Наверное, во сне я здорово ворочался, потому что под утро одеяло сползло на пол, заставив меня скрючиться в позе эмбриона: в комнате было прохладно. Пробормотав несколько нелестных эпитетов в адрес хозяев, экономящих на отоплении дома, я открыл глаза и понял, отчего вертелся во сне. В кресле напротив сидел нога на ногу Стриж и глядел на меня тяжелым немигающим взглядом. Под таким-то взглядом не то что завертишься — под землю провалиться можно, столько в нем было дружелюбия.
— Проснулся? — сурово спросил Стриж голосом человека, страдающего с похмелья. Видимо, вчера не только Эдик Кащей отдавал дань любимому зелью, рассудил я, свешивая ноги с кровати.
— Надеюсь, что нет, — пробормотал я, отыскивая взглядом сигаретную пачку. — Вот было бы здорово, Стриж, если б ты оказался сном! Просто дурным сном!
— Почему это сразу дурным? — обиделся он.
— На хороший ты, уж извини, никак не тянешь. Да и актерские данные у тебя ни к черту. Твой предел — роли второго плана в третьесортных ночных кошмарах, — вынес я свой вердикт. — Туда и отправляйся. — посоветовал я вполголоса, щелкая зажигалкой.
— Что?! — возмутился Стриж, подходя к зеркалу и внимательно изучая свое отражение, — Второго плана… В третьесортных кошмарах… — забормотал он, поглаживая начинающий желтеть фонарь под глазом, — Много ты в этом понимаешь! Подумаешь, специалист по снам нашелся! Ты мне зубы не заговаривай! Отвечай, куда дел мою сумку?
— Сумку? — Я вытаращил глаза, всем своим видом выражая негодование по поводу столь нелепого вопроса. — Куда Я дел ТВОЮ сумку, ты так, кажется, сказал?
— Да, черт возьми, — раздраженно рявкнул Стриж, обдав меня густой волной перегара. — Если мне не изменяет память, именно ты вчера нес ее!
— Было дело, — признал я этот печальный факт своей биографии.
— И куда же она делась? — осведомился он, подходя ближе.
— А в джипе не смотрел? — заботливо спросил я, делая шаг назад. Проклятый Стриж, словно Змей Горыныч, задался, видимо, целью испепелить меня своим перегаром.
— Смотрел, — буркнул он, не сводя с меня глаз, — Нет там. А ты точно ее в джип положил?
— Конечно, дружище. — нагло соврал я, честно глядя ему в глаза. Ну не рассказывать же было, в самом деле, что на полпути к джипу мне подвернулся автокар, перевозящий чей-то багаж? Сумка Стрижа так хорошо смотрелась среди этой горы чемоданов и тюков, что я не смог удержаться от искушения. Поэтому, сильно сомневаясь, что правда может понравиться Стрижу, я предпочел солгать.
— Странно. — пробормотал Стриж. — Куда ж она делась?
— Да брось расстраиваться, — утешил его я, — Купим тебе новые тряпки. Заодно и меня приодеть не помешает, верно?
Стриж шумно засопел и выдавил из себя:
— Поглядим. Ты давай одевайся, толчешься тут на одном месте, как… Давай, давай, пацаны внизу уже собрались.
Торопливо натянув на себя непросохшую толком, одежду, я, вздрагивая от озноба и непрерывных понуканий Стрижа, обозленного потерей доверенной мне сумки, спустился вниз. Об утреннем чае я даже заикаться не стал, заранее зная, что услышу в ответ на свою скромную просьбу. «Вообще. — подумал я, входя в гостиную, расположенную на первом этаже, — у Стрижа стало дурной привычкой являться ко мне по утрам, ломая весь ритуал пробуждения, выработанный годами. С этим надо что-то делать», — решил я, оглядывая собравшихся. Кроме Эдика Кащея, с благодушным видом покуривающего возле огромного, во всю стену камина, за столом в центре комнаты сидели еще двое. Одного из них я видел вчера на вокзале среди встречающих; второго, постарше, наблюдал впервые. Крепко сбитый, с густым ежиком седых волос, блестящих на круглом черепе, словно иней; он что-то говорил собравшимся, когда я вошел. Увидев меня, седой замолчал и выжидательно уставился на Стрижа.
— Вот, привел. — сообщил Стриж, тоже устраиваясь за столом и косясь на запотевшую бутылку водки. — Не маячь перед глазами, Айболит, — приказал он, со вздохом придвигая бутылку к себе. — Палыч, поддержишь компанию?
Седой отрицательно покачал головой и сказал мне:
— Ты и впрямь присаживайся лучше, браток, в ногах правды нет. Выпьешь с нами?
— Нет, спасибо, — ответил я, окидывая взглядом богато сервированный стол. — Мне бы чайку покрепче, а больше ничего не надо.
— Он не пьет с ворами, — тут же наябедничал Стриж, опрокидывая рюмку водки и наливая другую. — Принципиальный. Уф, — выдохнул он. — Раньше, по-моему, «Абсолют» лучше был, а, Палыч?
— И правильно делает, что не пьет, — оборвал его седой. — Стрелку не с руки пьянствовать. Да и не затем его сюда привезли, верно, Саша?
То, что седой обратился ко мне по имени, не упоминая опостылевшую кличку, заставило меня взглянуть на него с симпатией.
— Точно, — улыбнулся я. — Так как насчет чаю?
— Сейчас принесут.
Седой коротко приказал что-то — и неслышно появившаяся в комнате пожилая японка кивнула, вскоре на столе появился умело заваренный чай. Нацедив себе полную чашку из заварного чайника и ощутив его терпкую горечь и аромат, я с удовольствием закурил и повернулся к седому, ожидая новых расспросов. И не ошибся.
— Слушай, а почему именно тебя прислал Кинай для казни? Что-то раньше мне не приходилось слышать о тебе.
— Стриж порекомендовал, — кивнул я в сторону земляка.
— Значит, в случае провала операции весь спрос будет с него? — как бы ненароком задал вопрос седой, катая по столу зернышко риса.
— Нет, ну вы что, совсем охренели?! — возмутился Стриж. — Да я тоже ведь попал сюда не по своей воле! Калач сказал, чтоб я помог Кинаю кое в чем, а потом Кинай сел мне на шею и отправил на Хоккайдо вместе с этим вот. — Он ткнул в мою сторону, — Так что извини, Палыч, но я тут ни за что не отвечаю. Мое дело было доставить вам стрелка — я доставил. Теперь весь спрос с него, — ухмыльнулся Стриж, успокаиваясь.
— Странно. — Седой или, как Стриж называл его, Палыч, умел улыбаться одними глазами. Подмигнув мне, он продолжил: — А Кинай сообщил, что ты вроде как в напарниках у пацана числишься. Или врет Кинай? — Последние слова седой произнес с неприкрытой угрозой.
Стриж поперхнулся водкой и закашлялся.
— Ну, — протянул он, багровея лицом, — в общем, нет, конечно. То есть да, в плане, что мы с ним, — он бросил в мою сторону неприязненный взгляд, — напарники.
Произнеся последнее слово. Стриж скорчил такую рожу, будто сам факт работы в паре со мной покрывал его несмываемым позором.
— Так-то лучше. — удовлетворенно произнес Палыч, откидываясь назад. — С этим вопросом мы разобрались. Теперь о деле. Первое. Москвичи опять наехали на нас. Не здесь, правда, а в России, но тем не менее… Вчера расстреляли машину Вити Оспы. — Седой сделал паузу, внимательно изучая реакцию остальных.
На меня, само собой, это сообщение не произвело ровным счетом никакого впечатления. Ни Оспу, ни Холеру, ни прочих авторитетов с бациллообразными кличками я не знал, и знать не желал. В отличие от меня, Стриж заволновался.
— Да ты что?! — почти крикнул он, забыв донести до рта кусок копченого палтуса, истекающий в его руках прозрачными каплями жира. — Витя как? Жив?
— Ровно настолько, насколько может быть жив человек с развороченным черепом, — ответил Палыч, переводя взгляд на меня. — На контрольный выстрел не поскупились, всю обойму «калаша» выпустили.
Эдиком Палыч почему-то не заинтересовался, заранее, видимо, зная, что Кашей, будучи под кайфом, даже на угрозу глобальной катастрофы человечества отреагирует вяло и без особых эмоций. Так и получилось. Эдик лишь ухмыльнулся и швырнул сигарету в камин. Еще один из присутствующих, крепкий мрачный парень с недобрым прищуром глаз, выругался вполголоса и тяжело вздохнул, предчувствуя, судя по всему, неизбежную теперь войну.
— Что молчишь, Саша? — ласково поинтересовался Палыч.
— А что вы хотите от меня услышать? — удивился я. Потом, подумав, добавил: — Примите мои соболезнования.
— Соболезнования, говоришь? — Брови седого вновь поползли вверх. — Ну-ну. Я-то думал, ты расскажешь, почему москвичи активизировались, стоило тебе появиться на Хоккайдо.
— Совпадение, — буркнул я, отводя глаза.
— Угу, — кивнул Палыч, — Так, наверное, оно и есть. А заодно так уж совпало, что Зима сегодня утром исчез из Хокадате.
— Да? — подал голос Стриж, набив-таки рот палтусом.
— Да, — коротко ответил Палыч, — Конечно, он скоро объявится, и даже не секрет, где…
— Где? — не унимался любопытный Стриж.
— В Отару. — усмехнулся Палыч, — там у него все дела, порт под его контролем, там Зима чувствует себя в полной безопасности. Но вопрос, собственно, не в этом. А в том, кто из вас. — он как бы вычленил взглядом меня со Стрижом, отделяя от остальных, — сообщил Зиме о готовящейся казни? Какая подлая тварь звонила ему вчера в «Мисумо», признавайтесь! — с холодной яростью потребовал Палыч.
— Эй, брат, ты за базаром следи. — Стриж, не долго думая, оставил в покое палтус и, вооружившись бутылкой, резким коротким ударом о край стола превратил ее в «розочку». — Отвечать ведь придется!
Признаться, в этот момент я почти простил Стрижу все его прегрешения. Надо быть очень смелым человеком, чтобы переть с куском битого стекла против пистолета. «Или очень крутым», — усмехнувшись, подумал я. Потому что когда в тебя целятся из четырех стволов сразу, шансов пустить в ход «розочку» практически нет. Из четырех — потому что в гостиной наметилось пополнение. Большая картина, написанная прямиком на стене в традиционно японском стиле и изображающая нежную дружбу длинноногой цапли и черепахи, вдруг отошла в сторону, шурша бамбуковыми планками. За ней, словно за ширмой, показалась таившаяся до поры до времени парочка. «Старые знакомые», — подумал я, тоже вскакивая и стараясь держаться поближе к Стрижу. Эх, надо было все-таки сдать их полиции там, в отеле, когда они попытались прикончить меня в первую же киотскую ночь, мелькнула в голове запоздалая мысль. Тем более что японец-блондин и его дружок-кореец явно не испытывали особой благодарности за проявленное мною благородство. По крайней мере, уверенности, что целятся они именно в Стрижа, а не в меня, как-то не возникало.
— Эй, ребята, вы бы поаккуратней с этими железяками, — пробормотал я, внимательно разглядывая столовые приборы и не видя среди них ничего, даже отдаленно напоминающего бронежилет, — Они ведь выстрелить могут!
— Могут, — улыбнулся Палыч моей сообразительности. В отличие от нас со Стрижом он остался сидеть, небрежно покуривая и даже не глядя в нашу сторону. Впрочем, с чего ему было волноваться? Не его же обвиняли в сговоре с врагом!
— Послушай, Палыч, — произнес я, прикидывая, как выкрутиться из неприятной ситуации. — Прикажи своим бойцам убрать оружие, и давай поговорим спокойно.
— Давай, — согласился он, — Я и сам не пойму, с чего это Стриж так разволновался. А, Стриж?
— А с того, — ответил Стриж, — что вчера мы весь вечер просидели в бильярдной с Кащеем и Ленькой. — Он кивнул в сторону мрачного парня, — И тебе, Палыч, это прекрасно известно. Айболит был один в своей комнате, но мы с Эдиком постоянно за ним приглядывали. Не мог он добраться до телефона, понимаешь? Мобилы у него тоже нет, — добавил Стриж, остывая. — Так что предъява твоя несерьезная, нечего тут на понт брать!
— Ладно, проехали, — согласился Палыч и махнул рукой. Пистолеты вновь возвратились в кобуры владельцев, и лишь Стриж с нелепой стекляшкой в руке напоминал теперь о чуть не разыгравшемся побоище. —
Чего вскочили, присаживайтесь. Значит, крыса завелась среди наших. — задумчиво добавил он, приглаживая серебристый ежик на голове, — Ладно, разберемся. Верно, Кашей?
Эдик застенчиво улыбнулся и кивнул.
— А откуда вообще известно, что был звонок Зиме? — поинтересовался я, закуривая.
— Известно, — обронил Палыч, продолжая думать о чем-то своем. — Тебя, Саня, это волновать не должно. У тебя другая задача — ликвидировать Зиму. И сейчас эта задача очень усложнилась. В Отару не наша земля, малейшее шевеление сразу привлечет внимание Зимы. Да и время не терпит: пора москвичам дать понять, кто на Дальнем Востоке верховодит. Кинай звонил мне утром, велел поторапливаться.
Я промолчал, чрезвычайно довольный тем, что моя задумка внести разлад в военные действия против Зимы не только удалась, но и сошла мне с рук. Поэтому можно было продолжать попивать хороший зеленый чай, покуривать сигарету и торжествовать в душе, наблюдая, как морщат лбы в тяжких раздумьях люди Киная. К сожалению, так продолжалось недолго. Наверное, Палыч просто позавидовал моей умиротворенности, потому что вдруг сказал:
— В общем, хватит бездельничать. Эдик, собирайтесь, поедете в Отару осмотреться, что к чему. К вечеру должен быть готов четкий план операции, иначе Кинай с нас головы поснимает. Главное сейчас — нащупать слабое место в охране Зимы. Думаю, проще всего будет пристрелить его в порту, но вы на месте сами определитесь, какой вариант выбрать. Все ясно?
— Ага, — кивнул Эдик, неторопливо выбираясь из кресла и потягиваясь. — Ясно, Палыч. Сделаем.
— Вы там поаккуратнее, — Я тоже счел нужным вмешаться, всем своим видом выражая озабоченность ходом предстоящей операции. — А то спугнете Зиму окончательно, он затаится, и где я потом его искать буду? В общем, сами все понимаете, не маленькие. А я пока пойду вздремну. — сладко позевывая, сообщил я. — Стриж приперся ни свет, ни заря, весь режим мне нарушил, — пожаловался я Палычу, — Не понимает, голова садовая, что на дело стрелок должен идти хорошо отдохнувшим.
— Поедешь вместе со всеми. — отрезал Палыч, ничуть не сочувствуя моему хроническому недосыпанию. — Ты чего это вздумал валять дурака? Стрелять-то тебе придется, а не ему, — кивнул он в сторону Кащея. — Так что собирайся и езжай. Пока не отыщете точку, из которой можно будет дотянуться до Зимы, в Хокадате не возвращаться.
— Вот оно как, — кисло протянул я, огорошенный таким поворотом дела. Расслабившись было, я совсем забыл, что приехал сюда в качестве наемного убийцы и должен хоть немного поддерживать свою репутацию. — Только мне надеть нечего.
— То есть? — удивился Палыч.
— Видишь ли. — начал я, замечая, как Стриж напрягся и заиграл желваками, опасаясь, наверное, что я не сдержу обещания и при всех обвиню его в жадности. — Наша дорожная сумка с вещами куда-то потерялась. А деньги Кинай конфисковал у меня еще в Киото…
— Господи, нашел о чем переживать, — отмахнулся Палыч. — Эдик, заедьте по пути куда-нибудь, приоденьте этих оборванцев. Еще какие-то проблемы? — уже с нескрываемым раздражением в голосе поинтересовался он. — Может, подгузников вам со Стрижом купить упаковку? — подмигнул Палыч под громкий смех своих приближенных. Не смеялись лишь трое: белобрысый японец, ни черта не понимавший по-русски, Стриж да я.
— Обойдемся. — проворчал Стриж, поднимаясь из-за стола. — Поехали, Саня, на разведку. Время не терпит, отработаем свое и рванем домой.
Это что-то новенькое, решил я, вслед за ним направляясь к выходу. Раньше Стриж не баловал меня вежливым обращением и иначе, как Айболитом, не называл. Впрочем, виноват. Еще пару раз он обзывал меня уродом. Теперь же, после небольшой стычки с Палычем, Стриж явно разглядел во мне союзника. А может, просто начал понимать своей шишковатой головой, что братва Киная, с которой он вчера так жизнерадостно обнимался на вокзале, по сути своей — дикие волки, и в случае чего они разорвут нас на куски, не задумываясь. А случай такой им представится очень скоро: как только будет ликвидирован Зима, Кинай даст своим ребятам команду «фас». Кто тогда поможет Стрижу унести ноги? Кроме меня, пожалуй, некому будет, самодовольно рассудил я, устраиваясь на заднем сиденье джипа рядом со Стрижом.
— Сначала в магазин. — на всякий случай напомнил я Кащею, сидящему рядом с водителем, мрачным Леней. — Мы со Стрижом никак не рассчитывали оказаться в таких холодных краях.
Стриж сердито глянул на меня и тяжело вздохнул. Видимо, воспоминания об утраченной сумке с заботливо уложенными шмотками еще терзали его нежную, но рачительную душу.
— Да заедем, заедем, — кивнул Кащей, благодушно щурясь под яркими лучами солнца, брызнувшего вдруг на лобовое стекло сквозь разрывы в тяжелых серых тучах, — Лень, рули сперва в «Ташодано» — приоденем пацанов, в натуре.
В «Ташодамо», магазине готовой одежды, я напялил на себя дорогущее кожаное пальто с песцовым воротником и принялся вертеться перед зеркалом, ощущая себя по-настоящему крутым парнем. Подошедший Кащей окинул меня критическим взглядом и посоветовал:
— Снимай, к едрене фене.
— Почему? — удивился я.
— Ты ж стрелок, тебе надо что-нибудь неброское подобрать, — пояснил он, оглядываясь вокруг, — Вот, куртяк в самый раз на тебя: и легкий, и не длинный, бегать будет удобно.
С этими словами Кащей всучил мне неказистую черную пуховую куртку с капюшоном.
— Да, — разочарованно протянул я, нехотя стягивая с себя роскошное пальто. Возразить что-либо Эдику было сложно.
Стриж, изначально тоже положивший глаз на такое пальто, но не нашедший себе подходящего размера, злорадно ухмыльнулся.
В куртке я выглядел настолько невзрачно, что желание разглядывать обновку в зеркале пропало после первого же взгляда.
— Поехали, чего там. — махнул я рукой, — Не на званый ужин наряжаемся, в самом деле.
Всю дорогу до Отару я молчал и старался не смотреть на Стрижа. Этот проныра умудрился накупить себе на халяву кучу разного барахла, всякий раз уверяя Эдика, что именно эта вещь ему необходима больше других. Эдик сначала пробовал возражать, но потом плюнул и попросту оплатил покупки Стрижа. Теперь мой земляк сиял, словно солнечный зайчик в весенней луже, всем своим видом раздражая меня до глубины души. Лишь когда мы выехали на трассу за пределы Хокадате, и стрелка на спидометре джипа легко убежала за число 200, замерев на пределе, я не выдержал и поинтересовался:
— У вас всегда так гоняют? А гаишники японские что?
— Скоростное шоссе, — пояснил, обернувшись ко мне и ничуть не следя за прямой, как стрела, дорогой, Леня. — Здесь медленней ездить нельзя. Если «чайник» и руля боишься, то для таких есть трассы поплоше. Но «чайников» здесь мало, для японцев две сотни в час — норма. Наши, бывает, бьются с непривычки, не умеют гоняться на таких скоростях. Но потом ничего, привыкают.
— А если гололед? — не выдержал я. — Тоже две сотни из телеги выжимаете?
— Какой еще гололед? — страшно удивился Леня. — Здесь трассы с подогревом, чудила.
Окончательно уделав меня последней фразой, он усмехнулся и сунул в рот сигарету. Я тоже закурил, недоверчиво приглядываясь к многорядному шоссе. Наличие на белом свете дорог, и не просто идеально ровных, да еще и с подогревом, никак не умещалось в моем сознании. Асфальтированные тропы, по которым я колесил в России, казались мне теперь в лучшем случае не слишком разбитыми. «Умеют же люди делать. Обзавидоваться можно», — вздохнул я, отрывая взгляд от бегущей рядом темной полосы шоссе.
Минут через сорок мы въехали в Отару, небольшой портовый городок на побережье Японского моря. Не знаю, возможно, в теплое время года он зелен и жизнерадостен, но сейчас показался мне серым, сливающимся со свинцом неба и блеклой моросью вновь припустившего снега. Покрутившись по городским улицам, Леня припарковал джип в центре, возле небольшого отеля.
— «Рикаво», — пояснил он, откидываясь назад. — Контора Зимы здесь.
— Здесь и пристрелить бы урода, — мечтательно сказал добрый Эдик, искупав ноздри в кокаине, — но вряд ли это у нас получится.
— Почему? — удивился Стриж, — Место хорошее, если засесть с винтовкой в любой из высоток…
— Ага, иди, засядь. — кивнул Кащей, потирая слезящиеся, как у больной собаки, глаза, — Кругом все офисы и банки, на входе охрана, и белого, да еще с такой рожей, как у тебя, на пушечный выстрел не подпустят.
Зная, как болезненно Стриж реагирует на замечания по поводу своей внешности, я не преминул подыграть Эдику:
— С такой, как у Стрижа, точно не пропустят. Тут ты прав, дружище, на все сто. А вот человека с таким лицом, как у меня…
— Тем более, — отрезал глуповатый Кащей, не разгадавшей моей игры. — В общем, вы оглядитесь, у вас глаз не замыленный, может, просечете что-нибудь стоящее. Хотя, вряд ли.
Кащей был прав. По соседству с «Рикаво» возвышалось несколько вполне подходящих для дела зданий, но в них явно кипела жизнь, и стрелку, устроившемуся возле окна в ожидании жертвы, вряд ли позволят спокойно выполнить свою миссию и исчезнуть. Стриж, видимо, это тоже понял, потому что громко засопел и сказал:
— Ладно, хорош здесь глаза мозолить. Где, Палыч сказал, у Зимы трещины есть в охране? В порту? Вот туда и везите нас.
— Трещины не у Зимы, а у тебя. — ответил Леня, отъезжая от троту ара и сворачивая в переулок, — и не в охране, а в черепушке. Сам посуди, Стриж, будь у него слабая охрана, разве б дали мы ему борзеть? Давно завалили бы гаврика, ты уж поверь. Охрана у него будь здоров, стережется Зима. И в порту его достать будет непросто, другое дело, что там есть хоть какой-то шанс сделать это, а здесь, у «Рикаво», нет ни малейшего.
— Ясно, — пробурчал Стриж, разглядывая сквозь тонировку стекла заснеженные улицы Отару.
Заплатив за право въезда на территорию порта, мы двинулись вперед, внимательно изучая его расположение.
— Самое высокое здание здесь — портовая контора, — пояснил Эдик. — В принципе, для наших целей она подходит, и мы ее давно присмотрели.
— В чем тогда проблема? — поинтересовался я.
— В том, что когда Зима приезжает в порт, контору надежно блокируют его ребята. Зиму ведь не только братва стережет, но и японцы из охранного агентства, а эти пацаны отрабатывают свои бабки на все сто, мимо них муха не пролетит.
— А что, если пробраться на какое-нибудь судно, и с него отстреляться? — предложил Стриж, указывая на стоящие возле причалов огромные океанские корабли.
— Да думали уже. — покачал головой Леня. — Спору нет, мысль неплохая, но стрелять с них тяжело. Выберешь точку, а машина Зимы остановится где-нибудь за контейнерами, и как в него попасть? Вот и поди угадай, где именно он вздумает притормозить. Не будешь же вдоль всего причала стрелков рассаживать. Ну а ты, Саня, чего молчишь?
— Думаю, — обронил я, разглядывая портовый кран.
Ярко-красный работяга причала неторопливо катился по рельсам, держа на весу стропы с повисшим на них грузом. По-хорошему, решил я, стрелять следовало именно оттуда. И обзор прекрасный, и оптика, ненароком блеснув на солнце, не вызовет подозрений — башня крана ведь застеклена. Устройся стрелок в башне, и уже не имеет никакого значения, в каком уголке порта вздумает остановить машину Зима. В любом случае он будет обречен, как только откроет дверь автомобиля, даже если вокруг выстроится плотное кольцо охраны. Другое дело, как потом с этой самой башни ноги уносить? Нет, сразу-то, конечно, никто на кран внимания не обратит, тем более что в порту их несколько. Но даже в неизбежной после выстрела суете все равно будет замечен стрелок; торопливо спускающийся на землю. Тем паче, если стрелок — европеец, вроде нас со Стрижом. Тут нужен хороший отвлекающий маневр. Что-нибудь такое, отчего весь порт вздрогнет до самого основания и минимум минут пять-семь будет приходить в себя.
Отогнав назойливо вертевшееся в голове изображение атомного гриба, величаво встающего над горизонтом и сеющего в порту дикую панику, я сунул в рот сигарету и повторил:
— Я думаю.
— Ну-ну, — поощрил меня Кащей, — Ты уж шевели извилинами получше, потому что вечером Палыч с тебя спросит.
— Знаю, — огрызнулся я, выдыхая сизый дым. — Ну что, все осмотрели? Или еще оставили достопримечательность напоследок, гиды доморощенные?
— Оставили, — усмехнулся Кащей. — Поехали в казино, Ленчик, в «Асидзури». Понимаете, пацаны, — принялся объяснять он, повернувшись к нам вполоборота, пока машина мчалась по городским улицам, — есть у Зимы одна страстишка. Любит он фарт свой у рулетки испытать. Вот и ездит в «Асидзури» почти каждый вечер. На выходе оттуда нам его не взять, на входе — тоже, ситуация здесь схожа с гостиничной, близко не подобраться. А вот внутри…
— Не знаю, как у вас, в Японии, — авторитетно заявил Стриж, — а у нас, в России, разборки в казино не чинят. Беспредел это.
— Какие еще, к черту, разборки? — возмутился Эдик. — Мы с Ленькой, что ли, Зиму прикончить собрались? Нет, конечно. А вы, Стриж, не местные, для вас понятия, может, пустой звук. Короче, если отработаете свою гастроль в казино, Кинай вам и слова в упрек не скажет. Заплатит, сколько причитается, посадит в самолет и еще ручкой на прощание помашет.
— Сомневаюсь, — пробормотал я, вспоминая холод в глазах Киная. На воображение я не жалуюсь, но представить Киная, машущего ручкой с доброй улыбкой на тонких губах, я, как ни старался, не смог.
— Зря сомневаешься. — хмыкнул Кащей. — Вылезайте, заглянем в «Асидзури», чтобы вы имели представление, что там внутри.
Я выбрался наружу, с сожалением покинув теплый салон автомобиля, и, запахнув поплотнее куртку, засеменил вслед за уверенно шагающим Кащеем. Где-то под ухом сопел Стриж. Брызги талого снега разлетались во все стороны под его тяжелой поступью.
— Казино работает круглые сутки, как в Монте-Карло? — поинтересовался я, догоняя Эдика.
— А как же, — ответил он. — Отару — портовый город. Суда заходят часто, много среди них и наших. А русскому на берегу что надо? Куражу ему надо, особенно если в штанах шевелится штука-другая баксов, а времени на стоянку отпущено сутки, — резонно заметил Эдик, входя сквозь бесшумно разъехавшиеся створки зеркальных дверей в холл казино и сбрасывая пальто в руки подоспевшему пареньку, — Вот и гудит здесь пипл с утра до ночи, пока все не пропьет да не прогуляет. Владельцы казино эту фишку давно просекли и работают круглые сутки. Америкосы сюда частенько заходят, тоже богатые и на берегу оттянуться любят.
— Вот оно как, — протянул я, следуя за Эдиком через широкий холл в игровой зал.
Несмотря на ранний для игры час, у столов уже толкались любители подергать за длинную косу строптивую девчонку Фортуну, периодически доносились перестук сгребаемых жетонов и отчетливые реплики крупье.
— Прилично народу-то здесь, — заметил Стриж, тоже озираясь по сторонам, — А почему Зима именно сюда ездит? Что, покруче казино в Отару нет? Зачем авторитету с америкосами и рыбачьем разным за одним столом играть?
— У него и спросишь перед тем, как дырку в башке проковырять. — мрачно съязвил Эдик. — Не знаю, почему Зиме нравится именно «Асидзури», но ездит он именно сюда.
— За каким-то одним столом играет, или ему все равно? — уточнил я.
— За одним, — кивнул Кащей и принялся протискиваться вперед, беззастенчиво расталкивая игроков, — Вот здесь обычно играет, — указал он, — и я бы на его месте тоже играл в этом углу.
— Почему? — удивился я.
— Безопасней всего, — развел руки мой собеседник. — Весь зал просматривается, его охранников блокировать практически невозможно, а в случае чего всегда можно уйти через запасной выход, — кивнул он в сторону тяжелой зеленой портьеры, имитирующей задернутое окно.
Стриж немедленно заинтересовался тайным лазом, внешне ничем не отличимым от десятка других лжеокон, украшающих стены зала. Засунув под портьеру свой любопытный нос, он придушенным голосом сообщил:
— Есть лаз, точняк! И жратвой почему-то пахнет! — добавил он, сглатывая слюну.
— Вылазь оттуда, придурок! — зашипел Ленчик, с трудом оттаскивая проголодавшегося Стрижа от источника вкусных запахов, — На тебя уже и так все казино пялится! А едой пахнет потому, что через этот выход можно попасть в ресторанную кухню, а уж оттуда — на задний двор, — успокаиваясь, пояснил он.
Проиграв для отвода глаз пару сотен долларов, мы покинули казино, делясь впечатлениями от увиденного. Морось превратилась за это время в снежный вихрь, красиво подсвеченный уличными фонарями и фарами проезжающих автомобилей. Ощутимо похолодало, и при разговоре изо рта вырывались облачка пара.
— Бр-р, — сказал Стриж, торопливо шагая к машине, — Как насчет перекусить, Кащей? С утра ведь голодными болтаемся в этой колымаге, — заметил он, плюхаясь на сиденье.
— Дома поешь. — ответил Эдик, доставая из портсигара папиросу. — А пока курнем для аппетита, — предложил он, глубоко затягиваясь гашишем, — да и время убьем. Трогай, Ленчик, давай, братан, пора на базу.
Ленчик кивнул и, уверенно лавируя в потоке машин, погнал джип к выезду из города, удивляя своим мастерством меня, не привыкшего к левостороннему движению. На шоссе бушевал ветер, ощутимо толкая своими порывами бок автомобиля и залепляя лобовое стекло мокротой рыхлого снега, но Ленчик не обращал на это внимания, все также не позволяя опуститься стрелке спидометра.
— Опять, наверное, тайфун будет, — зевнув, сообщил он Эдику с таким видом, будто речь шла о рядовом событии, не заслуживающем особого внимания.
— Ага, — безразлично кивнул в ответ Кащей, добивая папиросу.
— И часто у вас бывают эти… тайфуны? — спросил я, с опаской вглядываясь в визжащую на разные голоса пелену снежной бури за окном.
— Частенько. — ответил Ленчик. — Да мы привыкли уже. В Японии-то хорошо, с косяками матери-природы разбираются быстро, а вот у нас, где-нибудь во Владике, потом еще месяц шишкари местные чухаются и решают, кому из них снег убирать. Как раз до следующего тайфуна и решают, — хохотнул он, обгоняя красные огни легковушки, летевшей впереди нас по шоссе. — Кащей, а мне курнуть вы не оставили, что ли?! Ну, пацаны, вы даете, в натуре!
Остаток пути я проделал, слушая препирательства наркоманов и размышляя о том, что никогда не смог бы жить в краях, где тайфун — обыденность, а их последствия — лишь повод для насмешки. Впрочем, сами японцы, как я заметил, тоже не очень-то стремятся обживать
Хоккайдо и переселяться сюда из теплых южных префектур, с Хонсю или того же Сикоку.
По возвращении в Хокадате, я с удовольствием угнездился рядом с камином в гостиной, любуясь всполохами пламени в его закопченном чреве. «Наверное, это чертовски дорогое удовольствие, — подумалось мне, — топить дровами камин в стране, где дерево испокон веку было на вес золота. Впрочем, наша братва может себе это позволить».
— О чем молчишь, Саша? — спросил меня Палыч. Он, казалось, так и не вставал со своего места у стола, застыв в одной позе с самого утра. — Присаживайся к нам, перекуси с дороги.
Стрижу такого приглашения не требовалось. Наскоро опрокинув несколько рюмок, мой оголодавший приятель жадно накинулся на еду, рискуя подавиться рыбьей костью. Выбросив сигарету, я подсел к столу и, поймав на себе пытливый взгляд Палыча, сказал:
— Спрашивайте, о чем хотели.
— Хотел, Саша, хотел, — улыбнулся он, собирая лучи морщинок в уголках глаз. — Что можешь сказать по существу дела? Нашел позицию?
— Ага, — кивнул я, понимая, что отступать мне некуда, — Портовый кран.
Улыбка улетучилась из глаз седого, ставших задумчивыми и чертовски серьезными. Работу мысли Палыча прервал невнятный возглас жующего Стрижа.
— Чего?! — промычал он, силясь проглотить огромный кусок и вытирая выступившие от напряжения слезы, — Какой еще, на хрен, кран? Ты в своем уме, Айболит, или слегка того, тронулся? Я туда ни за какие бабки не полезу, я с детства высоты боюсь, — сообщил он Палычу с трогательной доверчивостью.
— Полезешь, если надо будет, хоть на Фудзияму. — осек его безжалостный Палыч, — Гм, идея, конечно, интересная. Кран, говоришь… Вот только как ты уходить оттуда собираешься после, как отработаешь по цели? Кроме того, с крана можно отстреляться, только если Зима вздумает прокатиться вдоль причалов. А если он остановится возле конторы? Что тогда? Там место закрытое, ни с одного крана не дотянешься. Да и докеров куда девать, ты подумал?
— А он им объяснит, что готовит покушение на Зиму, и попросит не мешать, — съехидничал Стриж, очень довольный тем, что карабкаться на кран, видимо, не придется. — Ну и бестолочь ты, Санек, честное слово! Целый день глазами лупал, молчал, словно сыч, а под вечер выдал! — Он громко заржал, оглядываясь по сторонам и удивляясь, почему никто, кроме него, даже не улыбнулся.
— Докеров можно легко успокоить пачкой долларов, а уйти с крана… Уйти можно, если после выстрела или одновременно с ним пошуметь где-нибудь в стороне для отвлечения внимания. Впрочем, вам решать, — Я пожал плечами и напустил на себя безразличный вид, давая понять, что ничего лучшего я пока предложить не могу.
— Это Япония, братишка. — изрек Палыч, как будто я сам раньше об этом не догадывался, — Здесь тебя вместе с баксами сдадут полиции даже не задумываясь, потому что докеры еженедельно получают такие же пачки, только в иенах. Не голодные они, Саня, зарабатывают в порту по-человечески — так чего ради им местом рисковать? К тому же странные они, японцы, — покачал головой Палыч. Свет лампы, отразившись от его серебристой головы, рассеялся в стороны тонкими лучиками. — У них. понимаешь, свои понятия о жизни. Сдохнуть готовы, лишь бы имя свое не замазать в каких-нибудь косяках. Боятся этого япошки, — задумчиво добавил он, барабаня пальцами по столу. — Поэтому вариант с краном, может быть, хорош, но в данном случае отпадает.
Работать будете с крыши конторы. Если Зима объявится в порту, то мимо вас уже никак не проскочит. Главное, чтоб стрелки не зевнули.
— Не зевнем, — горячо заверил его Стриж. — Ты что же, Палыч, думаешь, нам с Саней нравится в этой дыре торчать? У нас дома скоро своя вишня зацветет, а не эта корявая сакура, — сморщился он, — девчонки на улицах в коротких юбках табунами заходят… Э-эх, — вздохнул он, страдая, судя по всему, помимо обжорства и пьянства, еще и ностальгией.
— Хорошо, если так, — кивнул Палыч. — Детали — завтра. Сейчас всем отдыхать, — приказал он. — И хватит наливаться коньяком, Стриж. С трясущимися руками ты мне не нужен.
— А чего тебе мои руки? — удивился Стриж. — Стрелять-то все равно будет Айболит, он у нас нынче профессионал в этом вопросе. Надо же, столько лет под доктора маскировался. — Он покачал головой, вставая из-за стола и пытаясь незаметно прихватить с собой бутылку «Хеннесси», — Вот и пойди разбери, кто он на самом деле — врач или душегуб? Хотя, по-моему, один черт, — пьяновато заявил он и удалился из гостиной.
— Ты и в самом деле врач? — удивился Палыч.
— Ага. — засмеялся я. — В свободное от основной работы время.
— Ну ты, блин, даешь, — восхитился Кащей моей многопрофильности — Одной рукой, значит, лечишь, а другой — того…
— Хватит болтать. — оборвал его Палыч. — Все, я сказал, пора отдыхать. Чего еще не ясно?
— Все ясно, — забормотал Эдик, протискиваясь мимо Палыча и спеша к выходу из гостиной. — Абсолютно все, Палыч.
— Иди и ты, Саня, — посоветовал мне седой, — А я еще посижу, подумаю.
Я молча покинул комнату и принялся подниматься по лестнице, размышляя о том, что Палыч верно подметил причину болезненной честности японцев. Страх потерять лицо, опозорить имя предков для них пуще смерти. Да и вообще, смерть, по-моему, не очень пугает их. Может, поэтому они и являются нацией долгожителей, что не боятся? Хорошо бы и мне не испугаться завтра, когда Палыч потребует ответить за сорванное покушение. То, что стрелять я буду в воздух, а не в Зиму, это точно. Сделать из себя наемного убийцу я не мог позволить ни Палычу, ни Кинаю. Потому что для меня это означало бы потерять лицо, а в данном вопросе я принципиален, словно коренной уроженец Японских островов.