Киллер для Айболита

Глава 12 МЕЖДУ СВЕТОМ И ТЬМОЙ

Во сне меня мучили кошмары, один ужасней другого, сменяющиеся с завидным постоянством, и оттого проснулся я совершенно разбитым, как будто и не отдыхал вовсе. Первое, что я узрел, разлепив веки, был тоскливый взгляд Стрижа.

— Саня, жрать хочется — спасу нет! — обрадовал он меня. — Может, тебе стоит пошерстить в хозяйском холодильнике?

— Еще чего! — возмущенно отозвался я, шевеля затекшими членами, — За кого ты меня принимаешь, в самом деле? Навязался на мою голову, проглот!

— Что ж мне, так и подыхать теперь из-за твоей порядочности? — заворчал Стриж. — Скажи им хотя бы, что гости есть хотят! Совесть иметь надо, или как?!

— Тоже мне, гость нашелся, — хмыкнул я, сползая с кровати и тревожно озираясь в поисках сигарет, — Гм, тут ведь полпачки лежало?

— Ну я скурил, я, — не чувствуя за собой никакой вины, признался он. — А что мне оставалось делать? В животе пустыня, поговорить — и то не с кем, ты ведь дрых, как сурок. Вот и убивал время и голод таким образом.

— Будь ты проклят, ненасытный обжора, — с чувством произнес я, тоже мучимый голодом, только никотиновым. — В твоем животе не пустыня, нет, там бездна глубиной с Марианскую впадину! Придется теперь и в самом деле идти попрошайничать…

Ворча себе под нос нелестные эпитеты в адрес Стрижа, я тем не менее поплелся на поиски хозяев, заранее представляя, какую гримасу на лице Атсуо вызовут мои мольбы о еде и сигаретах. В самом деле, он ведь только взял нас к себе на постой, о довольствии речь не шла. Я, правда, не упоминал при нем, что с финансами дела у нас обстоят ничуть не лучше, чем с возможностью найти убежище в чужом городе. Ладно, была не была, решил я, осторожно просовывая нос в комнату, где мелькнула чья-то тень. Увидев Иоми, я смутился. Обращаться с просьбами к женщине мне было стыдно.

— Э-э-э, — начал я, гадая, на каком языке объяснить ей, что в гостевой комнате мечется по кровати обезумевший от голода Стриж, которого, кстати, пора бы перевязать, а мне самому чертовски не хватает пачки сигарет, пусть даже плохоньких.

— Проснулись? — с милым акцентом спросила Иоми, улыбаясь мне своим кукольным личиком.

— Ага, — кивнул я. — Вы что, тоже говорите по-русски, как отец?

— И как моя мать, — подтвердила японка, подходя ближе. — Как чувствует себя ваш товарищ?

— Он немного проголодался, — ответил я, здорово приуменьшив потребности Стрижа.

— Да-да, конечно, — отозвалась Иоми, беря меня за руку и ведя за собой, — Сейчас я дам для него все необходимое. А вы ведь можете разделить трапезу со мной, верно?

— Я — да, — согласился я. — А где Атсуо-сан?

— Мой муж много работает, — вздохнула Иоми. — Бизнес отнимает у него все время и очень много сил. Большая конкуренция, вы понимаете?

— Понимаю. — кивнул я. С каждой минутой мне казалось все более неприличным объедать человека, с таким трудом зарабатывающего на жизнь своей семье.

— У Атсуо больше сорока аптек по всему острову, — продолжала меж тем щебетать Иоми, быстро расставляя на подносе чашки и коробочки с салатами для Стрижа. — Ему приходится целыми днями разъезжать по Хоккайдо.

— Ах, вот оно как, — протянул я, переставая жалеть капиталиста Атсуо, — Сейчас я перевяжу раненого и вернусь. Мне хотелось бы кое-что обсудить с вами.

— Вас устроит японская национальная кухня? — полуобернувшись, спросила Иоми. — Если нет, то в Хокадате есть русский ресторан, я могла бы сделать заказ и…

— Это лишнее, — ответил я, принимая от нее поднос. — Мой товарищ обожает японскую кухню, а я сам предпочитаю после сна крепкий зеленый чай. Если у вас найдется еще и сигарета — будет вообще здорово.

— Найдется, — кивнула она, произнося русские слова так, словно пробовала их на вкус. Чувствовалось, что в своих познаниях чужого языка Иоми была не уверена. А может, просто сказывался недостаток языковой практики, не знаю.

— Прекрасно. — поощрительно улыбнулся я и отправился перевязывать Стрижа.

Завидев меня с подносом в руках, он заметно оживился.

— Давай скорей, чего ты копаешься, — вместо благодарности буркнул он, протягивая руки к подносу, — Ну?!

— Сначала перевязка, — твердо ответил я, доставая медикаменты и раскладывая их на столе.

Стриж взвыл нечеловеческим голосом. Не обращая никакого внимания на вопли истекающего слюной приятеля, я приступил к делу. Рана была чистой, гноя я не обнаружил и остался очень доволен этим фактом. Сделав напоследок уколы, я позволил Стрижу принять полусидячее положение и водрузил ему на колени поднос.

— Ешь, — сказал я. — Надеюсь, ты любишь японскую кухню?

— Терпеть не могу, — пробормотал он, морщась и потирая ноющую после инъекций ягодицу. — Я люблю мясо, а не рыбу и всякие водоросли, от которых балдеют япошки.

— Не капризничай, — попросил я, — Ешь, что дают.

Впрочем, мой совет был лишним. Ощутив на коленях тяжесть подноса, Стриж преобразился. Плотоядно блестя ввалившимися глазами, он принялся с урчанием поглощать одну за другой содержимое коробочек и тарелочек, чавкая и сопя от жадности. Покачав головой, я оставил его в одиночестве предаваться чревоугодию и вернулся к Иоми.

— Что вы хотели обсудить? — спросила она, ставя чайник на низенький столик.

— Видите ли, — пробормотал я, опускаясь рядом с ней на пол и поджимая под себя ноги. То, что у Иоми и ее соотечественников выходило легко и непринужденно, вызывало у меня большие трудности. Ноги, скрюченные в неудобной позе, тут же онемели. — Видите ли, Иоми, — повторил я, косясь на сигаретную пачку, лежавшую тут же, на столе. — Я прекрасно отдаю себе отчет, в какое неудобное положение поставил вашу семью своим неожиданным вторжением. Тем более что присутствие здесь моего раненого товарища только осложняет ситуацию. Меньше всего мне хочется, чтобы у вас возникли какие-либо проблемы с полицией. Поэтому, поверьте, я постараюсь сделать все возможное, чтобы до наступления ночи покинуть ваш дом. Однако для этого мне необходимо прежде побывать в Отару. Прямо сейчас, — добавил я и, не удержавшись, протянул руку к сигаретам. — Мне надо убедиться, что корабль, ожидающий нас, все еще на месте, и договориться с капитаном об условиях нашего морского путешествия.

— Другими словами, — ответила Иоми, поднимая на меня красивые глаза, — вам необходима машина?

— Точно, — отозвался я, пыхтя сигаретой и чувствуя себя ужасным нахалом.

— Пойдемте. — Девушка легко поднялась и, ухватив меня за руку, повела за собой.

Я покорно последовал за ней, отметив про себя, что детская привычка Иоми держаться за кого-нибудь, перемещаясь в пространстве, очень идет ей, придавая очарование беззащитности, которое так ценят в женщинах представители мужского пола.

— Вот, — сказала она, когда мы, пройдя через весь дом, оказались в гараже. — Эта машина — моя. — Иоми указала пальчиком на серебристый автомобиль, стоящий в углу. — Атсуо купил мне ее в прошлом году, но я, честно говоря, редко выезжаю сама. Ключи в замке зажигания. Садитесь, садитесь. — Она подтолкнула меня к водительскому сиденью. — Коробка скоростей автоматическая, так что управлять машиной несложно.

Я покорно опустился в мягкое кресло и принялся подстраивать его под себя. Да, Атсуо явно любил свою юную жену. Если сам он обходился «карибом», автомобилем очень даже, на мой взгляд, средненьким, то для жены приобрел двухместную «хонду-импрез», верткую, удобную и достаточно скоростную машину.

— Вы хотите ехать сейчас? — поинтересовалась Иоми, заметив, с каким восторгом я разглядываю салон ее машины, — Так будет лучше, к вечеру ожидается тайфун. Он придет из России и принесет ветер и много снега. Торопитесь!

— Постараюсь, — ответил я, поворачивая ключ в замке зажигания. Машина вздрогнула и мягко заурчала, словно ожив от прикосновения человеческих рук. — Как открыть дверь гаража?

Иоми нажала кнопку пульта, и ворота гаража поползли вверх.

— Я скоро вернусь, — пообещал я и, захлопнув дверь, выехал на улицу.

То, что к Хоккайдо действительно подбирается очередной тайфун, чувствовалось сразу. Тяжелые низкие тучи, окутавшие горизонт, замерли, казалось, на месте, словно решив навечно поселиться в этих и без того не слишком уютных краях. На улице резко потеплело, и сугробы, оставшиеся кое-где от предыдущего снегопада, съежились и потемнели, словно освобождая место для новой порции снега. То ли от резкого перепада температур, то ли от недосыпания, подтачивающего мой утомленный последними событиями организм, неожиданно разболелась голова. Страдальчески морщась, я потянулся было к аптечке, лежавшей на заднем сиденье, но, вовремя вспомнив, что прочитать по-японски слово «аспирин» все равно не сумею, отдернул руку. И чем сильнее болела голова, тем больше мне хотелось оказаться наконец дома, где все просто и понятно, где не надо просить о помощи абсолютно незнакомых людей.

В общем, меня посетил сильнейший приступ ностальгии, ухудшивший и без того паршивое настроение. Старательно повторяя маневры впереди идущего автомобиля, я без приключений добрался до скоростной трассы и утопил до пола педаль газа, «хонда» взревела мотором и понеслась вперед, разгоняя серебристым телом первые снежинки, уже начавшие в воздухе свой хаотичный танец. При въезде в Отару сразу бросалось в глаза обилие полицейских машин, дежурящих на перекрестках улиц. Было видно, что вчерашняя перестрелка в «Асидзури» здорово всколыхнула сонную жизнь портового городка, заставив его обитателей, носящих форму полиции, стать более бдительными.

Старательно щуря глаза и от души надеясь, что за тонировкой стекол смогу в таком виде сойти за японца, я проследовал в порт и, остановившись возле ворот, выскочил наружу, собираясь заплатить за въезд. Около проходной уже толпилось человек тридцать моих соотечественников, о чем-то ожесточенно спорящих с невозмутимыми полицейскими, не выпускающими их в город.

— В чем дело, братва? — на всякий случай поинтересовался я, выглядывая из-за спин низкорослых представителей закона.

— Да совсем охренели, мать их, — выругался в ответ здоровенный бугай, почесывая широкую грудь, облаченную в тельняшку под зимней «аляской». — Хотели в город выбраться, помыться по-человечески, отдохнуть — так не выпускают же, уроды! Ты случайно не в курсе, что там у них приключилось? Говорят, наши вчера здесь круто повеселились, пальбу устроили, «Асидзури» чуть не в щепки разнесли… Правда, нет?

— Было что-то такое. — неопределенно ответил я. — Слушай, земляк, а ты не подскажешь: в порту стоит еще шхуна «Сайгак»? Может, заметил случайно или…

— Нет, — категорично заявил он, отпихивая от себя собравшихся было потеснить его полицейских, — Убери руки, макака, пока я тебе их не поотрывал по самые уши! Нет. — продолжил он, отбив атаку японцев. — «Сайгак» вчера ночью снялся с якоря и ушел. Мы как раз на рейде были, успели с ним поздороваться.

— Как ушел? — растерянно пробормотал я. — Куда?!

— Вроде на Сахалин собирался, а может, еще куда, не помню, — пожал плечами рыбак.

Я понуро побрел прочь. Последняя надежда покинуть Хоккайдо растаяла, словно снежинка на ладони.

Так, Махницкий, главное — не паникуй, приказал я себе, усаживаясь в машину и запуская двигатель. То, что капитан «Сайгака» оказался сволочью и трусливо сбежал, едва запахло жареным, не повод раскисать. Надо просто хорошенько подумать, и выход отыщется. Твердя эту фразу, словно заклинание, я проехал по улице несколько метров и затормозил. Закусочная, мелькнувшая на обочине, напомнила, что думается мне лучше всего, когда в руках дымится чашка горячего чая или, на худой конец, кофе. К тому же в желудке царила пустота, и давно пора было что-нибудь забросить туда, не дожидаясь, пока он начнет болеть на пару с головой. Припарковав машину, я вошел в заведение и, нащупав в кармане горсть мелочи, смело заказал стаканчик кофе и бутерброд. К моему удивлению, денег вполне хватило, чтобы расплатиться. Тот факт, что это были последние наши со Стрижом деньги, я предпочел не принимать во внимание.

«Все равно, — здраво рассудил я, — эти деньги не могли спасти нас. Поэтому продолжать таскать их в кармане не имело смысла. Итак, придется все-таки Стрижу подключаться к моим суматошным метаниям по острову. Где-то здесь, — я обвел взглядом посетителей кафе, среди которых было несколько европейцев, — находятся сейчас люди Киная, надо лишь суметь выйти на них. Стрижу сделать это будет гораздо проще, как и найти с ними общий язык в случае успеха. Да и ничего особенного от них не потребуется, лишь обеспечить наш выезд с острова, дав немного денег».

Но где их искать, этих кинаевцев? Кстати, вдруг понял я, поймав на себе чей-то внимательный взгляд, этого парня я определенно встречал раньше! Где — не помню, но то, что встречал, — точно! Сердце радостно забилось в предчувствии неожиданно нагрянувшей удачи, и даже головная боль куда-то испарилась. Парень, широкоплечий скуластый увалень, тоже, судя по всему, узнал меня и был доволен нашей встречей не меньше моего. Встав из-за столика, за которым он сидел в компании нескольких приятелей, он подошел ко мне и, радушно улыбаясь, сказал:

— Здорово, братишка! А мы тебя обыскались, в натуре.

— Здорово, — ответил я, чертовски довольный тем, что мои мучения, кажется, подошли к концу. Пока я ломал голову над тем, как найти людей Киная, они сами вышли на меня. — Плохо искали, дружище, иначе давно бы встретились. Палыча грохнули вчера в Хокадате, вы в курсе?

— В курсе, в курсе, — ласково ответил он, зачем-то опуская руку в карман, — Ну что, пошли, браток? Кстати, а приятель твой где? Вы ж вдвоем вчера в казино были?

— Так он же, — начал я, доверчиво поднимаясь из-за стола и делая шаг по направлению к входной двери, — он ведь…

И тут меня осенило. Я вдруг совершенно отчетливо вспомнил, где видел этого улыбчивого типа. Именно из его губ я хотел выбить сигарету во время первого покушения на Зиму, когда лежал на крыше портовой конторы. Следовательно, сообразил я, тупо взирая на него, меня нашли вовсе не люди Киная. А как бы даже наоборот…

— Ну чего встал? — нетерпеливо подтолкнул меня парень. — Пошли скорей, тебя ждут.

— Кто? — помертвев, непослушными губами пролепетал я. Хотя и так было ясно, кто. Старик Сакато с полным набором пыточных инструментов, кто ж еще.

— Не задавай лишних вопросов, — посоветовал он уже без всякой ласки в голосе, — Шагай вперед, ну!

Чувствуя, как дуло пистолета уперлось мне в спину, я послушно засеменил вперед, с трудом переставляя разом одеревеневшие ноги. Дружки парня тоже начали вставать со своих мест, приглядываясь ко мне и не веря, видимо, в свою удачу.

— И чтоб на улице лишних звуков не было, — подталкивая меня к двери, продолжал наставлять меня скуластый. — Ментов японских на помощь не зови, не надо; к тому же пока они расчухают, что к чему, я тебе в печень целую обойму запихаю. Осознаешь? — И он сильно вдавил дуло мне в поясницу.

Ойкнув для вида, я согнулся, будто от нестерпимой боли, и, разгибаясь, в развороте ударил его локтем в висок. Учитывая, что попасть в руки Сакато или его подельников, московской братвы, мне совсем не хотелось, можно понять мое жгучее желание ударить посильнее. Парень молча дернул головой и, закатив глаза, грохнулся на пол.

— Мать твою! — закричал один из его дружков, отрезая мне путь к выходу из закусочной, — Хватайте его, пацаны! Он же, гад, Леху положил!

Окинув его взглядом, я с грустью понял, что тягаться с таким амбалом мне уже не по силам. Добро б еще, один на один. Можно было бы попробовать, а так… Не тратя больше время на бесплодные размышления, я подхватил на руки круглый пластиковый стол и, размахнувшись, швырнул его в витрину. Грохот разбившегося стекла, крики прибежавшего на шум хозяина заведения и вопли моих врагов, видящих, что добыча вот-вот ускользнет, смешались в единую вакханалию звуков, царапнувшую мои барабанные перепонки. Не желая принимать участие в этом сборище кричащих на разные лады людей, я скользнул на улицу, стараясь не оцарапаться об осколки стекла, точащие в разные стороны из краев витрины, словно зубы в акульей пасти.

«Да, полиция в Японии действует по-настоящему оперативно», — злорадно подумал я, падая на сиденье «хонды» и наблюдая в зеркало заднего вида, как подъехавший к кафе автомобиль с включенной сиреной останавливается и из него появляются вооруженные люди в форме. Завидев москвичей, сигающих вслед за мной в проем разбитой витрины и размахивающих при этом пистолетами, словно детвора флажками на новогоднем утреннике, они, не задумываясь, открыли огонь по европейцам, избравшим для своих шумных разборок тихий доселе приморский городишко. Москвичи, сделав для порядка пару выстрелов в ответ, вскоре утихомирились и улеглись на тротуар, окрашивая его присыпанную снежинками поверхность бурыми пятнами крови.

— Вот так-то, — без всякой жалости к глупцам, вступающим в перестрелку с представителями закона, словно они находятся не в Японии, а на улицах родной Москвы, пробормотал я, норовя незаметно отъехать от тротуара.

Полицейские покосились в мою сторону, но останавливать не стали, занятые досмотром тел и места происшествия. На обратном пути в Хокадате я, устав строить планы спасения, один фантастичнее другого, бездумно пялился в лобовое стекло и пытался представить физиономию Стрижа, когда я сообщу ему, что нам в очередной раз не повезло. То-то он, наверное, обрадуется, невесело усмехнулся я, включая «дворники».

Здесь, на продуваемом всеми ветрами шоссе, приближающийся к острову тайфун давал о себе знать сильнее, чем в городе, где ему негде было разгуляться среди бетонных коробок домов. Противно завывая и ощутимо толкаясь в бок машины, он кружил в наступающих сумерках снежные смерчи, периодически кидая на стекла машины пригоршни слепящей мокрой массы, которую, скрипя от натуги, с трудом распихивали в стороны «дворники», чтобы через минуту ринуться в атаку на очередной снежный заряд.

Въехав в Хокадате, я облегченно вздохнул: продолжать движение при такой видимости становилось опасно. Поставив автомобиль в гараж, я вошел в дом и направился в гостевую комнату, собираясь честно рассказать Стрижу о постигших меня несчастьях. Толкнув дверь в нашу обитель, я обомлел. Стриж, удобно обложившись подушками, блаженствовал с телевизионным пультом в руках и довольной улыбочкой на лице. Впрочем, вовсе не просмотр телепрограмм так поднял настроение подранка. А большая бутылка с сакэ, из которой Стриж, довольно сопя, прихлебывал время от времени, пялясь на голых красоток, мелькающих на экране.

— Так, — произнес я, входя в комнату и обессилено опускаясь на кровать. — Так.

— А, Саня. — обрадовался Стриж, размахивая бутылкой, — Наконец-то. Я уж думал, случилось что. Как обстоят наши дела?

— Наши?! — вытаращив глаза, переспросил я, — Какие, черт побери, у меня могут быть общие дела с лежебокой и пьяницей вроде тебя?!

— Ну это ты зря, — обиделся он, продолжая тем не менее одним глазом поглядывать в телевизор. — Если б не мое ранение…

Судя по всему, Стриж находил свое положение весьма удобным. Прикрываясь царапиной на боку, он решил свалить на меня все заботы, а сам тем временем предпочитал развлекать себя спиртным и зрелищем женских прелестей.

— Если б не твое, как ты его называешь, ранение, — прорычал я, выключая телевизор и отбирая бутылку у сопротивляющегося напарника, — я бы давно уже был в безопасности! А так, дружище, боюсь, что моя песенка спета. Твоя, само собой, тоже, — добавил я, заметив, что известие о грозящей мне печальной участи не произвело особого впечатления на Стрижа.

— Да что ты! — сразу обеспокоился он, переводя тревожный взгляд с бутылки на меня, — Надо же! А что, собственно говоря, случилось?

— Ничего, — огрызнулся я, сунув в рот сигарету. — Если не считать того, что шхуна «Сайгак» вчера ночью взяла курс на Сахалин или еще черт знает куда. А Хоккайдо просто кишмя кишит московскими братками, ищущими — кого б ты думал? — правильно, нас с тобой. Зачем? Это уже другой вопрос, и ответа на него я даже знать не хочу, чтобы поберечь свои нервы. Кроме того, местные менты стоят на ушах и готовы перестрелять всех европейцев, лишь бы положить конец творящемуся в последнее время беспределу.

Нарисовав черными красками картину нашего бытия, я удовлетворенно откинулся на подушки, пуская в потолок кольца дыма и наблюдая, как все озабоченней становится физиономия Стрижа.

— «Сайгак»? — наконец произнес он. — Это что, та посудина, о которой толковал Палыч? Гм, Саня, так ведь он это для отмазки лепил, сразу ж видно было! Неужели ты ему поверил?

— Что?! — Я подпрыгнул на кровати. — А ты, значит, не поверил?!

— Нет, конечно, — нагло ухмыльнулся Стриж, — Я ж не лох, как некоторые.

— Чего ж ты раньше молчал?

— Да ты не спрашивал, — пожал он плечами, — Слушай, чудило, а ты что, и впрямь в Отару успел смотаться в поисках «Сайгака»?

— А сам-то ты как думаешь? — процедил я, с ненавистью глядя на ржущего, словно жеребец, Стрижа.

— Я думал, ты билеты на поезд покупать ходил, — утирая проступившие на глазах слезы выдавил он. — Поезд ведь ночью отходит, вот я и подумал…

— Ты бы лучше подумал, где я возьму деньги на билеты! — вне себя от возмущения выкрикнул я, — Тоже мне, Сократ выискался!

— Вот, блин. — сказал Стриж, переставая смеяться. — У тебя что, денег нет?

— Откуда?!

— Да, дела. — протянул он, грустнея на глазах. — У меня тоже.

— Кто б сомневался, — заметил я, наслаждаясь его подавленностью, — Сейчас, надеюсь, ты понимаешь, что кроме «Сайгака» у нас других вариантов и не было? Что теперь делать, ума не приложу.

— Я тоже, — вздохнул напарник.

— Странно, — не удержавшись, съехидничал я, — Ты ж у нас выдающийся мыслитель современности.

— Хорош подкалывать, — попросил он, хмуря брови, — Да, там старикан тебя искал…

— Какой старикан? — удивился я.

— Ну этот… как его… отец Николай, вот, — вспомнил Стриж. — Базар у него к тебе был, я так понял.

— Ясно, — протянул я. — Собирай манатки, Стриж. Сейчас нас попросят освободить помещение.

— В самом деле? — неприятно удивился мой приятель, успевший, видимо, прижиться в доме Атсуо.

— Ага, — кивнул я, выходя в коридор и отправляясь на поиски отца Николая.

Священника я обнаружил в столовой. Поджав под себя ноги, он с достоинством пил чай и что-то говорил своей дочери, смотревшей на него с нескрываемой любовью. То, что эти люди очень привязаны друг к другу, сразу бросалось в глаза. Неловко помявшись на пороге, я кашлянул, привлекая к себе внимание, и сразу нарушил атмосферу доверительной ласки, царившую за столом.

— Добрый вечер, сын мой, — улыбнулся мне отец Николай, но лицо его тем не менее приняло непроницаемое выражение, словно пряча от посторонних глаз те скупые эмоции, которые он мог подарить лишь своей дочери.

— Добрый, отец Николай. — ответил я, опускаясь на пол рядом с ним и беря в руки протянутую Иоми чашку.

— Я не спрашиваю, насколько успешным был для тебя прошедший день, — начал он. — но…

— Но как человек, умеющий читать в душах, — усмехнулся я. — вы и без того уже поняли, что я не сумел решить свои проблемы, так ведь?

Священник кивнул, разглядывая меня из-под бровей, словно решая, как поступить со мной дальше. Я не торопил его, давая старику возможность подумать и вынести свой вердикт.

— Что ж, — наконец произнес он, — Я, без сомнения, знаю, кто сидит передо мной. Ты и твой друг — те самые люди, из-за которых поднялся такой переполох? Это вы были вчера в Отару, чтобы убить сына Сакато и русского бандита по прозвищу Зима?

— Мы, — признался я, вертя в руках остывающую чашку. — Но Сакато пострадал случайно, никто не собирался его убивать. Что касается Зимы…

— Неисповедимы пути Господни. — качнул головой отец Николай. — И я все больше склоняюсь к мысли, что ты стал лишь неразумным оружием в его руках. Конечно, не мне судить, но Сакато был очень дурным человеком. Очень, — подчеркнул он, поднимая на меня глаза, — Впрочем, судить, повторяю, не мне. Сейчас он предстал перед судом Всевышнего, и там ему предстоит дать ответ за свои деяния.

— Отец Николай, — не выдержав, поинтересовался я. — А как вы стали православным священником? И как вышло, что вашей женой стала русская? Вы упомянули вчера, что это долгая история, но мне хотелось бы знать…

— Досужее любопытство есть грех, — осудил меня отец Николай, но тут же, вздохнув, добавил: — Это не столько долгая история, сколько печальная, и мне не доставляет удовольствия вспоминать ее. Как и моей Иоми, — Старик провел рукой по волосам дочери, словно прикасаясь к дорогим для него воспоминаниям. — Так получилось, что мой отец, самурай из клана Касугава, воевал против России во время Второй мировой войны. Позже попал в плен, был отправлен в трудовой лагерь на Дальнем Востоке. Несколько раз пытался бежать, был наказан. Когда закончился срок заключения, он вернулся домой, привезя с собой воспоминания о загадочной стране, которыми любил делиться со мной. А еще он напевал мне русские песни. Ты знаешь, японцы ведь очень любят русские песни, — неожиданно обратился ко мне отец Николай.

— Да, слышал где-то, — отозвался я.

— А я с детства слышал эти напевы и мечтал побывать в краю людей, создавших их. — усмехнулся он. — Из-за этого, наверное, я и пришел впервые в православную церковь. Сначала мне просто нравилась смотреть, как идет служба; а потом Господь вошел в мое сердце. Несмотря на протесты отца, я выбрал стезю священника. Он был очень недоволен тем, что его сын, потомок самураев клана Касугава, не стал воином или, в крайнем случае, юристом или врачом. По-моему, он так и не простил мне этого решения, — задумчиво добавил старик, погружаясь в свои мысли.

— А вы? — осторожно спросил я, догадавшись, что он может еще долго просидеть вот так, отрешенно уставившись перед собой.

— Я? — словно очнувшись, переспросил он. — Я побывал в стране, о которой мечтал. Закончил духовную семинарию и был назначен в этот приход. Церковь, несомненно, учла мое происхождение. Вместе со мной в

Японию приехала молодая жена, мать Иоми. Ее звали Анна, и она погибла. Несчастный случай, — сухо закончил он свое повествование.

Поняв, что дальше лежит черта личного, за которую настоящий японец никогда не впустит чужого, я кивнул, сделав вид, что удовлетворен этими объяснениями.

— А теперь, сын мой, расскажи, что за причины мешают тебе покинуть Хоккайдо? — спросил отец Николай. — Разве невозможно купить два билета на поезд, идущий сегодня ночью на Хонсю?

— Билеты купить, может быть, и удастся, — смутился я, — да вот денег на них у нас нет. В Отару нас должно было ждать судно, но, как выяснилось, оно еще вчера подняло якорь и покинуло Японию. Такие вот печальные дела.

— Это еще не повод унывать. — улыбнулся он, собирая возле глаз тонкую паутину морщин, — Послушай, а как ты оказался замешанным в эту грязную историю с убийством Сакато? Или у вас были личные счеты?

— Какие там личные счеты, — поморщился я, — Просто мне здорово не везет в последнее время, только и всего. Я ведь приехал в Японию как путешественник, хотел по музеям походить, на цветущую сакуру поглядеть… а потом оказался не вовремя там, где мне лучше было бы не появляться. И теперь я вынужден скитаться по вашей стране, всеми гонимый и несчастный, — добавил я, проникаясь искренней жалостью к самому себе и едва не пуская слезу по этому поводу.

— Ну, я думаю, не все так печально, как тебе кажется. — рассудил отец Николай, допивая чай, — Я еще вчера догадался, что вы нуждаетесь в деньгах. Здесь, — он положил на стол пачку банкнот, — сумма, достаточная, чтобы вам спокойно добраться до любого города на Хонсю. А там, — вздохнул он, — вы поступите так, как будет угодно Богу. Я хочу лишь одного, сын мой: помни, что каждый из нас ежедневно делает свой выбор между светом и тьмой. На мой взгляд, ты слишком часто ходишь по темной стороне мироздания и, рано или поздно, тебе придется держать за это ответ. Хорошо, если у тебя найдутся тогда слова, чтобы оправдаться за содеянное тобой.

— Будем надеяться, — пробормотал я, опуская глаза и не решаясь сказать доброму старику, что не собираюсь ни перед кем отчитываться за свои поступки. Спасибо вам, отец Николай, за все. А деньги я вам верну, не сомневайтесь, — заверил я. — Хотя, конечно, я понимаю, что деньги далеко не главное, за что должен благодарить.

Отец Николай важно кивнул и, прочитав мне на прощание еще одно наставление, благословил на дорогу. А я, пожимая его теплую сухую руку, подумал, что несправедливо упрекнул Судьбу.