Книга Корешей

28

Сватался я в те времена когда еще не изобрели бит-торренты, а энтузиаст Гоблин только-только начинал переводить фильмы. Я очень хотел произвести впечатление на Баблоянов, а бабла у меня тогда не было совсем. И сейчас — тоже совсем нет бабла. Я решил потешить их фильмой. Купил диск «Чарли на шоколадной фабрике» с Джоннни Деппом. Диски в США продавали в аптеках.

Месяц бился с переводом. Чудесный месяц осмысленного одиночества. Квартирка была уже обставлена, а жену — понятное дело, без совершения над нами ритуалов и таинств — ко мне не пускали. Всю свою любовь и легкую тоску я и вложил в этот перевод.

Слова шлифовались с трудом, как гранитные. Потерял форму, пока махал в Америке шваброй. До сих пор помню текст этого фильма наизусть. В нем песенок много — пришлось попыхтеть. Программу для синхронизации звука тоже купил — говорю же тогда пиратить с интернета только-только начинали. У меня и интернета вроде не было еще — только комп. Свел звук с картинкой — потом еще дней пять себя ненавидел за сухорукость. Но свел!

Одел воскресный костюм, поволок сокровище Баблоянам. С трудом дождался конца ужина — когда все прекратят жрать многочисленные навороты армянских блюд.Показывать Чарли жующим рылам было чистым кощунством.

Усадил их, включил наш с Тимом Бертоном проект и затаил дыхание. Вам надо бы объяснить — для автора важно мнение публики первую неделю-две. Произведение, оно как малый ребенок. Через пару недель виртуальная пуповина между автором, текстом и еще какой-то светящейся туманностью Андромеды навсегда прерывается. Вещь начинает жить своей жизнью и автора уже почти не заботит. Но вот в эти первые дни после рождения — автора можно брать голыми руками.

Баблояны начали жевать еще до того как по экрану перестали ползти вступительные титры. В конце первой сцены они отвернулись от экрана и стали переговариваться, неся откровенную пургу. Как же они не понимали, что в Чарли важно каждое слово. Каждое слово! Я испытал физическую муку.

Оставшись в комнате с женой, когда она заметила перемену в моем настроении сказал ей об этом кощунстве, театрально ломая руки.

«Мы не любим кино» - улыбнулась жена и стал собирать мне ланч на работу.

Пройдет десяток лет и мой роман издадут в самом крупном издательстве России. Мои неловкие слова, сорвавшиеся как брызги слез, мои слова ворвавшиеся как маленькие черти, в Московский Дом Книги на Арбате будут жить там целых полгода.

Издательство так и не вышлет положенные десять авторских экземпляров. Я дождусь, когда книжка появится в еврейской книжной лавчонке на Брайтоне и закажу текст, который знаю наизусть — закажу на последние двадцать долларов.

Книжка придет по почте и я положу ее перед женой. Она быстро глянет на обложку с кислой миной, положит ее на грязную скатерть и скажет:

«Я ничего в этом не понимаю» - перед тем как снова утонуть в фейсбуках.



Я глянул на муниципального Христа и нерешительно сипнул:

- А собирай-ка мне суд присяжных, милок.

Кровь у меня тогда не взяли, а сейчас, после двух лет трезвости — пусть хоть пункцию спинного мозга берут — пациент чист как бейби. Маленький белый в очках,говорит пусть с акцентом, но тщательно блюдя правила классической грамматики, как же он выгодно отличается от местных пассажиров. Кто даст против меня показания? Косноязычный пуэрториканец-коп? А он вообще еще в Евклиде? Два года прошло. Надеюсь, борца с преступностью пристрелили при контрольном закупе. Контрольный закуп гон вронг. Возможно, они и делюгу куда-то подевали, это же не ФБР, а вонючая районная ментура. Заодно посмотрю спектакль — суд присяжных. Скучно мне в тюрьме, душа просит зрелища.

- Присяжных? У тебя что, убийство? Изнасилование? Ты не совсем понимаешь, о чем просишь.

- В конституции написано — имею право.

- Так то в конституции! И вообще, кстати, — ты гражданин США?

- А что если не гражданин, значит не имею права на справедливый суд?

- Имеешь. Теоретически. С другой стороны у тебя возникнут проблемы с иммиграцией после суда. Я тебе карточку дам моего однокурсника. Он адвокат — только миграционный, и кстати — тоже грек!

- Не понадобится. Я тут очень давно и Америку очень даже люблю. Можно сказать — вообще американ. Ветеран войны с мировым терроризмом. Так что и судья, и присяжные — наши, Христос. Выкатимся с оркестром с первого же заседания.

- Америку любишь? Трогательно! А можно вопрос?

- Пуляй!

Думал сейчас он спросит в каком году Линкольн эмансипировал негров, потому что на новых фабриках вротшильдов северных штатов стало не хватать рабочих рук или действительно ли главной причиной революции независимости было нежелание плантаторов-рабовладельцев платить налоги Лондону,но адвокат меня уел.

- Кто теперь квортербэк в кливлендской футбольной команде?

Обычно на такие вопросы я отвечаю, что у американцев вообще не футбол, но тут он как раз меня в тупик и загнал.

Муниципалопулос победоносно заерзал в продавленном полукресле.

- Видишь? Один вопрос ставит под сомнение и твою лояльность, и интеграцию в нормальное общество. А прокурор найдет, что спросить, ты уж не сомневайся. Бум. Мы сразу потеряли треть присяжных. Бум — ты не гражданин, а двенадцать человек жюри сорвал с работы, чтобы врать им будто ты не наркот, тянуть время суда, тратить деньги налогоплательщика — бум-бум, и вот мы потеряли судью Джексона.

- Чего это, врать, я правда не наркот...

Именно в тот день, я не ожидал официальных визитов и нюхнул, как назло, Сексипентова порошка на халяву. Кофе крепчайшего тоже обпился до одури. Адвокат пронзительно глянул на меня и покачал греческой гривой:

- Беспонтово суд присяжных, друг мой. Поверь. Оставь эту авантюру. Нам легче будет одного человека убедить — судью Майкла Джексона, чем целую дюжину членов жюри. По времени суд присяжных затянется — а ты все будешь сидеть. Зачем сидеть, если я тут чтобы тебя вытащить?

Это «вытащить» звучало как затасканный оборот дешевого сериала.

- Давай-ка что-нибудь серьезней вспомним, основательней. Нокаутировать прокурора сразу, чтоб когда я у судьи меру пресечения попрошу изменить — прокурор не встрял.

- А чего придумывать? Я ехал без прав, меня остановили, навешали еще за неработающую фару и не пристегнутый ремень, я за это отсидел 11 дней. Тут же вот в округе и сидел в одной камере с грабителем из уличной банды, а потом судья евклидская меня отпустила. Вы ведь меня второй раз сейчас за тот же арест грузите. Что одним судом мало заработали?

Адвокат поморщился и шикнул он меня. Говорить вслух, что правосудие это форма индустрии, считается моветоном у самих представителей этой прибыльной отрасли.

- Так. Теперь по наркоте.

- А не было никакой наркоты. И обвинений не было. И в кармане было всего десять долларов — тонну наркоты можно купить. Они мне через год по почте ордер выслали — а я был за пределами штата. В ордере — хранение и попытка приобретения. Улик ноль.

- А что же ты там делал в том районе?

- Да какая разница? Знаю, опасный район с населением определенного цвета кожи, но в суде из политкорректности никто не станет этот апартеид рассматривать как уличающий факт, верно?

- Вслух. Вслух никто не станет рассматривать. А про себя все скажут: «ага» и судья и прокурор, да и что там греха таить — я тоже скажу «ага». Дай мне хоть одну точку опоры — и я переверну землю, как у нас, греков, говорят.

Мне вдруг тоже захотелось спросить его кто все-таки квортербэк в кливлендской футбольной команде.

После возвращения Крыма одно время можно было легко словить грант на любой обличающий американский империализм проект. Через Бурмистрова я и узнал о гранте русского телеканала «Звезда».

Привлекательная сумма выдвигалась за постановку небольшого документального фильма о загнивании США.

У меня как раз было что показать требовательному зрителю телеканала «Звезда» - черные районы Евклида и Восточного Кливленда. Дети торгующие наркотой и проституками-сестрами. Бесплатные пробники героина, завернутые в бумажку с телефоном барыги. Камера, конечно, ручная, желательно маленький Ред, хотя пойдет и Блэкмэджик. Минимум закадрового комментария. Девять-десять съемочных смен.

Я бы оцепил с того проекта и за сценарий, и за шоферско-переводческие услуги для небольшой съемочной группы — режиссер, оператор, может звуковик еще.

Вместе с Джексоном Ченом мы мотанулись за дозой и за одно нафоткали окрестности для суровых продюсеров канала министерства обороны. Натура живописнейшая. Целые улицы домов эбэндо. Банк вышвырнул людей на улицы — не могут платить ипотеку, а улицы из-за этого стали опасны и никто дома у банка в том районе теперь не покупает. Совсем.

Предложение каналу вышло красочным— синопсис фильма и аутентичные иллюстрации. Естественный свет улиц разбитых фонарей — все в пдф.

Москва проект забраковала. Возможно, я абсолютно бездарен. С другой стороны в Москве хрен, что пробьешь без знакомств и связей. Подозреваю и в Голливуде без контактов тоже только халдеем можно пристроиться.

Файл так и остался мушиной крапкой на ноуте, как и десяток недоношенных сценариев. Пришел его звездный час. У моего шоу будет всего один зритель — Майкл Джексон. А мне и не надо больше. Гигантская аудитория телеканала Звезда вряд-ли сможет помочь, а вот старичок судья — еще как.

Когда я вывалил информацию Христосу, он некоторое время пристально смотрел мне в глаза, анализируя насколько же я упорот.

- Невероятная история. Ну, не знаю. Ну, хорошо, хорошо. Представим на секунду, что судья Джексон поверит этой самой идиотской отмазке, что я слышал за всю свою карьеру. Но прокурору надо положить на стол доказательства, что с этим?

- Есть пдф файл на моем компе. Там много иллюстраций. Как раз улицы где меня и взяли. Даже переводить ничего не придется.

Я очень надеялся, что не придется переводить — речь в мокюментари шла от лица бывшего наркота-эмигранта по имени «Винсент».

- Принеси мне комп, Христос, я найду файл. Пожалуйста.

- Не, не пойдет. Я сам должен взять комп и выудить файл.

- А комп отберут? Подошьют к делу?

- Не. Только файл. Я распечатаю файл. Если он вообще существует.

- Существует. На компе пароль.

- Ну, давай, я записываю. Не волнуйся — в папки с порнухой не полезу. Мы адвокаты — как врачи.

- Нет у меня папок: я в онлайне порнуху смотрю. Там линукс — ты сможешь разобраться? Это не сложно.

Муниципалополус развернул свой паккард мне в лицо и я увидел, что у него самого стоит Уебунту — левая макось для бедных. Видимо защищать индижентов — так тут завуалированно называют нищих - не бог весть какой профит.

- Короче, сейчас же позвони жене — пусть привезет мне ноут — я верну после суда.

- Я не могу звонить. Надо номер социального страхования набирать после номера телефона — а у меня его сроду не было.

- Как не было? А как же ты живешь? Дичь какая!

- Давай я напишу записку жене, а ты передашь? А?

- Не-не. Что-ты! Я нечего предавать не могу и не буду. Закон.

- Ладно, чего нибудь придумаю.

- До скорой встречи

Адвокат не ушел, а просто пересел в соседнюю кабинку, где уже давно пыхтел и томился рослый негр, тотально поросший лобковым волосом.

Медленно, чтоб не представлять видимой угрозы, я подошел к белому капралу и попросил конвой. Капралы это обычно начальники надзирательных смен и вести себя с ними лучше как и с начальниками надзирательных смен в Узбекистане.

Капрал молча одобрил меня — за то что я белый и в очках. Глянул в сопроводиловку.

- Чо за фамилия-то?

- Рашн

- ООО! Спасибо Путину передавай при встрече!

- За что спасибо-то?

Капрал хитро подмигнул и снизив голос выдохнул:

- За Трампа

Я устало кивнул. Типа — не стоит и благодарности, такая у нас у супермэнов работа. Простые белые американцы уже не в первый раз пытались через меня выйти на Верховного. Поблагодарить.

- А как ты попал в Штаты? По акценту не скажешь, что тут родился.

- Я в Афгане был. С военной полицией.

В моей легенде я давно проапгрейдал себя с инженерных войск до милитари полис — ментам оно больше по душе.

Надзиратель одернул гимнастерку и вдруг, прямо перед камерой наблюдения больно пожал мне руку.

- Спасибо за службу! А ты чего здесь-то?

Я рванул ворот распашонки, по древнерусской уголовной традиции и пискнул:

- Да не за хрен!

- Не сквернословь. Тут все незахрен. Обвиняют в чем?

- Ну это. Короче ехал я по Евклид на границе с Восточным Кливлендом…

- Понятно. Зачем же ты это? Ты же русский человек! Бросай эту дрянь.

Мент разочаровано покачал головой. Должен вам признаться, не смотря нам весь мой цинизм, не смотря на то что я никогда не каялся за день ареста ни перед Богом, ни перед судьей Майклом Джексоном, в тот момент мне вдруг сделалось до физической боли стыдно. Как же это я, действительно облажался? Подвел товарища Путина.

Пришел юркий негр-конвойный. Явно потомок сомалийцев — их вороватые рожи и веревочные элементы фигуры поколениями не вымываются из ДНК. Форма болталась на негре как армяк на кладбищенском кресте. Пришло время катиться в Кэндиленд.

Когда долго сидишь, конвоирование в барак начинаешь называть «домой». Да и в бараке ты уже совсем дома.