Я хватаюсь за ручку двери и на какой-то вырванный из пленки миг шум, гам и хаос внутри достигает своего апогея, грозясь проткнуть своей напряжённостью мои перепонки. Я вырываюсь из здания, словно вырвавшийся из плена пленник, плотно закрываю за собой дверь, и весь шум вдруг исчезает, оставшись глухо галдеть за разделяющей нас преградой. Затхлый воздух сменяется запахом летнего города вперемешку с сахарной ватой, бензином и запахом зеленых деревьев.
Я выхожу на улицу и опускаюсь на ступени крыльца. Люди смотрят на меня осуждающе, мол, приличная барышня не может себя так вести, просто сесть на ступеньки в юбке и каблуках посреди белого дня, но никто не осмеливается подойти и сказать мне это в лицо. Вероятнее всего они забудут обо мне уже через пять минут, я же не могу собрать себя по кусочкам. Вчера, долго стоя у дверей его номера, я так и не смогла решить, хватит ли у меня смелости продолжить то, что произойдет между нами, переступи я порог его номера. Как будто между нами кто-то поставил взрывчатку и взрываясь, она разбросала нас по разные концы баррикад. Что-то разделило нас, есть что-то ещё в его открытом взгляде, словах и поступках. И я знаю, что. Наверное, вы скажете, что в прошлом копаться уже нет смысла, а может именно в нем ключ нашего спасения. То, что произошло пять лет назад, — мне казалось, что так не бывает. Точнее, может быть, с кем-то в кино или даже, может, в реальности с мифически живыми людьми, которые дышат полной грудью и падают в бездонные пропасти риска с головой. Но никак не со мной. Не в этой жизни. Мы оба больше не те юные максималисты, которые клялись вместе пройти огонь, воду и медные трубы. Мы больше не дети.
Я роняю голову и утыкаюсь лбом в колени. Через пару минут из помещения доносятся глухие звуки, затем открывается входная дверь, из-за чего они прибавляют громкость до максимума, и кто-то ненадолго застывает в дверном проёме. Затем дверь закрывается и все звуки вновь исчезают. Время останавливается. Я не шевелюсь. Том ступает ближе и тяжело опускается рядом. Я слышу его дыхание. Я слышу перекликающийся гул прохожих и проезжающих мимо машин.
— Я даже не знаю, что тебе сказать, Ким, — тихо произносит он.
Что ж, зато честно.
— Тогда не говори ничего, — глухо отзываюсь я.
Сегодня это был полный провал. Интервью вышло вовсе не профессиональным и отточенным, как я это стараюсь делать всегда, но сейчас там даже монтировать нечего. Я не могу собрать себя по кусочкам.
Я чувствую на себе взгляд Тома. Мне кажется, в нем есть толика сожаления.
— Знаешь, тут рядом есть славный ресторанчик…
— Том, не надо, — я отрываю голову от колен и смотрю ему в глаза. Я качаю головой. — Если уж мы с тобой договорились не выходить за рамки рабочих отношений, то давай будем придерживаться своих же правил.
Его брови взлетают вверх.
— Ким, я же просто поддержать тебя хочу. Без задней мысли.
— Том, не надо.
Он сглатывает и утыкает взгляд на свою камеру. Некоторое время он думает о чем-то своем. Губы Тома неожиданно трогает горькая усмешка:
— Так сильно любишь его?
Я не знаю, что ответить ему. Когда вы работаете вместе больше года, когда вы сильно сдружились и поддерживаете друг друга в бедах, то есть большая вероятность того, что кто-то один влюбится в другого. И из нас двоих это явно не я.
— Он так на меня смотрел, словно собирается на ужин съесть мое сердце и закусить почками. Я уже боюсь попадаться ему на глаза.
— Ну вот и отлично, — пользуясь моментом, я выхватываю из его рук свою сумочку, которую забыла внутри, я встаю, приспускаю вниз юбку и забрасываю на сумочку плечо, а затем смотрю ему в глаза. — Значит, сегодня я обойдусь без твоего вечно неисправного автомобиля.
Он сопровождает всё это изумленным взглядом.
— Ким, — брови Тома настороженно изгибаются. — Ты что к нему собралась?
Я недвусмысленно улыбаюсь.
— Отдыхай, Том. В гостиницу я доберусь на такси, — дав весьма туманный ответ на его вопрос, а вернее, вовсе игнорируя его, я поворачиваюсь и уверенно шагаю тротуаром, ловя по пути на себе заинтересованные взгляды мужчин. Но это не потому что я не хочу отвечать. А потому что я и сама не знаю.