Книга Корешей

27

Защитник по-воробьиному шмыгнул в продавленный стул на стороне свободных людей и снял трубку.

- Мистер Голавлев?

Сразу удивило как ладно он произнес русскую фамилию — хотя в моем случае — один хрен неправильно. Позже в суде, по вредной привычке все автоматически регистрировать, исподтишка наблюдал как судья избегает произносить вслух фамилию моего хранителя:

- Моя фамилия Муниципалополус!

Он вспорхнул ручками будто говоря — «Ничего, ничего, вставать не надо»:

- Можешь обращаться по-свойски: Христос!

- Христос воскресе — на автомате выдохнул я по-русски

Адвокат энергично содрогнулся, будто исполнял, то что мы в детстве называли «нижний брейк»:

- Вы православный?

Вопрос был неожиданный и я задумался повредит ли честный ответ моей делюге. Атеистов тут не особо жалуют. Порошечек Секси Пентса сделал меня спокойным, но крайне тупым.

- А с какой целью интересуетесь?

- Я же грек! Мы все православные. Таблицу Пифагора проходили в школе? Он тоже грек.

В это фразе была история эмиграции маленького греки, отец которого, возможно и есть тот самый Пифагор, что торгует хотдогами на углу под окнами Кендиленда, и до сих пор помогает юному Муниципалопулусу выплатить студенческий займ.

Христос одет в поношенный костюмчик — скорее спецовку судейских крыс, чем «костюм». Воротник неравномерно усеян перхотью разного калибра, я не могу оторвать от нее глаз. В тюрьме, где единственная возможность осмысленной мастурбации это душевая кабинка — иные умудряются искупаться раза три за сутки.

Адвокат открыл старенький паккард и поставил рядом с телефоном. Потом он вытащил блокнот, ручку и неловко глянув на часы, кивнул мне.

Хотелось облегчить душу. Это нормальное состояние для человека в тюрьме. Опытные дознаватели некоторое время специально мурыжат человека в камере, умышленно не вызывая на допрос. Встроенная функция совести проводит с человеком душевную стоматологию. Вся жизнь пролетает перед внутренним взором умирающего. Вы хотите узнать первые ощущения души после смерти? Отсидите недельку в тюрьме.

Не больше — потому как привыкнете и напугать вас станет намного труднее.

А пока вы свежий и наивный — они вас с удовольствием имеют.

Человек склонен изливать нутро посторонним людям. Мне хотелось рассказать Муниципалополусу то, то наверное знают только двое — Джексон Чен и Белый Кореец.

Я не мог соскочить с джексоновой синтетики два с лишним года.

«Сopping» - отдаленный синоним русского «доставать наркоту». Капинг включал долгие совместные поездки в одной машине — сначала в поисках денег, потом в поисках барыги, затем в поисках места «залечиться».Еще бывает «cold copping» - это когда кумаришь в чужом городе и ищешь барыг наугад. Колд капинг это просто — смотришь по гугл-земля самый бедный (это всегда негритянский) район города и вперед.

Вы когда-нибудь сидели в машине в чужом районе глотая сопли и пересматривая в очередной раз раз комедию про Ким Чен Ира на безлимитном смартфоне Корейца? Втягивали позвоночник в брюшину предчувствуя ломку? Сбрасывали с хвостов обэновскую наружку?

Запал мог произойти в любой момент — но он не происходил — ребятушки мои стоили десятка преподавателей из школы нелегальной разведки. Запал свершился когда я в очередной раз решил бросить. Добрая девушка Марина из другого штата — знакомая со мной заочно через сетературку — украла для меня таблетки своей пенсионерки матери. Это была дрянь типа Секси Пентовой, но ломки бы облегчила.

В день когда я получил конверт с таблетками Марины — у меня каким-то чудом оказалось десять долларов. Я решил их прокутить — напоследок. Я думал что дно это когда продаешь мамино кольцо — подарок на свадьбу — серьезную советскую вещь рыжего бухарского золота. Я думал дно — это когда продаешь неграм иксбокс сына и уезжая сносишь полкрыла у машины, потому что опоздал найти деньги и ломка кроет тебя уже по дороге к «доктороу». Вчера я заставил жену сдать в магазин спиженные Ченом победитовые сверла — у нас уже ничего назад не принимают — мы во всех магазиновых базах данных числимся как злостные возвратчики. Сорвал жену с работы в обед и отправил сдавать сверла. И я понял, пока ждал — дна у этой пропасти нет.

Благополучно проехал через весь Евклид. На самой границе с Восточным Кливлендом тарился ментовской патруль. Прямо перед ними одна из лампочек дальнего света перегорела. Это послужило поводом меня остановить. Кореец тогда проезжал мимо и видел как меня принимают. Я думаю многие видели — приехало аж четыре ментовских команды. Я не доехал до барыги, который уже ждал на углу Рейберн трех кварталов.

Меня обвинили в езде без прав, перегоревшей фаре, не пристегнутом ремне и лжи полицаю при исполнении. Копс спросил как меня зовут, я по привычке буркнул «Винсент». Так меня здесь зовут уже долгие годы, но они грузят — грузят с запасом, чтоб наверняка. Каждое обвинение при аресте это дополнительные деньги в казну, либо предмет для прокурорского торга.

По-дороге я грубо наехал на мента-конвоира: через два квартала отсюда на Рейберн, барыги уже два года роем стоят и пихают всем бесплатные пробники, а их никто не трогает. Копс сказал: «Они там только потому стоят, что такие как ты сюда к нам на район прутся. Ничо страшного. Просохнешь немного, правильно расставишь приоритеты»

Я с грустью завалился в камере на пол и провалился в кошмар вспоминая Маринины таблетки. Таблетки позже украл Кореец — он приехал сообщить жене о моем аресте. Она кинулась было меня выручать — но Кореец сказал, что лучше оставить меня на недельку в тюряге — переломаться. Он слышал, что я раньше сидел «в Сибири» и в Евклидовом допре должен был справится.

Мое пробуждение было ужасным. Упаси вас бох просыпаться на ломках в камере предварительного заключения. Всю ночь бравые полицейские привозили в хату все новых и новых негров и я радовался что успел занять тонкий матрасик на полу.

Я был единственный белый в очках и это выгодно и не выгодно меня выделяло. Выгодно потому что все охранники и судейские обращались подчеркнуто вежливо, а не так как с неграми. Невыгодно — потому что сразу становилось ясно, что именно я делал в черном гетто. Белые приезжают к черным за наркотиками или проститутками. У меня был вид человека с крайне тяжелой формой инфлюэнцы и проститутки сразу отпадали. Судья-женщина зачитала обвинения, назначила выкуп и меня транспортировали в Кливлендскую окружную.

Перед самым отъездом вытянули туда куда я больше всего не хотел — в ОБН.

Детектив оказался тугим пуэрториканцем — и, будь я здоров ,то сломал бы его в два счета. Если хотите знать мое мнение — неэтично допрашивать или судить человека входящего в пике абстинентного синдрома. Если уж вы корчите из себя общество без пыток где «вам будет предоставлен бесплатный адвокат» - то и человека не трогайте пока не переболеет дней пять. Кстати, бесплатного адвоката мне там не предложили ни разу.

- Ты собирался приобрести наркотики. Ты должен указать мне барыгу и сделать контрольный закуп.

Главные слова на допросе это короткие «нет, не знаю и не помню». С другой стороны, я читал в книжке, что профессиональные разведчики терпят пытки только в одном случае — если надо протянуть время и дать уйти остальным членам группы. Если же опасность никому не угрожает — профи начинают сотрудничать не дожидаясь вызова палача. Так легче направить динамику допроса в нужное нам русло. Избегайте длинных фраз — так легче запомнить то что вы сказали, если допрашивать будут измором — спрашивая одно и то же сотню раз. Помните, что в США, во всяком случае пока — никто не имеет права взять у вас анализ крови или днк без вашего письменного согласия. А вот записывать ответы на видео непременно будут.

- Ты кумаришь?

- Нет

- У тебя ломка?

- Нет

- Ты себя в зеркале видел?

- Нет

- Мы абсолютно точно знаем, что ты направлялся к барыге. Ты помнишь адрес?

- Нет

- Но ты направлялся к барыге?

- Да (пришло время кинуть ему косточку)

Пуэрторикан воспрял:

- Ты ехал приобретать наркотики?

-Нет

- Ты планировал приобрести запрещенные вещества?

- Нет (помните, что за «планирование» даже за одну мысль о совершении преступления в США есть уголовная статья. «Сonspiraсy» называется. Если вы позвонили барыге и сказали, что возможно скоро заедете купить — этого достаточно, чтобы оказаться за решеткой)

- Ты чо дурак? Зачем тогда к барыге ехал?

- Я не дурак. Я русский писатель и внештатный журналист. Я работаю над материалом об эпидемии опиатов в Огайо. Мне предстояло договорится об интервью. Вот вы же не дадите мне интервью? Или дадите?

Мент завращал глазами — вот-вот предохранители перегорят, потом у него подгрузились алгоритмы и он снова пришел в себя:

- Ты должен сделать контрольный закуп. Адрес барыги помнишь? (Вот тут бы мне адвоката — но никто не предложил. А ломало уже совсем не по-детски и в любой момент я мог просто потерять сознание и грохнуться перед ним на пол)

- Адрес не помню. Место встречи знаю визуально.

- На карте покажешь? - Мент бодро вытащил айпэд.

Я глянул на его неряшливо брошеную на стол бляху: «Полиция Евклида. Отдел по борьбе с наркотиками» и ткнул в карту тремя кварталами выше Рейберна. Я вам не бой-скаут чтоб в топографии разбираться.

Мент глянул на меня с тоской и снова спросил:

- Ну ты чо, дурачок что ли? Это ж Восточный Кливленд уже! Не моя юрисдикция. Ты мне в Евклиде, в Евклиде барыгу дай!

Я развел руками — не рок-музыкант, чтоб у меня в каждом районе по драг-дилеру было. Мент сокрушенно глянул на часы.

- Ладно. Позже вызову.

Пришел конвой, а через полчаса меня уже перевели в кливлендскую окружную.

Там отчего-то забросили на строгий режим третьего уровня это за езду без прав! Очнулся в малюсенькой одноместной хате с толстеньким негритосом из уличной банды Квортер-бойз. Первые пять дней мне было абсолютно плевать где я и что я. Потом я неловко встал на ноги и стал править грамматику в его рэп речевках. Сокамерник успел написать сотни речевок, год «вводя в заблуждение следственные органы». Теперь я в любое время дня и ночи могу шастать по Вест 25- ой улице — вотчине банды Квортер-боиз и мне никто ничего не сделает.

Оттарабанил там 11 дней. Их зачли в срок и я ушел из суда под-чистую. Как мне казалось.

Через полгода, уже в Сиэтле, куда я приехал подработать, дописать роман и укрепится в тверезом образе жизни, мне пришел смс от жены. В нем была фотка ордера на арест от евклидского ОБН за «хранение и распространение героина». Это не стоило и выеденного пальца и у них ничего на меня не было. Я сел под красивую сиэтловскую елку, глотнул джина, который тоже пах елкой и вдруг по-ребячьи заплакал от обиды на судьбу.

Сижу теперь перед бесплатным адвокатом. Русский писатель и нештатный журналист. У меня есть пара минут чтобы сосредоточиться и выдать сюжет, который сломает суд и я выйду отсюда победителем.

Все должно и будет развиваться по правилам античной драмы: завязка, поворотный пункт и развязка-кульминация. Тут без вариантов.