Клуб гурманов

5

Ханнеке в шерстяном красном платье, с бокалом вина в руке, открыла мне дверь своего дома на Блумендейкье. Она радостно обняла меня и воскликнула, что я выгляжу супер и как здорово, что я пришла.

Я не знала, что надеть на эту первую встречу и выбрала строгую черную юбку и джемпер; с простыми черными лодочками это выглядело лаконично и ненавязчиво, Михел всегда считал меня в этом наряде неотразимой. Поднятые вверх волосы и ожерелье из искусственного жемчуга были неким заигрыванием с пятидесятыми годами, что, как я надеялась, должно было сообщить окружающим, что у меня есть чувство юмора и я совсем не серая мышка. Но теперь, в этом впечатляюще огромном холле, рядом с сексуальной и модно одетой Ханнеке, я вдруг почувствовала себя ничтожной и банальной.

Мы подошли к стеклянной двери, по обеим сторонам которой, как почетный караул, стояли два терракотовых горшка, в которых росли какие-то диковинные растения. В стуке наших каблуков по бетонному полу холла было что-то зловещее, казалось, это еще больше подчеркивало наше неловкое молчание. Мне так понравился минимализм в оформлении дома Ханнеке, что я даже не нашла подходящих слов, чтобы сказать об этом.

За длинным деревянным столом сидели три женщины, их разговор сразу же прекратился, когда мы вошли в кухню-столовую. Я даже не сразу сообразила, в какую сторону смотреть. То ли на гигантский кухонный остров нержавеющей стали, то ли на женщин, которые искоса разглядывали меня с ног до головы, то ли на столовую размером с бальный зал, в которую, казалось, никогда никто и не заходил. Гигантомания — это явно был стиль Ханнеке. Даже бокалы для вина были просто ведра на ножках. Толстые разноцветные свечи стильно освещали кухню и комнату.

Я подошла знакомиться — сначала к Бабетт, высокой, стройной женщине, удивительно загорелой для этого времени года; потом к Анжеле, темноволосой и пухленькой, и, наконец, к Патриции, маленькой и хрупкой. Кудри баклажанового цвета как будто танцевали вокруг ее лица. Ханнеке вновь надела фартук и подошла к плите.

— Вот и чудно, садись, — воскликнула она. Я осторожно придвинулась к Анжеле, которая рассказывала что-то о книге по спиритизму, которую читала. Бабетт первая обратилась ко мне, спросив, как мне нравится жить в этом захолустье.

Я ответила, что дела налаживаются, начинаю привыкать. Она спросила, как давно мы здесь живем.

— Почти два года, — сказала я и почувствовала, что слегка краснею.

— Так давно? А я тебя никогда не видела. А в какую школу ходят твои дети? — Из уст Анжелы эти слова звучали как допрос с пристрастием.

— В Кивите.

— Странно, я никогда тебя там не видела…

После этого в комнате нависла неловкая тишина, я почувствовала, что сказала что-то невпопад. Ханнеке из-за своих кастрюль прокричала, что Патриция живет здесь всего неделю. В том потрясающем белом доме, прямо за школой, рядом с лесом.

— И мне здесь так нравится, — воскликнула Патриция. — Такая тишина… Лес прямо у порога. Можно парковаться, где хочешь. У меня такой классный дом. Во многом благодаря Ханнеке! Правда, девочки, если когда-нибудь будете делать ремонт или переезжать, приглашайте Ханнеке. Она просто супер. За тебя, Хан!

Мне протянули большой бокал белого вина, и мы выпили тост за здоровье нашей хозяйки. Впервые за много лет мне ужасно захотелось сигарету, за которой я могла бы спрятаться, так же как они.

Мы ели хрустящий теплый хлеб, салат из моцареллы, пармскую ветчину и инжир, жаренные на гриле королевские креветки, свежую пасту и жирный, острый сыр. Вино сделало свое дело, и после нескольких бокалов мы уже вовсю болтали о школе, детях, теннисном корте и на другие беспроигрышные темы. Оказалось, что Анжела и Бабетт играют в теннис в одном клубе, и это дало повод для долгого разговора о теннисных турнирах и тренерах. Они разъяснили мне, что я уже полтора года хожу в самый дрянной клуб во всей округе, и мне нужно скорее записаться в теннисное общество «Дюны», где занимаются они, а уроки надо брать только у тренера Денниса, потому что он действительно классный.

— Теннис у Денниса, — захохотала Анжела. — Лучше и не придумаешь!

— Девочки, вам что, делать больше нечего, только в теннис играть и о теннисе трепаться? — крикнула Ханнеке из-за плиты, держа сигарету во рту и пытаясь переложить яблочный торт с противня на блюдо.

— А что тебе в этом не нравится? — спросила Анжела.

— Я терпеть не могу спорт и всякую болтовню про спорт. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Одним движением она поставила на стол восхитительно пахнущий, дымящийся яблочный торт.

Анжела нервно затянулась сигаретой:

— Я хотела спросить, тебе не нравится, что нам «делать больше нечего»? Мне показалось, ты как-то болезненно воспринимаешь это?

Опять повисла неловкая тишина, которую я попыталась заполнить легкомысленной чепухой.

— Да ты что, конечно, нет, все нормально, это ведь каждый сам себе выбирает. Боже мой, какой потрясающий торт, ты сама все сделала? — тараторила я, малодушно пытаясь сменить эту тему, потому что знала из опыта, что ни к чему хорошему такие разговоры не приводят.

Ханнеке пожала плечами и вонзила в торт нож:

— В любом случае, я очень рада, что у меня в жизни есть другие дела.

Анжела состроила постную мину:

— А я считаю, что сидеть дома ради детей — самое благородное занятие на свете.

— Я и не думаю опять возвращаться на работу, — ехидно добавила Бабетт. — После моей последней работы я решила никогда в жизни никуда не наниматься.

— У тебя, наверное, была ужасная работа, — сказала я, слегка сбитая с толку уверенностью, с которой она это сказала.

— Спортивный магазин Эверта, моего мужа. Мы там и познакомились. Просто отвратительно. Не Эверт, конечно, а работа. Быть продавщицей.

Ханнеке поймала мой взгляд и закатила глаза.

— Бывает и приятная работа, — сказала я. — Кроме того, мне нравится быть финансово независимой от мужа, меня это очень вдохновляет. Я считаю, если хочешь равноправия в семье, зарабатывать должны оба.

— Значит женщины, которые не работают, вот мы, например, — Анжела показала на Бабетт и Патрицию, — менее полноценны, чем те, которые работают? Хотя мы делаем столько нужных вещей — смотрим за детьми, занимаемся хозяйством, помогаем школе…

— Не менее полноценны в человеческом плане, но в семейных отношениях… Тот, кто зарабатывает деньги, у того часто и власть.

Бабетт громко рассмеялась.

— Э-э, а вот это — не про нас. Хотя мы не зарабатываем ни цента, мужья у нас под каблуком.

После горьковатого эспрессо у пылающего камина Анжела стала прощаться первой.

— Завтра в восемь надо везти детей на хоккей, хочу хоть немного выспаться. Классный вечер, Ханнеке. Все очень вкусно. Здорово поговорили. Хорошо бы повторить.

Она поцеловала нас всех, а меня вдобавок и ущипнула за щеку:

— Пока. Приятно было познакомиться. Надеюсь, будем встречаться чаще, нам есть что обсудить.

После выпитого вина казалось, что мы знаем друг друга не один вечер, а многие годы.

— Подождите! — закричала Патриция. — Пока не разошлись: на следующей неделе мы с Симоном устраиваем вечеринку, что-то вроде новоселья, будет здорово, если вы тоже придете. С мужьями, разумеется. Мне теперь очень любопытно на них взглянуть.

Я тоже встала, на душе было неспокойно от кофеина, алкоголя и от волнения. Больше всего хотелось прижаться к Михелу и рассказать ему обо всем, что произошло в этот вечер. Впервые с тех пор, как мы уехали из Амстердама, я почувствовала себя в какой-то степени счастливой. Теперь все будет хорошо. Наконец-то у меня появились подруги, и не страшно, что они совсем не такие, как я. Все мы женщины, матери, жены, активно стремящиеся к кипучему общению.

Я просто пела, когда вскочила на свой велосипед и осознала, что жизнь за городом тоже имеет свою прелесть. Лягушки квакают. В воздухе стоит запах свежескошенной травы и дыма от каминов. На небе висят звезды и здоровенный месяц. Я больше не чувствовала себя маленькой и ничтожной на фоне пейзажа, я чувствовала себя его полноценной частью. Я жила здесь. Я ехала по гравиевой дорожке и улыбалась. И полжизни у меня не позади, а впереди.

На обочине был припаркован черный «гольф», из окна которого вилась тонкая струйка дыма. Поравнявшись с ним, я увидела, что за рулем, бессмысленно уставившись перед собой, с сигаретой во рту сидит Анжела. Я остановилась и спросила, все ли в порядке. Она сделала затяжку и засмеялась:

— Я просто вспоминаю вечер и докуриваю последнюю сигарету. Дома я не курю, а то Кейс просто бесится.

— А… О'кей. — Я не знала, что еще сказать.

— Надеюсь, ты не собираешься посреди ночи одна ехать домой на велосипеде? Садись, я тебя отвезу.

Я уже много лет в одиночку ездила на велосипеде по ночам, и никогда не было никаких проблем. Но хотя мы с Анжелой были едва знакомы, я предполагала, что мой отказ она воспримет как обиду.

— Оставь велосипед здесь. Завтра заберешь.

— О'кей, — сказала я и пошла к забору, чтобы поставить велосипед.

Машина Анжелы была новой и пахла табаком. Она включила первую передачу и рванула вперед, вниз по Блумендейкье.

— Как тебе понравилось?

Она энергично переключила на третью передачу, потом на четвертую. Мы ехали по крайней мере 80 километров в час по польдеру, с канавами по обеим сторонам.

— Потрясающе. Нет, правда, здорово, что мы познакомились. Вечеринка на следующей неделе! У нас опять появится социальная жизнь! Мне так этого не хватало! А тебе?

Анжела показала на пачку «Мальборо», которая лежала у нее в бардачке, и я дала ей сигарету. Она зажгла ее автомобильным прикуривателем.

— Было очень мило. Хотя я и чувствовала, что ты на меня немножко нападаешь. Из-за работы и все такое.

— Не бери в голову. Это больше моя собственная боязнь потерять независимость. Быть самостоятельной — я впитала это с молоком матери, отец бросил ее с двумя детьми, не оставив ни цента.

— Да, действительно, какая разница. Может, это даже лучше, что мы все такие непохожие.

Она нажала на газ. Сейчас мы ехали уже под сто. Если бы мы были лучше знакомы, я в шутливой форме попросила бы ее ехать помедленнее.

— А эта Бабетт… Ты давно ее знаешь?

— Около года. Не очень близко. Наши мужья хорошо знакомы. Вообще это первый раз, когда мы встречаемся вот так, без мужей. А что?

— Не пойму, что она за человек.

Я сразу же пожалела, что сама придала разговору такой оборот. Я не хотела, чтобы меня воспринимали как сплетницу.

— Иногда она немного переигрывает. От неуверенности в себе, я думаю. Она раньше была замужем за каким-то негодяем, который еще и постоянно следил за ней. Она мне как-то рассказывала об этом. Но мне, честно говоря, гораздо сложнее с Ханнеке. Она как начнет…

— Ханнеке рубит правду в глаза. Мне-то как раз это нравится…

— Да, это мило. Пока не разделает тебя саму под орех. Но тебя она не тронет, потому что ты ей интересна. Ты работаешь. И муж у тебя телепродюсер. Тоже интересно.

Это был совсем не тот разговор, которого я ждала. У меня от него возникло какое-то гнетущее чувство.

— Ну, ладно. Не будем судить так поспешно. А вот клуб гурманов в любом случае — прекрасная мысль. Как ты думаешь, не скинуться ли нам всем на подарок Симону и Патриции?

Мы въехали в центр деревни — вдоль дороги стояли знаки с ограничением скорости до 30 километров. Она чуть убавила газ.

— Прекрасная мысль.

— А ты видела дом, который они построили?

— Я как-то проезжала мимо, он просто огромный.

— Так Симон ведь мультимиллионер. Он в списке журнала «Квот».

— Значит, вечеринка будет классная…

— Я тоже так думаю. Потрясающе, правда? — Анжела просто сияла. — Я думаю, надо поручить Ханнеке заняться подарком. Она наверняка что-нибудь придумает, она же дизайнер по интерьерам. — Последнюю фразу она произнесла с явной издевкой.

— Мы с Михелом уже сто лет не были на вечеринках. Так хочется пойти. Надеюсь, там будут танцы.

Анжела притормозила и повернула направо, на нашу улицу.

— Ну вот, в целости и сохранности, — сказала она со смехом.

Она нагнулась ко мне, и мы поцеловали друг друга три раза. Потом она посмотрела в окно.

— Какой прелестный домик! — оживленно воскликнула она. — Я тебе позвоню, договоримся насчет тенниса! Ну, до следующей недели! Спокойной ночи!

Я вышла из машины, мягко захлопнув за собой дверь, и помахала ей рукой.