Где-то поблизости гудел шмель. Огромный и басовитый, он кружился над моей головой, норовя залезть в ухо и раздражая до жути. «Господи, — сквозь сон подумал я, засовывая голову под подушку и натягивая сверху тонкое одеяло, — откуда здесь могло взяться насекомое, тем более что на дворе стоит настоящая зима?» Но шмель, вопреки всем существующим законам природы, продолжал свой монотонный монолог, доставая меня даже под подушкой. А он ведь и тяпнуть может! Судя по звуку, размеры шмеля были ужасающими, и в его способности прокусить одеяло я даже не сомневался. Вспомнив, что по новоприобретенной профессии работаю теперь киллером, я осторожно высунул наружу руку и, нащупав возле кровати ботинок, швырнул его в сторону предполагаемого противника. Шмель моментально умолк. Попал, с удовлетворением понял я, переворачиваясь на другой бок и быстро проваливаясь обратно в пучину сна. Впрочем, достигнуть дна этой пучины мне было не дано. Потому что оклемавшийся шмель сорвал с меня одеяло и голосом трезвого, а значит, очень злого Стрижа, поинтересовался:
— Это как же понимать, Айболит?! Совсем обнаглел, в натуре! Ты в кого башмаками кидаешь, сам-то хоть понял?!
— А, это ты, — вяло отозвался я, щурясь сквозь ресницы и сожалея в душе, что не удалось прибить к чертовой матери Стрижа этим злополучным ботинком. Не даст ведь теперь поспать, хоть тресни, — Тут где-то шмель летает, в него и целился.
— Какой еще шмель, ты чего гонишь? — возмутился он. — Мухи белые на улице летают, это есть, а шмели… Нет, ну ты, Айболит, ври, конечно, но не завирайся. Где ж это видано, чтобы в марте на Хоккайдо…
— Послушай, ботаник, — не выдержав, простонал я, полностью открывая один глаз. — Ты чего ко мне прицепился с самого утра, а? Похмелиться надо? Так это к Палычу, не ко мне. Давай, давай, иди, ему мозоль на мозге натирай, а меня, пожалуйста, оставь в покое.
Произнеся эту фразу, я снова закрыл глаз и попытался забиться в узкую щель между кроватью и стеной, норовя укрыться хотя бы там от опостылевшего напарника.
— Во-первых, не ботаник, а зоолог. — наклоняясь ко мне и опасаясь, наверное, что я его не услышу, заявил принципиальный Стриж, насмерть сразив меня своими познаниями в области флоры и фауны. — Зоологи животными занимаются, темнота. А ботаники — им только цветочки подавай. Разницу улавливаешь?
— Улавливаю, — сквозь зубы процедил я, оставляя свои попытки укрыться в прикроватной расщелине и раскрывая уже оба глаза. — От меня-то ты чего хочешь, Пржевальский?
— А во-вторых, — никак не реагируя на мой выпад, продолжил он, — давай просыпайся. На улице день давно наступил, а ты все дрыхнешь, как сурок.
— Вот она, черная зависть в чистом виде, — вздохнул я, выползая из-под одеяла и с удивлением озираясь вокруг, — Слушай, Паганель, а как я сюда попал?
— Пага… кто?! — переспросил Стриж, — Ты, братуха, того… поаккуратней с выражениями. А то обзываешь, почем зря, не думая о последствиях. А они могут быть очень…
— Короче, — попросил я.
— Короче…— передразнил он. — Вырубился ты в машине так, что и добудиться не могли. Даже Палыч приходил, ногами топал и матерился. Вот, говорит, послал бог урода на мою голову. То есть на Палыча голову… — счел нужным уточнить Стриж, кривя в ехидной усмешке губы.
— Да уж понятно, что не на твою, — буркнул я. — И вообще, такие подробности меня не интересуют. Детали вроде Палыча тоже можешь опустить.
— В том-то и дело, что тащить тебя все-таки мне пришлось, — все еще усмехаясь, сообщил Стриж. — Но спасибо от тебя, браток, вижу, ждать не приходится.
— Спасибо, — выдавил я, отыскивая взглядом ботинок, чуть не ставший орудием убийства Стрижа. — Обязан по гроб жизни.
— Ну-ну. — Он кинул мне на кровать сигаретную пачку и зажигалку. — Кури.
— Вот это дело, — обрадовался я, глубоко затягиваясь. Сонный дурман в голове заметно поредел. — Черт, куда же этот ботинок запропастился?
— Да вон он, за телевизором, — кивнул Стриж, — А Палыч, кстати, вовсе не мелочь и не деталька. Он у нас нынче главная пострадавшая сторона.
— С чего бы это вдруг? — удивился я, натягивая ботинок.
— Ха, так ведь… — начал было он, но тут же осекся.
Дверь без стука распахнулась, и на пороге возникла сухопарая фигура Киная, одетая в просторное пальто и щегольскую шляпу. Не знай я, что передо мной вор в законе, наверняка принял бы его за иностранца-путешественника, какого-нибудь англичанина, бегущего от исконно британской болезни — сплина. Но человек, молча расположившийся на диванчике в углу и невозмутимо закинувший ногу на ногу, вряд ли знал, что такое сплин. Он был дьявольски опасным бандитом, и забывать об этом не стоило. Вслед за Кинаем в комнату проникло еще человек пять неулыбчивых парней, среди которых кое-кто был мне знаком еще по первой встрече в Киото. Они рассеялись по комнате, отрезая все пути к бегству и надежно блокируя нас со Стрижом в тесном пространстве комнаты, сразу ставшей прокуренной и неуютной. Молодой парень, вкативший тележку с выпивкой и закусками, моментально оценил обстановку и быстренько стушевался, решив не искушать судьбу. Сожалея, что не могу поступить так же, я аккуратно погасил докуренную сигарету и поднял глаза на Киная, удивляясь в душе его способности появляться в самый неожиданный момент. Бандит-путешественник, чуть опустив уголки рта, что, видимо, означало для него радушную улыбку, обжег меня ледяным взглядом и негромко сказал:
— Здорово, братан.
— Рад встрече, — соврал я, разглядывая тележку с едой в тщетной надежде обнаружить на ней сосуд с заваренным чаем или, на худой конец, бутылку минеральной воды. То ли от выкуренной натощак сигареты, то ли от встречи с Кинаем очень хотелось пить.
— Ты перекуси, не стесняйся, — поощрил Кинай мои исследования таким тоном, что пить сразу расхотелось.
— Спасибо, мы уже позавтракали, — ответил я, косясь на Стрижа. Тот тоже не спешил к заветной тележке с напитками, и лишь дергал кадыком на жилистой шее, умильно поглядывая на бутылки.
— Хорошо, раз так. Рассказывай, как у вас дела обстоят, — сказал Кинай, обращаясь ко мне.
— Что тут рассказывать, — пожал я плечами и сунул в рот очередную сигарету, — Палыч, наверное, и так уже все доложил.
— Ах да, Палыч. — скривился Кинай и повернулся к одному из своих подручных. — Где он?
— Здесь я, — подал голос Палыч, осторожно высовываясь из-за входной двери и всем своим видом напоминая побитую собаку. Насчет собаки — это, может, я и погорячился, а вот насчет побитой… На скуле Палыча вздулся приличных размеров кровоподтек, одежда была измята и кое-где порвана, а от былой самоуверенности не осталось и следа. Дивясь такой перемене в его внешности и гадая в душе о ее причинах, я опустил глаза и принялся разглядывать растущий столбик пепла на кончике сигареты.
— Ну что, Палыч, — не глядя на него, произнес Кинай. — Ты дальше-то жить думаешь? Как жить — это я не спрашиваю, мне это не интересно. Просто хочу знать — ты, может, устал от жизни, и решил завязать с этим поганым делом, а? Если так, то понимаю тебя, братан, понимаю. Так ты б не мучился, попросил моих пацанов, они тебе в этом помогут без лишних слов. Что молчишь, Палыч?
— Да я это… Кинай, базара нет, виноват, но… — засуетился Палыч. — Кинай, кто ж знал, что так все выйдет? А Зиму мы уберем, сегодня же и оприходуем… Верно, Саня?
Столбик пепла, добравшись до сигаретного фильтра, упал на пол, превратившись в бесформенную кучку. Я вдавил фильтр в пепельницу и промолчал. Отводить удар от Палыча у меня не было никакого желания.
— Саня? — удивился Кинай. — Это ты кого, Айболита, что ли, спрашиваешь? Интересуешься, стало быть, его мнением? А что ж ты, сука, раньше не интересовался тем, что тебе человек говорил?! — В голосе Киная появился металл, режущий тишину, словно острая бритва бумагу. — Ты зачем загнал стрелков на крышу этой чертовой конторы, Палыч? Разве Айболит не объяснил тебе, что работать надо с портового крана?
— Объяснил. — Бледность Палыча приобрела зеленоватый оттенок, словно душа его уже покинула тело, начавшее быстро разлагаться.
— Так что ж ты его не послушал? У тебя проблем-то было — стрелкам отход обеспечить, да и то, этот вопрос мы с тобой обсуждали. — Кинай кольнул меня взглядом, словно проверяя, понимаю я, о чем идет речь, или нет.
Я усмехнулся, вертя в руках зажигалку. Если даже туповатый Стриж догадался, что нас хотели подставить после операции, то что говорить обо мне. Кинай тоже скосил вниз угол рта, словно давая понять своей псевдоулыбкой, что моя игра ему понятна и даже заслуживает некоторого уважения. Впрочем, насчет уважения я мог и ошибиться.
— Кинай, — прохрипел Палыч, облизывая враз пересохшие губы. — Решать, конечно, тебе. Если я свое уже отгулял на белом свете, значит, так тому и быть. Прошу лишь об одном — дай шанс. — И он умолк, уставившись в окно с выражением безмерной тоски на побитом лице.
— Лады, — качнув головой, согласился Кинай, — Ну а теперь ты, Саня-Айболит, говори, как собираешься разобраться с Зимой. Все карты нынче в твоей колоде, как хочешь, так и раскладывай. Ну не тяни, время дорого, — поторопил он, бросив взгляд на часы.
— Казино, — ответил я, в упор глядя на него. — Казино «Асидзури» в Отару. Палыч сказал, что сегодня Зима обязательно будет там.
— Будет, — подтвердил Кинай, — А знаешь, почему?
— Потому что приехал сын Сакато, заядлый игрок, — уверенно пояснил я.
— Да Сакато-младший — сопляк по сравнению с Зимой, — заявил Кинай. — Вот кто игрок — так это Зима. Фарт за столом для него слаще баб и героина вместе взятых. А позавчера он проигрался, и серьезно. Вчера не играл, а сегодня точно не выдержит и поедет отыгрываться, тем более и повод есть — Сакато-младший тоже балдеет от игры, тут ты прав. Так что, Саня, можно попробовать взять его в казино, можно… А насчет отеля, где обосновался Зима, что скажешь?
— Туда я не сунусь даже под дулом «калаша», — убежденно ответил я, вспомнив обступившие отель муниципальные учреждения Отару. — Бесперспективно.
— Под дулом «калаша», положим, ты и не туда сунешься. — не согласился со мной Кинай. — А насчет отсутствия перспектив — ты, может быть, и прав. Нам нужен верняк, иначе… Иначе кранты. Всем нам кранты, — сообщил он окружающим, — Как ты представляешь себе операцию?
— Да я уже объяснял вчера Палычу, — кивнул я в сторону седого. — что должно быть две группы. Одна состоит исключительно из ваших людей и служит для отвлечения внимания охраны, а во второй, основной, будем мы со Стрижом.
Мой напарник, умудрившийся таки под шумок стянуть с тележки бутылку пива и с наслаждением пивший его торопливыми большими глотками, поперхнулся и закашлялся.
— Точно, — сипло подтвердил он, притворяясь при этом, будто и сам не понимает, как это бутылка сказалась в его руках — Мыс Саней будем в основной группе. Да ты не дрейфь, Кинай, все будет путем. Мы с ним пацаны, сам знаешь, не глупые, для нас Зиму положить пара пустяков…
Обмерев, я скосил взгляд на Стрижа. То ли пиво оказалось чересчур крепким, то ли оно просто неудачно наложилось на вчерашний хмель, толком еще не выветрившийся из Стрижиной башки, но мой приятель явно опьянел и почувствовал прилив сил. То, что, выпив, он любит поболтать, для меня секрета не представляло. С ужасом представив, что может ляпнуть Кинаю пьяный Стриж, которой и трезвый-то несет сплошную ахинею, я поспешно наступил ему на ногу и сказал:
— Мы постараемся, Кинай. Надеюсь, наш с тобой уговор остается в силе? Как только объект будет ликвидирован, ты вернешь мне документы и отпустишь восвояси? Кстати, как там поживает Ксения? С нее не приключилось никаких неприятностей?
— Ксения? — Кинай перестал разглядывать Стрижа мертвым взглядом акулы, заметившей жертву. — Порхает на подиуме, как птичка. Пока. Впрочем, думаю, неприятности ей не грозят. Ты ведь, Айболит, будешь честно выполнять свои обязательства, верно?
— Буду, буду, — проворчал я. — Как и где мы получим оружие? Сами мы его в «Асидзури» не пронесем.
— Тоже мне, проблема. — осклабился Кинай. — В баре, что при казино, как все нормальные люди сядете за второй от входа столик пропустить по рюмашке, туда вам стволы и притаранят. Да, из какого конкретно оружия хочешь работать? Есть пожелания или все равно?
— Все равно, — ответил я.
Этот вопрос меня мало волновал. Какое значение имеет марка пистолета, если стрелять из него я не собирался?
— Ладно, вроде бы с основным обрешились, — задумчиво обронил Кинай и добавил: — Да, Саня, хочу, чтоб вы знали. На крайняк возле входа в «Асидзури» я распорядился поставить тачку с автоматчиками.
— Зачем это? — удивился я.
— Затем. Если по причинам, которые меня заранее не интересуют, вы со Стрижом провалите операцию, на улицу вам лучше не выходить. Хоть живите в казино, покуда вас охрана оттуда не вытолкает. А там, скрывать не буду, мои автоматчики покрошат вас в лапшу. Теперь понятно?
— Угу, — отозвался я, подавленный такой предусмотрительностью, — А если мы справимся?
— Тогда можете выходить спокойно. Автоматчики в нужный момент отсекут погоню, — пояснил он, вставая. — Все, пора мне обратно в Киото. Удачи, пацаны, она вам сегодня понадобится, — бросил он через плечо, исчезая из комнаты и оставляя после себя запах дорогой сигары, тающий в воздухе.
— Все это, конечно, хорошо, — пробормотал я, наблюдая за Стрижом, обосновавшимся возле тележки и завидуя его способности не терять аппетита ни при каких обстоятельствах, — Но что будет потом?
— Когда — потом? — спросил Палыч. Залпом проглотив литровую бутылку минералки, он заметно оправился от только что пережитого кошмара с Кинаем и теперь с явным неодобрением поглядывал на манипуляции Стрижа с бутылками и стаканом. — Эй, ты бы не увлекался!
— Ага, — кивнул Стриж, наливая себе водки и не обращая больше на потерявшего авторитет Палыча никакого внимания.
— Потом, — настойчиво повторил я, — когда мы уберем Зиму? Как мы будем выбираться с Хоккайдо?
— Если все пройдет нормально, без лишнего шума, то завтра отправитесь обратно в Киото на поезде. А если будут сложности или полиция вдруг встанет на уши и начнет вычислять вас по вокзалам, тогда в порту Отару будет стоять наше судно, шхуна «Сайгак». Ее капитан в общих чертах в курсе дел.
— То есть?
— То есть он готов вывезти с Хоккайдо пару человек, если потребуется. Про то, что эта парочка будет киллерами, отправившими на тот свет Зиму, он, само собой, не догадывается.
— Гм, и куда же он переправит? — поинтересовался я.
— Ну на Хонсю, наверное, — не очень уверенно ответил Палыч. — Да ты не грейся, Санек, до «Сайгака», думаю, дело не дойдет. Вот посмотри лучше схему казино. — Он кинул на кровать мятый лист бумаги.
— Зачем, я ведь был в «Асидзури», — возразил я, но схему тем не менее взял и принялся внимательно изучать. У меня были свои планы на сегодняшний вечер, несколько отличные от планов Палыча и Киная, и они требовали досконального знания всех закоулков казино, чтобы не метаться в решающий момент между туалетом и каким-нибудь темным тупиком в поисках запасного выхода. — А кто именно в баре должен передать нам оружие?
— Кто-то из халдеев, — пожал плечами седой, — у Киная есть там свой человек, но он не очень-то болтает на эту тему. Ваше дело сесть за столик и ждать, когда принесут стволы, понятно?
— Да. — Я закончил разглядывать схему и протянул ее Стрижу: — Возьми, ознакомься.
— Вот еще, — беспечно пожал он плечами, — Разберемся с Зимой и выйдем на улицу как белые люди, через центральный вход. Расслабься, Саня, все будет нормально.
Упавшие на Хоккайдо сумерки сорвали нас с насиженного было места в небольшом отеле, ставшим нашим пристанищем после разгрома, устроенного в особняке. Караван из шести машин, буровя темноту глазами галогеновых фар, неторопливо прополз по улицам Хокадате, напоминая траурную процессию, и, лишь выйдя на трассу, развил наконец приличную скорость. Во второй машине бок о бок со Стрижом сидел я, откинувшись на спинку заднего сиденья и покуривая сигарету. Морозный воздух, льющийся сквозь приоткрытое окно, приятно холодил лицо и успокаивал вздернутые предстоящим кровопролитием нервы. Как ни пытался я расслабиться, следуя совету Стрижа, получалось это слабо, и в голове непрерывно мелькали детали моего собственного плана действий, который должен был одновременно и освободить меня от пут Киная, и не вызвать особых подозрений с его стороны. Стриж, приметив мою нервозность, развеселился и принялся неуклюже подкалывать меня, стараясь взбодрить. Посоветовав ему заткнуться, я закурил очередную сигарету и отвернулся к окну, всем своим видом выражая нежелание общаться.
Стриж, обидевшись, оставил меня в покое и принялся болтать с водителем, выясняя, есть ли у них общие знакомые. Положительно, у этого человека канаты вместо нервов, вздохнул я, выбрасывая в окно окурок и разглядывая россыпь желтых неярких звезд, появившихся на неожиданно прояснившемся небе. Глядя на них, я в очередной раз подумал, что никогда не смог бы жить в таком гиблом климате, как на Хоккайдо. Чистое, безоблачное небо, как я успел заметить, здесь целое событие, зато циклоны и тайфуны не вызывают ни у кого ни малейшего удивления. На меня же, человека, привыкшего практически каждый день наблюдать восход солнца над крышами окрестных домов и здороваться с ним, словно со старым верным товарищем, тучи над головой всегда действовали удручающе, портя настроение и лишая желания заниматься чем-либо, кроме унылого созерцания своего жизненного пути. И сейчас мне хотелось как можно скорее покинуть неуютный холодный японский остров, по возможности не принимая активного участия в предстоящем убийстве. С пассивным я уже смирился.
— Приехали. — прогудел мне на ухо Стриж, заставив вздрогнуть, — Ты бы собрался, братан, а то смотреть на тебя противно. Тьфу, — Плюнув, он покосился на меня, проверяя, удалось ли ему хотя бы таким способом привести меня в чувство.
— Я в норме, — ответил я томным голосом рождественского гуся, обложенного яблоками и влекомого в раскаленную духовку.
— Хорошо, если так, — пробормотал Стриж. — Вот и казино. Пошли, и не вздумай струсить в деле. Положу рядом с Зимой, понял? Мне и так Калач голову оторвет за то, что я здесь болтаюсь, так что задерживаться больше в Японии я не намерен. Да и тебе не советую, общение с Кинаем еще никого до добра не доводило.
— Кто бы сомневался, — вздохнул я, полный пока еще неясных, но уже очень нехороших предчувствий. Инстинкт — он ведь, как и Восток, «штука тонкая», ему не объяснишь, что раз Стриж уверен в благоприятном исходе, то так тому и быть. Мой инстинкт плевать хотел на Стрижа и настойчиво предупреждал своего владельца о грядущих и, к сожалению, уже неизбежных неприятностях. Не удержавшись, я снова вздохнул.
— Хватит сопли разводить, — зашипел не на шутку разозленный Стриж. — Пошевеливайся давай!
Мы торопливо зашагали по тротуару, ведущему к роскошному крыльцу «Асидзури», ежась от ночного морозца, ощутимо покусывающего лицо и обнимающего нас зябкими объятиями. В кондиционированном воздухе холла «Асидзури» были разлиты покой и умиротворение. Семибальные волны азарта, бушующие где-то в глубинах казино, не проникали сюда, разбиваясь на подходе о волнорезы внимательных охранников, без лишней суеты контролирующих подведомственную территорию.
— Зима уже здесь! — громко зашептал Стриж, блестя глазами. Похоже, его воображение здорово будоражила предстоящая передряга.
— Тише ты! — испуганно оглядываясь по сторонам, ответил я. — Орешь, словно голодный пингвин в Арктике!
Продолжая препираться, мы чинно проследовали через металлоискатель, продемонстрировав охраннику свою благонадежность, и, не заходя в игровой зал, сразу направились в бар. Там нас поджидала неожиданность номер один. Второй от входа столик был занят! Шумная компания краснолицых хмельных ребят, глотающих виски вперемежку с пивом, словно апельсиновый сок, явно состояла из наших соотечественников, а сочный заковыристый мат, то и дело невзначай срывающийся с их губ, с головой выдавал в них тот тип людей, которые устали без берега и спешат прожить жизнь без остатка, пока море снова властно не позвало их на труд во славу вечнозеленого доллара или его сестрички, иены.
— Ну и что мы будем делать? — уныло поинтересовался я у Стрижа.
— Разберемся сейчас, — ответил он и, деловито высморкавшись, уверенным шагом направился к столу, — Здорово, братва, — начал он, окидывая взглядом присутствующих. — Места эти вам придется освободить.
— То есть? — нахально удивился жизнерадостный щербатый рахит, сидящий с краю, — Поясни, что-то мы не въехали.
— Что тебе не ясно, беззубый?! — зарычал Стриж, заводясь с пол-оборота и сгребая рахита за шкирку.
То, что через секунду щербатый покинет казино сквозь выбитое окно, у меня сомнений не вызывало. Как, впрочем, и то, что его приятели дружно накинутся на Стрижа и накостыляют ему, а заодно и мне, по первое число. Им-то, дурням, терять было нечего, выгонят из казино — пойдут пьянствовать в другое место, а для нас со Стрижом выход из «Асидзури» был уже заказан. Надо что-то срочно делать, рассудил я, и, метнувшись к скучающему в холле охраннику, конфиденциальным тоном законченного кляузника сообщил:
— Я, собственно, не совсем уверен, но…
— Проблемы? — Охранник окинул меня цепким взглядом.
— У компании за вторым столиком граната, — жарко зашептал я ему на ухо, изображая на лице неописуемую тревогу. — И они угрожают ею моему товарищу!
Охранник мельком взглянул в сторону бара и, поднеся ко рту рацию, принялся тараторить в нее, взывая о подмоге. Впрочем, на его месте так бы поступил любой. Рахит, вопреки моим прогнозам, все-таки не долетел до окна, застряв разбитой в кровь головой в щели между столом и стеной. Еще один рыбачок, временно потеряв зрение от коварного удара пальцами в глаз, недоуменно подвывал, шаря вокруг руками и призывая товарищей отомстить за него. Товарищи между тем о другом и не мечтали. Вооружившись кто бутылкой, кто высоким табуретом, прихваченным у стойки бара, они уже взяли Стрижа в кольцо, собираясь разделать его под орех. Не знаю, что случилось бы с моим напарником, если б не подоспевшая охрана. Даже не пытаясь вникнуть в ситуацию и разобраться, кто прав, кто виноват, они пустили в ход шокеры и дубинки, выводя из строя наиболее активных бузотеров и безжалостно выталкивая из бара тех, кто не проявлял явных признаков агрессии. Стрижа они тоже поначалу хотели забрать с собой, но я, вовремя появившись на месте разыгравшейся было битвы, сумел убедить их, что мой друг — лишь невинная жертва, агнец божий в человеческом облике, по чистой случайности уложивший голыми руками двух бандитов, стонущих теперь возле столика на разные голоса.
— Ты что же это вытворяешь, конь в яблоках?! — яростно зашипел я, когда мы наконец остались наедине, усевшись за отвоеванный столик. — Хочешь провалить дело в самом начале?!
— Болтаются тут всякие, — процедил Стриж, притворяясь, будто не слышит меня, — чужие места занимают. Беспредел,в натуре!
— Ладно, потом поговорим на эту тему, — пообещал я, закуривая. — Давай заказывай.
— Что заказывать?
— Как «что»?! — изумился я. — Ты разве не помнишь, что именно велел заказать Кинай?
— Нет. — ответил он, с не меньшим удивлением глядя на меня. — По-моему, он просто велел нам выпить здесь по рюмке.
— Может быть, — с сомнением произнес я, — В общем, заказывай что угодно, только побыстрее, пока Зима не проигрался по новой и не отбыл к себе. Кстати, откуда ты узнал, что он уже здесь?
— Откуда-откуда, — ухмыльнулся Стриж, — Ты разве япошек в холле не приметил?
— Нет, — честно признался я. — Видимо, задумался о своем, девичьем.
— Оно и видно, — фыркнул Стриж. — А я-то сразу их признал. Из охраны Зимы пацаны, только одеты в цивильное, а не в синюю форму. Две водки, — приказал он подоспевшей к нам рыжеволосой официантке, многозначительно подмигивая ей при этом.
Девица притворилась смущенной и спросила прокуренным голосом:
— Это все?
— Еще кофе и минералку. — сухо ответил я, пиная под столом Стрижа, млеющего от одного вида пышных форм, выпирающих из тесноватой одежды во все стороны.
— Все? — не унималась официантка, почуявшая в Стриже денежного клиента.
— Э-э-э… м-м-м. — замурлыкал Стриж голосом мартовского кота, не познавшего еще горя кастрации. Теперь он подмигивал девчонке сразу двумя глазами, здорово смахивая при этом на машину с включенной аварийной сигнализацией.
— Все, — подтвердил я, колотя по ноге окаянного Стрижа, утерявшего в одночасье способность соображать. Впрочем, припомнил я, он и раньше-то не блистал на этом поприще, а вид полноватой, на мой вкус, официантки совсем доконал бедолагу.
Дождавшись, когда она отойдет на безопасное расстояние, я поднял на Стрижа глаза и раздраженно поинтересовался:
— Мы, кажется, пришли сюда не твою личную жизнь устраивать? Поправь меня, если не так!
— Нет, ну что ты за тип, — огорчился Стриж, — слова доброго от тебя не услышишь. Как тебе эта рыжая? Мне понравилась!
— Рад за тебя, — кислым тоном сообщил я, закуривая, — Как только прикончим Зиму, можешь вернуться в бар и уломать ее провести с тобой ночь. Особых усилий, думаю, тут не потребуется. А пока лучше ответь, почему никто не торопится передать нам оружие, как обещал Кинай?
— Ваш заказ, — объявила подоспевшая официантка и, заговорщицки склонившись к Стрижу и вгоняя его в ступор большой белой грудью, чудом не вываливающейся наружу, добавила: — Вам просили передать кое-какие закуски. Вот. — Она, сняв с подноса, поставила перед нами накрытые белыми салфетками столовые приборы, — Удачи вам, мальчики, — И, подарив напоследок Стрижу откровенно призывный взгляд, она покинула нас, раскачивая бедрами, словно пустая баржа кормой в пятибалльный шторм.
— Эк-хм, — закашлялся Стриж, дрожащей рукой нашаривая на столе рюмку, — Хороша! — пробормотал он, выхлестав водку.
Что именно ему понравилось больше, качество напитка в баре «Асидзури» или почти рубенсовские габариты официантки, я уточнять не стал. По всему было видно, что у безраздельной любви Стрижа к горячительным напиткам появилась серьезная конкурентка с волосами, отливающими темной медью в тускловатом свете ламп.
— Все, — выдохнул он, поставив на стол вторую рюмку, — Пошли с богом, — и рывком выдернул из-за стола свое длинное тело.
Я поплелся следом, глядя в его коротко стриженный затылок и думая о том, как бы поступил мой напарник, догадайся он о моих истинных намерениях. Прибил бы сразу или прочитал сначала нотацию на тему верности данному слову? А задумал я вот что. Как только первая группа, состоящая из кинаевских «торпед», завяжет легкую потасовку с братвой Зимы, я решил пальнуть в воздух и, спровоцировав переполох и всеобщую панику, испариться под шумок через запасный выход, который мог теперь найти даже с завязанными глазами. Недаром ведь я так внимательно изучал схему, предложенную Палычем! Пересидев суматоху, я планировал снова объявиться у Киная и потребовать обратно свои документы. При этом срыв покушения всегда можно было объяснить предательством кого-нибудь из кинаевцев, предупредившего Зиму об опасности выстрелом в воздух.
А если Зиме все-таки суждено сегодня погибнуть — что ж, всегда можно приписать себе чужие лавры.
Правда, я еще не определился окончательно, как мне поступить со Стрижом. С одной стороны, нехорошо было, конечно, бросать его на произвол судьбы. Но с другой стороны, кто-то ведь должен был в конце концов прихлопнуть не в меру живучего Зиму, торчащего, словно кость, у всех поперек горла? К тому же я ведь не нянька Стрижу. Он уже взрослый, вон как на девчонку в баре пялился. Вспомнив, что приблизительно такие же аргументы предъявлял когда-то в свое оправдание небезызвестный тип по имени Каин, грубо подставивший братишку Авеля, я сначала нахмурился, но потом, взглянув на Стрижа, успокоился. Мой напарник совершенно не был похож на библейского героя, каким его принято изображать на картинах. Грозным выражением лица и злыми опухшими глазками, буровящими окружающее пространство, он больше смахивал на римского гладиатора, готового без страха войти в клетку с ревущими от ярости тиграми и перекусать их одного за другим, не прибегая даже к помощи оружия.
— Ну и чего ты на меня уставился? — недовольно поинтересовался Стриж, уловив мой взгляд, — Ты давай вокруг смотри. Ага, вон он! Видишь Зиму? — горячо зашептал он, щекоча мне ухо своим дыханием и обдавая запахом водки. — А косоглазый рядом с ним, тот, что в костюме, это Сакато-младший. Видишь? — требовательно повторил он, нетерпеливо поворачивая мою голову в нужном направлении и нисколько не заботясь о том, что может открутить ее ко всем чертям.
— Убери лапы! — потребовал я, с трудом двигая враз онемевшей шеей. Все сомнения в отношении Стрижа куда-то испарились. Теперь я твердо знал, что он и в одиночку способен справиться с Зимой и еще целой шайкой ему подобных. — Все прекрасно вижу, не слепой! А наша братва где?
— А вон, — радостно ощерившись, Стриж ткнул синим от татуированных перстней пальцем куда-то в угол зала, — В засаде пока сидят, герои. Давай пробираться к Зиме поближе, не то заварушка начнется без нас. Ну чего застыл, тормоз?!
— Иду я, иду, — обиженно ответил я, сутулясь под его гневным взглядом и проталкиваясь вперед, к противоположной от входа в зал стене, где возле игрового стола собралась большая группа людей.