Стук. Громкий, требовательный, как будто кто-то решил выбить дверь. Я вздрогнул, и сознание вырвалось из хаотичного водоворота мыслей, возвращая меня обратно в реальность. Руки всё ещё сжимали раковину, а я смотрел в чужое лицо, отражённое в зеркале. Но этот стук не дал мне утонуть в панике. Мне нужно было выйти.
Я медленно повернулся к двери, сердце бешено колотилось, как будто вот-вот выпрыгнет из груди. Но я понимал — отсидеться в этом туалете не получится. Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, но от этого легче не стало. Рука потянулась к замку, и я открыл дверь.
Передо мной стоял мужчина. Я узнал его сразу — начальник отдела. Он был одет в строгий костюм, его лицо было застывшей маской презрения и отвращения. Человек, который смотрел на Джинсу, как на низшее существо, как на мусор, который можно вытирать о ноги. И теперь этот взгляд был направлен на меня, точнее, на меня — в теле Джинсу. Холодная волна ненависти и презрения прокатилась через его лицо, но он сдержался.
— Что ты там делаешь, Джинсу? — процедил он сквозь зубы. — Думаешь, ты можешь себе позволить прятаться в туалете, пока все остальные работают?
Я стоял, не зная, что ответить. Ещё секунду назад я был в панике, но теперь, стоя перед этим человеком, я почувствовал глухую, едва заметную ярость. Я всё ещё был под властью сознания Джинсу, его привычек, его страха перед начальством. Но внутри меня, внутри этой оболочки, жила другая часть — Макс. И эта часть не терпела, когда с ней так обращались.
— Извини, я… — начал я, но он не дал мне договорить.
— Ладно, хватит, — перебил он, его голос был полон презрения. — Сегодня можешь быть свободен. Но чтобы завтра всё было отработано. У нас на носу отчётность, и я не потерплю, чтобы ты опять валял дурака.
Его слова резанули по мне, как лезвие ножа. Я мог почувствовать, как сознание Джинсу сжалось в страхе и унижении, готовое покорно кивнуть и уйти. Но это не было моим решением. Внутри меня кипела смесь ярости и разочарования. Этот человек… его лицо, его тон — всё это вызывало во мне протест. Я не мог так дальше. Я не мог терпеть это.
Но пока мне пришлось смириться.
— Да, кваджан-ним, — произнёс я, стиснув зубы. Голос Джинсу, но с привкусом Макса. Я знал, что ещё не готов рвать с этими людьми, не сейчас. У меня не было сил, но план… план созревает.
Я развернулся и направился к выходу. В коридоре было тихо. Коллеги, скорее всего, продолжали свою работу, не обращая внимания на меня. Внутри компании я был никто. Но это скоро изменится. Сейчас же мне нужно было уйти.
Дорога домой была долгой. Я шёл по улицам Сеула, погружённый в мысли, и не замечал ни машин, ни людей, которые проходили мимо. Меня мучило нечто гораздо более страшное, чем просто физическая усталость. Это было внутреннее терзание. Сражение внутри моего разума.
«Нужно вернуться», — думал я снова и снова. «Я должен найти способ вернуться в своё тело. Как? Связаться с кем-то? Попробовать найти старых знакомых?» Мысли текли одна за другой, но каждый раз, когда они начинали обретать форму, во мне просыпался Джинсу. Его сознание, его страх, его слабость душили эти мысли в корне.
«Куда вернуться? Кто ты теперь? Ты — Джинсу. Это твоя жизнь. Ты должен принять её, иначе ты просто не сможешь выжить.» Эти слова раздавались в моей голове, словно голос собственного совести, который становился всё громче с каждым шагом.
И я не знал, что с этим делать. Часть меня — та, что была Максом — отчаянно хотела сопротивляться. Я был сильным, я был гениальным кризис-менеджером, человеком, который мог развернуть любую ситуацию в свою пользу. Но сейчас я был загнан в угол. Эта жизнь… она не была моей, но она захватывала меня всё больше с каждым шагом.
«Может, нужно попробовать найти кого-то?» — снова вспыхнула мысль. Я представил, как пытаюсь связаться с кем-то из моих старых коллег или друзей. Но даже эта мысль вызвала во мне отчаяние. Они бы не узнали меня. Кто бы поверил, что я — это Макс, запертый в теле корейского паренька, который едва сводит концы с концами?
Снова этот страх. Снова голос Джинсу, который говорил мне, что это бессмысленно. Что никто не поможет. Никто не верит в таких, как Джинсу. Он всего лишь мусор, которого можно выбросить, если он станет обузой. И этот страх, эта неуверенность, как туман, застилала моё сознание.
Я продолжал идти, чувствуя, как моё внутреннее «я» разрывается на части. Одна часть — Макс, с его решимостью и уверенностью, его знанием, что он способен изменить эту жизнь. Другая — Джинсу, с его страхами, неуверенностью и отчаянием, которое так долго было частью его жизни, что теперь казалось неотделимым.
Я брёл по улицам Сеула, почти не осознавая, куда иду. Ноги едва поднимались, каждая клетка тела ныла от усталости. Мой путь домой проходил через маленький парк, забытый в лабиринте бетонных джунглей. Деревья стояли молчаливыми свидетелями чужих судеб, а лавочки под ними были пусты, словно никто давно уже не искал здесь уединения. И сейчас мне нужно было именно это — побыть одному. Вдали от всех, в том числе и от собственных мыслей.
Я сел на одну из лавочек, чувствуя, как холод металла пробирает через ткань одежды. Вокруг не было ни души. Только слабый ветер тихо шевелил листья на деревьях. Это место казалось одновременно безжизненным и живым — как и я.
Я опустил голову, закрыв глаза, и снова погрузился в мысли. Внутри меня продолжалась битва — Макс против Джинсу. Я пытался разобраться, кто я теперь, как мне жить дальше. И чем больше я думал, тем яснее становилось одно: Макс больше не имеет силы. Он был сильным, уверенным, всегда знал, как поступить. Но эта жизнь, это тело… оно было чужим для него. Джинсу, со всеми его страхами и неуверенностью, подчинял меня себе. И чем больше я пытался бороться, тем глубже увязал в этом. Невозможно было отделить одну часть от другой. Они обе были мной.
Но я не мог остаться Максом. Эта мысль, эта борьба, наконец, пронзила меня, как молния в ясном небе. В конце концов, я был Джинсу. Я — это тот, кто вырос в беднейшем районе Сеула, кто терпел унижения и издевательства. Человек, который без остатка отдавал себя семье, несмотря на боль и усталость. Всё это теперь было моим.
Мир, в котором жил Макс, больше не существовал. Чем дальше я пытался уйти в мысли о том, чтобы вернуться, тем больше чувствовал, что теряю самого себя. Я был Джинсу. И как только я это принял, мир вокруг изменился.
Тишина парка внезапно наполнилась чем-то странным. Я почувствовал, как ветер вдруг стал более пронзительным, как будто зашептал мне что-то на ухо. Я резко поднял голову, осматриваясь, но ничего не заметил. Парк был пуст. Но ощущение не покидало меня — что-то было рядом, неуловимое, но присутствующее. Сердце заколотилось, и я почувствовал, как воздух вокруг стал тяжелым, как будто сама атмосфера сгущалась.
И тут я увидел её.
На краю парка, чуть дальше, из теней деревьев медленно вышла фигура. Она двигалась плавно, почти нереально, её белоснежная шёлковая одежда тихо колыхалась на ветру. Лицо было скрыто, но из-за плеч выглядывали несколько хвостов — пушистых, длинных. Девять хвостов. Мои мысли на мгновение замерли, и что-то из глубины моего сознания вырвалось наружу.
Кумихо.
Я слышал о них. Мифическое существо, девятихвостая лисица, которая могла принимать человеческий облик. Кумихо обладала невероятной силой, способной обманывать и манипулировать людьми. В корейской мифологии она была известна как дух, наделённый древней мудростью, но и способный на хитрость. Кумихо могла быть жестокой, но могла и помочь, если на то была её воля.
Она подошла ближе, и её взгляд остановился на мне. Её лицо, хотя и молодое, носило печать веков. Глаза, глубокие, как бездонные озёра, смотрели на меня так, будто они знали все мои секреты, все мои страхи.
— Ты не должен удивляться, — её голос был тихим, но полным силы. — Я давно наблюдала за твоей жизнью, Джинсу.
Я вздрогнул. Она назвала меня Джинсу, хотя я был Максом. Или был… я больше не знал. Но она знала.
— Кто ты? — мой голос прозвучал хрипло, будто я не говорил годами.
— Ты знаешь, кто я, — она усмехнулась. — Я Кумихо. Дух. Я была рядом с тобой с самого начала. Я видела, как ты жил, как страдал. И когда пришёл тот день, когда тебе выпала участь умереть… я решила вмешаться.
Я замер. Мои мысли вихрем проносились в голове. Умереть? Как?
— Тот Макс, о котором ты думаешь… его больше нет, — продолжила она, её голос был спокоен, словно она говорила о чём-то обыденном. — Завистники сделали своё чёрное дело. Твоя жизнь закончилась там, на той вечеринке, когда ты принял тот роковой бокал шампанского.
Я стиснул зубы. Мои руки сжались в кулаки, сердце сжалось от боли. Я знал, что кто-то меня отравил, но слышать это вслух…
— Тебе некуда возвращаться, — продолжила Кумихо, её голос стал мягче, как будто она пыталась утешить меня. — Да и небыло у тебя никого из близких. Сам же знаешь. Вся твоя жизнь была построена на людях, которые крутились вокруг тебя лишь ради того, что могли получить. Они не любили тебя, не ценили тебя по-настоящему.
Каждое её слово, как удар. Она говорила правду. Я вспоминал всех тех, кто был рядом со мной в жизни Макса, и понимал, что никто из них не был мне по-настоящему близок. Коллеги, партнёры — все были там ради выгоды.
— Я успела перехватить твою душу, — сказала Кумихо, и её голос стал серьёзным, почти величественным. — И соединила её с душой Джинсу. Теперь у тебя есть шанс жить. И как ты проживёшь эту жизнь, зависит только от тебя.
Я смотрел на неё, пытаясь осознать смысл её слов. Соединить души? Я был Джинсу, но всё это время я чувствовал, что внутри меня жил Макс. Она… она сделала это? Я был не просто жив, но жил в теле другого человека?
— У тебя есть шанс, который не даётся никому, — продолжила она, и в её голосе прозвучала мудрость веков. — Ты получил возможность начать всё с чистого листа. Ты прожил жизнь в роскоши, ты видел успех и власть. Но всё это было построено на пустоте. Теперь у тебя есть возможность увидеть жизнь с другой стороны.
Она шагнула ко мне ближе, и я почувствовал, как её слова проникают прямо в моё сознание, заполняя меня, как вода заполняет сосуд.
— Мир, в котором ты теперь живёшь, требует стойкости, — сказала она. — Ты больше не можешь полагаться на богатство или связи. Теперь ты должен стать тем, кто способен сам вытащить себя из тьмы. Ты должен научиться ценить простые вещи, научиться бороться за них.
— Но как? — прошептал я, чувствуя, как боль и страх смешиваются во мне, сливаясь в один огромный комок отчаяния. — Как мне жить теперь?
— Ты должен жить так, как никогда не жил прежде, — ответила она, её глаза блестели в темноте. — Ты должен использовать силу Джинсу — его стойкость, его любовь к семье, его жертвенность. Но ты также должен помнить о Максе — о его решимости, его умениях и знаниях. Ты — это две души в одном теле, и только от тебя зависит, как ты сможешь объединить их.
Я смотрел на неё, и вдруг всё стало на свои места. Всё, что происходило со мной, все эти терзания и страхи… это был мой новый шанс.
Кумихо улыбнулась, её глаза блестели с хитрецой, которую невозможно было разгадать. Эта лисица была древней, слишком мудрой для человеческого понимания, и её лояльность не могла быть безграничной.
— Я буду наблюдать за тобой, — сказала она, её голос теперь звучал мягче, почти дружелюбно. Но в её тоне проскользнуло предупреждение, от которого по спине пробежал холодок. — Но не думай, что можешь слишком сильно полагаться на мою помощь. В этом мире, как и в любом другом, всё имеет свою цену.
Я кивнул, не зная, что ответить. Внутри меня всё ещё бурлили эмоции — страх, замешательство, но вместе с ними пришло и странное чувство надежды. Неужели я действительно получил второй шанс? Возможность прожить жизнь заново, начать всё с чистого листа?
— И ещё одно, — она уже развернулась, готовясь исчезнуть в тенях парка, но остановилась на мгновение. — Я помогу тебе в кое-чем, но ты узнаешь об этом позже.
Её слова прозвучали загадочно, но я не стал задавать вопросов. Я не был в состоянии думать об этом прямо сейчас. Кумихо улыбнулась, развернулась и мягко, почти бесшумно, исчезла среди деревьев, её девять хвостов словно растворились в темноте.
Я моргнул и на мгновение почувствовал себя полностью опустошённым. Всё вернулось на круги своя. Парк снова был тихим и спокойным, будто ничего не произошло. Но ведь это было. Или не было? Может быть, это всё последствия переноса сознания, игра моего воображения? Или это была реальность? Как бы то ни было, ответа я не получу.
Я глубоко вздохнул, чувствуя, как холодный ночной воздух проникает в лёгкие. Мир снова стал обычным, будничным. В голове был хаос, но одно было ясно — я должен продолжать жить, и теперь моя жизнь была неразрывно связана с Джинсу. Я поднялся с лавочки и медленно пошёл домой.
Дом встретил меня тем же угрюмым, привычным видом. Небольшая квартирка, зажатая в угол старого многоквартирного дома, казалась ещё меньше, чем обычно. Вокруг было тихо, только с улицы доносились редкие звуки машин и шаги прохожих.
Я закрыл дверь и прислонился к ней, тяжело вздохнув. Вся эта сумасшедшая ситуация всё ещё казалась мне чем-то нереальным. Но стоит ли вообще пытаться это осмыслить? Это была моя жизнь теперь, и я должен был смириться с этим.
— Джинсу? Это ты? — раздался слабый голос из спальни. Моя мать.
— Да, мам, это я, — ответил я, стараясь придать голосу бодрости, хотя внутри меня всё кипело. Я медленно пошёл в её комнату, стараясь не разбудить ненужные вопросы.
Мать лежала на кровати, её лицо было бледным и ослабленным. Она выглядела ещё хуже, чем обычно, и я почувствовал, как внутри всё сжалось от боли. Боль, которую, кажется, чувствовал Джинсу, но теперь она стала и моей. Она с трудом подняла голову, и я сразу увидел, как ей тяжело.
— Ты голодна? — спросил я, подходя ближе.
— Нет, не беспокойся, сынок… — её голос был тихим, почти шёпотом. Но я знал, что это неправда. Ей нужно было поесть. Её организм был слишком слабым, чтобы долго обходиться без еды.
Я направился на кухню, доставая продукты. Скудный набор — немного риса, несколько овощей и немного мяса. Не густо, но достаточно, чтобы приготовить простую, но питательную еду. Я действовал на автомате, руки сами находили необходимые ингредиенты и приборы. Ещё несколько часов назад я не имел ни малейшего представления, как готовить что-либо, кроме яичницы, но теперь… всё было иначе. Жизнь Джинсу подарила мне его навыки.
Когда еда была готова, я вернулся к матери и помог ей сесть, осторожно поднеся тарелку.
— Вот, поешь немного. Это поможет тебе почувствовать себя лучше, — сказал я, пытаясь улыбнуться, хотя внутри всё переворачивалось.
Она кивнула, медленно начала есть, её руки дрожали от слабости. Я молча сидел рядом, наблюдая за ней, чувствуя, как внутри разрастается боль. Как могло так случиться, что она оказалась в таком состоянии? Как мог Джинсу жить с этим каждый день, зная, что её здоровье зависит только от него, от его способности работать и обеспечивать её?
Когда она закончила есть, я помог ей снова лечь и укрыл одеялом. Её глаза медленно закрылись, и вскоре она заснула. Тяжёлый, глубокий сон. Я сидел рядом с ней ещё несколько минут, глядя на её ослабленное лицо. Мать… Теперь это была моя мать. И я должен был позаботиться о ней.
Позже вечером, когда я сидел на кухне, обдумывая всё произошедшее, дверь тихо открылась. Это была Хана. Её лицо выглядело усталым, но в глазах был тот знакомый огонёк — стремление к успеху и желание чего-то большего. Она была тем человеком, ради которого Джинсу отдавал все свои силы, и теперь это стремление к её успеху передалось и мне.
— О, привет, оппа, — она улыбнулась, закрывая за собой дверь. — Как мама?
— Она уже спит, — ответил я, стараясь не выдавать своего замешательства. Я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Мысли о том, что я не был настоящим Джинсу, ещё не давали покоя, хотя я уже принимал эту роль.
Хана присела за стол, устало потирая лоб. На столе лежали её книги и тетради, кажется, она снова готовилась к учёбе.
— Ты выглядишь усталой, — заметил я, пытаясь заговорить, чтобы отвлечь себя от собственных мыслей.
— Да, у нас сегодня был факультатив по экономике… — она вздохнула, недовольно поморщившись. — Ничего не понимаю в этих расчётах и показателях. Зачем нам вообще это учить?
Я чуть было не рассмеялся. Макс внутри меня зашевелился. Экономика? Это был мой хлеб. В мире Макса я решал задачи, с которыми многие не могли справиться. И теперь, несмотря на тело Джинсу, эта часть меня сохранилась.
— Давай посмотрю, — сказал я, протягивая руку к её учебникам. Хана подняла на меня удивлённый взгляд.
— Ты? — она нахмурилась. — Но ты же никогда ничего не понимал в этом…
— Ну, попробуем, — усмехнулся я, не придавая особого значения её словам. Я открыл тетрадь и начал изучать расчёты.
Несколько минут спустя, я уже давал ей советы, объясняя, как правильно сделать расчёты, как найти ошибки и исправить их. Хана смотрела на меня с открытым ртом, не веря своим ушам.
— Оппа, ты серьёзно? — она смотрела на меня так, будто видела призрак. — Ты когда успел так разобраться в экономике?
Я улыбнулся про себя. Конечно, она не знала, что перед ней сидел не просто её брат, а человек, который провёл всю свою жизнь, решая финансовые кризисы. Но я не собирался ничего объяснять.
— Просто бывает так, что что-то вдруг становится понятным, — ответил я, отложив тетрадь. — Теперь тебе будет легче, правда?
Она кивнула, всё ещё удивлённая, но благодарная.
Перед сном я долго ворочался, обдумывая свои варианты. Идти на улицу, мести дворы и развозить флаеры… Это было бы привычно. Ведь Джинсу так жил всегда — истязая себя до полного изнеможения, поднимаясь с рассветом, чтобы заработать хоть какие-то деньги, пусть даже на самых унизительных работах. Но теперь… теперь это было и моё тело. И я чувствовал, как оно стонет под тяжестью той жизни, которую вел Джинсу. Оно просило отдыха, оно нуждалось в том, чтобы хотя бы раз за многие годы получить передышку. У меня было ощущение, что если я не дам ему этого, оно просто сдастся.
— Нет, сегодня я сделаю по-другому, — прошептал я в темноте, словно давая себе обещание.
Решено. Я займусь анализом. Это был единственный путь, который я знал — использовать мозг вместо того, чтобы снова загонять себя в угол физическим трудом. Раз Джинсу был слишком слаб, чтобы изменить свою жизнь через силу, то я, Макс, изменю её через разум. Тело получит заслуженный отдых, а я подготовлюсь к завтрашнему дню.
Я лёг на спину, уставившись в потолок. В этот момент мои мысли начали выстраивать иерархию тех, кто был в нашем офисе. Если я собирался изменить свою жизнь, то мне нужно было понимать, кто стоит на пути к успеху, а кто может стать союзником.
Наш офис был чуть ли не самым низшим в иерархии корпорации. Это было почти как бункер, в который спускались только тогда, когда нужно было сделать грязную работу. Мы были самым нижним звеном, на нас валили всё то, что не хотели делать в других, более престижных отделах. И это создавало определённую атмосферу.
Начальник отдела… Как его зовут? Кажется, Ким Сончоль. Этот человек был для всех сотрудников царём и богом. Он вел себя так, как будто управлял огромной корпорацией, хотя в действительности его власть простиралась лишь до границ нашего небольшого отдела. Его лицо всегда казалось угрюмым, и было трудно понять, что он думает. Он был бескомпромиссным и требовательным, всегда ждал от нас результатов, но при этом никогда не был открыт для диалога. Мы для него были пешками, не больше.
За ним шёл заместитель начальника, Чон Минсу. В отличие от Сончоля, Минсу казался менее строгим, но это не значило, что он был легче в общении. Он всегда действовал по указке начальника и никогда не шел против него. Он словно был его отражением, но без харизмы или страха, который внушал Сончоль. В его обязанности входили все технические задачи, и он курировал большинство отчётов, которые мы готовили. Завтра именно Минсу должен был отчитываться за отчёт, который должен был быть готов к трём часам дня.
Далее были обычные сотрудники — те, кто, как и я, занимался рутинной работой. Среди них я видел несколько потенциальных союзников, но и немало тех, кто был скорее склонен к тому, чтобы топить других ради своего продвижения. Моя коллега Со Миён была одной из немногих, кто всегда сохранял доброжелательный настрой. Она часто помогала мне и другим сотрудникам с их задачами, но при этом сама редко выходила из тени. Другие же, как Пак Джихён и Ли Хёнджин, всегда стремились доказать свою значимость перед начальством. Они не упустили бы шанса предать любого из нас, если бы это принесло им выгоду.
Мне нужно было чётко прикинуть свои шаги. Теперь я не мог позволить себе быть тем, кем был Джинсу раньше — тенью, которую никто не замечает. Я должен был начать действовать, и действовать быстро. В этом мире, в этом офисе, никто не даст второго шанса. Я не могу ждать. Уже завтра я должен сделать первый шаг.
Я закрыл глаза, чувствуя, как усталость наконец начинает брать своё. Мои мысли продолжали работать даже на грани сна. Мне нужно было придумать план на завтра. И я уже знал, с чего начать.
Я почти погружался в сон, когда меня пронзила мысль. Завтра… Завтра отчёт! Как я мог забыть? К трём часам дня нужно было подготовить отчёт, и Чон Минсу должен был отчитаться по нему перед начальником. Если отчёт будет готов и безупречен, это может быть моим шансом. Если я помогу с ним, если я проявлю себя как надёжный сотрудник, это может дать мне небольшую, но важную фору. Минсу вряд ли захочет брать на себя ответственность за провал отчёта, а значит, ему потребуется помощь. И я мог бы предложить её.
Эта мысль разбудила во мне новый заряд энергии, несмотря на усталость. Я уже чувствовал, что завтра должен быть активным, но теперь у меня была более чёткая цель. Я должен помочь с отчётом. И если сделаю это правильно, возможно, завтра всё изменится.
С этими мыслями я, наконец, позволил себе закрыть глаза и погрузиться в сон.