должны придерживаться совсем иного подхода, чем с людьми других рас, например славянскими народами...
Вторая группа — это восточные пространства, которые частично заселены славянами. Всегда надо помнить, что здесь доброта воспринимается только как слабость. Это те пространства, где славянин сам вовсе не желает, чтобы с ним обращались как с равным; где он привык, что господин ничего общего с ним не имеет. Словом, это — пространства на Востоке, которыми нам следует теперь руководить и управлять. Это — пространства, где немецкий высший слой должен включиться в работу для нас (после военных действий дойдут до глубины России, до самого Урала), используя их как сырьевую базу, а их рабочих как илотов...
Затем следует великопольское пространство, являющееся ближайшей областью, которую следует постепенно заселить немцами, откуда польский элемент должен быть постепенно вытеснен на Восток. После этого идет Украина... Постепенно она выделяется из великорусской сферы, одновременно она будет служить крупной сырьевой и энергетической базой. При этом необходимо не допускать, чтобы этому народу давалась возможность культурного развития, создания собственной интеллигенции. Иначе позднее из этого может возникнуть оппозиция, от которой потом долго не избавишься».
Цит. по: Вольфганг Руге и Вольфганг Шуман. Документы немецкой истории 1939—1942 гг. Франкфурт-на-Майне, 1977, с. 87—88
Нападение на Польшу было началом империалистической войны. Для этого нападения не требовалось согласия капиталистов...
Любая война является лишь продолжением политики средствами насилия,— той самой политики, которую господствующие классы проводили долгие годы до войны. Характер войны определяется не тем, кто в конечном счете принимает решение продолжить политику другими средствами, а тем, из-за каких социальных противоречий возникает война и, следовательно, в каких целях она ведется.
В. Реккерт: Лишь таковой может быть научная ленинская постановка вопроса, которая помогла выявить причины войны.
К. Бахман: В различные времена правили по-разному и, коль скоро существовала та или иная форма господства, различным образом решались вопросы войны и мира. В фашистском государстве решение о нападении на Польшу было принято по-фашистски. Именно в случаях принятия подобных решений едва ли можно предположить, что они направлены против системы или приняты кем-то другим, а не ответственными за систему.
В. Реккерт: Это ясно: мотивы действий поджигателей войны следует искать не в особенностях их характера.
К. Бахман: Представители немецкого финансового капитала не были ни наивными, ни скромными. Их поведение определялось не мелкобуржуазным складом ума и образом мыслей, по схеме: «У меня есть свой домик, свой сад, своя лавка, что же мне еще надо?» Маркс в своих экономических исследованиях доказал, что капиталисты эксплуатируют рабочих не потому, что безнравственны, они и войны ведут не потому, что образуют группу особо нетерпимых людей, а потому, что поведение класса капиталистов как целого определяется капиталистическим законом прибыли. Капитал стремится к прибыли и сверхприбыли и подстегивает буржуазию к расширению внутреннего и внешнего рынков.
В. Реккерт: Маркс, таким образом, исходит из положения класса капиталистов в системе производственных отношений, а не из случайных особенностей характера отдельного капиталиста. Ленин указывал, что империализм есть монополистическая стадия капитализма. Его сущность заключается в стремлении к господству, а не к свободе, он означает реакцию внутри страны и стремление к захвату чужих территорий. Но это не означает, что немецкий финансовый капитал должен был именно в 1939 г. начать войну, только потому что войны — неизбежное порождение империализма.
К. Бахман: Интересы немецкой монополистической буржуазии заключались в ликвидации последствий поражения в 1918 г., в захвате новых сырьевых баз, рынков сбыта и сфер влияния. А то, как следовало осуществить эти империалистические цели, было решено политической группой, которой в 1933 г. была передана государственная власть. И здесь есть две стороны вопроса. Монополистическая буржуазия вовсе не для того способствовала приходу к власти НСДАП, самым решительным образом развертывая гонку вооружений, начатую еще при Веймарской республике, чтобы в тот момент, когда ее усилия увенчались успехом, подойти к господину Гитлеру и заявить ему: все это было задумано не столь серьезно и поэтому обойдемся без войны.
Мыслимы лишь две ситуации, которые могли бы привести к изменению плана: мощная внутренняя оппозиция войне (ее, как мы знаем, не было) или внешний фактор, который угрожал бы немецким фашистам коллективным отпором такой военной силой, что явная бесперспективность их затеи сделала бы неизбежным принятие иных решений. Изменение стратегии фашистской диктатуры под давлением внутренних или внешних факторов или же комбинация и тех и других не остались бы без последствий для стабильности режима и его перспектив.