Клуб гурманов

22

На мобильном высветилось, что у меня два сообщения. Один звонок на автоответчик и одно SMS от Симона. Я сразу открыла его:

Меня пронзила волна облегчения, и ни секунды не сомневаясь, я ответила, что приеду. Он думал обо мне. Он меня успокоит.

На автоответчике была Анжела.

«Я пытаюсь тебя найти, но тебе, видимо, не хочется говорить по телефону. Я знаю, что ты дома, я встретила Михела у школы. Здесь Бабетт и Патриция… Ты, наверное, уже слышала, что вообще тут творится. Ну, короче, мы хотим, чтобы ты тоже пришла».

Я стерла сообщение и швырнула мобильный на кровать. Внизу раздавались звонкие милые голоски Аннабель и Софи, которые визжали от восторга и возились со своим папой. Я достала из шкафа чистые джинсы и толстый синий свитер, который всегда надевала, если мне нездоровилось, натянула теплые носки и высушила феном волосы. Потом я спустилась по лестнице, потискала дочек, они согрелись и вспотели. Михел старался не встречаться взглядом со мной, а я с ним. Напряжение висело между нами как магнитное поле. Мы упрямо молчали, пока девчонки не убежали с кухни принести поделки, которые смастерили в школе, и радостно подскочили, когда они вернулись обратно. Сияющая Софи сжимала в руке бумажный тюльпан, а Аннабель размахивала большим листом, на котором она нарисовала снеговика. Я сказала, что горжусь ими, и крепко прижала к себе, после чего они помчались к себе в комнату смастерить еще что-нибудь.

— Я поеду к Анжеле, — свысока сказала я и ушла, не попрощавшись с Михелом. Я понимала, что сама должна прекратить эту ссору, ведь я ее заварила, но пока не могла найти на это силы. Все в нем меня раздражало. То, как он колотил себя в грудь, доказывая, как тяжело он работает. Его упреки, что он делает все это лишь для того, чтобы угодить мне. Эти прозрачные отговорки, которыми он прикрывался, чтобы свести на нет любой разговор о том, что он редко бывает дома. В какое отвратительное клише превратился наш брак. Про нас можно было писать в дамский журнал под заголовком «как не надо жить».

— Привет! — закричала я нарочито бодро, входя к Анжеле.

Бабетт и Патриция с мрачными лицами сидели за огромным дубовым столом, потягивая белое вино со льдом.

— Как чудесно тепло у вас здесь, — продолжала тарахтеть я, расцеловав всех по очереди. — На улице такая холодина. Не дождусь, когда уже наступит апрель, и не надо будет каждое утро искать шапки, шарфы и варежки!

Моя возбужденная трескотня сломала сдержанную холодную атмосферу, царившую в этой комнате. Только Патриция осторожно улыбнулась мне, Патриция и Анжела смотрели на меня как два обиженных ребенка. Анжела молча налила в бокал вина и подвинула мне.

— Лед? — резко спросила она, не глядя на меня. Я покачала головой, неловко улыбаясь. Дело было плохо.

— Давайте не будем тянуть, — начала Патриция, дрожа от напряжения. — Мы уже говорим об этом полдня, мы все совершенно в шоке. Полиция арестовала бухгалтерию Симона. Они были в конторе и у нас дома. В данный момент они потрошат мой дом. То же самое происходит сейчас и у Иво. Просто слов нет это описать! Как будто ему мало неприятностей! Это чудовищно. Эта жуткая Дорин Ягер, жирная лесбиянка, подлым образом обвинила Симона… Что ты ей, черт возьми, такого сказала?

Я отпила глоток и перевела дыхание.

— Ничего. Я клянусь тебе, я ничего ей не говорила. Она намекала мне, что мы все прикрываем друг друга, я разозлилась и ушла. Это все, что произошло. Я думаю, она ведет с нами какую-то игру. Она хочет настроить нас друг против друга, чтобы мы стали друг друга обвинять. Она придумала себе какую-то теорию и теперь пытается ее доказать, я думаю.

— Она откровенно сказала нам, что ты выразила сомнения по поводу падения Ханнеке. И ты напрямую сказала ей, что у Ханнеке были отношения с Эвертом…

Я яростно замотала головой.

— Вот сука! Это неправда. Бабетт, честно, я же обещала тебе хранить тайну, я так и делала…

Бабетт отвела глаза и стала отстраненно вертеть в руках стакан. Анжела перебила меня:

— Мы все знаем, как ты не умеешь хранить секреты, Ка.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты сама понимаешь.

— Нет, не понимаю. Назови хоть один пример.

— Ты когда-то разболтала, что кто-то видел Кейса в Амстердаме с одной блондинистой девкой…

Я обалдела. Я с трудом припоминала эту историю. Ее мне рассказала какая-то школьная мамаша в кафе после новогоднего утренника. Одна из ее подруг видела Кейса на юге Амстердама[3] за руку с молодой женщиной. Позже в припадке доверия я рассказала об этом Ханнеке. Естественно, взяв с нее обещание, что это останется между нами. Но ведь как бывает между подругами? Бокал вина, и чтобы поддержать доверительную атмосферу, ты выбалтываешь все на свете. Но я никак не думала, что именно эта новость так разнесется по миру.

— Да это была просто сплетня, которую я слышала от кого-то. Я даже не восприняла это всерьез. Ты права, надо было держать язык за зубами. Но разве такие вещи подходят под определение «тайна»? Вы никогда о таком не болтаете?

Я посмотрела на всех по очереди, ища поддержки или понимания, но они все трое сердито смотрели в бокалы, в которых звенели льдинки.

— Давай начистоту. Ты всегда считала, что ты слишком хороша для нашего круга, — раздраженно сказала Патриция.

Мои щеки горели, как будто у меня была температура.

— Это что еще за новость? Да перестаньте, мы же подруги! Это похоже на третьесортный допрос!

Мой голос застрял в горле. Я понимала, насколько фальшиво было то, что я собиралась сказать. Ведь они были правы. Мне нельзя было доверять, я была лживой, предательницей. И как я посмела говорить высокие слова о дружбе, когда сама еще прошлой ночью трахалась с ее мужем?

— Ты другая. Ты считаешь, что ты всегда права. Ты гордишься, что ты работаешь, у тебя образование, что вы такие творческие. Иногда ты явно даешь понять, что считаешь нас поверхностными. Ты и Ханнеке, вы всегда смеялись над нами. А когда дошло до дела, вы нас предали.

— Я не поняла. Каким образом Ханнеке вас предала?

Наверху вдруг раздался грохот и детские крики.

Анжела встала, пошла в холл и крикнула наверх, чтобы они не смели прыгать с верхней кровати. Мы неловко улыбнулись, обрадовавшись, что напряжение немного спало. Она вернулась и с силой положила руки мне на плечи.

— Ты имеешь в виду еще что-то, кроме того, что она спала с Эвертом и испортила его похороны, напившись и закатив истерику? Мы потом еще поговорили с ней, Патриция и я…

— Вы? Когда же? — удивленно спросила Бабетт, как будто только что проснулась.

— В то утро, когда она… — Она провела ребром ладони по шее, и от этого жеста меня чуть не стошнило.

— Она звонила Патриции рано утром. Не для того, чтобы принести извинения, мягко выражаясь. Она обложила нас последними словами.

Патриция почесала в затылке и закончила рассказ Анжелы.

— У меня получилось ее успокоить, и мы договорились встретиться в той кофейне на П.С.Хоофстраат[4] и обо всем поговорить. Но я ее боялась, честно сказать. Поэтому попросила Анжелу пойти со мной. За кофе…

— При этом она в пол-одиннадцатого утра заказала самбуку, — добавила Анжела со злостью во взгляде.

— Она говорила ужасные вещи, которые я не хочу повторять. Да и нет в этом смысла. В любом случае, мы смогли ее убедить, что это опасно, в таком эмоциональном состоянии навешивать на всех обвинения. Мы расстались довольно хорошо. Она обещала обратиться за помощью и в этот же вечер вернуться домой.

— По-моему, Карен и я имеем право знать, что она все-таки сказала, — отозвалась Бабетт и незаметно взяла меня за руку в знак солидарности.

— Нет, — категорично отрезала Патриция. — Я думала об этом, но я не хочу вас этим загружать. Это плоды воспаленного мозга усталой женщины, но это может иметь огромные последствия, если о них пронюхает полиция. Они уже несколько лет ждут, как уничтожить Симона. Это цена, которую надо платить за успех. Только высунь голову из общей массы, и они сделают все, чтобы тебя прикончить. Поэтому, Карен, этот разговор так важен. Если ты хоть немного желаешь добра Ханнеке и Иво, мне и Симону, то не говори больше с полицией. Здесь, между нами, можно обсуждать что угодно. Но там держи язык за зубами.

— Уже поздно, — пробормотала Анжела, как в мелодраме.

— Насколько я понимаю, Ханнеке сказала что-то о Симоне, — сказала я.

— Возможно, вы вдвоем уже вдоволь насплетничались на эту тему, и тебе тоже известно, что у Симона и Эверта были деловые разногласия. Они их разрешили, но теперь полиция увидела в этом мотив.

Бабетт ударила ладонью по столу.

— Я не могу это слышать! Давайте прекратим! Карен моя подруга, вы мои подруги… — Она по очереди посмотрела на нас глазами, полными слез. — Я верю Карен.

— В таком случае я тебе скажу, что с меня тоже хватит. Всего этого! И не только с меня! — сказала Анжела. Она посмотрела на Патрицию, которая терла свой маленький нос пальцами с коричневым маникюром. Она выглядела грустной и разбитой.

— Полиция знает, что вы с ней встречались? — спросила я.

— Нет! И это их не касается! Мы хорошо попрощались с Ханнеке, она вернулась в отель собрать вещи. С нами ехать она не захотела. Мы не сталкивали ее с балкона.

— Но это очень важно для следствия! — мой голос сорвался.

— Если мы расскажем полиции, они тут же захотят знать, о чем был разговор. И кому от этого станет лучше? Эверта и Ханнеке мы этим не вернем, а неприятностей только прибавится. Карен, здесь не идет речь об убийстве, это просто трагическое стечение обстоятельств. Два человека в нашем кругу один за другим выбирают смерть. Почему мы должны за это расплачиваться? — сказала Патриция. — Мне кажется, нам надо немного отдохнуть друг от друга, Карен. Я должна сконцентрироваться на том, чтобы Симону вернули его честное имя. За это я буду сражаться. И ссоры с тобой мне ни к чему.

К глазам подступили слезы, я старалась не заплакать.

Патриция закатывала глаза и надувала губы. В ней появилась какая-то жесткость.

— Я думаю, Карен, ты тоже в нас сомневаешься, как и мы в тебе. И поэтому, как мне кажется, то, на чем держалась наша дружба, исчезло. Симон очень серьезно дискредитирован. Ты утверждаешь, что не имеешь к этому отношения… Не знаю. Кроме того, репутация Симона подпорчена навсегда. Люди скажут, нет дыма без огня. А ведь он вам только помогал. Он такой человек. Согласись, Карен. У вас ведь дела пошли в гору только после того, как он вступил в предприятие Михела.

Я смотрела в одну точку, размышляла и чувствовала, что становлюсь спокойнее. Патриция была права. Я сомневалась в них, и этот отвратительный разговор все только подтвердил. Туман в голове рассеялся, меня как будто ударило током, и я увидела все совершенно отчетливо. Я потеряла саму себя с этими людьми. Тепло, доверие, любовь друг к другу — все это было лишь у меня в голове. Мы восхищались друг другом в обмен на восхищение. А теперь волшебство рассеялось, на поверхности оказалась лишь голая правда. Один был мертв, другая тяжело ранена, и нельзя было задавать вопросов на эту тему.

— Насколько я поняла, Патриция, ты прекращаешь нашу дружбу…

— Я не выношу предательства. То есть, если ты хочешь выставить все именно так… Да, я думаю, ничего другого не остается.

— Я присоединяюсь, — добавила Анжела.

Я встала и заставила себя улыбнуться.

— Да что же это за идиотизм? Я не хочу так! Патрис, Анжела! Вы же не можете так поступить после всего, что случилось? Вы мне нужны! Карен, подожди, останься…

Бабетт вскочила и удержала меня уже у двери.

— Мы же можем все уладить между собой. Не иди на поводу! Может, если ты извинишься…

— Они обвиняют меня в том, чего я не делала, и я сейчас задаю себе вопрос, почему я этого не сделала. Твой муж умер. Моя подруга почти… Все не так, Бабетт, здесь всё, черт возьми, не так! На самом деле они правы. Доверия больше нет. Я отчаянно цеплялась, я хотела верить, что с Ханнеке случилось несчастье, но я не могу закрыть глаза на факты.

— Подожди, я с тобой…

Бабетт побежала в комнату и неловко попрощалась. Я услышала, что она не хочет вставать между нами, на что Анжела едко ответила, что в этом нет надобности, ведь каждый должен сделать свой выбор.