Книга Корешей

13

Тед - банки с верхнего яруса. Он пробил через санчасть колеса-дипресанты и теперь вечно спит. Рассказал доброму доктору, как его терзает закрытое пространство бывшей палаты для беременных зэчек. А доктору только поощрение за такую медпомощь — тюряга тройной счет за его колеса выкатит бюджету округа.

Тед спит как убитый, не двигается и даже не дышит. Хороший банки — не мешает спать. Не трясет шконарь. Он вечно лежит на спине, скорбный и восковой. На плече корявый богохульный портак — человек сношается с крестом.

- Это чо он йобет-то у тебя, беспутник эдакой? Крест?

- Не. Не крест. Это он слово «it» йобет

- И чо? Не понял я...

- Чо? Не понял что-ли? Фак ит. Fuck it — типа «все похер»

- Это ты хорошо. Правильно. Фак ит. Самый подходящий девиз, если вас не за хрен швырнули в тюрьму.

Я бужу Теда принять «чау» и в церковь — раз в неделю. Тед благодарен. Я правильный банки.

Тед спит в Кэнди за незаконное хранение оружия.

«Самые лучшие пистолеты — мальцы, 22 калибр. В башку целишь, Рик, а пуля не идет на вылет — силушки ей не хватает. Все чистенько так, ни крови, ни мозгов — как в футляре, залюбуешься. Весь Моссад ходит с двадцать вторым калибром, чтоб ты знал.

Обычно Тед ест вяло и без аппетита — сказываются транки. Он даже с пуэрториканцами о них только и шуршит. Увидит бывалоча пуэрторикана и спрашивает подделываясь под испань: «Тррранкило?» - типа «Все путем, тишина?», а те ему «Да, транкило, транкило, не сы».

Начали мы с Тедом — не очень. Я только въехал в Кэнди, и еще не знал никого толком. Всем полагается пластиковый ящик от стеклотары — который ставят под шконарь и хранят там положенное шерифом имущество. Ящиков ровно столько сколько пассажиров на «Кэндиленд лайнз». Но один ящик превратили в урну в умывальнике — чтоб новичку было веселее. Теперь каждый свеженькой ждал пока кто-нибудь не соскочит и шустро мчался забирать его ящик. Чтоб жизнь уж совсем раем не казалось.

Я переночевал в отстойнике для буйных пока оформлялась моя путевка в Кэнди, а с утренней пересменкой в пять тридцать утра бодро поднялся на борт.

Вещей было-то всего маленькая тюремная зубная паста — Мейд ин Индиа, щетка размером с большой палец ноги — чтоб не зарезал ей охрану, и вшивая брошюрка внутреннего распорядка, на которой я еще напишу свою бессмертную Войну и Мир. Тед вяло приоткрыл глаза и сказал: «Можешь пока весь свой гарбидж в мой ящик кинуть». И потерял сознание.А в обед он забыл о своем волеизъявлении и уже шипел на весь барак: «от сука, не успеют заехать уже чужие ящики хватают, крысы, крысы вонючие». Мне и без его гостеприимства было крайне тошно и я, помнится проклял тогда Теда сквозь зубы и по-русски.

Проклятие сработало. Через три часа был плановый шмон в Кэнди — мой первый плановый еженедельный полицейский беспредел, когда я с грустью подумал: «опять ведь сижу, опять сижу, вот сука». Не тоскливо сидеть только первый раз — когда по неопытности всерьез опасаешься за собственную жизнь. В последующие залеты ты уже знаешь что делать — хоть в киргизской тюрьме, хоть в округе Кайохога.

Менты обряженные как оранжевый астронавт Джон Гленн, перевернули все вверх дном и забрали бананы, пончики, яблоки сохраненные некоторыми голодающими (не положено, тараканов разведете, джентльмены) и, конечно, пустые пакеты несчастных бэгготов.

Больше других пострадал Тед — у него не было аппетита из-за колес и удалось скопить за неделю: банан, стеклянное безвкусное яблоко и два запаянных в пластик пончика с таким содержанием ГМО, что в богатых районах Калифорнии их сразу бы приравняли к оружию массового поражения.

Потревоженный Тед метался, как чикен, у которого разорили яйцеклад и умолял ментов сжалится, а я искренне радовался первой настоящей тюремной радостью. Обычная история в местах где сильно не дают распустить руки, а справедливость вершиться приемом который мой друг, режиссер Бурмистров называет: «Deus ex machina».

Все еще радостно-возбужденный от тарантиновской концовки, я посоветовал Теду менять излишки еды на кофе, а кофе тут же потреблять. «Вы, пендосы, копите будто будете сидеть вечно. Случись война — мы придем и заберем у вас все до последнего пончика. Помяни мое слово»

«Точно» - согласился Тэд и стал моим другом. Иногда он отдавал мне жратву, думая, что я так же страдаю кишкой, как большинство пассажиров в Кенди. А я радовался жесткому распорядку. На воле в США все время жрут. Это противоестественно. Ни одно животное на воле столько не жрет. Поохотился — нажрался — пару дней переваривает. Ограниченный жрач и распорядок работают с телом как консервация и бальзамирование.

Тед вытащил меня в церковь. Я решил развеяться и сменить обстановку, но церковь неожиданно понравилось. В тюрьме легко преодолеть научный атеизм. Особенно когда даже дату суда не сообщают, не то что возможный результат. Система напрягает и ты начинаешь молиться и искать ее - Deus ex machina.

Вместо Бога, правда мы увидели живаго Мэттью Маконахей — настоящего, того самого. Снимался фильм про отца у которого сын умирает в тюрьме от передозы. А сейчас в Охайо как раз один из эпицентров опиойдного способа регулировки популяции. Весь второй корпус тюрьмы окружили сверкающие голливудские трейлеры, а вокруг них поставили зонтики. Раздутая до размеров армии съемочная группа пила там коку-колу и жрала сэндвичи, угощая ментов. Менты второго корпуса прям от земли отрывались от гордости за профессию. Редкий сюр — когда идешь в церковь окружной тюрьмы в Кливленде и сталкиваешься по дороге с обливающимся искусственной слезой Мэттью Макконахей.

Через годик выйдет фильма — даже названия не знаю, но как увидите умирающего в кливлендской тюрьме сына Макконахей — знайте, пацан дал дуба практически у меня на руках.

Когда набожный Тед соскочил под админ надзор и уходил с матрасом прочь из Кенди, он срезал недопитую бутылку Маунтин Дю со стола ночного дубака Неффа. Не мог дотерпеть полчаса до воли, проходимец — ведь прямо в вестибюле тюряги караулят автоматы с напитками. У оголодавших по сахарным напиткам зэков выманивают на посошок последние гроши.

Нефф разбушевался и оставил весь барак «херовых гангстеров» без телевизора до самого отбоя.

Я вдруг почувствовал тоже самое, что чувствует мой сын, когда в виде наказания я отрубаю у него интернет. Если выйду отсюда и мне повезет вернутся домой — никогда в жизни так делать больше не стану.



Пропел и я лето красное. Слишком хорошо шло все, чтобы продолжаться долго. Роман пер как локомотив.

Проведенное время с маленькой дочкой тоже было исключительно позитивным — ни один миллионер не может себе позволить проводить столько времени с родными детьми.

Вот и общался я тогда в основном с детьми и героями своего романа, которые в своем роде, тоже мои дети. Эскепизм очень комфортен — что может быть удобнее чем жить в мире, созданном твоими же руками.

Я отказался от мобильного телефона, а интернет черпал в основном в старбаксе. Да и нужен был интернет только чтоб воровать кинофильмы. Новости это яд для мозга. Хотите написать роман — прекратите смотреть новости, после них одна злоба на сердце. Два магазина Трейдер Жузеппе стали моей игротекой. Я теперь знал расположение камер, полок и продуктов в этих калифорнийских лабазах. У меня была целая куча многоразовых сумок, похищенных из того же Трейдера.

Я одевал лучший выходной костюм, чтобы не вызывать подозрений, складывал сумки в тележку, быстро входил в магазин с видом чрезвычайно занятого банковского служащего и четко проходил заранее сложенный в голове маршрут: редкие заморские фрукты, йогурты, соки трех-четырех видов, дорогущие отбивные и стейки, экзотические сыры и колбасы, шоколадный тортик (жене), орешки-кешью, мёд, варенье, самса-полуфабрикат, манты, картошка с грибами — только разогрей.

Хорошая кража или ограбление сродни балету. Во всем должна быть точная математическая хореография — ни одного лишнего движения. Раз-ча-ча, два-ча-ча,три ча-ча!

Никогда не воруйте еду в бедных кварталах — там всегда этого ждут. В богатых кварталах — ваш лимит только размер тележки. Главное — побрейте мурильо, оденьтесь как они. Все. К адреналину можно привыкнуть. Прикольно даже.

Всегда сбавляю шаг у полок с вином. У Джузепа отличная коллекция недешевых вин. Соблазнительно, но никогда не беру. Никогда. Работая в режиме ЖУК становишься суеверным. Кажется, будто возьми я что-то исключительно для себя и высшая защита будет сразу снята с меня.

Заруливаю к туалету — смотрю в свои расширенные от ужаса глаза, произношу магическое заклинание «ЖУК» и ошалело вылетаю с тележкой на волю. Перед новым годом прихватил уже за дверью и свежую елочку и мешок угля под барбекю.

Благо великое, что оба Трейдера были на приличном расстоянии от родного дома, так что я ограничивался визитом раз в две недели, каждый раз переодеваясь — на всякий. После Жузепе я нагло шел в книжный и урабатывал то Уоллеса, то Пинчона, то Митчела или Делайло. Все эти книги были у меня в электронной читалке, но электронные книги это бесчувственные фантомы. Им не больно когда их стирают или копируют. А бумажные это аристократия, одно пятнышко на жабо и уже нервничают, топают ножками.

Дарил краденые книги учительнице сына. Училка молоденькая и зовут ее мисс Гилл. Гилл — звучит экзотически для русского уха, а на самом деле Гилл это значит «Жабра».

Я знал как трудно приходится мадемуазель Жабриной с моим сыном, но она ни разу не пожаловалась. Она присылала сыну сложные отрывки на чтение с запиской «постарайся вникнуть в суть». Я отклеивал записку, прилаживал на томик Уоллеса, о которого неоднократно сломал зубы сам и слал ей. Постарайся вникнуть в суть, мисс Жабрина, я тебе доверил свою копию.

Постепенно я стал замечать, что приход когда выезжаешь с подземной парковки с полным багажником отличной жрачки и доброй книгой на пассажирском сидении может быть даже сильнее, чем когда на ура выдаешь пару удачных страниц. А хуже всего, если преступление входит в привычку. Сначала это открытие меня напугало, а потом я решил, что так даже лучше — мои книжки все равно никто не покупает и не читает, а так хоть семье польза. Я подсел на «желаю удачной кражи» как подсел бы любой энтузиаст-любитель.

Чтобы подпитывать пагубную привычку, придумал новую игру - «охоту на уток».

Долгие годы в США я покупал продукты в сети Орел-Мутант. Там гусей продавали по шестьдесят баксов за штуку. Никак не мог себе такое позволить — даже когда деньги были. Курица вон за пятерку, а тут шестьдесят условных единиц. Утки были дешевле гусей — тридцать-сорок злотых. И по вкусу мне нравились больше.

Магазины Орла-мутанта не самые дешевые, но скорее всего охраны там должно было быть больше, чем в Трейдере, метущем деньгу как оглашенный. Поэтому и действовать надо было очень быстро. Подогнал машину к самому входу — на инвалидную парковку, рраз с корзинкой — прямиком к холодильнику. Замороженный трупик — в корзинку и сразу без остановки на выход мимо касс, мимо касс, через фрукты-овощи там пучок зелени -рраз, пачку пончиков — десерт, и рывок через кафетерий — в машину, газу, газу, джентльмены. О это запах напалма по утрам!Самое главное проверить сперва открыта ли дверь в кафетерии, а то можно с этой уткой самому попасть в жаркое.

Каждый раз, когда я подстреливаю утку, поминаю Григория Горина: «Утка, господа! С яблоками! Похоже, она хорошо прожарилась! Похоже, она и соусом по дороге облилась! Как это мило с ее стороны!»



Обстоятельства сложились так, что как и стрекозе зима покатила в глаза без всякого предупреждения. Я заметил, что мои дети, да и жена совсем раздеты и не готовы к холодам. Это было досадное ощущение выбивающее из колеи — мешало сосредоточиться на романе, который подходил уже к кульминации. Сам я зажигал в стареньком потрепанном пальто.

Я многим обязан промтоварной сети Дургет. Сначала у меня был план сработать авральным апсом — жукануть целую тележку с разбега, как при охоте на уток. Я стал присматривать Дургеты в дорогих районах. Это вы должны вызубрить на зубок — орудуете только в очень богатых районах. Там иной раз если и спалят — постараются не шуметь из-за пятидесяти-ста баксов и не портить другим покупателям аппетит приездом мигалок и прочей дешевой атрибутикой ментовского сериала.

А вот в бедном районе…Раз закупился чем-то в Дургете, пакую в багажник — гля на парковку за женщиной пятеро охранников — трусцой и давай ее крутить как Аслана Алиевича Масхадова. Бедолажка положила в поддон тележки туфельки на каблучке и пыталась вынести, заплатив только за то что сверху в тележке. Они радовались как охотники на кабана. Ментов понаехало на огонек.

Я когда-то работал в Дургете уборщиком. Они выбрасывают туфли которые примеряли без специальных одноразовых носков под пресс. Да и вообще страшно рассказывать, что и сколько они там выбрасывают каждую смену.

В Дургете Брансвика я и увидел, то что хакеры называют «уязвимости в коде». В жадном на бабло Волмартре давно стояли автокассы, чтобы сократить кассиров и окончательно добить американский рынок рабочих мест. А вот тут Дургет от него и отставал. Теперь они стали монтировать свои автокассы. А так как устав сервисного обслуживания в Дургете не списан с гулаговских брошюр, как в Волмартре — камер наблюдения и людей-соглядатаев в Дургете гораздо меньше. Новые автокассы как понимает любой мало-мальски знакомый с обкаткой софта, глючили мама не горюй. Работникам магазина было стыдно, что вместо ускоренного обслуживания люди застревали на автокассах и они невольно помогали вам работать, отвлекая внимание на себя. Кто заподозрит человека, рядом с которым пять минут торчала кассирша, пытаясь настроить аппарат? Так что пол тележки минимум можете не сканировать.

Несколько дешевых вещиц купить все же придется, тут главное без суеты. Просканил часть, смешал все в тележке, одел новое пальто — тоже из тележки и с квитанцией, поднятой над головой как флаг революции спокойно покатил на парковку.

Я сперва упаковал дочку в новую курточку, теплые зимние штаны для игры на снегу, кучу шапочек, футболок и прочей лабуды. Дальше приодел сына. В Дургете нет найков, но товар с тех же фабрик — добротный. После сына одел как куколку жену. Похитил санки и маленькую палатку-вигвам. Велосипед и самокат им на лето. Наконец, попросив прощения у бога — приоделся сам. «Мне надо как униформу, чтоб отрабатывать Трейдер Жузеппе». Пальто, кашне, свитер, костюм, туфли, ботинки и французкий одеколон. Хотел еще часы — но понял вовремя- перебор.

Думал, ну спасибо Господи, вот этого должно хватить — больше не буду. Какой там! Пока объезжал все Дургеты в пятидесяти километровом радиусе в поисках легкой наживы, наткнулся на один в деревне амишей. То есть кругом почти одни Амиши — даже на кассах. Они верят в конец света и до сих пор передвигаются на лошадях и повозках. Только вы русские дроги не представляйте деревенские, нет. Амиши потомки голландцев. У них кареты как у Петра Первого. А лошади! Такой скакун в несколько раз дороже моей машины стоит. Амиши люди верующие. Все на доверии. В камеры никто там не смотрит, для них бог страшнее камеры. Вот тут я и сорвался — просто грабил этот магазин несколько недель подряд — будто человек невидимка. Рвал уже от жадности — многое особо и не нужно было. Показал свою низкую природу. Гореть мне за амишей в аду.

Допишу вот роман — в конце, в «благодарностях» не забыть бы Дургет и амишей упомянуть. Помогли они тогда очень. Меценаты прям.