Клянусь, я твой (СИ)

22

— Оливия, не шевелись. Дай мне обработать твое колено.

— Но это больно!

— А ввязываться в передрягу тебе не было больно?

— Ай! Ну всё, хватит! Больно! Больно, говорю тебе!

Я убираю зелёнку, стираю ватным диском выступившую капельку крови и дую на ее коленку.

— Если ты думаешь, что я это спущу тебе с рук, юная леди, то ты глубоко ошибаешься. Из-за чего вы с Нейтаном подрались?

Да, по крайней мере имя мальчика мне уже известно.

— Он назвал меня длинноногой выскочкой…

— И всё? В этом причина?

— Нет! Кейн, скажи, а наша мама правда отказалась от нас ради развлечений?

Я так и застываю с баночкой зелёнки в руке, сидя перед ней на коленях на полу. Малышка неуверенно подсовывает под бедра ладошки и отводит глаза, вмиг как-то странно притихнув на диване.

— Это кто тебе такое сказал? — жёстко спрашиваю я.

— Нейтан. Когда я ответила ему, что лучше быть выскочкой, чем таким мерзким парнокопытным как он, он сказал, что у него хотя бы есть родители. И что они любят его и заботятся, а ещё они не алкоголики, как у меня. Я не выдержала и врезала ему кулаком в нос, он толкнул меня и я упала на паркет…

Я досадливо прикрываю глаза. Эта девочка когда-нибудь сведёт меня в могилу. Тут в моем кармане звонит мобильник. Я откладываю на диван обеззараживающие средства, отряхиваю руки и достаю телефон.

— Алло.

— Добрый вечер. Мистер Тернер, вас беспокоят из «Премьер Отель Плаза»… Вы забыли в номере свои запонки, простите, не углядели. Вы точно не хотите продлить проживание? Имейте в виду, что со вчерашнего дня у нас слишком большой наплыв гостей и на данный момент свободно всего шесть номеров, уже вскоре мест может не остаться.

— Да, точно. Я завтра заеду. Спасибо, что сообщили.

— Хорошего вечера.

— И вам.

Некоторое время я держу телефон в руке, смотря куда-то сквозь него. Я долго думал, решая между желанием найти этого ее друга и скрутить ему позвоночник или же позволить Ким самой делать так, как она хочет. Я решил, что должен принять ее выбор, даже если люблю ее больше, чем что-либо на этом ублюдском свете. Да и не могу я постоянно ночевать в отеле, оставляя Оливию здесь одну. Взять её с собой в отель тоже не могу, — слишком маленькая она ещё, чтобы видеть, как ее брат корчится от боли, заливая свое горе каким-нибудь дерьмовым ядовитым пойлом. У меня связаны руки, и пора уже признать, что я полностью и всецело зависим от Ким. Если бы она мне дала знак… Самый крохотный и невзрачный, — я пойму. И побегу за ней, не раздумывая, как побитый пёс к своему хозяину.

Наверное, в этом и заключается ваша гребанная вселенская любовь, да? Отпустить человека, которого любишь, ради его счастья. Да, я буду умирать от ревности, возможно завтра меня найдут в каком-то Богом забытом барчике, и я буду валяться там, как вусмерть пьяный сукин сын, и вот тогда я смогу без капли преувеличения сказать, что без нее мне не выжить. Я многое готов для нее сделать, но я хочу знать, нужно ли ей это? Наверное, нужно уметь находить эту тонкую грань между «добиваться» и «навязываться»… Ай, надо подняться.

Бросив к горке лекарств зелёнку, я беру новую повязку, прозрачный антисептик, и снова сажусь на колени перед Оливией.

— Так, теперь посмотрим, что у нас здесь… — я тянусь к ее лбу, успев ухватиться пальцами только за кончик перевязки, когда по округе раздается звонок в дверь. Мы оба замираем, переглянувшись.

— Не откроешь? — неуверенно подаёт голос малая. Я вижу мимолётный страх в детских глазах и настороженность. Наверное, она подумала о том же, о чем и я, — возможно это родители Нейтана пришли разбираться. Разбитый нос, огромная шишка на лбу, поцарапанное лицо (я уже молчу о точном ударе хук в солнечное сплетение), — да уж, наверное, я бы тоже не оставил это просто так.

С глубоким вдохом я встаю на ноги, отряхиваю колени и иду открывать дверь. Тем временем звонок раздается ещё раз, что вызывает во мне дикое раздражение. Так уж не терпится, чтобы вывалить на меня свою агрессию? В конце концов, Оливия девочка, а этот паренёк старше ее на целых три года. Я хватаюсь за золотистую ручку, размашисто открываю вовнутрь дверь, и тут же замираю, затаив дыхание, потому что на пороге моего дома далеко не родители мальчика.