— И куда он, гад такой, заныкался? — в который раз страдальчески вопросил Стриж, почесывая пятерней свою отросшую за последнее время густую шевелюру и косясь на меня.
Я отмолчался, бессмысленно разглядывая потолок скромненького номера в двухзвездочном отеле. На большее просто не было денег. Впрочем, их и на эту лачугу хватило с трудом, и то лишь на оплату двух суток проживания. Вторые сутки истекали как раз сегодня, и я, в отличие от Стрижа, предпочитал не расспрашивать икебану, пылящуюся на подоконнике, о Кинае, словно растаявшем в горячем воздухе Хонсю. Я рисовал в воображении мрачные картины нашего ближайшего будущего. Вот нас со Стрижом изгоняют из отеля, и мы бредем, голодные и несчастные, к ближайшей мусорной свалке, чтобы отныне обосноваться там навеки, проводя время в поисках аппетитных огрызков и в войнах с местными бомжами за наиболее симпатичные обноски с плеча состоятельных граждан…
— Ты-то как думаешь, Саня? — Стриж, так и не добившись ответа от икебаны, взялся за меня.
Я с завистью посмотрел на букетик сухих веток, сумевших избавиться от приставучего Стрижа, и пробормотал:
— Никак.
— И зря! — Из Стрижа в последнее время прямо-таки лез наружу нездоровый оптимизм.
Он уже успел предложить мне добрую сотню вариантов выхода из нашего затруднительного положения и теперь активно разрабатывал сто первый. Предыдущие я отмел ввиду их откровенно криминальной подоплеки. Проще говоря, под все свои версии нашего стремительного взлета с социального дна Стриж подводил в качестве фундамента банальный гоп-стоп на киотских улицах. Задорно блестя глазами и напрягая мускулатуру исхудавшего тела, он уверял меня, что ничего зазорного в этом нет, приводя в качестве примера даже каких-то авторитетов с идиотскими кличками, начинавших якобы там же еще по малолетке.
— Вот именно! — закричат я, когда он допек меня окончательно, — Вот именно! По малолетке!! А мне уже тридцать, и я не желаю марать свои седины отъемом мелочи у прохожих, понял? Если б ты предложил что-нибудь посолиднее… — опрометчиво добавил я, рассчитывая в душе, что на более серьезные операции у Стрижа не хватит фантазии.
Тогда я еще не знал, как ошибался в своем напарнике. Он умолк на добрых три часа, периодически перешептываясь о чем-то с икебаной и поминая недобрым словом мерзавца Киная, залегшего на дно так, что отыскать его было не легче, чем пересечь брассом Тихий океан. Номер телефона, данный нам Мироном для связи с ним, не отвечал. Вилла, служившая ему пристанищем в последнее время, теперь пустовала, украшенная табличкой о сдаче в аренду; в нескольких клубах, куда мы попытались проникнуть бесплатно, нам никто не смог облегчить его поиски, зато взашей вытолкали с большим энтузиазмом. Короче, Кинай затаился где-то, опасаясь врагов, и я уже совершенно отчаялся когда-нибудь напасть на его след. Чего не скажешь о Стриже.
— Так вот, Саня, — Он, по-моему, жаждал изложить очередное предложение, плод своих убогих размышлений, и данный факт заранее вызвал у меня чудовищный приступ изжоги.
Я зажмурил глаза и постарался отгородиться от окружающего мира непробиваемой стеной из сигаретного дыма, тяжелыми клубами плавающего в тесной комнатенке. В том, что Стриж, подобно Остапу Бендеру, знает приблизительно четыреста способов отъема денег у населения, я и так не сомневался. Наколки на его руках говорили сами за себя. Беда была в том, что он, в отличие от великого комбинатора, совершенно не чтил Уголовный кодекс, и назвать даже относительно честными его способы у меня просто не поворачивался язык.
— А потом бомбанем их баксов на пятьсот, и ходу! — закончил он наконец до боли знакомой мне фразой.
Я закряхтел от негодования и перевернулся на бок, матеря в душе говорливого напарника, невидимку Киная и Карла Маркса, придумавшего дурацкую формулу: товар — деньги — товар. Как будто нельзя было вместо этих чертовых денег всунуть туда что-нибудь другое!
— Что скажешь? — не унимался Стриж, совершенно, видимо, одуревший от духоты, царящей в номере.
Я озабоченно сосчитал его пульс и, не найдя поводов для беспокойства, ответил:
— Отвяжись.
— Саня, да это ж верняк! — вскипел он, приплясывая вокруг меня от распирающей его энергии. Вообще для человека, голодающего вторые сутки, он был подозрительно бодр. — Одевайся, черт возьми, иначе я пойду на дело один!
Угроза подействовала. Я зевнул и принялся натягивать рубаху. Выпускать за порог этого типа без присмотра разумного существа было опасно.
— Давно бы так! — обрадовался Стриж, деловито пряча пистолет за поясом грязных джинсов. — Вот увидишь, все у нас будет нормально!
— Ага, — кивнул я, тоже осматривая изрядно надоевшее мне оружие. — По-моему, нечто подобное я от тебя уже слышал. Это когда мы с тобой на Сахалин собирались, помнишь?
— А что?! — выпучил он глаза. — На Сахалине-то мы побывали, верно? Другое дело, что Мирон сволочью оказался…
— Можно подумать, — усмехнулся я, — на его месте ты поступил бы по-другому.
— Саня, — очень серьезно сказал он, замирая у двери. Желваки на его скулах резко скакнули вверх-вниз. — На его месте я бы поступил по-другому. Но если ты сомневаешься…
— Не заводись, дружище. — Я хлопнул его по плечу и первым покинул опостылевший прокуренный номер. — Идем, попробуем сделать хоть что-нибудь. Мне и самому до смерти надоел этот беспросвет.
Вечерний воздух, густо настоянный на ароматах цветущих растений, хотелось пить, как пряное вино. Я надышался и подмигнул все еще хмурящемуся приятелю:
— Рассказывай, что от меня потребуется.
— Ничего особенного, — пожал он плечами. — Прикроешь мне спину, и на том спасибо…
Русский ресторан «Ростов», обосновавшийся на юго-западе Киото, гостеприимно распахнул перед посетителями свои двери, он и не подозревал о нависшей над ним опасности, добродушно подмигивая в сумерках разноцветными неоновыми глазами.
— Вот, — гордо произнес Стриж, указывая на него с таким видом, словно это было его любимое детище. — Осетрину здесь готовят — закачаешься!
— Не понял, — пробормотал я, разглядывая бородатого мордоворота лет пятидесяти, одетого в форму казачьего атамана, маскирующегося под ресторанного швейцара. — Мы что, осетрину сюда есть пришли? Стриж, ты в своем уме?! У нас денег даже на сигареты…
— Пошли, сейчас будут, — Он решительно двинулся вперед, норовя с независимым видом протиснуться мимо швейцара, — Мелких нет, папаша, — бросил он ему, — в другой раз как-нибудь!
— Постой-ка, сынок, — ухмыльнулся тот, делая шаг в сторону и занимая своим необъятным телом пространство дверного проема. — Сдается мне, у тебя и крупных тоже нет сегодня. Я ведь не ошибся? — почти ласково уточнил он, ухватывая Стрижа за грудки.
— Ошибся, — глухо ответил Стриж, тыча пистолетом в живот бородача и на глазах сатанея от такого беспардонного обращения. — Убери лапы, борода, пока я тебе дырок в пузе не наделал! Ну?!
Швейцар нехотя отпустил Стрижа и отступил в сторону.
— Пацаны, за беспредел отвечать придется, — предупредил он, косясь на черный зрачок пистолета. — Здесь вам не Россия, отморозки не в моде. Подумайте, прежде чем входить!
— Без тебя как-нибудь разберемся, — заявил Стриж, толкая дверь.
Я скользнул за ним, приветливо улыбаясь крепко сбитому парню, поднявшемуся с кресла в холле ресторана и разглядывающему нас с настороженностью опытного вышибалы, уловившего неоднократно разбитым носом запах надвигающихся неприятностей. Одет он был в строгий черный костюм, и при этом чем-то неуловимо походил на швейцара, злобно ворчавшего нам в спину. Физиономии у них были одинаково откормленными и припухшими от безделья, сытной ресторанной кормежки и обязательной выпивки после смены, а потому резко контрастировали с осунувшейся рожей Стрижа, продолжавшего размахивать пистолетом.
— Добрый вечер, — вежливо произнес я, пытаясь сгладить неприятное впечатление, произведенное моим оголодавшим другом на охрану «Ростова». — Ваш босс на месте?
— Чего?! — Парень выпучил на меня глаза, — Тебе чего надо, братан?!
— Хотелось бы пообщаться с вашим начальством, — переставая улыбаться, повторил я. Терпеть не могу, когда на меня глядят, словно на навозную муху, упавшую в наваристый борщ и жужжащую там о чем-то своем, мушином.
— Валите отсюда, — опрометчиво брякнул парень, презрительно оттопыривая нижнюю губу.
Судя по всему, мы со Стрижом по каким-то одному ему ведомым кондициям не дотягивали до уровня посетителей босса. Что ж, в этот раз чутье профессионального вышибалы подвело парня. Потому что Стриж, не долго думая, ударил его рукоятью пистолета по оттопыренной губе и поинтересовался:
— Как ты сказал? Валите, да?
Парень, округляя глаза, схватился за разбитое лицо и выплюнул на ладонь ручеек алой крови вместе с парой выбитых зубов.
— Ах фы, фуки! — прошепелявил он с японским акцентом, отскакивая назад и оглядываясь в сторону зала.
Там, несомненно, тусовались его дружки, и позволить им появиться в холле я не мог. Поэтому совсем не по-джентельменски ударил его ногой по коленной чашечке, локтем — по уху, и укоризненным голосом сказал:
— Ай-ай, какие нехорошие слова, дружище! Это, наверное, дядя швейцар научил тебя так ругаться?
— Эй, пацаны, я-то здесь при чем? — забасил перепуганный швейцар, начиная наконец понимать, что отморозки — они и в Японии отморозки и связываться с ними себе дороже. — Этот бычара отродясь по-другому не мычал, так что правильно вы его приструнили, ребята! Никакого почтения к старшим!
— А у тебя? — обернувшись к нему, поинтересовался я, морщась от всхлипов добиваемого Стрижом охранника.
— Что — у меня? — обомлел швейцар.
— Почтение к старшим еще сохранилось? — уточнил я, доставая пистолет. Теперь его следовало постоянно держать под рукой, потому что с каждой секундой положение становилось все более непредсказуемым. Любой случайный посетитель, не вовремя сунувший в холл свой нос, мог спутать нам карты.
— Ну это… — засмущался швейцар, переминаясь с ноги на ногу и явно прикидывая, какие выгоды можно извлечь из почтительного отношения к старшим.
— Смелее, — поощрил я, сдергивая большим пальцем флажок предохранителя и улавливая за спиной звук тяжелого тела, утаскиваемого, видимо, Стрижом в сторону развесистых пальм у стены. — Ну?
— Гм, я вообще к людям с почтением отношусь, независимо от возраста, — вывернулся он, нервно теребя черную бороду, — Вы уж простите, что с вами так получилось… Пацаны, может, вам денег надо? Я все отдам, только не убивайте, а? У меня ж семья в России, детки малые, — И, поднатужившись, он капнул слезой на тугую лоснящуюся щеку. Слеза быстро скатилась вниз, затерявшись среди капель пота, обильно проступивших на его лице.
— У кого детки малые? У тебя?! — изумился Стриж, с довольным видом появляясь из-за пальм, — Ну и жеребец ты, папаша! В твоем возрасте пора уже остепениться, а ты все детей строгаешь… Ладно, веди к начальничкам своим и не вздумай из себя Сусанина строить, понял? А то твоя старуха будет наставлять тебе рога уже на законных основаниях, потому что станет вдовой!
— Ага, ага, — закивал тот и суетливо ринулся к боковой двери, нажимая на кнопки кодового замка, — Туточки они у нас сидят, кровососы… Прошу вас, господа! — льстивым голосом добавил он, распахивая перед нами дверь.
— Веди! — приказал ему Стриж, нетерпеливо подталкивая бородача в широкую спину, — Живее!
Сделав несколько торопливых шагов, тот уткнулся в дверь, из-за которой доносились смех и мужские голоса, и прошептал, заговорщицки подмигивая мне:
— Здесь! Хозяин на месте, зовут его…
Я всегда недолюбливал продажных типов вроде него. Поэтому не очень огорчился, увидев, как Стриж оглушил швейцара сокрушительным ударом в висок и аккуратно пристроил его на полу.
— Пусть пока полежит, — прошептал он, разгибаясь и часто дыша, — Помни, Саня, твоя задача — прикрыть меня в случае чего. В разговор не лезь, я сам с ними потолкую. Лады?
— Лады, — отозвался я.
Стриж кивнул и ударом ноги вышиб дверь. Мы ввалились внутрь, прервав беседу двух мужчин, сидевших в креслах в расслабленных позах и неторопливо распивающих большую бутылку «Баллантайна», стоявшую на столе. Разговор у них, видимо, был веселым, по крайней мере, оба беспечно хохотали. До тех пор, естественно, пока не увидели нас. Увидев же, они, как по. команде, нахмурились, подобрались и один из них, лощеный блондин с красно-зеленой татуировкой дракона на левом предплечье, недовольно поинтересовался:
— Вам чего, парни?
— А ты сам-то как думаешь? — оскалился мой напарник, умудряясь держать под прицелом сразу обоих любителей «Баллантайна» и при этом еще бросать в сторону бутылки с виски алчные взгляды.
— Убери пушку, Стриж, — спокойно посоветовал ему приятель татуированного блондина, в котором я с удивлением признал кареглазого мальчугана с повадками гремучей змеи, вертевшегося всегда возле Киная. — Я рад, что вы наконец-то объявились здесь. А уж Кинай как обрадуется, ты себе даже не представляешь, — хохотнул он, — Спрячь ствол, тебе говорят!
— Вот видишь, Саня, я не ошибался, — сказал Стриж, и не думая убирать пистолет. — Теперь у нас действительно все будет путем. Кинай, надо думать, где-то поблизости, раз шестерки его тут заседают… Сидеть! — запоздало крикнул он и почти сразу вслед за этим дважды нажал на спуск.
Мальчуган, почти успевший выхватить из наплечной, на ремнях, кобуры роскошный «Магнум», дернулся и замер, недоуменно глядя на нас быстро стекленеющими карими глазами, которые еще минуту назад щурил в дерзкой усмешке.
— Пацаны, — напряженным голосом сказал блондин, стараясь не смотреть в сторону погибшего товарища, — какие проблемы-то, я не пойму? Зачем мочилово в кабаке устроили? Я вас в первый раз вижу!
— Хорошо, если не в последний, — ответил Стриж, все также косясь на бутылку. Потом, видимо, пересилив себя, он сказал: — Нам нужен Кинай. Где его найти, знаешь?
— Да здесь он, — пожал плечами блондин, — В отдельном кабинете сидит с братвой. Зачем Марата замочили, а?
— Чтоб не вякал лишнее. — охотно пояснил Стриж, — Мы с Айболитом люди нервные, мучаемся тоской по далекой родине, и тупые подколки от разных уродов нам слушать не в масть. Еще вопросы?
— Нет вопросов. — опасливо ответил блондин, — Так что, мне Кинаю сказать, что вы здесь, или как?
— Скажи, — согласился Стриж, — только по мобиле, по мобиле, — добавил он, видя, как блондин норовит просочиться в выбитую нами дверь, — так оно верней будет.
Блондин тяжело вздохнул, уселся обратно в кресло и принялся торопливо нажимать на кнопки телефона:
— Кинай? Это я… Тут к нам гости нарисовались. Стриж и с ним еще один тип. Оба с пушками, Марата порешили… За что? Да говорят, типа психбольные теперь стали от разлуки с родиной… Гонят? Ну не знаю, не знаю, вид у них, точно, того… Ага, понятно. Сейчас Кинай подойдет, — сообщил он нам, откладывая трубку. — По-моему, он не в настроении, так что вы не гоношитесь сильно, пацаны. И стволы придется сдать, — не очень уверенно добавил он, глядя на Стрижа.
К моему величайшему удивлению, Стриж, не прекословя, швырнул пистолет на колени блондину. Я нехотя последовал его примеру, ломая голову над тем, как мы будем отбиваться от кодлы Киная, когда тот вздумает спустить на нас своих головорезов. В том, что он именно так и поступит, я почему-то не сомневался. А потому с тоской уставился на Стрижа, припавшего наконец к вожделенной бутылке. По-моему, кроме этой бутылки его сейчас ничего не интересовало.
— Стриж, а Стриж. — негромко позвал я. — Нас ведь сейчас на колбасу пустят. Прямо здесь.
— Ерунда. — небрежно отмахнулся он, отрываясь от почти опорожненной бутылки, и у меня отлегло от сердца, таким уверенным тоном он это сказал. — Ерунда, — продолжил Стриж, с видимым наслаждением закуривая дорогую сигарету, изъятую у блондина. — Здесь точно резать не станут. Скорее всего, вывезут куда-нибудь за город, а уж там устроят показательную казнь…
— Что?! — выдавил я, оглядываясь на блондина и прикидывая, есть ли еще шанс отобрать пистолет обратно. Шансов не было. Оба ствола, едва оказавшись в его руках, сразу оказались нацелены на нас.
— Ага, — подтвердил Стриж, глупо улыбаясь. — А еще он может сдать нас Сакато и попробовать таким образом помириться со стариком. Вообще, Саня, Кинай сейчас может сделать с нами все что угодно, и не пара пистолетов, пулемет — и тот не поможет.
— По-моему, тебе не следовало столько пить на голодный желудок. — холодно произнес я, терзаясь в глубине души вопросом: как я мог довериться этому идиоту?!
— А по-моему, он трезв, как стеклышко, — прозвучал вдруг за спиной голос, заставивший меня вздрогнуть, — По крайней мере, он толкует правильные вещи. Оружием вам своих проблем не решить.
Кинай, как всегда безукоризненно одетый, стоял на пороге комнаты и уперся в меня взглядом, в котором жизни было ничуть не больше, чем в буром осеннем листе, вмерзшем в грязную лужу.
— Гм, — откашлялся я. — А как же нам их тогда решать?
— Вот это мы сейчас и придумаем, — заверил меня Кинай и, слегка отодвинув в сторону Стрижа, нетороплива прошествовал мимо нас к креслу, тут же услужливо освобожденному вскочившим блондином.
Вслед за ним в комнате немедленно объявились еще несколько типов, глядевших на нас со Стрижом без малейшей симпатии. Может, они были недовольны тем, что Стриж без спросу вылакал их «Баллантайн». А может, были в претензии за то, что он ухлопал Марата, не знаю. Так или иначе, мне стало очень неуютно в их присутствии, и я постарался спрятаться за спину Стрижа, памятуя о его желании вести переговоры самостоятельно. При этом я горько сожалел, что вообще покинул сегодня номер дешевого отеля, казавшийся мне теперь очень уютным, а главное — безопасным.
— Ну и кто из вас, ворошиловские стрелки, замочил Сакато-младшего? — этими словами Кинай открыл прения по поводу нашей участи. Стриж скромно промолчал, докуривая сигарету и без особого волнения глядя на собравшихся. Видя его нерешительность, я уже совсем было собрался внести ясность в этот вопрос, рассказав Кинаю и то, кто угрохал Сакато, и кто превратил мою жизнь в сущий ад, но Кинай, похоже, и сам знал ответ. — Молчишь, Стриж? — проскрипел он, ерзая в шуршащем необмятой кожей кресле. — Ну-ну. А какая скотина придумала захватить мое судно в гавани Хокадате, а?! — Теперь пришла моя очередь невинным взором скользить поверх голов кинаевских бандитов, — Опять тишина? — Металл, проснувшийся в голосе Киная, заставил меня съежиться. — Да знаете ли вы, полудурки, как я из-за вас попал?! Что идет прахом все, что я делал здесь годами?! Что все полицейские участки Японии увешаны сейчас моими портретами в фас и профиль, а сам я вынужден прятаться в норе, словно вонючая крыса? Вы это знаете, говнюки?!
— Ну не все так плохо, — успокаивающим тоном произнес я, выглядывая из-за плеча Стрижа, которого, судя по всему, окончательно развезло. — С корабликом вашим промашечка вышла, это мы признаем. Но у него ж на борту не написано, что он идет на Курилы за грузом оружия для вас, верно? И капитан смолчал. А то б мы сразу освободили посудину, не сомневайтесь. Так что теперь вы с него, краба вонючего, и спрашивайте, как так вышло. А насчет Сакато-младшего… Ну не всем же быть
Вильгельмами Теллями? Тем более что в казино такая суматоха поднялась, что прицелиться нормально не было никакой возможности. Теснота, толкотня, крики — никаких условий для работы! А взял чуть в сторону и, глядишь, уже прикончил совсем не того, кого планировал. С Сакато так и вышло…
— Да он, покемон пузатый, все время под ствол лез, куда ни прицелься, — встрял неожиданно очнувшийся Стриж, — Так что сам виноват, не хрен было такую ряшку отъедать.
— Марату что, тоже на диетах надо было сидеть, чтоб ты его не прикончил? — поинтересовался Кинай. — За что ты его, Стриж?
— За дело, — отрезал Стриж, — Соплив был еще меня подкалывать! Я ему по-хорошему объяснил, сиди, мол, и не рыпайся, верно, Саня? — Он толкнул меня в бок.
— Ну, в принципе, да…
— Вот, — обрадовался моей поддержке Стриж, — а он вместо этого собрался в крутого поиграть, прыгнуть на меня хотел, тигр бенгальский… Вот и допрыгался. И любой, — расходившийся Стриж повел вокруг бешеным взглядом, — кто вздумает на меня руку поднять или словом зацепить, получит свое так, что и не унесет! Да я…
— Ну то, что ты мясник конкретный, я уже понял, — поморщился от его заполошных криков Кинай. — И дружок твой, Айболит, одного с тобой поля ягода. Как я вас просмотрел сразу, ума не приложу, — покачал он головой, — Надо было отдать вас пацанам еще тогда, с самого начала, и никакой головной боли сейчас не было бы. Ладно, что сделано, то сделано. Раз уж выпал вам фарт дожить до этого дня, значит, так тому и быть. Есть у меня, на ваше счастье, одно дельце по вашему, так сказать, профилю, — недобро усмехнулся Кинай.
— Что значит — по нашему? — с подозрением поинтересовался я. — Если надо опять кого-нибудь в рай пристроить, то ищите ему других проводников. Лично я — пас.
— В натуре, Кинай, что за дела? — подключился Стриж. — Мы так не договаривались. Речь, если помнишь, шла только о Зиме. Ну и где он сейчас? Схоронили уже небось?
— Да, — скупо кивнул Кинай. — Схоронили.
— Ну тогда какие проблемы? Ради чего мы с Айболитом стоим сейчас и все это фуфло слушаем про то, как тебе тяжело живется? Дело сделано, и за тобой, раз уж к слову пришлось, еще тридцатник зелени.
— Вот как? — удивился Кинай.
— А что, по-твоему, Зима дешевле стоил? — возмутился Стриж, — Уж я-то цены знаю, можешь мне не рассказывать, почем заказ авторитета нынче идет. А если ты, Кинай, совсем обнищал и японцы тебя признавать отказываются — так нечего слезы лить, езжай в Россию, уступи молодым место. Вон, корешок мой, Мирон, давно сюда рвется, да ты ему словно камень поперек дороги, — как бы невзначай ввернул Стриж, незаметно подмигивая мне.
Морщины на лице Киная вдруг окаменели, а сам он принялся задумчиво жевать бледными и тонкими, как заморенные червяки, губами.
— Мирон, говоришь? — проскрипел он, сутулясь в кресле, и я понял, что Стриж поквитался со своим дальневосточным другом по полной программе. — С чего ты взял?
— Как сказать. — замялся для вида коварный Стриж, — Был у нас с ним базар на эту тему, он и говорит, что, мол, рад бы, пацаны, вам помочь, но Кинай наворотил дел в Японии, а теперь крайних ищет… На сходняк звал, верно, Саня? — Я кивнул. — Что б, значит, рассказал братве, как ты войну с Сакато затеял непонятно ради чего… Ты ведь не веришь, что мы его сына случайно угрохали? А, думаешь, другие авторитеты поверят? То-то и оно. — назидательно произнес он, не сводя глаз с замершего, словно рысь перед прыжком, Киная, — Скорее, они поверили бы мне, скажи я, что ты заказал нам с Айболитом обоих — и Зиму, и Сакато. Так-то оно выходит, как ни крути.
— М-да, — задумчиво сказал Кинай. — Значит, все-таки Мирон… Я ведь, братва, нутром чуял, что в России меня кто-то подсиживает. Говорил вам на днях, нет? — обратился он к своим подручным. Те дружно закивали в ответ шариками бритых голов, невнятным гулом выражая восхищение провидческим даром своего вождя, — Ладно, разберемся. И что бы ты, Стриж, посоветовал мне в сложившей ситуации, а? Ты ж у нас только что из России, — съехидничал Кинай. Как будто несколько часов пребывания на угрюмом сахалинском берегу можно было назвать посещением России! — Расклады тамошние, как выяснилось, для тебя не секрет. Что молчишь? Или ты только мочить умеешь направо и налево, а головой у тебя Айболит считается?
— Г олова у меня своя на плечах, нахмурился задетый за живое Стриж. — И вот что я тебе скажу, Кинай. Пока ты в Японии не расхлебаешь всю кашу, что сам и заварил, в России тебе делать нечего. Показываться там не советую, не то что разборки с кем-то чинить. Особенно с Мироном. Он теперь парняга авторитетный, — усмехнулся Стриж, — можешь и зубы обломать.
— За мои зубы ты не волнуйся, — с угрозой в голосе заявил Кинай, — А насчет Японии ты прав, братан. У меня здесь только один выход остается — поставить в стойло этого недоноска Сакато, пока москвичи не опомнились. Времени в обрез, вот беда, — досадливо вздохнул он. — Ну да ничего. Вы у меня пацаны шустрые и не откажете старику помочь решить кое-какие проблемы, верно? Тем более что вам останется лишь доделать начатое в Отару, — усмехнулся он.
— Что?! — вытаращился Стриж. — Ты что, хочешь, чтобы теперь мы замочили старика Сакато?! Нет, так не пойдет!
— В самом деле, Кинай, — вмешался я, — ты что-то не то задумал! Мы со Стрижом едва ноги таскаем, куда нам с Сакато управиться? Подыщи себе кого-нибудь помоложе да половчее…
— Хорош базарить! — Негромкий окрик Киная положил конец нашему возмущенному ропоту. Нам со Стрижом оставалось только переглядываться и недовольно бурчать про себя, что мы и сделали. — Как вы еле ноги таскаете, я сейчас видел. Кто охраннику в холле черепок пробил, а? Не вы ли, доходяги липовые? Ладно, не о том сейчас речь. Да и усилий особых от вас не потребуется. Вы слышали когда-нибудь о камикадзе?
— Да, — осторожно ответил я, гадая, какого черта Кинай вдруг вспомнил об этих безумных парнях. Догадавшись, я торопливо добавил: — Но если ты хочешь, чтобы мы со Стрижом сели в самолет и разнесли в пух и прах резиденцию Сакато, то сразу должен огорчить — летать мы не умеем. — И я с довольным видом сунул в рот сигарету, уверенный, что уж теперь-то Кинай отстанет от нас.
— Я не это имел в виду, — огорчил меня он. — Да если б речь шла о пилотировании самолета, я скорей бы поручил это голозадой макаке, чем вам со Стрижом. Парочке таких ребят уже доверили как-то раз перевезти по воздуху груз героина.
— И что? — заинтересовался любознательный Стриж.
— Нью-Йорк лишился сразу двух небоскребов, — ухмыляясь, поведал ему Кинай, — Так что об этом и думать забудьте, к самолету я вас и близко не подпушу. Все гораздо проще. Мне нужны кое-какие документы Сакато.
— Кража со взломом? — протянул я, — Нет, любезный Кинай, для нас это слишком тонкая работа. Нам, как вы сами только что справедливо заметили, больше удаются операции деструктивного характера…
— Заткнись, — посоветовал мне один из подручных Киная.
Я окинул его презрительным взглядом, но, подумав, счел за благо последовать совету. Ширина плеч советчика была при этом далеко не последним аргументом.
— Да, кое-какие документы, — продолжал гнуть свою линию Кинай. — Взламывать вам ничего не придется, парни, так что успокойтесь. Да и воровать, собственно говоря, тоже. Все сделают мои люди.
— А мы? — удивился я.
— А вы будете служить для отвлечения внимания охраны Сакато, — с довольным видом сообщил Кинай, обнюхивая извлеченную из кармана пиджака сигару. — Но лучше объясню все по порядку, — добавил он, заметив, как вытянулись наши лица, — Сакато из поколения в поколение держат на коротком поводке многих местных политиков за счет компромата, который удается нарыть, используя разные хитрые приемчики. Кому девку в постель сунут, кому пацана — а проституция в Японии официально запрещена еще с 1957 года, — кому бабок сыпанут в трудную минуту, а потом шантажируют. Соскочить с поводка Сакато тяжело, практически невозможно. Те, кто пытался это сделать в конце концов заканчивали жизнь самоубийством. Сам Сакато ничем не рискует, он предъявляет людям свои условия, как правило, через третьи руки, и обвинить его в шантаже так же сложно, как тебя, Стриж, научить думать, прежде чем нажать на спуск.
— Но-но, — заворчал было Стриж, но тут же осекся, потому что широкоплечий тип, пристающий к окружающим с бесплатными советами, объявился рядом и что-то прогудел ему в ухо.
— Но изредка Сакато сам принимает участие в переговорах. — Кинай наконец раскурил сигару и принялся пыхтеть дымом. — Это случается, когда в его сети попадается слишком крупная рыба, не идущая на переговоры с разной мелочевкой. Тогда старику приходится браться за дело самому, чтобы его жертва поняла, с кем имеет дело, и не рыпалась понапрасну. Так вот, сейчас намечается именно такой случай. Один из воротил местной префектуры очень любит покувыркаться в постели с девчонками-малолетками. Страстишка так себе, чисто по-человечески понять его можно. Но стоит это, сами понимаете, недешево, и до поры до времени Сакато через своих людей давал ему возможность порезвиться в кредит, не требуя взамен никаких услуг. Старик хитер, как лис, он умеет ждать своего часа. В этом году на парламентских выборах от здешней префектуры выставил свою кандидатуру как раз этот любитель малолеток. И что вы думаете? Его избрали в парламент. Причем даже не столько потому, что с виду он безупречный семьянин с гладкой карьерой и все такое. Просто так решил Сакато. Разве помешает ему еще один карманный член парламента? Нет, конечно. И только сейчас, после выборов, парню предъявили счет, оплатить который он не сможет, даже если вывернется наизнанку. Потому выхода у него всего два. Первый — через комнату, где хранятся самурайские реликвии его клана, в том числе меч для харакири. Второй — продолжать жить, как ни в чем не бывало, наслаждаясь и не думая о долгах. Взамен, конечно, придется выполнять кое-какие просьбы Сакато, но ведь игра стоит свеч, верно?
— Как сказать, — протянул я. — Не каждый сможет продолжать жить под угрозой ежедневного краха. Удар для этого политика будет неслабый.
— Гм, для этого просто надо быть игроком, — усмехнулся Кинай. — Удары судьбы вообще странная штука. Одни умеют держать их, даже стоя на краю пропасти. Умеют, качнувшись, устоять и сделать шаг назад. А у других сносит крышу, и они безвольно падают в бездну, все ниже и ниже, пока не опустятся ниже плинтуса. Политик этот, похоже, свой выбор еще не сделал. Завтра в полдень он встречается с Сакато для переговоров. А раз уж старикан вылезет из своей норы, то и дело у него выгорит, поверьте моему слову. И с переговоров он поедет, везя с собой документальное подтверждение заключенного между ними соглашения. Скорее всего, это будут бумаги. Может, и запись разговора, не знаю, — пожал плечами Кинай, катая во рту чадящую сигару, — Так вот, я хочу получить этот документ. А еще я хочу, чтобы в парламенте этой страны сидел мой человек, понимаете, мой, а не этого ублюдка Сакато! — прорычал он, нагибаясь вперед и роняя пепел на отутюженные брюки. — Политик на самом верху — вот кто мне сейчас нужен! Под его «крышей» можно будет без лишней суеты окоротить москвичей, да так, чтобы они надолго забыли сюда дорогу. Навсегда, — успокаиваясь, хрипло бросил он и принялся стряхивать с брюк пепел.
— Да, это серьезно, — кивнул я, осознав глобальность замыслов этого человека. — У тебя есть шанс пойти очень далеко, Кинай.
— Редчайший шанс, — подтвердил он. — Ты думаешь, мы им бабок не предлагали, шишкарям японским? Да столько давали, что на две жизни хватило бы! Так не берут ведь, черти, от нас, вот что обидно! Западло им, видишь ли, чужакам продаваться! А здесь расклад другой: человечка Сакато уже сломает, и тому все едино будет, на кого работать, на якудзу[9] или на нас. Тем более что потом, когда все устаканится, я подошлю к нему не русского, а японца. Так они быстрее столкуются. — оскалился Кинай, — Пусть политик считает, что работает на один из кланов якудзы, если работа на русских пацанов так задевает его национальную гордость.
— Грамотно, — снова кивнул я, — А Сакато куда денешь? Он ведь не простит такого.
— Плевать я хотел на Сакато! — зашипел Кинай. — Очередью из «калаша» и не таких успокаивали! Короче, хватит Сакато землю поганить. Выродка его ухайдокали, теперь очередь папаши подошла. И пусть себе потом обижается хоть до посинения, но лежа в гробу! — Он раздраженно смял сигару в пепельнице.
— Кинай. — подал голос вдруг оживившийся Стриж, — так я не понял, ты все-таки хочешь, чтобы мы с Айболитом опять пошли на мокруху? По-русски ведь сказано было, мы на такое не подпишемся, и точка!
— Никто вас на это и не подписывает, — отозвался тот. — Я, кажется, сказал уже, что ваша задача — привлечь к себе внимание. А уж мои пацаны и отстреляются, и бумаги нужные добудут, они у меня расторопные. Когда я упомянул, что во всех полицейских участках висят сейчас мои фотки, то забыл сообщить: ваши висят рядышком. Фотороботы, но составлены так, что даже я впечатлился. Полиция все «Асидзури» перетрясла, собирая словесные описания убийц сына Сакато. А объявить вас в розыск для его папаши проблем не составило. Честно говоря, я удивлен, что вас до сих пор не сцапали.
— Нечто подобное мы и предполагали, — пробормотал я. — Гм, а как же мы теперь сможем покинуть Японию? Выходит, нас арестуют немедленно, появись мы в аэропорту?
— Точно, — подтвердил Кинай, скупо улыбаясь, — Так оно и есть.
— Ну, Мирон, сука, — шепнул мне Стриж. — Знал же, что из Японии нам обратного хода не будет!
— Успокойся, — тоже шепотом ответил я, — Кажется, кандидата на должность его палача мы уже нашли. Ты чертовски вовремя ввернул, что он метит на место Киная. Того аж перекосило!
— А про камикадзе я вот к чему упомянул. — продолжал меж тем Кинай. — Положение у вас сейчас — безвыходней не бывает. Вас ищет полиция, вас ищет Сакато; у меня тоже поднакопились кое-какие претензии к вам. Короче, куда ни кинь, везде вам выходит если не клин, так перо в бочину. Кто ж вы тогда, как не смертники?
Вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа. Согласившись в душе с Кинаем, я тем не менее возразил:
— Ты нас раньше времени не хорони. Конкретно что предлагаешь? И, кстати, почему предлагаешь? Тебе-то что до нас? Прости, Кинай, но в твою доброту я как-то не верю. Почему тебе нужны именно мы? И еще. Какие гарантии, что нас не пристрелят твои ребята во время операции, чтобы свалить на нас со Стрижом все беды, постигшие в последнее время клан Сакато?
— Ты что же, не доверяешь моему слову? — удивился Кинай.
— Видишь ли, — усмехнулся я, — излишняя доверчивость относится к разряду тех добродетелей, которые я утратил вместе с невинностью еще в школе. С тех пор я предпочитаю подстраховываться, имея дело даже с такими респектабельными, на первый взгляд, особами, как ты. Итак, какие гарантии?
— Ну раз ты такой умный, — скривился Кинай, — то должен знать, что гарантии в этом мире дает один лишь Господь Бог, да и тот безнадежно надувает верующих, впаривая им вместо реальных земных радостей какую-то бодягу на небесах. Так что придется все-таки вам верить мне на слово. А насчет того, почему я даю вам шанс выкарабкаться из того дерьма, в котором вы сидите по самые уши… Буду откровенен. Я, конечно, могу вас в цемент закатать за все ваши фокусы. Но что я с этого буду иметь, кроме морального удовлетворения? Да и зачем мне оно? Мне с Сакато надо разобраться. И вы мне нужны лишь потому, что ни на кого другого, кроме меня или вас, его охрана не среагирует. Просто не узнает, и все. А вас они узнают точно, даже издалека. Сакато слишком хочет отомстить за сына, чтобы не попытаться захватить вас, раз уж такой фарт сам в руки прет. Ну а я, сами понимаете, на глаза его охране попадаться не могу. Слишком занят в последнее время, — ухмыльнулся он. — Так что остаетесь только вы.
— Ну-ну, — покачал я головой, — И чего ж ты от нас хочешь?
— Так, ерунду, — Он шевельнулся в кресле, закинув ногу на ногу. — Когда машина с Сакато поедет после встречи обратно, по дороге она попадет в пробку. Такое иногда в Киото случается, — Холодная улыбка по-прежнему играла на его губах. — Телохранители, само собой, удвоят, если не утроят бдительность. И вы, объявившись поблизости, станете для них тем же сигналом опасности. Можете быть уверены, ваши фотороботы они изучили до мельчайших подробностей. А сопоставив два таких факта, как пробка на дороге и ваше появление, они решат, причем совершенно справедливо, что попали в засаду. Если вы еще и пальнете для разнообразия в лимузин Сакато — толку, сразу говорю, от этого будет маю, он бронирован, — то его охрана кинется на вас, как бультерьер на цыпленка. — Кинай умолк, покачивая ногой.
— И? — нетерпеливо напомнил я о своем существовании, — Дальше что?
— А дальше мои люди перебьют охрану, едва те высунут нос на улицу. Потом аккуратненько вскроют лимузин при помощи небольшого заряда пластита, изымут документы и передадут старому сукиному сыну привет от меня. Все.
— Все? — недоверчиво переспросил я. Действительно, со слов Киная предстоящая операция представлялась слишком простой.
— Все, — подтвердил он, — Как только не станет Сакато, мне потребуется лишь несколько часов, чтобы убрать свои фотографии из полицейских участков. Ваши, так и быть, тоже. — махнув рукой, раздобрился он, — Сейчас этот хорек всю шумиху вокруг нас раздувает, как будто это поможет ему вернуть сына. Не будет его — некому будет и травлю организовывать. Так что не переживайте, пацаны, если у нас все получится, вы покинете Японию вполне легально и без малейших затруднений. Ну что, по рукам? — предложил он.
Лицо Киная снова неуловимо переменилось, напомнив мне лицо Мефистофеля, уговаривающего старину Фауста совершить очередное грехопадение. К сожалению, Стрижу было не до моих физиономических изысканий.
— Считай, договорились. — не долго думая, брякнул он, — Сколько нам причитается за участие в операции? Только имей в виду, Кинай, за ликвидацию Зимы тебе придется расплатиться с нами прямо сейчас. В кредит мы больше не работаем, так, Саня?
— Об этом не может быть и речи, — поддержал его я. Пустой желудок и единственная смятая сигарета, бережно хранимая в нагрудном кармане рубахи, заставили меня забыть о том, что деньги эти будут получены за убийство человека. Желудок вообще странный орган, категорически отказывающийся, к сожалению, питаться высокими моральными принципами, — Деньги на бочку, Кинай, или наш с тобой договор теряет силу.
— Зачем вам сейчас столько денег? — искренне удивился тот, талантливо изображая недоумка. Мы со Стрижом насупились, сверля его голодными взглядами. — Ну хорошо, хорошо. — поморщился Кинай, открывая ящик стола и доставая из него толстую пачку иен. — Здесь. — он быстро пробежал пальцами по купюрам, — почти пять штук, если пересчитать на баксы. На сегодня этого вам с лихвой хватит, а больше не дам, не то вы еще запьете на радостях и все мне испортите завтра. Не дам! — рявкнул Кинай голосом заправского бухгалтера в день получки. Стриж, попытавшийся возразить, смолк и сунул деньги в карман. — Все расчеты завтра, — успокаиваясь, продолжил Кинай. — Если наше дело выгорит, то получите не тридцать, а сорок штук на двоих. Естественно, за вычетом этих пяти. Итого, тридцать пять штук зелени. В России вам таких бабок не поднять, даже если геморрой себе наживете от перенапряжения. Я то там давненько не был, но знаю, что жизнь там у вас нищенская, люди хуже скотов живут… Ладно, это их проблемы, лохам — лохово. — определился в своем отношении к соотечественникам Кинай. — Вы пока свободны. Завтра в девять чтоб были в «Ростове». Опоздавшему выговор в виде вспоротого брюха гарантирую. А вы чего ждете? — бросил он своим подручным, когда мы со Стрижом принялись протискиваться к выходу. — Приберитесь после этих, — ткнул он нам в спину, — а то устроили из кабака морг… В холле труп валяется, здесь мертвяк загорает. Бардак какой-то! — донеслось до нас.