Ключи к смыслу жизни

Два «Я» и Леонардо да Винчи. Упражнения Гурджиева и Леонардо

Если многие считают картины Пабло Пикассо холодными и производящими пугающее впечатление вследствие парадоксаль­ного искажения реальности, то произведения великого Леонардо вызывают чувство радости и удивительного спокойствия. Отрицая традиции «мейнстрима» в разные времена, оба мастера жили и тво­рили, руководствуясь лишь своими собственными принципами.

Леонардо да Винчи был человеком, который творил, во всем следуя принципу собственного удовольствия. Точнее говоря, не принципу собственного удовольствия — это понятие очень обе­сценилось в наше время. Леонардо как раз и был одним из тех уникальных людей, которые умеют слышать голос радости, зву­чащий в сердце, и следовать за ним.

Можем ли мы — мрачные прагматики — как-то прикоснуться к его дару?

Приписывая гений знаменитого флорентийца воздействию сверхъестественных сил, Джорджо Вазари писал: «Художник с переизбытком наделен красотой, обаянием и талантом, вступив­шими друг с другом в такое сочетание, что, куда бы он ни обра­щался, каждое его действие было божественно настолько, что, оставляя позади себя всех прочих людей, мастер являет собой нечто дарованное нам Богом, а не приобретенное человеческим искусством».

Помимо красоты облика, современники видели в Леонардо безграничное обаяние, легкость и силу, восхищались благород­ством его поступков.

Сын тосканского сеньора Антонио де Пьера де Андреа де Джованни Бути из Винчи обладал обширными знаниями. Он знал несколько языков, владел основами многих наук, как изящных, так и точных.

Непостоянство натуры помешало ему добиваться успеха в какой-то одной области. Одновременно принимаясь за изучение нескольких предметов, он с легкостью бросал начатое и месяцами проводил время в праздности. Занимаясь математикой, он посто­янно создавал для самого себя непреодолимые трудности, ставя учителя в тупик. Небольшие усилия, потраченные на овладение музыкальной грамотой, увенчались, как считал Вазари, лишь не­высоким искусством игры на лире.

Наши современники сказали бы, что Мастер... был ленив, увы. Его лень не была секретом для окружающих. Но рисование и скульптуру как главные радости своей жизни благородный сиба­рит Леонардо не оставлял никогда.

Что поражало в его личности?

Разумеется, он был прекрасным оратором, умел красиво рас­суждать, непременно побеждая в спорах...

Однако и Вазари, и многие окружающие Леонардо люди выде­ляли удивительное сродство, единство Леонардо с вещами, к ко­торым он прикасался и которые его окружали. Он умел оживлять вещи, среди которых находился.

В числе его естественно-научных работ встречались труды, где отмечались свойства растений. В области астрономии мастер ана­лизировал вращение неба, бег Луны и движение Солнца. Но все описания и даже математические выкладки гения пронизаны лю­бовью к тем неодушевленным явлениям, которые он изучал.

Не слишком утруждая себя занятиями, которые во все време­на было принято считать «полезными», Леонардо мог потратить целый день на размышления... а размышлял он чаще всего, за­думчиво крутя или, как писал Вазари, «любовно лаская» какой-нибудь предмет в руке. В периоды подобной задумчивости он мог отвлечься и от дорогостоящего заказа...

Говорят, что больше всего он любил лошадей, предпочитая их остальным существам на Земле. Рассказывают, что однажды* проходя по птичьему рынку, Леонардо заплатил продавцам, но не забрал птиц, а открыл клетки и выпустил их всех на волю, чем изумил присутствующих.

Говорят, что однажды, когда герцог Людовик Сфорца услышал игру Леонардо на лире, он пригласил художника к себе во дворец, чтобы в сравнении с другими музыкантами оценить дар знаме­нитого соотечественника. Не изменяя своей эксцентричности, мастер взял с собой собственноручно изготовленный серебряный инструмент в виде лошадиного черепа. Странная с виду вещь бла­годаря особому устройству имела, как пишет Вазари, «полногла­сие большой трубы и мощное звучание». Поэтому он и победил всех музыкантов, съехавшихся к герцогу на состязание. Торже­ство исполнителя дополнилось званием лучшего импровизатора стихов на конкурсе.

Рассказывают также, что как-то однажды отец Леонардо, се­ньор Пьеро, попросил сына расписать круглый щит, грубо вы­рубленный из фигового дерева. Заказ поступил от крестьянина их поместья. Будущий мастер, ощупав щит своими удивительными пальцами, запустил в комнату ящериц, сверчков, змей, бабочек, кузнечиков и летучих мышей. Художник трудился так долго, что заказчик уже забыл о своей просьбе и даже купил другой щит, не надеясь получить обещанное.

«Через несколько недель, — рассказывает Вазари,— в комна­те, заполненной дохлыми зверями, стоял невыносимый смрад, которого живописец не замечал из-за радости, которую ему при­носила работа».

Закончив щит, Леонардо торжественно представил зрителям свой шедевр. Когда сеньор Пьеро в сопровождении домашних вошел в комнату, его глазам предстало удивительное зрелище, о неповтори­мости которого Вазари пишет: «Он изобразил чудовище, настолько отвратительное и страшное, которое отравляло своим дыханием и воспламеняло воздух, выползая из щита, как из темной расселины скалы. Оно испускало яд из разверзнутой пасти, пламя из глаз и дым из ноздрей, причем настолько необычно, что казалось на са­мом деле чем-то реальным, чем-то чудовищным и устрашающим».

Вещь эта показалась заказчику чем-то магическим, более чем произведением искусства, а сеньор Пьеро втайне от сына продал щит флорентийским купцам, взяв за него 100 дукатов. Известно, что вскоре этот предмет оказался у герцога, который заплатил за него 300 дукатов... Дальнейшая судьба щита неизвестна.

Не хочется, но придется вспомнить о «темных» сторонах на­туры Леонардо. Многим известно, что его считают гомосексуали­стом, так как он выбирал учеников исключительно по внешним данным, не обращая никакого внимания на степень одаренности. В мастерской Леонардо работали только красивые подростки, от­личавшиеся капризным нравом. Мальчики, вслед за Мастером, не особенно утруждали себя работой, но получали хорошую еду, дорогую одежду и подарки. Леонардо их баловал. Вероятно, поэ­тому среди его учеников никогда не было крупных живописцев...

Но можно ведь предположить, что дело было вовсе не в сексу­альных склонностях мэтра? Достаточно вспомнить любовь Лео­нардо к предметам неодушевленным и невероятную одухотво­ренность человеческих образов на его картинах, чтобы понять: Леонардо верил (или знал), что любой человек может стать гением.

Внешняя красота была для него признаком особого замысла Творца по отношению к конкретному человеку. Мастер был убеж­ден, что человек, прекрасный внешне, легко сможет найти красоту внутри самого себя... и не только найти, но и передать ее людям. До­статочно обеспечить материальные условия для человека, красиво­го внешне, и по закону гармонии Творения в нем проснется гений.

Леонардо ошибался, как ошибаются очень многие из нас, счи­тая, что красивой женщине нужно только создать соответствую­щие материальные условия для того, чтобы в ней проснулась женская гениальность...

Я до сих пор думаю, что в своей инстинктивной вере в красоту, в то, что в красивом человеке спит гений, мы не ошибаемся. Мы, следом за Леонардо, совершаем другую ошибку. Красота и гений не всегда сочетаются в одном человеке. Для того чтобы гений про­снулся, нужен напряженный интерес — к Богу, природе, людям... или хотя бы к тому конкретному человеку, который обеспечивает красавице «соответствующие материальные условия». Но инте­рес — это усилие, а усилие порождает страдание. Страдание Тес­ла, Наполеона и всех остальных. Но красавцы времен Леонардо, как и красавицы нашего времени, не хотят страдать. Зачем, если одна только внешность приносит им успех? Зачем учиться рабо­тать, как Мастер, когда можно сразу начать «лениться», как он?

О чем-то похожем думал и Фрейд. Для него Леонардо был примером сознательного отказа от секса. В один из мрачных периодов своей жизни тот решил не отягощать свое состояние утомительными связями и стал работой заменять плотские уте­хи. Известны слова Мастера относительно плотской любви: «Кто не может держать свои распутные желания в рамках, тот уподо­бляется животным». Вполне возможно, что Леонардо пережил страдание тяжкой неразделенной любви к загадочной женщине, которое было связано с разочарованием и душевной болью. Кро­ме того, с начала XVI века в средневековой Италии стремительно распространялся сифилис. Для брезгливого и впечатлительного Леонардо достаточно было один раз увидеть, как эта болезнь уро­дует человека, чтобы испытать чувство отвращения к традицион­ным взаимоотношениям мужчины и женщины.

Я упоминаю об этом лишь потому, что говорить о психической патологии да Винчи достаточно легко, только подтвердить ее нечем. А вот почувствовать его гениальность, по крайней мере некоторые ее стороны, мы с вами можем попробовать, опираясь на сказанное выше, — по той простой причине, что нежность к вещам и людям, способность понять суть эстетики, которая прячется внутри гру­бо вырубленной доски, принадлежит не только одному Леонардо.

Мнения о гениальности Георгия Гурджиева, мистического «гуру» многих европейцев первой половины XX века, расходятся. Но, думается мне, не найдется ни одного человека, который не считал бы его человеком необыкновенных способностей.

Гурджиев писал в своем «Вельзевуле», что часть своих способ­ностей он обрел в путешествиях по таинственным местам Вос­тока (то же самое рассказывали о себе многие «гуру» прошедшего века — гениальные и не очень). Но большую часть того, что соста­вило сущность его школы, он постиг не от людей, а от... священных предметов разных культур. Он мог часами «разговаривать» с риту­альными предметами и, задавая вопросы, научился слышать их ответы. Гурджиев был убежден: научиться этому может каждый.

Для того чтобы понять, как это происходит, я предлагаю вос­пользоваться одним из немногих символов отечественной куль­туры, который за последний век стал народной игрушкой, тради­ционным знаком русской культуры. Я имею в виду матрешку. Ее изобретатель — токарь В.П. Звездочкин, в девяностых годах XIX века рассказывал, что форма матрешки ему приснилась. А рус­ский художник СВ. Малютин — автор первой росписи, говорил, что «с первого взгляда влюбился в эту форму». Игрушка как бы сама собой возникла из гениальности.

Правда существует мнение о том, что Звездочкин подражал японским игрушкам Дарума. Дарума — один из символизирующих вечность богов пантеона синто. Но из воспоминаний Звездочкина следует, что ему не доводилось видеть японских точеных игрушек.

Я верю Звездочкину, мне думается, что формы Дарума и ма­трешки пришли к нам из одного и того же сновидения. Точнее го­воря, они пришли из того уровня психического мира, на котором находятся смыслы бытия человеческой души.

Упражнение по мотивам Гурджиева

Станьте матрешкой.

Она несет в себе тайну многоуровневой вселенной и тайну жизни.

Обратите внимание — у вашей игрушки есть некая непривычная поза. Чаще всего матрешка держит руки по бокам большого живо­та в полусогнутом положении. Нарисованные ручки не расслаблены, они напряжены, в них часто что-то находится: корзинка, полная ягод, цветы или игрушка.

Ног не видно — они скрыты деревянным платьем, но, по всей ви­димости, расставлены в стороны и немного согнуты в полуприседе. Матрешка беременна и такое положение ног нужно ей, чтобы не­сти и защищать тайную суть, скрытую под внешним слоем.

Мужчинам тоже полезно почувствовать себя несущими жизнь.

Женщины чаще всего воспринимают гениальность как мужское начало в себе — это похоже на беременность мальчиком. Мужчины же, наоборот, воспринимают гениальность как прекрасную женщи­ну — музу, которая вызывает у них восторг, поклонение и желание. Это своего рода мужская «беременность девочкой».

Голова куклы немного отведена назад и втянута в плечи. Губы сложены бантиком, немного выдвинуты вперед и приоткрыты.

Смешно и непривычно?

Но и над гениальностью мы предпочитаем подшучивать и счита­ем ее чем-то совсем непривычным для себя.

Попробуйте под какую-то мягкую и приятную для вас музыку сохранять эту позу на протяжении хотя бы пяти минут. Попы­таитесь почувствовать, какие внутренние начала или «тела» вы ощущаете в себе в таком положении.

В глубине матрешки скрывается последняя плотная фигурка — это ее центр или смысл. Попробуйте, сохраняя позу матрешки, за-глянуть в свой центр.

Какую фигуру или фигурки вы там видите?

Может быть, там скрывается «внутренняя клеть», а в ней — какой-то пейзаж?

Если вы ощущаете, повторяя это упражнение, эту фигурку как живую, то с ней можно научиться разговаривать.

Она знает смысл вашей жизни.

Если вы не решаетесь принять эту позу, то играть в матрешку можно и по-другому. Просто поставьте ее перед собой и возьмите лист бумаги.

Внешний слой матрешки — это ваш внешний слой: ваши привыч­ки, стереотипы, то, что вы называете «взглядами на жизнь», то, каким вы хотите представить себя окружающим.

Напишите на бумаге не менее десяти характеристик этого слоя.

В зависимости от того, сколько слоев имеет ваша матрешка, снимайте по одному и каждый раз пишите не менее десяти харак­теристик своих «внутренних людей».

Например, второй слой, чаще всего, является слоем нереализован­ных желаний, планов и надежд.

Третий слой, чаще всего, оказывается слоем чувственности поисков вами чувственных удовольствий: сексуальности, заботы, комфорта.

С четвертого слоя, начинаются загадки. Он у каждого свой. Толь­ко ощущая в руках «модель самого себя», можно понять, с каким из ваших внутренних «Я» вы встречаетесь в каждом слое.

В 1970 году была вручную изготовлена матрешка, состоящая из семидесяти двух фигурок. Пока это абсолютный рекорд...

После упражнения перечитайте цитату из Бахтина в конце третьей беседы.

«Ленивый» Леонардо да Винчи, по всей видимости, умел за­полнять душу чувством радости бытия, исходившей от предметов, с которыми он общался. В результате того потаенного процесса, который современники считали ленивым бездельем, Леонардо смог превратить состояние творческого «прорыва» в постоянный фон своей жизни — непрерывную радость общения с подлинным лицом бытия. Он смог достичь большей глубины и проникновен­ности мышления.

Это и определяло его «лень»: когда суета внешнего мира пы­талась отвлечь его от внутренней красоты, скрытой в глубине людей и предметов, он «замирал», вновь обретая чувство про­рыва, прикосновения к божественному промыслу. Леонардо погружался в это ощущение целиком, как святые целиком по­гружаются в фаворский свет. Достигнутого состояния ему было достаточно. Техническая дорисовка полотна переставала его интересовать.

Именно это чувство, возможно, заменяло ему — как, впрочем, и святым — нашу привычную потребность в сексуальных ощу­щениях. Если хотите, то можно сказать, что «задумчивая лень» Леонардо была сексом... с гениальностью.

Не удивляйтесь! Древние греки, задолго до Леонардо, счи­тали гениальность... женщиной. Греческих художников к «про­рыву» в ткани повседневной суеты сопровождали их капризные музы.

Спекулировать на тему ощущений, которые испытывал Лео­нардо, теперь можно сколько угодно. Их некому ни подтвердить, ни опровергнуть...

Некому, кроме нашего собственного психологического опыта, кроме нашего интереса к гениальности вне или внутри нас самих.

Начнем следующее упражнение, которое назовем упражнени­ем Леонардо.

Упражнение Леонардо

Отправной точкой будет необычное отношение художника к ве­щам, которые его окружали.

Лучше делать это упражнение при свечах.

Вам понадобится небольшой кусок ткани.

Это может быть любой предмет одежды: платок, салфетка, полотенце, — в общем, любое изделие из ткани. Сядьте поудобнее и подержите эту ткань в руках. Попробуйте относиться к ней с нежностью... так, как будто с этой тканью связаны приятные вос­поминания о прошлом... Пусть она станет кусочком вашей памяти.

Положите кусочек ткани на колени и дотроньтесь до нее.

Будьте очень внимательны к вашим ощущениям... Прислушай­тесь к ним.

А теперь закройте глаза и в течение примерно одной минуты по­пробуйте произносить какой-нибудь знакомый долгий звук, напри­мер традиционное психотерапевтическое «з-з-з-з-з-з»...

Пусть хотя бы на одну минуту ваше тело войдет в резонанс с этим звуком. Почувствуйте, как он опускается по вашему позво­ночнику и ниже, вдоль ваших ног, до самых ступней... Теперь зат­кните уши руками и продолжайте произносить: «З-з-з-з-з-з-з-з...» Чувствуйте вибрацию внутри еще интенсивнее, пока все ваше тело не превратится в одно сплошное «з-з-з-з-з-з-з»...

Остановитесь. И посидите несколько секунд спокойно, слушая, как эта вибрация угасает внутри тела... А теперь расслабьтесь...

Подумайте о куске ткани, который вы держите в руках, как об источнике огромной радости.

Подумайте об этой ткани как о личности, как о некоем «ты»... Назовите ее по имени. Почувствуйте, что эта вещь — ваш друг, который хочет и может доставить вам радость. Главное — чтобы мы смогли услышать ее голос, тихо звучащий где-то глубоко внутри: «З-з-з-з-з-з-з...»

Возьмите кусочек ткани в руку и позвольте ей погладить ваше лицо... ваши закрытые глаза... вашу шею... ладони... ваши ступни, если они босые...

Если кусочек ткани стал вашим источником радости, то это значит, что он все время хочет вам что-то сообщить... и посыпает, кроме ощущения нежности прикосновения... еще целый поток об­разов, смутных теней, звуков... может быть, каких-то слов, неясно звучащих в вашей голове...

Это слова о нежности... Попробуйте уловить эти образы, эти слова, это сообщение... Откройте глаза.

Обведите глазами комнату, в которой вы находитесь. И попро­буйте почувствовать, что любой предмет может стать для вас, как для Леонардо, таким же источником радости.

Стул, на котором вы сидите, живой и полон подобных сообщений.

Обведите глазами комнату, ощущая предметы живыми и давая им названия... Попробуйте расширить ваше сознание до простран­ства всей комнаты... А теперь туда, в мир за границами комнаты. Осознайте, что весь мир живой, он огромный источник радости, вечно новый и вечно неизменный. Позвольте себе почувствовать, что он жив. А теперь послушайте, какой дар он вам шлет, какие образы и звуки вдруг приходят к вам из него и какую радость они вам дарят.

Если вы проделаете это упражнение, вы, наверное, почувствуе­те сопричастность миру, ту самую сопричастность источникам радости, которые нас окружают.

Если делать это простенькое упражнение регулярно, беря в руки разные предметы (особенно интересно делать это упражне­ние с разнообразными символическими и сакральными «штучка­ми» разных культур, которых стало так много вокруг), то, как это ни поразительно, вы изменитесь.

Многие начинают более внимательно относиться к окружаю­щим, у них куда-то исчезают привычные стереотипы восприя­тия. Мы начинаем иначе воспринимать привычную и знакомую обстановку, чувствуем ее более глубоко и отказываемся порой от каких-то автоматических реакций в пользу красоты.

Ведь это так красиво и радостно — сварить себе чашку кофе утром, и это так приятно, если красивая женщина дома или на ра­боте принесет тебе чашку чая... В ней ведь столько жизни и столь­ко внутреннего света.

Я замечал удивительные вещи. Некоторые люди перестают носить неудобную, но модную одежду, сшитую из тканей, при­косновение которых раздражает кожу, независимо от названий на этикетках...

Они уподобляются Леонардо в смысле главного и несомнен­ного его свойства— его ощущения сопричастности живому миру, поскольку именно тайна жизни и сопричастности так волнует нас в его полотнах. А все остальное, в сущности, — лишь пустые дово­ды логического разума.

Малое становится великим, когда мы начинаем ощущать вещи живыми.

Кто знает, может, вам захочется это ощущение нарисовать, а может быть, спеть? В этом упражнении кусок ткани становит­ся личностью, а не просто предметом. Очень полезно иногда менять привычный способ восприятия, который поддерживает кажущуюся нам объективной картину окружающего мира.

Мартин Бубер описывал этот процесс как проникновение че­ловеческого «Я» в глубину души «Ты». Наше взаимодействие с миром становится взаимодействием меня и тебя, а не меня и без­ликого «Оно». Способность «Я» чувствовать радость возрастает, когда мир и каждый его объект становятся ему другом.

Вот в чем скрывается для меня самая великая из тайн Леонардо.

Внутри каждого из нас существует по крайней мере два со­вершенно разных личностных начала — два «Я». Первое — это то самое «Я», которое мы чаще всего и считаем собой. Это «Я»

А. Дейкман назвал «объектным» — и это, по всей видимости, са­мое точное из его определений. Однако автор по старой привыч­ке, пользуясь древней фразой царя Соломона, будет называть его «суетным». «Суета сует и всяческая суета».

Главной особенностью суетного «Я» является стремление ма­нипулировать, и не так важно, кем или чем. Суетное «Я» всегда ощущает себя центром мироздания, а окружающие предметы, людей, события и даже богов считает созданными для того, что­бы удовлетворять его потребности. Это человеческое «Я» даже на молитву в церковь приходит для того, чтобы добиться от Бога какой-то определенной, выгодной ему цели, то есть даже Бога оно считает объектом своих манипуляций. Это оно накапливает вещи и деньги, «чтобы все было не хуже, чем у людей». Это оно настоятельно требует выяснения того, кто главный в семье или на работе. Это в нем заводится червячок зависти к тому, кто «живет лучше», и возникает гнев на несправедливость этой ситуации.

Это «Я» абсолютно необходимо человеку. Даже наливая ки­пяток из чайника в чашку, мы манипулируем ими обоими, а не застываем в благоговении, любуясь красотой изгибов нашей по­суды. Нам нечего будет есть, если мы будем воспринимать всех животных или растения как своих друзей или партнеров...

И все-таки нам важна красота посуды, из которой мы пьем чай. А дома у нас живут животные-друзья, и даже сама мысль об использовании их в пищу кажется нам отвратительной и непри­стойной.

И более того, каждый из нас способен посмеяться над своей су­етностью, жадностью или собственными претензиями на власть.

Внутри каждого из нас живет Наблюдатель, который всю эту нашу суету заметно или незаметно комментирует. Иногда вся наша жизнь посвящена тому, чтобы каким-то образом избавиться от его непрерывных комментариев. Я привык называть это вто­рое человеческое «Я» «гениальностью».

Внутри нас живет наш собственный гений, который знает, как нам нужно поступать в той или иной кризисной ситуации. Он точно знает, что после физической смерти жизнь души продол­жается. Это он посылает нам мучительные укоры, когда мы по­ступаем наперекор голосу собственной совести. Это он заставля­ет случайного убийцу кричать: «Это сделал не я! Я не мог такого совершить!» Это благодаря ему мы вообще способны чувствовать свою внутреннюю стабильность.

На нашу жизнь воздействуют миллионы факторов: традиции семьи и культуры, возраст, политика, экономика, работа, наша собственная семья и ее кризисы... можно продолжать до беско­нечности. А мы, несмотря на все это, продолжаем ощущать себя чем-то единым и неповторимым: Сашей, Викой или Петром.

Становимся мы гениями или нет, напрямую зависит от того, хва­тает ли у нас времени и желания для того, чтобы иногда остановить суету объектного «Я» и поговорить с чайником, кусочком ткани, картиной или... с другим человеком как с другом, а не как с объ­ектом манипуляций. Леонардо ежедневно общался таким образом с окружающим миром, поэтому люди суетные и считали его ленивым. Каждый из нас знает: суета реальности норовит цепко удержать нас в своей паутине. Для того чтобы вырваться из нее, требуется усилие.

Это усилие мы уже назвали интересом.

Сможет ли сделать подобное усилие человек, читающий эти строки?

Гениальные идеи возникают под влиянием чувственного и эмоционального опыта. Он приходит из жизненной суеты и вне­запно превращается в ключ, отмыкающий кладовую гениальных прорывов. Но для того чтобы кладовая открылась, человек, как Леонардо, должен осознавать наличие гениальности в себе. Он должен разрешить себе кроме суетной активности и манипуля­ций еще и «лень» — медитацию интереса к миру, поиск подлин­ной радости, даже если он требует страдания.

Любая новая идея появляется в мире для того, чтобы что-то изменить в нем. А любое изменение, любой отказ от привычных жизненных схем вызывает страдание.

Сами идеи иногда становятся живыми. Ведь недаром Сократ называл свои идеи даймоном, или гением, который жил у него внутри. Когда идеи становятся живыми, их можно пощупать, увидеть, попробовать на вкус... С ними можно разговаривать...

Ими можно попытаться манипулировать. Им можно покло­няться, и поэтому с их помощью можно попытаться манипулиро­вать другими людьми.

У идей разные характеры. Лучшие из идей-даймонов рождают­ся из непрерывной радости.

Осталось много воспоминаний о том, как внимательно Лео­нардо ел и как брезгливо он относился к пище.

Наше упражнение можно выполнять и с пищей. Особенно это по­лезно для тех, кто привык есть невнимательно, набив едой рот, аб­солютно не обращая внимания на вкус. Вместо кусочка ткани мож­но использовать кусочек фрукта, ломтик хлеба или любую другую привычную пишу.

Сначала стоит подержать этот ломтик в руках, почувствовать его фактуру, внимательно изучая ее и получая от этого удоволь­ствие. Затем нужно откусить от него маленький кусочек, снова прикоснуться к нему, на этот раз языком, и наконец попробовать его на вкус, испытывая невыразимое удовольствие от процесса еды, медленно и радостно ощутить, как вы и ломтик становитесь не­разрывным единством, почувствовать, как кусочек хлеба, отдавая себя, становится вами. Вы ощутите благодарность к этому ломти­ку хлеба... Выскажите ее вслух или мысленно.

Бездумное обжорство, нарушения аппетита становятся невоз­можны. Не надо страдать в очередной мучительной попытке по-

худеть. Человеку всегда больше всего хочется именно того, что он себе запретил. Куда как проще научиться... радоваться еде, как другу, который жертвует ради нас своей индивидуальностью.

Правда, должен вас предупредить: есть беда — перестаешь упо­треблять полуфабрикаты. Мы привыкли относиться к еде как к чему-то очевидному, урывать кусок вместо того, чтобы прини­мать дар.

Мы урываем наш кусок и дополняем наш рацион, в котором так много калорий и так мало насыщения, «священными» таблет­ками из ритуальных пузырьков, которые мы благоговейно водру­жаем на алтарях наших кухонных полок и бесконечно увеличи­вающихся в объемах аптечных шкафчиков.

Может быть, попробовать, вслед за Леонардо, восславить еду как источник радости, как дар Божий, вспомнив одну из самых древних на Земле молитв: «Благодарим тебя, Господи, за пищу, дарованную нам!» Увы, для многих из нас эта благодарность — всего-навсего давно забытый ритуал, смысл которого утрачен в мире потребления, где задача заключается в том, чтобы съесть как можно больше.

Так, может быть, стоит попробовать хотя бы один день пере­стать поглощать еду перед экраном телевизора или «экраном» судорожно сжатой в руках газеты? Хотя бы в течение одного дня попробуйте, милые дамы, проделывать упражнение Леонардо с едой — и вам больше не понадобятся диеты.

Кто знает — может быть, в вашей жизни от этого прибавится радости.