Киллер для Айболита

Глава 11 ЯПОНЕЦ НИКОЛАЙ

— Кто вы? — снова настойчиво спросил тот же голос.

— Открывай! — заорал я, физически ощущая, как безвозвратно утекает время. Еще минут тридцать-сорок, и мне останется только сожалеть, что я не дал Стрижу спокойно умереть в Отару. — Мы русские туристы! Православные, мать твою так!! Отворяй калитку, ради Христа!!

То ли упоминание имени Господня сделало свое дело, то ли отчаяние, звучавшее в моем голосе, — не знаю. Так или иначе, послышалось щелканье отпираемых замков, и сбоку, в стороне от центральных ворот, в которые я все это время безуспешно тарабанил, распахнулась неприметная дверца.

— Давно бы так, — проворчал я, подбегая к ней. — Эй, это что за маскарад? Ты зачем на себя рясу напялил, а?

Передо мной стоял японец. Честно говоря, я ожидал увидеть в православной церкви города Хокадате все, что угодно, даже архангела Гавриила, балующегося от нечего делать игрой на своей пресловутой трубе, но к встрече с японцем, одетым в черную рясу священника, был откровенно не готов. Поэтому ошалело уставился на него, с недоверием разглядывая висевший на его шее большой крест.

— Что за шутки? Ты кто, сторож? — на всякий случай уточнил я, норовя протиснуться мимо него в теплое помещение.

— Зови меня отец Николай, сын мой, — важно ответил японец, поправляя солидные очки в золотой оправе и глядя на меня с явной укоризной.

Наверное, ему не очень нравилось то нетерпение, с каким я стремился проскользнуть в храм Божий. А может, ему не нравилась моя физиономия, судить не берусь. Мне, между прочим, его смуглое лицо тоже особого доверия не внушало. Хотя по-русски он говорил чисто, правильно расставляя ударения, но вот букву «л», как все сыны восходящего солнца, не выговаривал.

— Ишь ты, отец Николай… — протянул я, — Так, братан, с тобой все понятно. Из священников есть кто-нибудь? Я имею в виду, из нормальных попов, из наших?

— Если вы имеете в виду под словом «наши» русских отцов церкви — то их нет сейчас здесь, — вежливо ответил японец, продолжая удивлять меня правильностью построения фраз. — А если под словом «наши» подразумевались представители православной церкви, то я к вашим услугам.

— Вот так на! — удивился я. — Гм, я, конечно, извиняюсь, но вы — точно священник? Я-то вас за сторожа принял…

—Отец Николай. — вторично представился он, чуть приметно кивая головой, — Слушаю вас.

— Видите ли, в чем дело, батюшка, — залебезил я, отчетливо понимая, что втереться в доверие к этому типу — наш со Стрижом единственный путь к спасению. — С моим другом приключилась небольшая беда. Ему продырявили пулей бок, совершенно случайно, разумеется. И если вы, дражайший отец Николай, не поможете нам, то мой бедный друг истечет кровью, а его смерть останется на вашей совести. Сомневаюсь, что Господь погладит вас по головке за такую черствость, — на всякий случай пригрозил я, заметив недоверие, мелькнувшее за стеклами очков собеседника.

— А чем я могу помочь? — поинтересовался он, внимательно разглядывая меня из-под припухлых век. — Хотя, кажется, понимаю. Ваш друг, наверное, жаждет причаститься и исповедаться в этот трудный час?

— Что? — опешил я. — Нет, конечно! Ему необходима медицинская помощь!

— Тогда почему вы привезли его сюда, а не в больницу? — Теперь пришла его очередь удивляться. — Подождите, сейчас я вызову по телефону машину из ближайшего госпиталя.

— Стой! — заорал я. — Если б нам надо было в госпиталь, мы б давно туда приехали! Положи трубку, кому говорю!

Японец нехотя опустил сотовый телефон и уставился на меня, ожидая, видимо, дальнейших объяснений.

— Я ведь вроде бы по-русски сказал, что он ранен. Причем рана огнестрельная, в больницы нам соваться нельзя. В общем, у нас кое-какие проблемы с полицией, — нехотя признал я, стараясь не глядеть ему в глаза. — Податься нам некуда, потому и мечемся по всему городу. Кроме как у вас, помощи нам просить больше не у кого.

— Э-э… А как вы поступите, если я сейчас вызову полицию? — вдруг быстро спросил отец Николай.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Наверное, я не дам вам этого сделать, даже для этого мне придется применить силу.

— Так я и знал. — кивнул он, словно найдя подтверждение своим догадкам, — Вы — русская мафия, так? Кстати, угрожать расправой священнослужителю — тяжкий грех, сын мой!

— Плевать. — пробормотал я, — грехом больше, грехом меньше… Так вы поможете нам, отец Николай? Я ведь не шутил, когда сказал, что он очень плох. Он умрет от потери крови, пока мы с вами будем препираться. И, кстати, никакая мы не мафия. Так, божьи овечки, отбившиеся от стада и временно оставшиеся без присмотра пастыря, — елейным голосом добавил я, скорчив самую невинную физиономию, на какую только был способен. Обычно я делаю такое лицо, когда меня на ковер вызывает разгневанное начальство. Как правило, это срабатывает.

— Овечки? — округлил узкие глаза отец Николай. На него, судя по всему, мои ужимки не произвели ни малейшего впечатления. — Гм, сомнительно что-то. Извините, но гораздо больше вы похожи на волка, загнанного в угол.

— Да хоть на мадагаскарскую ящерицу! — вспылил я, — Мы что, так и будем болтать, или займемся делом?

— Идемте. — Отец Николай, шустро перебирая ногами под длинной рясой, распахнул дверь и вышел на улицу. — Показывайте, где находится ваш друг. Как христианин я не могу отказать ему в помощи, окажись он даже убийцей. Хотя как человеку мне все это очень не нравится.

Знал бы отец Николай, насколько он был близок к истине, произнося эти слова, ведя его к микроавтобусу.

Салон машины за время моего отсутствия успел окончательно выстудиться, безжалостно продуваемый ветром, и Стриж, скорчившийся на краешке заднего сиденья, представлял собой весьма жалкое зрелище. Взглянув на него, отец Николай покачал головой и произнес:

— Нам понадобятся носилки.

— Так дотащим, — прохрипел я в ответ, вытаскивая Стрижа из салона и не обращая внимания на его жалобные стоны. — Помогите мне только взвалить его на плечи, а дальше я уж как-нибудь справлюсь.

Однако японец сам сноровисто подхватил тяжелую тушу моего приятеля и легко понес ее один, держа тело перед собой на почти вытянутых руках. Я, никак не ожидая обнаружить такую физическую силу в пожилом человеке, негромко присвистнул.

— Да вы, папаша, никак спортсмен, — заметил я, бегом догоняя японца.

Тот промолчал, быстро поднимаясь по ступеням и дыша ровно, словно переноска тяжестей не требовала от него особых усилий. Следуя за ним, я очутился в темном переходе, ведущем непонятно куда.

— На электроэнергии экономите, что ли? — недовольно спросил я, споткнувшись в полумраке и едва не расквасив себе нос. — Безобразие! Эй, папаша, а куда это вы его потащили? — забеспокоился я, увидев, как отец Николай сворачивает и начинает подниматься по лестнице. — Если прямиком на небо, то рановато еще!

— Я несу вашего товарища в свой кабинет, — не останавливаясь, сухо ответил священник. — Там по крайней мере я смогу его осмотреть. Кое-какие познания в медицине еще сохранились в моей памяти.

— В моей, как ни странно, тоже. — хмыкнул я, взбираясь вслед за ним по крутым ступеням.

В кабинете отца Николая было тепло и уютно. Уложив Стрижа на жесткую кожаную тахту, он принялся разрезать повязку, наложенную мной, бормоча при этом что-то себе под нос.

— Вы где-то учились медицине? — наконец поинтересовался он, поднимая на меня глаза. — Повязка наложена очень правильно, как будто это сделал настоящий врач.

— Учился. — нехотя кивнул я, — Закончил в свое время Военно-медицинскую академию. Сейчас я — гражданский человек, работаю хирургом. — Про то, что последние несколько дней подрабатываю еще и профессиональным убийцей, я предпочел умолчать. — У вас найдется ручка и листок бумаги? Мне необходимо набросать список лекарств и инструментов, которые могут потребоваться в ближайшее время. Правда, я ума не приложу, как вы все это достанете, да еще посреди ночи…

— Не беспокойтесь, — твердо ответил отец Николай, блестя стеклами очков. — Пишите, но торопитесь: вашему другу очень нужна помощь специалиста. Может, его все-таки лучше отправить в клинику? Подумайте еще раз.

— Нечего и думать, — пробормотал я, выводя на бумаге латинские названия, которые были бы понятны японским аптекарям. — Он останется здесь, даже если нашей помощи окажется недостаточно. Так, вроде бы все. Вот держите. — Я протянул ему листок. — Вы ведь латынь должны знать?

— Не только должен, но и знаю, — поджал губы отец Николай, доставая телефон.

— Куда вы собираетесь звонить? — подозрительно поинтересовался я. В самом деле, не слишком ли я доверяю этому японцу, сначала сопротивлявшемуся, а теперь так деятельно взявшемуся помогать нам? Забывать о том, что я нахожусь на Востоке, никак не следовало. Коварство его обитателей давно уже вошло в поговорку. А что, если сейчас он вызовет-таки полицию? Ведь телефонный разговор будет вестись по-японски, я ни слова в нем не пойму.

— Своей дочери и ее мужу, — ответил он, проницательно глядя на меня и чуть заметно улыбаясь. — Вы должны доверять мне. Да и выбора и вас нет.

— То-то и оно, — вздохнул я, — Ладно, звоните.

Японец, быстро набрав номер, принялся отдавать в трубку какие-то команды, время от времени вглядываясь в бумагу с моими каракулями. При этом голос его изменился до неузнаваемости, став хриплым и властным, словно голос обветренного самурайского сегуна, отдающего распоряжения на поле битвы. Откровенно говоря, меня всегда поражала эта способность японцев менять, в зависимости от собеседника, не только интонации, но и тембр.

— Они скоро будут здесь, — сообщил отец Николай, окончив переговоры, — и доставят все необходимое.

— Прекрасно, — кивнул я, разглядывая рану Стрижа. — Они у вас что, волшебниками работают?

— Нет, у них своя аптека, — сообщил японец, подходя ближе. — Может быть, мы пока обработаем рану?

— Неплохая мысль, — вяло согласился я, заранее зная, что от прижигания раны, пока не удалена застрявшая в мышцах пуля, особого толку не будет. — Что у вас есть? Водка, спирт?

— Коньяк, — сообщил отец Николай, доставая из шкафа фигурную бутылку явно дорогого напитка. — Может, вы хотите выпить рюмку для поддержания духа?

— Нет, — усмехнулся я, — а вот от сигареты для поддержания духа не откажусь.

— Курение — пагубная привычка, — важно изрек японец, выкладывая тем не менее на стол початую пачку сигарет, — К сожалению, убедить в этом своего зятя я так и не сумел. Для него и держу здесь табак. Иногда он вечерами навещает меня вместе с дочерью.

— Вы разве здесь живете? — удивился я, закуривая.

— Нет, у меня есть свой дом, как у всех людей. — улыбнулся он. — Просто мне нравится задерживаться по вечерам в своем кабинете.

— Счастливчик, — пробормотал я, пуская в потолок кольца дыма. — Мне бы так. Начальство, думаю, души бы во мне чаяло. А так оно все больше ругает меня за ранний уход с работы…

— Звонят, — прислушавшись, сказал священник. — Пойду, впущу детей. А вы побудьте пока с раненым, хорошо?

— Хорошо, — безразлично согласился я.

Тепло кабинета разморило мое продрогшее тело, и неумолимая зевота принялась разламывать челюсти, норовя вывихнуть их из суставов. Сейчас мне не хотелось ни двигаться, ни думать. В любом случае, следовало поберечь остатки сил для операции. Кровь уже не хлестала из раны, свернувшись в черный блестящий тромб, но пульс моего приятеля, частый и слабый, продолжал внушать серьезные опасения за его жизнь. Внутренние органы, скорее всего, не задеты, решил я, внимательно осмотрев его еще раз. Пуля прошла навылет, застряв в мышцах спины. Повезло, усмехнулся я, вспомнив отчаянную пальбу, обрушившуюся на нас в казино. Могло быть гораздо хуже. Появление на пороге комнаты священника в компании молодой пары прервало мои размышления.

— Это моя дочь, Иоми, — сказал отец Николай, — и ее муж, Атсуо Тарамо.

— Иоми? — удивился я, вглядываясь в черты молодой женщины. То, что в ее жилах текла и европейская кровь, сомнений не вызывало.

— Мать Иоми была русской. — пояснил священник, заметив мой пристальный взгляд. — Все это долгая история и сейчас не время ее рассказывать. Атсуо привез лекарства и инструменты. Все здесь. — Он кивнул на большую спортивную сумку, стоящую на полу.

— Ясно, — пробормотал я, вытряхивая содержимое сумки на стол. — Да, вроде бы то, что надо. Спасибо, Атсуо.

Атсуо ответил мне неприязненным взглядом и отвернулся. Правильно, рассудил я, натягивая перчатки и распаковывая одноразовые инструменты. Поводов для особых симпатий ко мне у молодого японца нет. Интересно, отец Николай рассказал ему, каким образом мы со Стрижом оказались в церкви? Впрочем, через минуту я уже забыл и об отце Николае, и о его недружелюбном зяте, полностью поглощенный манипуляциями в раневом канале. Лишь когда пуля, звонко ударившись, покатилась по дну лотка, я со стоном разогнулся и произнес:

— Давненько мне не приходилось работать в такой неудобной позе. Так, Стриж, теперь мы сделаем тебе пару уколов, ты уж потерпи, дружище.

Стриж понимающе промычал что-то, все еще находясь во власти лихорадочного бреда и бессмысленно тараща в потолок мутные глаза.

— Молодец. — похвалил его я, откладывая в сторону использованные шприцы. — А капельницу, уж извини, придется пока оставить.

Присоединив к системе свежий мешок с кровезаменителем, я измерил давление своему пациенту и облегченно вздохнул.

— Все, — сообщил я собравшимся, с видимым интересом наблюдавшим за моими действиями. — Уложились в тридцать четыре минуты, а это очень неплохой результат, учитывая усталость хирурга и состояние больного. Отец Николай, у меня к вам просьба. Я понимаю, что прозвучит она нахально, но тем не менее, вы не смогли бы подежурить у постели пару-тройку часов? У меня глаза слипаются. Делать ничего не надо, просто понаблюдайте за ним.

— Конечно, — кивнул он. — Идемте, я покажу, где можно прилечь. Может быть, вы голодны?

— Нет. — покачал я головой. Есть, как ни странно, не хотелось. Впрочем, чему тут удивляться, усмехнулся я. После сегодняшних приключений не то что аппетит — потенция пропасть может к чертовой матери. — Если только чашку зеленого чая…

— Сейчас принесу, — понимающе кивнул японец, впуская меня в небольшую комнатку, устланную циновками. — Располагайтесь здесь. Возможно, на бамбуковом ложе вам покажется не очень удобно, но ничего другого предложить я не могу.

— Сойдет, — отмахнулся я, расслабленно опускаясь на пол.

Вскоре священник вернулся, неся свежезаваренный чай, и снова оставил меня наедине со своими мыслями. А их, этих мыслей, теперь, когда отступила тревога за жизнь Стрижа, роилось в моей голове множество. «Что делать». — этот король вопросов, мучивший еще классика отечественной литературы, не давал покоя и мне. Куда податься без денег, без документов? Может, попытаться поискать выход на людей Киная? Не хотелось верить, что всех их перебили в одночасье. Кто-то да должен был остаться в живых. Впрочем, невесело усмехнулся я, оставшиеся в живых сейчас наверняка лягут на дно и ни на какие контакты с сомнительными личностями вроде меня не пойдут. А на Стрижа надежды мало, он, похоже, выбыл из игры надолго. Пусть даже через, несколько дней он окрепнет настолько, что сможет держаться на ногах, толку-то? Рыскать по Хоккайдо в поисках дружков у него все равно не хватит сил. Да и так ли уж нужно искать канал связи с кинаевскими «братками», подумал я, делая глоток из фантастически тонкой, как бумага, фарфоровой чашки, разрисованной хвостатыми драконами, лакомящимися пышными алыми цветами. Захочет ли их босс помочь нам теперь, когда поставленная перед нами задача выполнена, а мы автоматически превратились в отработанный материал? Сомнительно что-то, если воспользоваться терминологией отца Николая. «Придется выкручиваться самому», — рассудил я, подливая себе чаю. Деньги — вот что сейчас представляет для нас со Стрижом настоящую проблему. Будь у нас в заначке несколько сотен тысяч иен, можно было бы попробовать добраться до Киото по железной дороге и уже там разыскать Киная. А так — я пошарил в карманах — в активе имеется лишь горсть мелочи, которой в лучшем случае хватит на покупку пачки сигарет, но никак не на билеты на дорогой экспресс.

«Эх, Палыч, — вздохнул я, — как не вовремя ты сыграл в ящик!» Точнее, не в ящик, а в черный пластиковый мешок, но это сути дела не меняет. Устрой полиция облаву хотя бы на сутки позже — разве сидел бы я сейчас в тесной келье, отчаянно дымя и морща лоб в мучительных раздумьях? Нет, конечно! Я блаженствовал бы вместо этого в роскошном купе поезда, везущего меня через Сангарский пролив с Хоккайдо на Хонсю, стряхивая пепел прямиком в море, мягко покачивающее паром со стоящими на нем вагонами. Море… Я обжегся чаем, сделав слишком большой глоток, и вскочил на ноги, суматошно размахивая руками. Море! Ведь Палыч перед тем, как отправить нас в казино, упоминал о нем! И именно тогда, когда я поинтересовался, как нам следует выбираться с Хоккайдо в случае неприятностей. А я как в воду глядел! Так, и что он ответил мне? Кажется, в Отару нас должно ждать судно… В Отару или Хокадате? Нет, точно, в Отару. И судно это называется шхуной и носит своеобразное имя… То ли «Сагайдак», то ли «Гайдамак»… или нет, «Сайгак»! Я возбужденно заходил по комнате, вознося хвалу своей памяти, не подводящей меня ни при каких обстоятельствах.

Итак, выход все-таки есть, и он прост, как теорема Пифагора. Завтра ночью. — а капитан, так сказал Палыч, будет ждать нас лишь двое суток, — нам со Стрижом непременно надо быть в порту Отару. Мне, впрочем, придется показаться там еще и днем, чтобы познакомиться с капитаном, передать ему привет от Киная и выяснить, куда именно он собирается нас доставить. Хотя какая разница, где он нас высадит на берег, в Иокогаме или Кавасаки? Главное, что это будет уже Хонсю, и добраться до Киото будет проще простого. А там, в Киото, меня ждут документы, деньги и, может быть, Ксения в качестве приза за рискованное путешествие на север Японии.

Усмехнувшись, я покачал головой и приказал себе на время забыть о вредных фантазиях, беспокоящих мой и без того ослабленный непосильным умственным трудом организм. Пока надо исходить из того, что имеется. А имеется у меня раненый Стриж да отец Николай, неожиданно оказавшийся вполне нормальным мужиком. Может, удастся у него перехватить немного денег на дорогу? Взаймы, само собой. Вспомнив бесхозный баул, доверху набитый долларами, который в свое время приволок мне Олег Горенец, я кисло поморщился. Пара пачек из этого баула пришлась бы сейчас ох как кстати! Как, впрочем, и помощь верного друга. «Бывшего друга». — поправился я, вспомнив нашу последнюю встречу. Хотя даже сейчас, несмотря ни на что, позвони я Олегу и попроси его вытащить меня из этой западни — уверен, он помог бы мне, дотянувшись не то что до Японии — до самой преисподней. Но звонить Горенцу я теперь не имел права. Сам ведь хотел оборвать все связи с богдановской бригадой, вот и получил, что хотел. «А на попятную идти не по-мужски», — решил я, терзая пальцами сигаретный фильтр. Сам как-нибудь выпутаюсь, не впервой.

Шаги, раздавшиеся за дверью, заставили меня замереть на месте. Черт, неужели два часа уже минули? Похоже, что так. За скрипнувшей дверью показалась фигура отца Николая.

— Вы так и не уснули? — удивился он, окидывая взглядом прокуренную комнату. — Зря, вам необходимо отдохнуть. Вы не очень хорошо выглядите.

— Знаю. — усмехнулся я, проводя ладонью по небритому лицу. Щетина, отросшая за ночь, неприятно кололась и сухо шелестела под пальцами. — Как Стриж?

— Спит, — ответил священник. — Температура практически пришла в норму.

— Это хорошо, — пробормотал я, — Вы, кажется, хотите мне что-то сказать?

На самом деле я и так прекрасно знал, что именно хочет сказать мне отец Николай. Что-нибудь типа того, что дальше оставаться здесь нам опасно, что он рад бы помочь еще, но это не в его скромных силах и так далее с вариациями на тему дружбы народов. Окончиться его трогательная речь должна была предложением небольшой суммы денег и советом выметаться на улицу, пока не поздно. Изобразив на лице внимание, я приготовился терпеливо выслушать всю эту бодягу.

— Скоро рассветет, — начал отец Николай, поглядывая на меня, — и оставаться здесь дальше вам и вашему раненому другу очень опасно.

Я понимающе ухмыльнулся и кивнул, решив про себя содрать с него денег по максимуму.

— Утром в храме появятся другие служители, и я не могу ручаться, что кто-нибудь из них не сочтет нужным поставить в известность полицию, сообщив о вашем появлении, — продолжил отец Николай. — Поэтому я хочу, чтобы вы уехали отсюда.

— Куда? — иронично поинтересовался я.

— В дом моего зятя, Атсуо. — ответил японец, в упор глядя на меня, — Он, конечно, не очень доволен таким решением, ведь вы подвергаете опасности не только себя, но и тех, кто вам помогает… Но против моего слова он не пойдет. Точнее, против слова Иоми, — улыбнулся он, — но это одно и то же. В Японии дочь не посмеет ослушаться отца. Что вы на это скажете?

— Спасибо, — потрясенно пробормотал я. Честное слово, впервые в жизни мне стало стыдно за то, что я дурно подумал о человеке. — Большое вам спасибо, отец Николай. Только…

— Что — только? — Серьезные умные глаза священника сузились, превратившись в две блестящие щели.

— Только я не могу понять, зачем вам все это надо, — смущенно признался я, отводя глаза, — Ну в смысле, возиться с нами, рисковать своими детьми?

— Я христианин, — просто ответил он, — и для меня это не пустой звук, сын мой. А мои дети… Им тоже полезно будет понять, что ради веры и любви к ближнему надо не только произносить красивые слова, но и совершать поступки. Пусть даже эти поступки и кажутся рискованными.

— А если мы окажемся на самом деле бандитами с руками по локоть в крови и с душами, черными, словно деготь? — опасливо поинтересовался я, пытаясь за поэтичным сравнением скрыть свою тревогу. Неизвестно еще, как утренние газеты распишут нашу со Стрижом деятельность в «Асидзури» и, главное, как воспримет это отец Николай!

— Извини, сын мой, но ты немного глуп, — лучась морщинами желтого лица, сообщил мне японец. — Какой бы из меня получился священнослужитель, не умей я читать в душах людей так же легко, как в книге? Пойдем, надо торопиться. Через несколько минут наступит рассвет.

Подавленный тем, что этот человек, умеющий читать в душах, с ходу распознал во мне глупца, я поплелся за ним. Стрижу в самом деле стало заметно лучше. Щеки порозовели, пульс окончательно выровнялся и лишь черные тени, легшие вокруг запавших глаз, напоминали о том, что у него сегодня были все шансы отправиться к праотцам. Кроме того, к Стрижу вернулось сознание.

— Здорово, — прохрипел он, завидев меня. — Спасибо, что не бросил меня подыхать в казино.

— Пустяки, — отмахнулся я, — За мной был должок. Теперь мы квиты.

— Лады, — согласился он. — Где мы?

— Ты не поверишь. — ответил я. — В русской православной церкви.

— Что, меня уже отпевают? — испугался он. — Стоит ли так торопиться? Я себя прилично чувствую, честное слово! Эй, Саня, ты брось эти дурацкие шутки!

— Какие шутки, мы в самом деле в церкви. Потом все объясню, не ерзай! — прикрикнул я на взволнованного Стрижа, норовящего немедленно соскочить с тахты и смыться отсюда. — Но сейчас мы переезжаем. Атсуо-сан и его прекрасная жена Иоми, — я слегка поклонился молодой паре, застывшей в углу, — были столь добры, что пригласили нас пожить в своем доме. Однако мы не будем злоупотреблять их гостеприимством. — добавил я, глядя на мрачного Атсуо. — и больше чем на сутки не задержимся. Если повезет, завтра ночью мы покинем Хоккайдо.

Отец Николай принялся что-то объяснять Атсуо, и по мере того, как он говорил, лицо молодого японца прояснялось. Видимо, перспектива избавиться от нас в скором времени послужила ему хоть и слабым, но все-таки утешением. Наконец Атсуо поклонился тестю и, подойдя к Стрижу, жестом попросил меня помочь переложить раненого на импровизированные носилки, сделанные из простыни, края которой были крепко намотаны на коротковатые бамбуковые палки.

— Эй! — проявил беспокойство Стриж, когда мы, подхватив его, приступили к погрузке, — Саня, друг, ты ведь не бросишь меня пропадать в каморке этого косоглазого, нет? Надеюсь, говоря о том, что завтра мы смоемся с Хоккайдо, ты имел в виду нас обоих, а не себя одного?

«Ишь как запел», — усмехнулся я, берясь за отполированные концы бамбуковых палок и поднимая вместе с Атсуо носилки.

— Посмотрим, — уклончиво ответил я, пряча улыбку. — Если ты поправишься настолько, что не будешь мне обузой в пути, я, так и быть, возьму тебя с собой.

— Это уж твои проблемы, Гиппократ, как поставить меня на ноги, — заявил он, перекладывая на меня всю ответственность за свое будущее. — Что касается меня, то готов хоть на карачках уползти с этого проклятущего острова. Кстати, как мы выберемся отсюда? У тебя есть план?

— А как же, — ответил я, покряхтывая под тяжестью ворочающегося на носилках беспокойного тела. — Да лежи ты спокойно! — негромко прикрикнул я.

— Ладно, ладно, — согласился Стриж, переставая раскачивать свое ложе. Затем, успокоившись, видимо, в отношении своей дальнейшей судьбы, он снова приподнял голову и .принялся нахально помыкать нами: — Левее, берите, левее, вам говорят! Ушибете еще, криворукие! Айболит, не беги так, Атсуо-сан за тобой не поспевает! Короче шаг, короче! И вообще, держите ритм, парни, а то болтаюсь тут, как орех в скорлупе… В ногу надо идти!

— Спасибо, помощничек, — процедил я, переваливая Стрижа сквозь заднюю дверь в багажник. — Лежи теперь здесь и не дергайся.

— Что, я так и поеду в багажнике?! — возмутился он, оглядываясь вокруг. — Я хочу на сиденье, как нормальный человек! Согласен на заднем!!

— На заднем сиденье поеду я, — сообщил ему я, закуривая, — А спереди обоснуются Атсуо с женой. Так что извини, дружище, но твое место в багажнике.

Захлопнув дверь, я прислушался к злобному бормотанью обиженного Стрижа, покачал головой и сел в машину. Атсуо, молча заняв водительское место, дождался, пока Иоми пристегнется ремнем безопасности, и выжал газ. «Кариб», скрипнув шинами на влажном от тумана асфальте, развернулся и торопливо пополз вперед, шаря светом противотуманных фар в кисельном мареве, плывущем вокруг. Впрочем, нам не пришлось долго блуждать в нем, рискуя врезаться в чей-нибудь небрежно припаркованный автомобиль. Дом родственников отца Николая находился поблизости, на одной из второстепенных улочек Хокадате. Процесс высвобождения Стрижа из багажника и перенос его в дом практически совпал и с рассветом и появлением на улицах первых прохожих. Закончив все по устройству, мы с Атсуо облегченно перевели дух и впервые посмотрели друг на друга с симпатией. Что ни говори, а напряженный труд с привкусом опасности на пересохших губах всегда сближает даже таких разных людей, каковыми были я и этот законопослушный японец.

Уложив Стрижа на широкую кровать в гостевой комнате, я отправился под душ. Теплая вода немного взбодрила меня, но сна, подвесившего на мои веки чугунные гири, прогнать не смогла. Рассудив, что ехать в Отару все равно еше рано, а поспать часок-другой мне просто необходимо, я растянулся рядом со Стрижом, по-братски стащив с уснувшего товарища одеяло. Стриж зашарил вокруг руками, отыскивая пропажу и храпя чуть громче обычного, но вскоре успокоился и затих. Уснул и я, привалившись к его плечу и постаравшись выбросить из головы терзающие меня сомнения относительно плана побега с Хоккайдо. В роли нелегала, нарушающего закон на территории иностранного государства, мне выступать еще не приходилось, и нельзя сказать, чтобы новизна впечатлений особо радовала.