Киллер для Айболита

Глава 3 УМЕНИЕ ПОПАДАТЬ В НЕПРИЯТНОСТИ

Рассвет, незаметно прокравшись сквозь незакрытые жалюзи, уколол меня в глаз солнечным лучом и принялся нашептывать на ухо едва различимые шорохи зарождающегося дня, настойчиво советуя не терять времени даром.

— Встаю, встаю, — забормотал я, борясь с дремотой и нашаривая на прикроватном столике сигареты. Щелкнув зажигалкой, я затянулся, выпустил в потолок струю сизого дыма и только тогда решительно распахнул ресницы. — Между прочим, у меня дома сейчас глубокая ночь, — сообщил я рассвету, оглядевшись вокруг и не найдя другого собеседника. — Хотя, может, ты и прав, дружище. Было бы глупо проспать восход солнца, находясь в стране этого самого «восходящего солнца». Так что претензий к тебе не имею. Чего не скажешь о вчерашних молодчиках. — пробормотал я, разглядывая свое ложе, испещренное черными оспинами пулевых ожогов, — Ладно, где наша не пропадала.

Я махнул рукой, погасил сигарету и поплелся в душ, потягиваясь и зевая. Тело, привыкшее за последнее время к утренним пробежкам, напомнило о себе тянущей болью в застоявшихся мышцах. Объяснив ему, что сейчас нахожусь в отпуске, и потому об измывательствах над собой не может быть и речи, я забрался под ледяной душ и тем самым окончательно отбил у организма охоту спорить, возомнив о себе невесть что. Докрасна растерся полотенцем, напился чаю, выкурил еще сигарету и, одевшись, спустился в холл. Портье, завидев меня, продемонстрировал дежурную улыбку и вежливо поклонился:

— Коннитива, Махиниси-сан!

— Коннитива, — отозвался я после минутного раздумья, осознав, как в этих краях звучит моя фамилия. — Тут вот какое дело, портье-сан. — Я замялся, не зная, как объяснить ему перемены, произошедшие с имуществом отеля, стоявшем в моем номере. — Ко мне вчера вечером заглянули приятели, и мы немного… гм, повеселились, понимаете?

Портье еще раз поклонился, сменив дежурную улыбку на улыбку искреннего восхищения моей персоной, и радостно ответил:

— Викаримасен, Махиниси-сан! Ду ю спик инглиш?[6]

— Стал бы тут с тобой мучиться, говори я по-английски, — разозлился я, крайне разочарованный бестолковостью персонала. — Короче, за ущерб я заплачу, это не проблема. А уж ты, дружище, постарайся не вызывать полицию, обнаружив следы от пуль в моем номере, ладно? Ноу полис — ноу проблем, о’кей? — выдал я наконец нечто, ставшее венцом моего мыслительного процесса.

Японец посерьезнел, почему-то перестал улыбаться и кивнул, настороженно глядя на меня.

— Вот и славно, — обрадовался я, искренне считая, что мы с ним договорились. — Главное, помни: ноу полис — ноу проблем!

Повторяя эту фразу, как рекламный слоган, я покинул холл в прекрасном расположении духа и очутился на улице. Если в моих родимых краях весна наступала лишь по календарю, то здесь, в Киото, она обосновалась уже уверенно, активно заявляя свои права и разворачивая зелень клейкой листвы на ветках деревьев. Я неторопливо двинулся по улице, решив не брать такси и для начала просто осмотреться. Однако вскоре я уже горько раскаивался в этом непродуманном шаге. Желток солнца, плавающий в небесном аквамарине, с каждой минутой все сильнее раскалял асфальт под ногами, выдавливая бисеринки пота на лице и заставляя поминутно озираться в поисках спасительной тени какого-нибудь ресторанчика или кафе. «Понятно теперь. — подумал я, стаскивая с себя куртку. — почему так легко был одет тот парень в аэропорту, попавший в лапы доблестных органов. Не иначе, как он бывал здесь раньше, а потому знал, что в Японии весной гораздо теплей, чем в российской глубинке летом». Воспоминания о бедолаге, так и не улетевшим рейсом 773, отвлекло меня на какое-то время; но вскоре жажда, действовавшая заодно с решившим доконать меня солнцем, накалилась на плечи тяжелой ношей. Что за идиотская у меня страсть к пешим прогулкам!

Улица, по которой я шагал, казалась нескончаемой. Банки, офисы, какие-то конторы с бесконечно снующими туда-сюда клерками в белоснежных рубашках, густые толпы деловитых прохожих на тротуаре, а также полное отсутствие исторических достопримечательностей в обозримом пространстве, ради которых, собственно, все и затевалось. Все это начинало здорово раздражать мой обезвоженный разум. Пыхтя и отдуваясь, я упрямо двигался вперед, мечтая уже не о самурайских реликвиях, а о чашке чая или стакане минералки. Но то ли и впрямь ресторанов в этом районе города было негусто, то ли я невнимательно разглядывал вывески с маловразумительными закорючками иероглифов; так или иначе, отдыха от солнца не предвиделось, как и конца этому утомительному марафону.

«Ну и черт с ним», — решил я еще через полчаса, еле передвигая ноги и облизывая пересохшие губы. Придется подчиниться обстоятельствам, вернуться в отель и попросить портье разыскать для меня русскоязычного гида. Конечно, мне не очень нравилась идея осматривать город в компании болтливого попутчика, барабанящего заученные наизусть фразы из истории Японии и украдкой поглядывающего на часы. Зря, тяжело вздохнул я, ох зря отпустил ночных гостей просто так. В порядке компенсации за доставленное беспокойство их следовало поработить на время, заставив быть проводниками в незнакомом городе. И никуда бы они не делись, голубчики, мстительно усмехнулся я, представив, с какой рожей они любовались бы вместе со мной каменными садами Киото!

Впрочем, теперь эта возможность упущена навсегда. Понурясь, я повернул обратно. Дорога в отель представлялась мне бесконечной, словно переход из чистилища в рай. Желтые тела такси периодически мелькали в густом потоке транспорта, текущего по улице, но никак не реагировали на мои отчаянные жесты. Они ехидно подмигивали мне красными огоньками и спешили дальше, развозя своих пассажиров. Видимо, спеша проскочить перекресток, я не обратил внимания на сигнал светофора; по крайней мере, скрежет тормозов и визг шин, стираемых об асфальт, стремительно приближающийся сбоку, заставили меня вздрогнуть и обернуться. Тяжелый «ниссан-сафари» несся прямо на меня, отчаянно гудя и мигая фарами. Мгновенно позабыв про усталость, я отпрыгнул в сторону, подобно перепуганному кенгуру, и выругался вслед лихачу. Джип остановился, упруго качнувшись, и из распахнувшейся двери донесся поток отборного мата. Повезло, обрадовался я, осторожно приближаясь к машине. Встретить в чужих краях соотечественника было чертовски приятно.

Хотя мрачный верзила, сидевший за рулем, явно придерживался другого мнения на этот счет. Во всяком случае, он не больно-то спешил разделить мою радость по поводу нечаянной встречи. Вместо этого он окинул меня презрительным взглядом и процедил:

— Русский?

— Ага, — кивнул я, с интересом разглядывая его машину. — А как ты догадался?

— Как?! — Верзила закашлялся от негодования. — Ты что же, думаешь, будто в Японии, кроме наших, есть еще идиоты, перебегающие улицу на красный свет?! Нет, ты мне ответь, шустрило! — все больше заводился он.

Я огляделся по сторонам. Действительно, таких идиотов больше нигде не было видно. Сами японцы дисциплинированно замирали на перекрестках, едва светофор начинал мигать.

— Ладно, не сердись, — попросил я. — Оба виноваты.

— Оба?! — Моя версия явно не умещалась под его узким лбом. — Что значит — оба?!

— Господи, вот пристал, — вздохнул я, — Ну хорошо, хорошо. Будем считать, что я виноват чуть больше твоего. Доволен теперь? — Верзила не возражал, — А машина у тебя — загляденье просто. Какого года выпуска?

— Этого. Свежак. — Он подобрел и уже смотрел на меня без прежней суровости. — Чего по улицам шляешься в такую жару? Турист?

— Угу.

— Оно и видно, — бросил он, смачно сплевывая на асфальт и с вызовом глядя на заметившего это японца. — Дуй давай отсюда, косоглазый, ишь, уставился… А если турист, то чего здесь забыл? В этом квартале банки и конторы, даже магазинов нет. Деловой район, соображаешь? — Он с сомнением посмотрел на меня.

— Да уж не глупей тебя буду, — обиделся я, — Мне бы…

— Сейчас объясню, — важно кивнул он, — Тебя, конечно, в первую очередь интересует не это фуфло, — он ткнул пальцем в сторону ближайшего небоскреба, — а кабаки и девки. Верно?

— Э-э-э…

— Ну тогда молчи и не перебивай. Для начала загляни в «Хэйрози-клаб»…— Верзила оживился и принялся со знанием дела перечислять злачные места Киото, поразившие в свое время его убогое воображение.

— Этим я, конечно, тоже интересуюсь. — Мне наконец удалось вклиниться в поток его поучений. — Но хотелось бы заодно… раз уж оказался в Киото, — извиняющимся тоном пояснил я, — хотелось бы взглянуть и на местные достопримечательности. Замки сегунов, чайные домики…

— А-а-а. — разочарованно протянул он. Стало ясно, что в его глазах я окончательно упал и шансов на реабилитацию нет. — Какого ж тогда дьявола ты здесь рысачишь? Только людям ездить мешаешь! Отправляйся в Старый город, там и будешь пялиться на самурайские избы из бамбука и прочую хренотень. Ладно, поехал я, а то заболтался тут с тобой, понимаешь. — Верзила попытался захлопнуть дверь.

— А как туда попасть, в Старый город? — с надеждой спросил я, цепляясь за ручку двери с наружной стороны.

— На такси, как еще? Вон стоянка, балда. — Он ухмыльнулся и сорвался с места.

Поразмыслив, я решил последовать его совету. В плане такси, разумеется, а не в плане злачных заведений. Добравшись до стоянки, и впрямь находившейся поблизости и непонятно, как незамеченной мною раньше, я забрался на заднее сиденье ближайшей машины, с наслаждением окунувшись в мир кондиционированного воздуха. Потом подмигнул таксисту, показал ему зеленую купюру и сказал:

— Старый город, дружище. Хистори Киото, андестенд?

Тот кивнул, завел двигатель и неторопливо повез меня на встречу с прошлым Киото. Вскоре я уже бродил, позабыв про усталость, по его улочкам, улыбался, подмечая отголоски давно минувших лет, с восхищением разглядывал японские сооружения, такие изящные и воинственные одновременно. Солнце уже проделало большую часть своего пути, когда я задержал шаг у небольшого одноэтажного здания, из низеньких дверей которого выходили довольные люди с красными распаренными лицами. Смекнув, что раз им там понравилось, то и мне следует заглянуть, я юркнул внутрь.

— Сэнто? Фудэ? — спросил, вырастая на моем пути, коренастый японец в темно-синем кимоно.

— Фудэ, фудэ. — пробормотал я, оглядываясь по сторонам и начиная догадываться, что попал в баню.

Японец, не теряя времени, забегал пальцами по клавишам вполне современного кассового аппарата и протянул мне чек.

— Ладно уж, — решился я, доставая деньги. — Посмотрим, что у вас тут за бани.

Японец в кимоно выложил передо мной стопку белоснежных простыней и жестом предложил раздеваться. Поколебавшись, я сбросил с себя одежду и, двинувшись вслед за ним, оказался в помещении, наполненном густым туманом. Туман при ближайшем рассмотрении оказался паром, поднимающимся из больших деревянных бочек. Кроме пара, на поверхности бочек плавали чьи-то удовлетворенно кряхтящие головы.

— Вообще-то я уже принимал с утра душ, — с сомнением произнес я, глядя на эти головы и прикидывая, какой температуры вода может оказаться в бочках. Кряхтение купающихся уже не казалось мне проявлением удовольствия. Скорее, наоборот. — А обычной сауны у вас здесь нет?

Банщик что-то хрипло проклокотал на своем тарабарском языке и подтолкнул меня к ступеням, ведущим к пустующей пока бочке.

— Это плохо, что сауны нет, — уныло бормотал я, нехотя забираясь наверх и с тревогой глядя на бурлящую паром поверхность воды.

При этом я невольно вспоминал сказку про Ивана-дурака, которого в подобной же лохани чуть не сварила Баба-Яга. Правда, у старухи не было темно-синего кимоно, как у моего банщика, но суть дела это почти не меняло. Градусов 90 будет, определил я, осторожно опуская в воду мизинец ноги и пытаясь припомнить, как выкрутился из подобной ситуации былинный герой. По-моему, он сам сварил настырную старуху, наконец пришло мне на ум, и, озаренный этой светлой мыслью, я развернулся к банщику. Но он, устав, видимо, наблюдать за нерешительным посетителем, уже опередил меня. Одним ловким жестом он ускорил процесс моего погружения, спихнув в бочку вашего покорного слугу и довольно бормоча что-то при этом.

— А-а-а! — заголосил я во всю мощь своих легких, норовя выбраться обратно. То, что в бочке находится чистейший кипяток, сомнений больше не вызывало. — Сварил ведь, окаянный!!

— О-о! — отозвался неумолимый банщик, безжалостно окуная меня обратно и укоризненно качая головой.

Немного пристыженный, я затих на дне деревянной лохани, вяло шевеля ошпаренными конечностями и прикидывая, насколько успешно пройдет операция по пересадке новой кожи. С тем, что старая с минуты на минуту сползет с обваренного тела, я уже почти смирился. Банщик, видя мою покорность, довольно закивал, впервые за это время улыбнулся и пошел куда-то по своим делам, пропав в густой белесой пелене. «Наверное, за новой жертвой отправился, душегуб», — расслабленно подумал я, чувствуя, как разваренное мясо медленно, но верно отделяется от костей. Вылезать из бочки почему-то уже не хотелось. Я прикрыл глаза, перестав ощущать свое тело и лишь иногда тихонько постанывал, делясь таким образом впечатлениями с другими страдальцами, упакованными в деревянную тару. Мысли в голове стали ватными, а вскоре и вовсе испарились куда-то, вытесненные паром из черепной коробки. Так я и блаженствовал, постепенно приближаясь к нирване, пока у моей бочки снова не замаячил тип в кимоно. Бесцеремонно похлопав меня по голове, он жестом показал, что время вышло и пора освобождать бочку для других клиентов.

— Вот уж фиг тебе, — злорадно сообщил я, норовя скрыться на дне. — Как сунули сюда, так и вынимайте. Сам я отсюда ни за что не уйду.

Японец, изловчившись, ухватил меня и, поднапрягшись, вытащил-таки из воды. Затем набросил на плечи простыню, заботливо укутал меня и усадил остывать в соседнем зале.

— Эх, чайку бы сейчас, — мечтательно пробормотал я, откидываясь к стене и снова закрывая глаза.

— Ишь, чего захотел, — запыхтел мне в ухо чей-то злой голос. — Ты почему опоздал, а?!

Я лениво приоткрыл один глаз и посмотрел на говорившего. Круглолицый толстяк, багрово-красный и здорово смахивающий на замотанную в полотенце ветчину, стер с лица капли пота и промямлит:

— Здорово!

— Привет, — равнодушно отозвался я, отметив про себя, что в Киото, оказывается, пруд пруди моих соотечественников. Просто шагу ступить нельзя, чтобы не вляпаться.

— Так почему ты опоздал? — не унимался толстяк, которому, видимо, приспичило поболтать.

— Куда? — Я открыл второй глаз и уставился на болтуна, мешающего мне полностью впасть в состояние бездумного самосозерцания.

— Как «куда»?! — запыхтел он. Мой ответ ему чем-то не понравился, — Ты что, перегрелся?!

— Ага, — честно признал я, вновь опуская ресницы. Впрочем, сейчас я был готов согласиться с чем угодно, лишь бы он оставил меня в покое.

— Оно и видно, — сказала ветчина. — Нам, конечно, известно, что случилось вчера ночью в твоем номере, но это ведь не повод опаздывать на целых четыре часа, верно? Я тут чуть не умер от разрыва сердца, ползая по этим дурацким бочкам!

— Да? — Я изобразил на лице вежливое сочувствие.

— Да! — рявкнул он. — И вообще, что за непонятные финты ты откалываешь в последнее время, может, объяснишь? Зачем битый час слонялся сегодня по улицам, прежде чем приехать сюда? Зачем, черт возьми, притворяешься, что не говоришь по-японски? И что за дела у тебя с этим уродом на «сафари», с которым вы болтали? Отвечай! — требовательно проорал толстяк в мое ухо.

Я удивленно посмотрел на него и тут же отвернулся. В глазах толстяка плескалось неподдельное бешенство. Вот уж кто точно перегрелся, усмехнулся я, представив, как он в течение четырех часов пускал пузыри в кипятке. Здесь и не захочешь, а взбесишься.

— Чего это ты лыбишься, а? — Моя улыбка толстяку тоже не нравилась, — Ты забыл, братан, кто я такой?

— Откровенно говоря, да. — признался я, на всякий случай отодвигаясь подальше от него. Судя по всему, японские бани здорово пошатнули психику этого человека, и как ему помочь, я не знал.

— Что?! — невероятным усилием воли круглолицый подавил вспышку гнева, готовую прорваться наружу и испепелить меня. Потом он набрал полную грудь воздуха, медленно выпустил его и принялся цедить слова, чеканя каждый слог, — Ну вот что, брат лихой. Тебя рекомендовали Зиме как грамотного спеца. Правда, нас не предупредили, что с головой у тебя не все в порядке. — Толстяк выразительно покрутил пальцем у виска. Бедолага, он и не подозревая, кто из нас сумасшедший на самом деле. — Но это, как говорится, уже нюансы. Главное — это ликвидация Киная. И не вздумай, — снова яростно зашипел он, брызжа слюной и с ненавистью глядя на меня. — не вздумай водить меня за нос и уверять, будто ничего не помнишь и не знаешь. Ты все понял, говнюк?

— Ага, — кивнул я. Не спорить же мне было с этим безумцем? Хотя эпитет, которым он меня наградил, проглотить было нелегко.

— Так-то лучше, — подобрел толстяк. — Теперь слушай и запоминай. Вечером поедешь в «Хэйрози», это ночной клуб…

— Знаю, — кивнул я, чтобы немного его умаслить.

— Еще бы ты не знал! — почему-то снова возмутился он. — Молчи уж лучше. Так вот, в «Хэйрози-клаб» получишь все необходимые инструкции и прочие пожелания Зимы. Не от него лично, разумеется, а от его людей. Уяснил?

— Конечно, — заверил я, оглядываясь по сторонам в поисках своей одежды. Горячечный бред толстяка все больше приобретал какой-то метеорологически-криминальный оттенок. Судя по всему, в его обваренных мозгах зима ассоциировалась с чем-то величественным и не терпящим отговорок. — Конечно, — повторил я, поднимаясь с циновки и поспешно натягивая на себя одежду, — Вечером буду в «Хэйрози». Еще увидимся, дружище. И не вздумай больше купаться в горячей воде, тебе это вредно. Адью, — сделав ручкой, я попытался выскользнуть из бани, но не тут-то было.

Толстяк вцепился в меня пухлой мокрой рукой и мрачно посоветовал:

— Ты лучше брось свои кривлянья. Времени осталось чуть больше суток, и не дай Господь тебе облажаться, сосунок. Тогда не то что бабок за работу — своей головы больше в зеркале не увидишь, понял?

— За кого ты меня принимаешь? — пробормотал я, с трудом разлепляя его скользкие пальцы и высвобождая руку. — Я ведь профи, верно?

— Только поэтому тебя и вызвали, — с чего-то опечалился вдруг мой собеседник, — И зря, по-моему. Самим нужно было разобраться, и плевать на Сакато. Но Зима не хочет лишнего базара…

— Он совершенно прав, — авторитетно заявил я, высвобождаясь, наконец, из липкого плена его пальцев. — Все, я пошел.

Выскочив из бани, я поскользнулся на молодой траве газона, чуть не упал и вприпрыжку пустился прочь от страшного заведения, заставившего меня пережить ужас общения с маньяком. «Да, Махницкий, повезло тебе, — уже спокойно подумал я, когда баня скрылась из виду и можно было перейти на шаг, не опасаясь погони толстяка. — И спасли тебя сейчас лишь ангельский характер и терпение, с которым ты обычно выносишь болтовню окружающих. Страшно представить, что могло случиться, вздумай я вступить в пререкания с банным маньяком. Нет уж, пусть теперь поищет для себя другую жертву», — решил я, дрожащей рукой прикуривая сигарету. Странно только, откуда этот круглолицый узнал о ночном визите гостей в мой номер? А про типа на «сафари», который чуть не сбил меня утром, откуда мог знать этот маньяк? Совершенно сбитый с толку, я замедлил шаг и закурил еще сигарету, пытаясь выстроить в одно целое все те нелепости и испытания, что выпали на мою долю за последние дни.

Ночь уже выткала для Киото сиреневую ткань сумерек и бережно набросила ее на плечи утомленного трудяги-города. Люди и машины текли по его сосудам-улицам, образуя очереди и пробки у дверей увеселительных заведений, словно стремясь поскорее забыться, уйти от повседневных забот, скрывшись за яркими вывесками клубов и ресторанов. Лишь я, одинокий и грустный, неторопливо брел по остывающему асфальту, подводя итоги. По всему выходило, что в русскоязычной диаспоре Киото назревала небольшая культурная разборка, которая должна была окончиться смертью одного из противостоящих друг другу лидеров. А зовут этого лидера, если я все верно понял, Кинай. Но при чем тут я? А, видимо, при том, что враги решили заказать Киная кому-то постороннему. Вольному стрелку, работающему за деньги. И Сашу Махницкого, то бишь меня, с моим жутким умением попадать в неприятности, угораздило припереться в баню как раз тогда, когда там должна была состояться встреча стрелка с заказчиком!.. «Как будто тебе не хватало душа в отеле», — запоздало упрекнул я себя.

Если все обстоит именно так, то почему уже вчера, то есть почти за сутки до встречи с заказчиком, в моем номере появились люди, явно желающие прикончить меня? Кто они были и почему тоже приняли меня за киллера? Решение одной задачи порождало другую, и конца этой цепочки не было видно. Я остановил подвернувшееся такси, назвал шоферу свой отель и снова погрузился в раздумья. Похоже, дальнейшее пребывание под синим небом Киото становилось небезопасным. Следовало быстро собирать вещички и ближайшим поездом, автобусом, самолетом — чем угодно, хоть на велосипеде, но покинуть этот город. И желательно сделать это еще до рассвета, прежде чем заинтересованные стороны опомнятся и обнаружат мое исчезновение.

А там, глядишь, появится настоящий стрелок, и все сразу встанет на свои места. Я забарабанил пальцами по сиденью, раздумывая, куда мне теперь податься. Может, в Осаку? Нет, слишком близко от Киото. Лучше, если это будет Йокогама или Кавасаки. Во-первых, они расположены рядом с Токио, и в случае необходимости я всегда смогу быстро покинуть Страну восходящего солнца. А во-вторых, эти города представляют не меньшую историческую ценность, чем Киото, так что я ничего, в общем, не потеряю от своих перемещений.

Такси подрулило к тротуару перед отелем и бесшумно остановилось. Сунув водителю несколько купюр и в очередной раз убедившись, что доллары здесь не в меньшем почете, чем иены, я хлопнул дверью и принялся подниматься по ступеням отеля. Из подъехавшей следом машины тоже кто-то вышел, уверенно шагая вслед за мной. Невольно обернувшись, я обнаружил за спиной японца средних лет, одетого в темную куртку. Скользнув по мне взглядом, он прошел мимо, остановился у входа и вытащил сигарету. Входить внутрь он почему-то передумал. «Ждет, когда это сделаю я», — пришла вдруг запоздалая догадка. И японца этого я уже где-то видел сегодня. Говорю же, они для меня не на одно лицо и отличить их друг от друга особого труда не составляет. По-моему, этот потомок самураев попадался мне на глаза и в старом Киото, и до того… Точно! Именно он крутился неподалеку, пока мы с водителем «ниссан-сафари» выясняли, кто из нас больше виноват в нашем маленьком ДТП. Верзила еще буркнул что-то в его адрес, недовольный пристальным взглядом японца. Итак, сомнений больше не оставалось. Меня «пасли», причем грубо, словно и не было нужды таиться. А может, и в самом деле специально, обозначали слежку, чтобы не появилась у меня в голове глупая мысль покинуть Киото, не поставив в известность окружающих.

«Черт!» — выругался я, разворачиваясь и прыгая обратно в не успевшее еще отъехать такси. Японец отбросил неприкуренную сигарету и быстро скатился по ступенькам на толстых коротких ногах, последовав моему примеру.

— «Хэйрози-клаб». — сказал я водителю, откидываясь назад и пожимая плечами. Похоже, другого выхода у меня просто не оставалось.

Зачем я туда ехал? Сам не знаю. Может, надеялся отыскать там полоску света, которая приведет меня к выходу из запутанной ситуации; а может, просто хотел расслабиться и отдохнуть, глядя, как танцуют вокруг шестов длинноногие волшебницы стриптиза, красноречиво описанные мне водителем джипа. «В конце концов, попадать в неприятности уже давно стало моим хобби», — усмехнулся я, глядя на проносящиеся за окном светлячки рекламы, и унывать по этому поводу не имело смысла. «Судьба, — философски вздохнул я, выбираясь из машины и расправляя затекшие плечи.

Японец, следовавший за мной от отеля, был уже тут как тут. Я подмигнул ему и кивнул в сторону «Хэйрози-клаб», приглашая повеселиться вместе. Вежливый сукин сын склонился в церемонном поклоне, раздвинул губы в улыбке и отрицательно покачал головой. Видимо, вступать в контакт со своим подопечным ему было запрещено.

— Ну как знаешь, — произнес я и толкнул массивную дверь заведения.

Чуть помедлив, «мой шпик» последовал за мной.

«Хэйрози-клаб» оказался одним из тех ночных очагов ночной жизни, который легко обнаружить в любом городе планеты, если население в нем перевалило за миллион. В моем родном городе тоже была пара-тройка таких, так что ничего нового для себя я не обнаружил. Запах дорогих сигарет и хорошей выпивки, тающий в воздухе; разноязыкий гомон подвыпивших мужчин, среди которых было немало европейцев; громкий хохот непременной компании американцев за столиком в углу, самоуверенных и несимпатичных в своем выпендреже; девушки-хостес всех мыслимых и немыслимых цветов кожи, кидающиеся на нового клиента, словно пираньи на кровоточащий палец, и точеная фигурка на подиуме, изображающая под распаляющий, возбуждающий мотив бурную страсть. Осмотревшись, я скромно пристроился за столиком, сделал заказ, сунул в зубы сигарету и приготовился ждать. Белокожая танцовщица на подиуме, отбросив назад гриву длинных волос, грациозно выгнулась, в последний раз огибая шест, освободилась от остатков одежды и, к вящему восторгу орущей публики, спустилась в зал легкой походкой нимфы.

— Вам просили передать. — Девочка-официантка в набедренной повязке, назвать которую юбкой не поворачивался язык, протянула мне синий конверт и тут же попыталась раствориться в толпе, копошащейся вокруг в бликах разноцветных огней.

— Подожди! — Я едва успел ухватить ее за рукав тонкой прозрачной блузки, сквозь которую отчетливо просматривалась грудь. — Стой!

— Ну что еще? — Она поняла, что вырваться не удастся и подняла на меня усталые глаза, окруженные, несмотря на юный возраст, сетью мелких морщин, — Какие проблемы-то? Сейчас охрану позову, вылетишь отсюда вперед собственного крика! А если тебе бабу срочно надо, так вон их сколько, выбирай любую. — Она повела вокруг свободной рукой, — Мне работать надо, пусти!

— От кого конверт? — строго спросил я, продолжая удерживать ее.

— Не знаю я, — плаксиво заявила девчонка, озираясь по сторонам. — Вон за тем столиком сидел, теперь исчез. — Она указала на столик, который уже облюбовала для себя компания чернокожих ребят в дорогих костюмах. — Отпусти, я тебе говорю!! Паша! Анзор!! Куда вы смотрите, охранники хреновы?! Тут клиент порядочную девушку у всех на глазах насилует, причем на халяву, а им хоть бы хны!

Паша и Анзор не замедлили прийти на помощь «порядочной девушке». Наверное, считали себя джентльменами. Они возникли рядом, что-то торопливо дожевывая и возмущено округляя глаза.

— Эй, ты зачем к ней пристаешь, а?! — чернявый Анзор, быстро оценив обстановку, оглядел меня и презрительно скривился. — Иди отсюда по-хорошему, да? В холле поговорим! Ну?!

В глазах высокого жилистого Паши, молчаливо стоявшего рядом, плескалось равнодушие. Похоже, он не ждал ничего нового от приевшихся ему разговоров в холле.

— Пошли, — согласился я, отпуская девчонку и нащупывая другой рукой край стола. — Пошли! — повторил я, ухватывая тонкий длинный стакан дном к себе и с силой всаживая его в маслянистую рожу Анзора.

Вой ослепленного и перепуганного Анзора, потоки крови, хлещущие по его лицу, удивление и легкое любопытство в глазах Паши, догадавшегося, что предстоит развлечься по-настоящему, крики людей вокруг — все смешалось и закружилось вокруг меня хороводом мелькающих теней. Похоже, мужчинам, разгоряченным хорошей выпивкой и телами обнаженных красавиц, для полного счастья не хватало только вида крови. Они столпились вокруг, повскакивав со своих мест, и оживленно обсуждали происходящее. Я бы тоже с удовольствием поболтал с ними, если б не дефицит времени.

Паша неторопливым, как бы тягучим движением развернулся на месте и вдруг, метя мне в голову, легко выбросил ногу в черном блестящем ботинке. Я присел, отшатнулся и, зацепившись за что-то, едва не упал. Толпа одобрительно загудела у меня за спиной. Паша, неестественно спокойно улыбаясь, расстегнул пиджак и, встав в стойку, поманил меня пальцем. Озираясь вокруг, я понял, что пробиться сквозь плотную толпу не удастся. Ишь ты, каратист-показушник! Впрочем, чему тут удивляться, решил я после того, как Паша, сделав обманное движение, чудовищным ударом чуть не сломал мне бедро. Япония — родина этого не то спорта, не то искусства, и наши «братки», судя по всему, не теряют времени даром. Хотя, наверное, в любой стране мира есть свой вид искусства убивать. Потому что люди, независимо от цвета кожи и вероисповедания, во все времена стремились со звериной жестокостью терзать себе подобных, объявляя великими учителями тех, кто наиболее преуспел на этом кровавом поприще.

Глядя, как я пытаюсь отползти, волоча ушибленную ногу, Паша покачал головой, усмехнулся и приготовился добить меня. Ну здесь он, конечно, поторопился. Потому что в стране моего детства люди тоже не отличались особой добротой. Меня, прошедшего хорошую школу бокса в жестоком уличном варианте, когда все на одного и слезы ярости текут по щекам, смешиваясь с кровью, — удивить изящными пируэтами было сложно. Присмотрись Паша внимательней, он наверняка заметил бы, что и ногу я приволакиваю больше для вида, да и лицо у меня слишком уверенное для обреченной жертвы. Но Паша, будучи неплохим бойцом, не отличался психологической наблюдательностью. Он пошел в атаку, начав ее боковым ударом ногой, приберегая для меня напоследок мозолистый кулак.

Ногу я ему сломал еще в воздухе, поймав ее в жесткий захват и перебив ударом локтя коленный сустав. Судя по смертельной бледности, враз залившей Пашино лицо, он этого совсем не ожидал. Еще меньше он ожидал, что я тем же самым локтем начну методично вышибать из его головы привычку бить незнакомых людей только за то, что они чем-то не понравились взбалмошной официантке. Через несколько секунд с Пашей было покончено. С его карьерой вышибалы и каратиста, по-моему, тоже. Он тяжело осел на пол, пуская кровавые слюни и бессмысленно глядя в потолок закатившимися глазами.

«Пора смываться», — решил я, идя прямо на расступающуюся толпу. Иначе прибежит сюда десяток новых паш и анзоров и отпинает меня за милую душу так, что и бокс не поможет. Торопливо хромая к выходу и механически слизывая кровь с разбитой губы, я вдруг наткнулся на чей-то взгляд и невольно остановился, пораженный. В серо-голубых глазах удивительно бархатистого оттенка, устремленных на меня, не было страха. Они улыбались, и было в них еще что-то такое, странное и зовущее, что заставило мое сердце вздрогнуть и забиться быстрее.

Еще через мгновение я встряхнул головой, чтобы снять наваждение. Задерживаться ради красивых глаз светловолосой королевы стриптиза, которая уставилась на тебя, чуть приоткрыв красиво изогнутые губы, было так же глупо, как продолжать пялиться на ее упругое стройное тело. «Не о том думаешь, Махницкий». — упрекнул я сам себя, выскальзывая за порог заведения и подзывая такси. Ночной воздух снял напряжение после драки, заставляя зябко вздрагивать. Киото продолжал беззаботно веселиться, светился рекламой и улыбками прохожих. «Не о том думаешь», — повторил я, откидываясь на сиденье, и закрыл глаза.