— Идет, — коротко предупредил лучник, сидевший на перевернутой лодке.
Герхард приподнялся и действительно увидел вдали человека. Он шел неловко, тяжело опираясь на походный посох. Когда галька сменилась песком, тот пошел еще медленнее. Издалека не получалось рассмотреть лицо, но по фигуре охотник решил, что это был именно Михаэль.
К такому же выводу пришел и фон Цаузер. Он сел на лодку спиной к подходившему человеку и обратился к Шрайберу.
— Мастер Герхард, отвернитесь, а лучше спрячьте лицо. Калеб, ты тоже. Не хочу спугнуть его раньше времени.
Охотник накинул на плечи плащ, надел на голову капюшон и присел рядом с Оливером. Калеб не послушал, продолжил сидеть на песке и пристально смотрел на приближающуюся фигуру. Лучник снова украдкой надел тетиву на лук.
Оливер чувствовал, как учащается сердцебиение. Это была самая мучительная часть ожидания, последние сотни шагов по вязкому песку. Фон Цаузер думал, что скажет хромому, как тот будет оправдываться или отрицать вину. И как возьмет у своего подчиненного, Карла, меч и закончит эту историю.
Наконец Оливер услышал шаркающие тяжелые шаги. Он повернулся и увидел в дюжине футов от себя хромого. Выглядел тот неважно. В грязной, местами рваной одежде, с небольшой котомкой за плечами и простым посохом, который больше походил на вырванный из забора кол. От долгого тяжелого пути Михаэль раскраснелся, хрипло дышал, а ко лбу прилипли потные волосы.
Бывший охотник прошел взглядом по всем пятерым собравшимся. И узнал он только Герхарда, который скинул плащ и открыл лицо. Если хромой и испугался, то не подал виду. Он посчитал, что охотник, скорее всего, не знал о произошедшем на складе китобоев. Их последняя встреча прошла крайне скверно, но тогда Шрайбер заявил, что они квиты.
— Говорят, здесь можно сесть на корабль, — хватая ртом воздух, проговорил хромой.
— Здравствуй, Михаэль. Не думал тебя здесь увидеть.
— Приветствую, Герхард.
Оливер застыл на месте. Он ожидал чего угодно, любых оправданий. Но, похоже, хромой просто не узнал ни его, ни Калеба. Когда тот увидел Шрайбера, то ощутимо вздрогнул. А вот их двоих смерил пустым, почти равнодушным взглядом.
Калеб встал, отряхнулся от песка и подошел к хромому. В ответ на вопросительный взгляд гвардейцев фон Цаузер сделал жест рукой, чтобы те оставались на месте и пока не вмешивались.
— Меня интересует одно место на корабле. Деньги есть.
— Ты меня не вспомнил? — тихо спросил моряк.
Михаэль внимательнее посмотрел на него, но покачал головой. Возможно, так и не вспомнил, возможно решил не подавать вида. Но по тону вопроса хромой заподозрил неладное и чуть отступил.
— Сломал мне жизнь и даже не запомнил…
Калеб двумя руками толкнул хромого в грудь. Тот пошатнулся, но сохранил равновесие. Тогда вампир бросился на него с кулаками. Первый удар пришелся в глаз, следующий в скулу. Михаэль не удержался на ногах и упал на песок. Почти мгновенно Калеб усел на него сверху и продолжил наносить тяжелые удары по голове.
Поначалу остальные не вмешивались. Но в какой-то момент поведения матроса изменилось. Он перестал бить хромого, наклонился и впился зубами в шею Михаэля. И начал пить кровь.
Мечник фон Цаузера охнул от увиденного. Оливер вздрогнул от неожиданности. Пытался понять, что делать дальше. Но его опередил Герхард. Охотник вышел вперед, на ходу вытаскивая кинжал из ножен. Шрайбер повернулся к спутникам и коротко сказал:
— Сейчас я все закончу.
Герхард наклонился над вампиром и бывшим охотником. И нанес сильный укол кинжалом. Оливер не сразу понял, что именно сделал Шрайбер. Только мгновение спустя, когда вампир безвольно рухнул на хромого, фон Цаузер осознал, что удар был нанесен не по Михаэлю, а по Калебу.
Оливер подбежал к охотнику, чтобы оттащить того от моряка. Герхард легко подчинился и отошел на несколько шагов. Руку с кинжалом он отвел в сторону, чтобы ненароком не задеть дворянина клинком. Фон Цаузер подошел к моряку и убедился, что удар оказался смертельным.
— Зачем ты это сделал?
— Я предупреждал, что заберу оплату, — спокойно ответил Герхард. — Ты решил поиграть в дружбу с вампиром и посмотри, чем это все закончилось. А я охочусь на вампиров и делаю свою работу.
Оливер уже был готов ответить отповедью, но подошедший лучник поддержал охотника.
— Он прав, господин фон Цаузер. Этот парень клялся, что будет вести себя нормально. Но только кровь почуял, так сразу потерял контроль и вцепился в глотку.
— Преступнику.
— Преступник или нет, но это ж человек. Таких власти должны судить, а не вампиры горло разрывать.
Тем временем Михаэль выполз из-под мертвеца. Вымазанный как в своей крови, так и в крови Калеба. Поэтому трудно было понять, насколько серьезно он был ранен. Хромой попытался подняться, но второй гвардеец толкнул его ногой и снова повалил на песок.
— Что с этим делать?
Оливер посмотрел на хромого. Тот выглядел жалко. Испуганный, вымазанный кровью, грязный и уставший. Фон Цаузер брезгливо поморщился и отрывисто приказал:
— Перевяжите шею, а потом свяжите руки. Отведем его в тюрьму, пусть магистрат судит. Только сначала вымойте в море.
Герхард сходил к лодке за коробом со склянками. За руки оттащил тело вампира подальше от воды. Оливер подошел к сидящему на корточках охотнику, который доставал колбы и расставлял в ряд по левую руку.
— Что ты собрался делать?
— Добыть лекарство, — не поднимая головы, ответил Герхард.
— Тебе мало было его убить? Еще и разделать?
Охотник поднялся на ноги и посмотрел Оливеру в глаза.
— Его внутренности вылечат от песчанки по меньшей мере четверых, господин фон Цаузер. Он уже мертв и остается только решить, была его смерть напрасной или послужит спасению для нормальных людей. Решай сам, только делай это прямо сейчас.
Оливер первым отвел глаза. После напряженных раздумий, он скривился, принял аргументы охотника и молча пошел к своим людям. Ему не хотелось смотреть за работой Шрайбера. Тем временем, гвардейцы уже связывали мокрого после купания в море Михаэля поясным ремнем.
— Можете меня не ждать. Это займет какое-то время.
— Я похороню его, когда ты закончишь. Кем бы он не стал, не нужно забывать, что Калеб прежде всего жертва. Вот этого человека.
Герхард кивнул и приступил за работу. Он отбросил мысль о том, что лично знаком с вампиров и что когда-то тот был неплохим на первый взгляд человеком. Нужно действовать и спасать другие жизни. Охотник торопился, работал неаккуратно и грязно.
Закончив, Герхард собрал все склянки, вытер о песок ланцет и зажимы, убрал туда же в короб. Потом разделся до пояса, снял сапоги и по щиколотки зашел в море, чтобы отмыться. Когда охотник закончил и вышел на песок, лучник глянул на него. Потом замер, посмотрел внимательнее.
— Уважаемый, у тебя тут это… — гвардеец провел пальцем по своему боку, вдоль одежного шва, показывая, куда нужно смотреть.
Герхард опустил глаза. Под мышками и ниже по бледной коже шла ярко-красная сыпь. Значит, идея о том, что даже укус вампира защищает от болезни, оказалась домыслом. Байкой, в которую захотели поверить желавшие спастись люди.
— Ну что же. Только праведник будет спасен от насланной язвы.
Охотник смог ответить лишь библейской цитатой.
На третий день после событий на косе Герхард вышел из аптеки братьев Бильмеров. Впервые охотник сам купил лекарство, приготовленное из органон вампира. Ему пришлось отказаться от большей части награды за Калеба, чтобы получить две порции лекарства от красной песчанки. Клерк Бильмеров передал охотнику пару стеклянных флаконов, наполненных янтарного цвета жидкостью.
Один из флаконов Герхард открыл прямо в аптеке. Он в три больших глотка выпил кислую жидкость и вернул стекляшку клерку. После этого охотник бережно спрятал за пазуху вторую дозу лекарства и отправился в госпиталь лоренцианцев в недостроенной церкви мученицы Бастильды.
С прошлого визита охотника импровизированный госпиталь разросся за пределы подвала. Рядом со входом и на построенном первом этаже были разбиты большие походные шатры, в которые стаскивали больных. Однако выросло и число людей, ухаживавших за больными. Помимо монахов трудились и обычные горожане, мужчины и женщины. У некоторых на коже виднелись следы заживающих язв, другие на вид оказались полностью здоровы.
Герхард остановил монаха и попытался расспросить, где можно было найти ученика. Но лоренцианец только покачал головой, больных было слишком много и по одному словесному описанию указать нужного он не мог. Кивнув, Шрайбер отправился дальше, в поисках брата Антония, который руководил всем госпиталем.
Главный монах нашелся в подвале, возле самого входа. Он вопросительно посмотрел на охотника и сразу предупредил:
— Уважаемы, мы больше не принимаем больных. Места нет.
— Брат, я охотник на вампиров Герхард. У вас лечится мой ученик, Симон. Мы помогли вам в той истории с вампирами, помнишь?
Брат Антоний просветлел, кивнул и повел охотника за собой. Монахи действительно отплатили за добро добром и хорошо разместили Симона. В отдельном закутке, всего с всего тремя другими больными.
При виде учителя Симон кисло улыбнулся. На лице у него уже вздулись наполненные гноем пузырьки.
— Вот так, Герхард, — хрипло сказал он.
— Не буду врать, друг мой Симон. Выглядишь ты неважно. Но я не сидел без дела. Попробуй сесть, у меня для тебя кое-что есть.
Герхард опустился на корточки рядом с учеником, собираясь напоить того лекарством. Но Симон приподнялся на локте, принял из рук охотника флакон и выпил самостоятельно. Он пил маленькими глотками и после каждого морщился. Наконец, вернул склянку учителю и снова опустился на тюфяк.
— Это то, о чем я подумал?
— Да.
— Благодарю. Я тебе что-то должен?
— Нет. Оно получилось почти само собой, не волнуйся.
— Значит, я теперь буду здоровым? — Симон перешел на косноязычную лингва сайенту.
— Не жди чуда. Ты точно не умрешь от болезни. Да и я тоже.
— Ты тоже заболел?
— Все болеют. Но не думай об этом.
Герхард выпрямился и собрался уходить, но ученик жестом остановил его.
— Она здесь. Женщина-рыба. Вампир. Которая когда-то убила лоренцианца.
— Она нападает на больных?
— Нет. Выхаживает меня и других заразившихся. Хочет заслужить прощения и спасти душу. Монахи знают и позволяют здесь оставаться.
— Ты считаешь, что сейчас она представляет опасность?
— Нет.
— Тогда разберемся с этим, когда все закончится.
На прощание Герхард рассказал ученику о фрау Ангальд. Симон заметно воодушевился, когда узнал, что хоть для кого-то болезнь закончилась успешным выздоровлением. Он спросил о своей Анне, но тут у Герхарда не было новостей. Судьбой девушки он не интересовался.
Лекарство помогло как Симону, так и Герхарду. Оно не стало чудодейственным спасением за один час или даже ночь. Но все же болезнь прошла намного легче, чему у всех остальных. У Герхарда сыпь и последующие пузырьки с гноем ограничились двумя узкими полосами кожи от подмышек до таза. Симон был на более поздних стадиях болезни, но и ему лекарство из почек вампира позволило выздороветь быстрее.
Уже на шестой день после визита учителя Симон покинул госпиталь лоренцианцев и отправился домой. На чердаке дома фрау Ангальд он с удивлением обнаружил девушку, которую туда привел Герхард. Выслушал историю Герды, Симон согласился помочь вдове выходить больную. Для нее история закончилась относительно благополучно. Она тяжело переболела красной песчанкой, но все же осталась жива. Время от времени Эйбенхост просил девушку улыбнуться и каждый раз облегченно выдыхал. Девушка не стала вампиром.
С момента, когда капитан курьерской шхуны сошел на берег и заразил первых горожан, прошло девять недель. Говорили, что из каждых десяти жителей города заболело песчанкой по меньшей мере семеро. Никто не мог точно сказать, сколько из заболевших не переживало болезнь. Авторы времен Походов Веры писали о гибели пятой части или даже четверти больных. Но по оценкам монахов из орденов святого Альфона и святого Лоренцо умирал каждый восьмой или даже меньше. Что в любом случае звучало ужасно, учитывая число заболевших.
Избежать болезни удалось только дальновидным горожанам, которые заранее запаслись едой и забаррикадировались в домах. Либо же тем, кто заблаговременно покинул город и успел сбежать до начала эпидемии.
Как бы сильно горожане не проклинали герцога фон Росштейна за блокаду города, она показала себя хорошим решением. Конечно, отчаявшиеся бюргеры смогли пробраться по лесам и бездорожью. В числе пробившихся через заставы были и больные красной песчанкой. Но дальше ближайших деревень болезнь не ушла.
В Альзенбурге появились десятки новых вампиров. Многие поверили в то, что укус может спасти от красной песчанки и добровольно подставляли шеи под клыки вампиров. А охотники стали сильно реже выходить на улицы. Кто-то болел, как Симон и Герхард, другие прятались по домам, третьи все же осторожно выходили на улицы, но их усилий не хватило, чтобы сдержать волну новых вампиров.
К исходу двенадцатой недели эпидемия пошла на спад. Все те, кто заболел в первый месяц, уже либо выздоровели, либо умерли. Новые больные появлялись, но в значительно меньшем числе. И на исходе третьего месяца город постепенно стал оживать. Торговля с внешним миром по-прежнему была остановлена, но на торговые площади снова потянулись крестьяне из окрестных деревень, а на мануфактурах возобновилась работа.
Герхард и Симон вновь стали выходить на охоту.
Симон привычно, как в старые времена, подошел к дому Шрайберов за пару часов до заката. После первого же удара дверь открылась. В прихожей Симон с удивлением увидел сразу троих охотников — Герхарда, Эзру и Абеля. Последний уже уверенно стоял на ногах, хоть и позаимствовал хозяйскую трость.
— Ты как нельзя вовремя, друг мой Симон. Нам предстоит решить один неприятные гильдейский вопрос. И чем больше нас будет, тем лучше. Пойдем с нами.
Охотников повел Эзра. Он шел медленно, подстраиваясь под неловко шагающего Абеля, который поначалу примерялся перед каждым шагом. Он все еще берег зажившую ногу, хотя на взгляд Симона, это была уже избыточная предосторожность.
Герхард отстал от них на дюжину шагов и жестом попросил ученика сделать то же. Он хотел объяснить, куда и зачем они идут.
— Ты же помнишь Франциска? У него и до песчанки намечались проблемы с поведением. А сейчас стало еще хуже. Похоже, окончательно сошел с ума. Он стал убивать без разбора, вампиров, укушенных вампирами, тех, кого подозревает в укусе.
— Куда мы идем?
— В его дом. Есть вероятность застать Франц там. Во время эпидемии он жил, где придется. Но сейчас соседи говорят, что стал появляться дома.
— И что вы собираетесь с ним делать?
— Мы. Не вы. Ты тоже член гильдии охотников. Но не буду обманывать, я не знаю, чем все закончится. Это зависит не столько от нас, сколько от самого Франциска. При нашей последней встрече он вполне искренне хотел помочь, не понимая, что именно он наделал.
— Думаешь, его придется убить?
— Будь готов к этому. Но постараемся избежать подобного решения. Убить его — это самый простой выход. Но помни, что это человек. Такой же, как и мы. Его душу еще можно попытаться спасти. Если он сам поймет и захочет этого.
Как оказалось, до того, как стать охотником, Франциск был вполне зажиточным человеком. Его дом находился в самой старой части города, приземистая двухэтажная постройка, полностью выстроенная из камня. Охотники разделились — Эзра и Герхард подошли ко входной двери, а младший и старший Эйбенхосты встали у черного хода.
На стук в дверь никто не ответил. Подождав достаточно долго, все охотники собрались у задней двери. Эзра наклонился над замочной скважиной, достал из-за голенища сапога стилет и пару узких отмычек. Он провозился достаточно долго, прежде чем признал поражение.
— Закрыто изнутри на засов. Нужно ломать.
— Ты не хочешь просто подождать? — оглядываясь по сторонам, спросил Герхард.
— Нет. Я хочу посмотреть на жилье Франца. Мне кажется, это поможет понять, насколько все плохо у него в голове. Может, даже лучше, что его нет дома.
Выломать добротную деревянную дверь оказалось непросто. Абель, у которого это вышло бы легче всего, отказался участвовать, чтобы сберечь ногу. Начал Симон. Он с короткого разбега бил плечом по доскам. Поначалу результата не было, но постепенно дерево стало поддаваться. Когда ученика сменил Герхард, он пятью сильными ударами закончил работу. Дверной засов с громким протяжным хрустом переломился, и охотники оказались в доме.
Симон прошел по жилищу следом за Герхардом. На первый взгляд, в большей части дома никто не жил. Какие-то признаки жизни были только на кухне, где охотники увидели свежую золу в печи. И в одной из комнат на первом этаже оказалась обустроена спальня. Простая кровать была наспех заправлена, а на сундук с вещами сверху брошена грязная нижняя рубаха.
Весь остальной дом словно заброшен. Везде лежал слой пыли. Поначалу здесь пытались заботиться о чистоте, но последний год-два бросили. Симон поднялся на второй этаж и прошелся по нему. В одной из комнат размещалась хозяйская спальня. Большая кровать с поднятым балдахином, комод, на котором лежали в ряд женские украшения.
Две следующие комнаты когда-то отвели под детские. Симон не стал заходить внутрь, просто осмотрелся с порога. Небольшие кровати, игрушки. В одной комнате это были тряпичные куклы, в другой — рыцари на деревянных лошадках.
Симон повернулся к Герхарду.
— Что случилось с его семьей?
— Вампир. После этого Франциск бросил всю свою предыдущую жизнь и начал мстить. Потом его встретил Эзра и предложил работать вместе. И, как понимаешь, постепенно состояние Франца поменялось в худшую сторону.
К ним подошел Эзра. Он также осмотрел дом и даже заглянул в подвал и на чердак.
— Здесь его нет. Значит, будем ждать.
Герхард вернулся к черному ходу и подпер шатающуюся дверь стулом. Вблизи становилось заметно, что дверь выломана, но издалека можно было подумать, что все в порядке. Охотники расселись по соседним комнатам, так, чтобы с улицы их не было видно. Только Эзра вытащил стул и сел в прихожей.
Ждать пришло долго. Франциск вернулся только под утро, незадолго до рассвета. Симон дремал, сидя на кровати охотника, когда послышался металлический скрежет ключа в замке. Он вздрогнул и посмотрел на сидевшего рядом Герхарда. Тот тоже проснулся и кивком показал, что услышал.
Хлопнула входная дверь. Из прихожей послышался тихий голос Франциска.
— Эзра.
Казалось, он даже не удивился.
— Мы пришли поговорить.
— Мы?
— Я, Герхард, Абель и Симон.
— Какой еще Симон?
Шрайбер дал знак, что можно встать и выйти в прихожую. С другой стороны показался старший Эйбенхост.
— У Герхарда с конца весны новый ученик. Если бы ты интересовался чем-то, кроме охоты, то знал бы. Он был на встрече, когда мы решали, что делать с беззубыми. Когда ты решил не приходить.
— Буду знать, — почти безразлично ответил Франциск.
Он прошел в жилую комнату и устало опустился на кровать. Неторопливо стянул сапоги и вытянул ноги. Охотники прошли следом за ним. Франциск поднял на них глаза и тихо спросил:
— Чего вы хотите?
— Остановить тебя, друг мой Франциск. Ты убиваешь людей. Не вампиров. Обычных горожан, которых укусили. Знаешь, можно посчитать, что и вампир — это жертва. А укушенный, но оставшийся человеком — жертва вдвойне.
— Герд, ты не понимаешь. Если укусили — то превратишься в вампира. Лучше закончить все заранее, чем позволить напасть на безвинных людей.
— Не каждый становится вампиром. Даже не каждый пятый.
— Нет. Рано или поздно каждый из них превратится в вампира.
Франциск говорил убежденно. Медленно, словно объяснял неразумным детям очевидные вещи. Герхард с долей растерянности повернулся к Эзре и пожал плечами. Шрайбер показал, что закончил попытку.
— Эзра, зачем вы пришли?
— Чтобы остановить тебя. Ты стал опасным для окружающих.
— И что хочешь сделать? — безразлично спросил Франциск. — Убить меня?
— Ты больше не можешь быть охотником, — ответил Эзра. — И у тебя есть выбор. Либо сегодня, прямо сейчас, мы отправляемся в монастырь ордена святого Павла, и ты принимаешь монашеский постриг. Либо…
— Смерть? — нарушил паузу Франциск.
— Да. Больше вариантов у тебя нет.
Франциск надолго замолчал, словно всерьез задумался и взвешивал альтернативы. Симон невзначай сделал пару шагов, чтобы очутиться справа от охотника. Абель зеркально повторил движения младшего родственника, беря Франциска в клещи. Герхард встретился взглядом с учеником и только покачал головой и поморщился. Он не думал, что охотник будет сопротивляться, если примет второй вариант.
— И что, Эзра, ты готов взять грех на душу?
— Я считаю тебя другом, Франц. Но сейчас это будет правильным поступком, как бы плохо я себя не чувствовал при этом.
Франциск молчал. Он задумчиво потер правую ладонь, смерил взглядом каждого из собравшихся в доме охотников. Тишина затянулась, но его никто не торопил. Наконец он заговорил.
— Хорошо. Я приму постриг и стану монахом.