Клянусь, я твой (СИ)

4

Время измеряется затяжным гулом, жужжащими лопастями вентилятора и постоянно пополняющимся количеством фотографов на пару с моими коллегами, выжидающих финального события.

Мне жарко и я начинаю чувствовать себя тесно в этом до тошноты шикарном холле, сделанном в одном тоне. Белые стены и полы, просторное помещение, в правой стороне белая стойка и левее в углу огромный фикус в белом горшке.

Я смотрю на свою расковыренную на телесных колготках «стрелку» и думаю о том, удастся ли мне прикрыть ее длинной своего платья в кадре. Времени переодеться не хватит, да и запасной одежды с собой нет. Поездка сюда оказалась крайне неудобной, — мой личный оператор, который ещё и водитель нашего служебного автомобиля, заглох посреди дороги, чудом добравшись вовремя, и я уже начинаю сомневаться в том, что эта идея была такой уж разумной.

— Идёт, — подаёт сигнал мой оператор Томас и я на автомате вскидываю лицо, когда белые двойные двери резко открываются в холл, и оттуда выходит сам Блейк Моррис со своим верным помощником.

— Ты готова? — мы с Томом одновременно переглядываемся. Я рассеяно киваю и смотрю на то, как стремительно холл активируется, наполняясь оживлёнными голосами и вспышками фотоаппаратов, следующих за спешащим Моррисом как тень за солнцем.

— Мистер Моррис, отдел пресс-службы и информации, дайте нам короткое интервью!

Вспышка фотоаппарата. Снова.

— Блейк, это правда, что вы бросили свою жену ради девушки, вдвое вас младше?

— Блейк Моррис, планируете ли вы сотрудничать с другими брокерскими компаниями?

— Господа, Блейк Моррис не даёт интервью, — хмуро отвечает за него помощник, ограждая его от новых вспышек и моих приставучих коллег.

— Мистер Моррис, правда ли, что все ваши активы были переданы вашейтайной внебрачной дочери? — громко проговариваю я.

И тут он останавливается.

Зал постепенно затихает и мои коллеги рассеянно переглядываются между собой, не понимая, в чем дело.

Медленно Моррис разворачивается и скользит по мне заинтересованным взглядом. Местная знаменитость, взлетевший на пик своей популярности благодаря риску. Наверное, мне бы и вправду не было никакого дела до этого тридцатипятилетнего мужчины, если бы не волнующая перспектива. Элайна права — это интервью всего лишь прикрытие.

— Мисс, Блейк Моррис не даёт…

— Я согласен, — перебивает своего помощника Блейк.

Прочистив горло, он подходит ко мне в сопровождавшей его тишине и, ничего не говоря, смотрит в глаза. Взгляд у него такой… Своеобразный. Я переступаю с ноги на ногу и, тайно ища поддержки, бросаю взгляд в камеру.

— Начинаем, — подаёт голос оператор, устроив на плече и направляя профессиональную камеру. — Пять, четыре, три, два…

— Мне кажется, я раньше тебя где-то видел, — низко проговаривает мужчина рядом со мной.

— Один, — заканчивает оператор. Расправив плечи, на автомате улыбаясь, я смотрю в камеру с профессиональной улыбкой, скрывающей смятение, и проговариваю в микрофон:

— Блейк Моррис, спасибо, что уделили нам время перед выступлением. Никто ещё не делал такие сумасшедшие обороты финансов. Скажите, оправдан ли риск, на который вы собираетесь пойти ради достижения цели?

Я наклоняю микрофон к нему и жду ответа.

— Вспомнил, — спокойно отвечает он. — Я тебя по телевизору видел. Ты тот самый журналист года. Молодая и перспективная, обошла своих коллег с десятилетним стажем. Говорят, в том году была такая жарища.

Я максимально натянуто обнажаю зубы в неловкой улыбке, бросая взгляд на камеру и беру себя в руки, вновь глядя на него. Не беда, вырежем.

— Скажите, как вы добились успеха? Может быть, у вас есть свои секреты. Вы готовы поделиться ими с нашими зрителями? Что вы об этом думаете, мистер Моррис?

И снова наклоняю к нему микрофон.

— Я думаю о том, что ты очень красивая, — притишено отвечает он. Глаза его смотрят мне прямо в лицо. Нет, это уже перебор. Выдавив улыбку в камеру, хотя вместо этого мне хочется зарычать, я делаю ещё одну попытку.

— Блейк, что побуждает вас вкладывать финансы с таким неоправданным риском для бизнеса?

— Ничего. Это обычный маркетинг, — обнажает зубы в лёгком оскале. Что ж, первый вразумительный ответ, прозвучавший за всё интервью.

— В прессе уделяют наибольшее внимание вашей личной жизни, а также круговороту финансов, которыми владеет ваша компания. А для вас что главное?

Он открывает рот, собираясь ответить, но тут передумывает. А затем говорит:

— Я видел фрагмент из прошлых соревнований, ты очень хорошо работаешь, — тут я уже почти не взвыла от отчаяния. Что, простите, я должна на такое отвечать?

— Ну что же, отлично, — говорю я в камеру, не сумев скрыть приличную долю сарказма. — Спасибо за этот проникновенный рассказ из жизни Блейка Морриса. С вами была Кимберли Уильямс, с места событий.

— Ии… Стоп.

Камера гаснет, я протяжно выдыхаю и, бросив свирепый взгляд на «недо-рассказчика», поспешно ухожу.

— Погоди, Кимберли, — меня перехватывают за запястье. Я удивлённо смотрю на местную знаменитость, остановившего меня. Он смотрит на меня с какой-то безобидной непосредственностью. По крайней мере, со слухом у него все в порядке. — Ты не здешняя? Может быть, встретимся как-нибудь, я покажу тебе город.

— Извините, я не знакомлюсь, — отвечаю я, тактично высвобождая запястье.

— Чего так? Занята? — он задумчиво кивает вниз на мою руку. — Вроде кольца не вижу.

Я хочу ответить, что «занять» можно только очередь в магазине, но тут меня опережают:

— Полагаю, отсутствие кольца никоим образом не делает эту милую девушку свободной.

Я, Блейк и Томас, — наши головы синхронно поворачиваются. Но дело в том, что мое сердце перевернулось ещё до того, как я его увидела. Голос, преследующий меня в моих воспоминаниях, слишком хорошо отпечатавшийся в памяти, слишком больно отразившийся в душе, который теперь возмужал, окутавшись лёгкой уверенной хрипотцой и невообразимой мелодичностью мужского баритона.

Платье душит меня, перед глазами плывёт туман, в просторном холле так отчаянно мало кислорода. Там, за серыми окнами, мерещатся смутные тёмные тени. Мне кажется, я проваливаюсь куда-то вниз. Боль в задней стенке горла становится такой сильной, что воздух режет меня на вдохе, я задыхаюсь, где-то позади глаз нарастает знакомая боль.

Нет, прошу, только не это…Кейн Тернер собственной персоной. Я периферийным зрением еле-еле улавливаю, как местная знаменитость небрежно пожимает плечами и идёт дальше, где его уже перехватывают другие интервьюеры и фотографы, щёлкая фотоаппаратами и жужжа над ним бесконечными вопросами. Следующие двойные двери распахиваются и все они толпой исчезают там, постепенно отдаляясь и затихая.

Остаётся только я ион. И Том.

Нет в мире большей глупости, чем когда-то влюблённая девчонка. Когда тебе напрочь отбивает память, когда ты становишься полностью бессознательной и до дурости легкомысленной, когда ты настолько озабочена только ИМ одним, то весьма высока вероятность того, что спустя пять лет тебе это аукнется. Если это чувство начинает действовать, распространяя свой дурманящий яд именно так, то память — это очень жестокая штука.

И если бы эта встреча случилась ещё три года назад, может быть, я бы даже упала в обморок, но сейчас я полностью осознаю, что нет, это не случайность. С вероятностью девяносто девять процентов я была уверена, что увижу его здесь.

Кейн Тернер — один из главных партнёров Блейка Морриса по бизнесу и соучредитель данной компании, изъявивший желание не афишировать свое имя. Для большинства журналистов — он мало известная личность. И только самые продвинутые знают о нем, как о не менее важной персоне, вложившей энную тысяч долларов во многие проекты.

Он медленно приближается ко мне. Я смотрю на это уверенно-насмешливое выражение лица, чуть кривую улыбку на пухлых губах, каштановые волосы и ярко-голубые, как воды океанов глаза, опускаю взгляд на две небрежно расстегнутые пуговицы черной рубашки, сунутую в карман брюков руку, на которой проглядывают дорогие ролексы, на эту ленивую походку хищника и понимаю, что всё-таки он добился.

Из бедного, работающего на трёх работах парня он превратился в настоящего, уверенного в себе и знающего толк в миллионных проектах мужчину.

Мы смотрим друг другу в глаза.

Мои — распахнутые и удивлённые, и его — чуть насмешливые, с толикой нахального презрения и гордливости. Это сбивает меня с толку. Конечно, я не ожидала увидеть в них море раскаяния и вину за причиненную мне боль, но и к такому была отнюдь не готова. И тут я делаю то, что не сделала бы ни в одном из моих множественных представлений об этой встрече.

Я поворачиваюсь на каблуках, отдающих в полнейшей тишине нестройным звоном, и убегаю прочь.